Читать книгу Секретные войны СССР: Самая полная энциклопедия - Александр Окороков - Страница 12

27 апреля 1978 года в стране, при поддержке армии, был совершен новый государственный переворот, получивший название Апрельской (Саурской) революции. Место убитого президента Мухаммеда Дауда занял лидер Народно-демократической партии Афганистана (НДПА) Нур М. Тараки[280]. Первыми указами нового руководства страны была провозглашена Демократическая Республика Афганистан (ДРА), обнародована программа по преодолению отсталости и ликвидации феодальных пережитков, взят курс на сближение с социалистическими странами и в первую очередь с СССР. К этому времени в стране находилось уже более 2 тыс. советских советников и специалистов (по западным источникам – 5000[281]), а число афганских офицеров, прошедших подготовку в военных училищах и академиях СССР, превысило 3 тыс. человек. Общая сумма кредитов (с 1954 по 1978 г.) достигала 1,2 млрд. долларов (по другим данным, 1,3 млрд. долл.). Для сравнения заметим, что американские субсидии к 1978 году не превышали 470 млн. долларов[282].

Следует сказать, что на Западе, а в последние годы и в России, в многочисленных трудах по истории Афганистана кочует версия о том, что государственный переворот 1978 года (так же как и 1973-го) явился якобы делом «руки Москвы». Или, как замечалось в сборнике НТС «Три года войны в Афганистане», он был осуществлен группой «просоветски настроенных офицеров при руководящем участии спецгруппы КГБ»[283]. В этой связи хотелось бы привести высказывания уже упоминавшегося М.Ф. Слинкина:

«Как человек, проработавший в этой стране много лет (в период с 1957 по 1990 г.) в различных военных и гражданских сферах, смею утверждать, что «руки Москвы» не было ни в событиях 1973 г., ни в апреле 1978 г. в силу многих причин и факторов. Высшее советское руководство, строя внешнюю политику на афганском направлении, не ставило своей целью менять государственную систему своего южного соседа. Оно, исходя из долгосрочных интересов СССР на международной арене, стремилось путем развития взаимовыгодных и равноправных советско-афганских отношений, не отягощенных какими-либо тайными замыслами, в том числе и идеологического порядка, сделать Афганистан подлинной витриной мирного сосуществования двух государств с разными социальными системами и показать странам «третьего мира» на примере Афганистана привлекательность, выгодность и идеологическую неангажированность связей с социалистическим лагерем»[284].

Такого же мнения придерживается и Арианфаром Азиз, учившийся в СССР и три года (1986–1989 гг.) работавший старшим редактором в московском издательстве «Прогресс». В своем интервью журналу «Посев» в мае 1996 года он, в частности, заметил: «…я не думаю, что переворот Тараки был спланирован в СССР: афганские коммунисты были очень слабы, в НДПА не было внутреннего единства. Мне кажется, что советское правительство просто хотело оказать на Дауда давление через афганских коммунистов. Прокоммунистически настроенные афганские офицеры из различных организаций несколько раз обращались к СССР, выражая готовность свергнуть Дауда, но каждый раз получали отказ»[285].

Это подтверждается и информацией генерала В.А. Богданова{19}, работавшего с 1987 по 1989 г. в составе оперативной группы Министерства обороны СССР. По его словам, о готовящемся перевороте не знали даже советские военные консультанты – утром в день переворота они, как обычно, прибыли на место своей службы – в министерство обороны и Генеральный штаб[286]. Правда, восставшие приняли все меры к тому, чтобы среди советских граждан не было жертв. Это обстоятельство дало в руки оппозиции сильный козырь в пропаганде антирусских настроений. Спустя короткое время после переворота в Кабуле появились листовки с призывом «вступить на тропу войны за очищение Афганистана от коммунистов и русских». В результате этой деятельности уже в первые месяцы после Апрельской революции из армии дезертировала часть офицеров и солдат, которые перешли на пакистанскую территорию и способствовали укреплению базы контрреволюционного движения. 30 июня 1978 г. в войсках был раскрыт даже крупный заговор[287].

В декабре 1978 г. между СССР и Демократической Республикой Афганистан (ДРА) был заключен Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. Статья 4 этого Договора гласила: «Высокие Договаривающиеся Стороны, действуя в традициях дружбы и добрососедства, а также Устава ООН, будут консультироваться и с согласия обеих сторон принимать соответствующие меры в целях обеспечения безопасности, независимости и территориальной целостности обеих сторон».

Опираясь на эту статью Договора, афганское руководство в 1979 году обратилось к Советскому Союзу с просьбой оказать помощь в защите завоеваний Апрельской революции и ввести в страну советские войска. Это было связано с резким ухудшением обстановки в стране и расширением вооруженной борьбы правительственных войск и формированиями оппозиции. Активизировалась деятельность и западных разведок. 14 февраля 1979 года группой неизвестных был взят в заложники американский посол Адольф (Спайк) Дабе. Забаррикадировавшиеся в отеле «Кабул» похитители потребовали освобождения Бахруддина Бахеза – одного из шиитских лидеров, находившегося в тюрьме. Власти отказались принять требования террористов, и полиция штурмовала гостиницу. В результате боя Дабе был смертельно ранен и скончался вскоре после его доставки в здание посольства. Никаких заявлений со стороны Белого дома или Госдепартамента США не последовало. Было ли это убийство преднамеренным и что после этого должно было последовать, до сих пор неизвестно. Признанный эксперт по ЦРУ за рубежом Юлиус Мадер в исследовании «Операция Гиндукуш» утверждает, что Дабе был специально направлен в Кабул после Апрельской революции, чтобы готовить там государственный переворот[288].

В качестве лидеров исламской оппозиции в Афганистане в это время выдвинулись пуштун Гульбеддин Хекматьяр[289] и таджик Бурхануддин Раббани{20}. Правительство Пакистана предоставило обоим убежище, а также занялось подготовкой и организацией их сторонников на базах пакистанской Межведомственной разведки (ИСИ) в районе Пешавара, под руководством пакистанских инструкторов. Впоследствии в пограничных районах Пакистана (особенно в Северо-Западной Пограничной провинции) начали создаваться специальные базы подготовки боевиков и вербовочные центры. В финансировании афганских исламистов приняла участие и Саудовская Аравия, правительство которой начало предоставлять им помощь еще в 1975 году[290]. Следует сказать, что вооруженная группировка Хекматьяра, «Хезб-и-Ислами», была создана при прямой поддержке пакистанской ИСИ еще в начале 1970 года в качестве «передового отряда афганского джихада». Позже сам президент Пакистана Зия-уль-Хак признавался, что «именно Пакистан сделал Гульбеддина Хекматьяра афганским вождем»[291]. По некоторым утверждениям, пакистанцам кандидатуру Хекматьяра предложила британская разведка, поскольку тот представлял собой наиболее непримиримый тип фундаменталиста[292]. Именно такие люди, по мнению английских спецслужб, могли дестабилизировать «кризисный полумесяц» Среднего Востока. Все эти данные, к слову сказать, опровергают широко пропагандируемое утверждение, что главным виновником многолетней войны в Афганистане стал Советский Союз и что борьба афганской оппозиции возникла как реакция на ввод советских войск.

15 марта 1979 года в Герате, не без участия заброшенных из Ирана моджахедов, вспыхнул один из самых крупных антиправительственных мятежей, сопровождавшийся погромом государственных и партийных учреждений, убийством членов НДПА. Искрой, спровоцировавшей его, стал организованный «Хизбаллах» митинг протеста против обучения женщин грамоте (что противоречило идеям шиитского фундаментализма в духе Хомейни). К нему примкнула практически половина офицеров и солдат гарнизона 17-й пехотной афганской дивизии. Из 10 тысяч человек личного состава около 5 тысяч солдат (артиллерийский и один пехотный полк) поддержали восставших и снабдили их оружием со складов дивизии.

«В течение полутора последних месяцев, – сообщал в Москву Н.М. Тараки в телефонной беседе с Косыгиным 18 марта 1979 г., – с иранской стороны было заброшено около 4 тысяч военнослужащих в гражданской одежде, которые проникли в г. Герат и в воинские части. Сейчас вся 17-я пехотная дивизия находится в их руках, включая артиллерийский полк и зенитный дивизион, который ведет огонь по нашим солдатам»[293].

В ходе мятежа погибли от 3 до 30 тысяч мирных жителей, а также трое советских советников – двое военных и один гражданский (всего в Герате находилось 24 советских советника)[294]. Другие иностранные советники – из ГДР и ЧССР – не пострадали[295]. С большим трудом, с применением авиации, танков и артиллерии восстание удалось подавить.

Министр обороны Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов и Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев

Однако мятеж, подстрекаемый инфильтраторами из Ирана, перекинулся на соседнюю с Гератской провинцию Бадгис. 23 марта 1979 года в результате ожесточенных боев с правительственными войсками мятежники захватили центр провинции, г. Кала-и-Нау, город Гормач, а 17–18 апреля – г. Кушки-Кохна. И лишь к концу месяца правительственным войскам удалось стабилизировать обстановку. В мае 1979 года вооруженные выступления вспыхнули в Гуре, Логаре, в июне – в Бадахшане, Лагмане, в июле же этого года – в Панджшере, Парване, Вардаке и Фарьябе, в сентябре 1979 года – в Газни и Заболе[296].

Все эти события вызвали беспокойство со стороны советского руководства. Тем не менее вопрос о прямой военной помощи в борьбе с оппозиционными формированиями оставался открытым. 20 марта 1979 года Председатель Совета Министров СССР А.Косыгин заявил прибывшему в Москву Н. Тараки следующее: «…Мы будем оказывать вам помощь всеми доступными средствами – поставлять вооружение, боеприпасы, направлять людей, которые будут вам полезны в организации руководства военными и хозяйственными делами страны… Ввод же наших войск на территорию Афганистана сразу же возбудит международную общественность, повлечет за собой резко отрицательные многоплановые последствия. Это, по существу, будет конфликт не только с капиталистическими странами, но и с собственным народом. Наши общие враги только и ждут того момента, чтобы на территории Афганистана появились советские войска. Это даст им предлог для ввода на афганскую территорию враждебных нам вооруженных формирований. Хочу еще раз подчеркнуть, что вопрос о вводе войск рассматривался нами со всех сторон, мы тщательно изучили все аспекты и пришли к выводу, что если ввести наши войска, то обстановка в вашей стране не только не улучшится, а, наоборот, осложнится. Нам придется бороться не просто с внешним агрессором, а еще с какой-то частью вашего народа. А народ таких вещей не прощает…»[297].

Главный военный советник в Афганистане генерал-лейтенант Л.Н. Горелов (слева) и министр обороны ДРА (в центре). 1978 год

В то же время вариант направления в Афганистан советских войск полностью не исключался. Для того чтобы продемонстрировать готовность Советского Союза защитить Афганистан от внешней агрессии, после обсуждения в Политбюро ЦК КПСС гератских событий была проведена своего рода «показательная» акция. Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов отдал распоряжение о приведении в готовность к десантированию посадочным способом воздушно-десантной дивизии, о развертывании до полных штатов двух мотострелковых полков в районе Кушки и о переброске одной мотострелковой дивизии из Среднеазиатского военного округа под Термез. 18 марта по приказу министра обороны СССР были развернуты еще две мотострелковые дивизии Туркестанского военного округа. В апреле с ними были проведены учения, после завершения которых весь приписной состав был направлен к своим военкоматам[298].

Однако обстановка в Афганистане все больше выходила из-под контроля правительства. В течение лета 1979 года оппозиционные выступления охватили большую часть сельских районов страны и вылились в гражданскую войну. Обострению обстановки способствовало активное вмешательство в дела Афганистана зарубежных государств и организаций, в первую очередь стран НАТО, мусульманских организаций и Китая.

К сентябрю 1979 года важную роль в Афганистане стал играть Хафизулла Амин. Он стал главой правительства и министром обороны, практически контролировал всю внутреннюю и внешнюю политику страны. Его стремительное возвышение не могло не беспокоить Тараки. Во время пребывания в Москве глава афганского государства даже заметил, что Амин проводит не ту политику, о которой они уславливались в начале революции. Советская сторона при посредничестве посла А. Пузанова и генерала армии И.Г. Павловского, возглавлявшего в августе 1979 года группу из 60 советских офицеров в разведывательной поездке в Афганистан, попыталась примирить их и не допустить раскола в партии, но безуспешно[299]. 14 сентября было сообщено, что Тараки «ушел в отставку», а президентом Афганистана объявлен Амин. Затем 9 октября кабульское радио передало сообщение о том, что Тараки и его жена «умерли» якобы от болезни.

Борьба за власть между Амином и Тараки, завершившаяся уничтожением последнего, описана во многих исследованиях, посвященных Афганистану. В этих работах основная вина за все происходившее возлагалась лично на Хафизуллу Амина. Отечественные и зарубежные источники в один голос утверждают, что это был волевой, коварный, жестокий человек с диктаторскими замашками и гипертрофированными амбициями. Подтверждают это и сами афганцы, близко знавшие Амина. В то же время, по убеждению генерал-майора В.П. Заплатина, находившегося с мая 1978 по декабрь 1979 года в Афганистане в качестве советника начальника Главного политического управления вооруженных сил ДРА, столкновение между лидерами было спровоцировано «определенными силами», которые преследовали «какие-то свои цели»[300].

Так или иначе, но смена руководства лишь накалила и без того взрывоопасную ситуацию в стране. Авторитет новой власти был с первых дней подорван массовыми арестами, расстрелами неугодных, поспешными, не отвечающими национальным традициям реформами, казнями мусульманских богословов. Коснулись репрессии и афганских вооруженных сил. Численность многих соединений армии в 1979 году сократилась в три-четыре раза, а численность офицеров – примерно в 10 раз[301].

О сложившейся в стране ситуации известный советский востоковед Ю. Ганковский пишет: «За изъятые земли компенсация не выплачивалась даже тем землевладельцам, кто служил в армии. Это сделало многих военнослужащих восприимчивыми к антиправительственной пропаганде. Оформление документов на землю было связано для крестьян с большими расходами, так как им надо было платить не только за получаемые по реформе участки, но и за те, что у них были раньше. Во многих районах отказавшимся брать на таких условиях землю крестьянам угрожали репрессиями. Все это привело к тому, что большая часть афганского крестьянства не приняла революционных преобразований. А это резко сузило социальную базу революции. Началась массовая эмиграция населения в приграничные районы Пакистана, Ирана. Все это искусно использовали силы внутренней контрреволюции, развернувшие необъявленную войну против революционного Афганистана»[302]. В результате массовой эмиграции из страны убыло до 5 млн. человек, из них более 2,5 млн. в Пакистан, значительная часть в Иран, а также на Ближний Восток, в Китай и другие страны. Многие из них вскоре прошли обучение в специальных военных лагерях и вернулись в составах отрядов моджахедов в Афганистан. Молодое же поколение, изучив в медресе основы исламского фундаментализма и пройдя подготовку у военных инструкторов, впоследствии было организовано в движение, получившее название «Талибан» (в переводе «Страждущие»).

Однако самые серьезные ошибки были допущены в сфере религии. Было запрещено обучение исламу, осквернены многие минареты и мечети, по приказу Х. Амина физически уничтожено большое количество мулл.

В сложившейся обстановке советское руководство вынуждено было в июле 1979 года направить в Афганистан батальон десантников под командованием подполковника В.И. Ломакина (1-й парашютно-десантный батальон 345-го гв. опдп, дислоцировался в Фергане). Задачей батальона, прибывшего на аэродром Баграм, являлось «обеспечение безопасности при возможной эвакуации советских граждан в случае дальнейшего обострения обстановки в стране»[303], а также охрана аэродрома, на который прибыла эскадрилья транспортных самолетов Ан-12 с советскими экипажами. Эта эскадрилья была предоставлена афганской стороне для «выполнения воздушных перевозок в интересах Афганистана». Спустя почти пять месяцев сюда же, на аэродром Баграм, стали прибывать и первые советские воинские формирования.

Генерал-лейтенант Л.Н. Горелов в «учебной» дивизии. г. Николаев, 1981 год

Важным мотивом, подтолкнувшим советское руководство к принятию силового решения в афганском кризисе, стали разведывательные данные, поступавшие в Москву как из Афганистана, так и из США. Как выяснилось позже, многие из них были инспирированы западными спецслужбами с целью дестабилизировать ситуацию в Афганистане и граничащих с ним советских республиках и усилить этот процесс, втянув СССР в кровопролитную войну.

А.Н. Яковлев – один из лидеров горбачевской эпохи, в своих воспоминаниях пишет, что «имелось огромное количество материалов, показывающих, как работала американская разведка, готовя нам ловушку в Афганистане. В КГБ были переданы горы дезинформации»[304]. Так, из Кабула по линии КГБ почти ежедневно поступала информация о том, что Амин «без охраны в нарушение дипломатического этикета» регулярно посещает резидентуру ЦРУ в американском посольстве, что он «давно вошел в контакт с американской разведкой». Представитель КГБ в Афганистане Б.С. Иванов докладывал, что Амин во время учебы в США состоял в руководстве землячества афганских студентов, а оно функционировало под контролем ЦРУ[305]. Сейчас же он «тайно обсуждает варианты военной поддержки Америкой своего режима, вплоть до ввода под благовидным предлогом оккупационных войск». Более того, «абсолютно достоверные данные» говорили о «согласии Амина разрешить размещение в приграничных с СССР провинциях Афганистана американских средств технической разведки – вместо частично сокращаемых установок в Пакистане и Турции».

В октябре – ноябре 1979 года стали поступать данные по линии КГБ СССР о том, что Х. Амин ищет пути сближения с Пакистаном и Ираном. Из Кабула поступила информация по линии военной разведки о том, что между Амином и Зия-уль-Хаком достигнута договоренность о приеме Х. Амином в конце декабря 1979 года в Кабуле личного представителя главы пакистанской администрации[306].

Вызывала опасение Кремля и активизировавшаяся в Афганистане деятельность западных спецслужб. В частности, участившиеся начиная с апреля 1979 года встречи работников американского внешнеполитического ведомства с лидерами афганской вооруженной оппозиции. И, наконец, убедительным фактом усиления американского влияния в Афганистане стала «случайно» добытая резидентами ГРУ в Вашингтоне копия секретной директивы Белого дома о «помощи внутренним врагам промосковского режима в Кабуле». Автор документа, помощник президента США Збигнев Бжезинский позже признавал, что в июле 1979 года ему «с большим трудом» удалось убедить Дж. Картера подписать эту дезинформирующую директиву с грифом «Совершенно секретно». Смысл этой акции, по словам Бжезинского, заключался в том, чтобы «как можно глубже вовлечь СССР в гибельную трясину афганской политики и тем самым победить Советы в холодной войне»[307].

Советские руководители

Одновременно резиденты в Вашингтоне сообщали, что США в случае ввода советских войск в Афганистан займут нейтральную позицию. Более того, Америка будет считать такой шаг «внутренним делом Москвы».

Все эти факторы сыграли определенную роль в принятии решения о вводе советских войск. Здесь уместно процитировать члена-корреспондента АН СССР Анатолия Громыко – сына Председателя Президиума Верховного Совета СССР А.А. Громыко. В интервью, опубликованном в «Литературной газете» в сентябре 1989 года, он приводит высказывания отца, отчасти раскрывающие причины этого решения.

«Решение о военной помощи Советского Союза Афганистану принималось 10 лет тому назад под влиянием как объективных, и они были основными, так и субъективных обстоятельств. Объективные были следующие. Стремление правительства США дестабилизировать обстановку на южном фланге советской границы и создать угрозу нашей безопасности. После потери шахского Ирана и вывода оттуда оружия, нацеленного на СССР, стали реальными намерения замены Ирана Пакистаном и, если бы это стало возможным, Афганистаном. Что касается Пакистана, то так и произошло. Он стал военно-политическим союзником США и стремился свергнуть законное правительство Афганистана. Вторым важным обстоятельством, повлиявшим на наше решение, стало убийство в Кабуле заговорщиками во главе с Амином лидера Апрельской революции Тараки. Оно также было расценено в Политбюро как попытка контрреволюционного переворота в этой стране, который мог быть использован США и Пакистаном в своих целях против СССР.

Нам были известны их стратегические, внешнеполитические установки того времени, вынашивавшиеся в правительстве США планы дестабилизации дружественных нам прогрессивных режимов. Эти планы в арсенале западной политики дипломатии остаются на вооружении и теперь. Не видеть их было бы наивно. Более того, сейчас действия по их осуществлению даже усилились»[308].

О заинтересованности в делах Афганистана американцев писала и западная пресса.

Так, французская газета «Фигаро» от 3 июля 1979 года отмечала: «Нет никаких оснований полагать, что США, потерпев провал в Иране, откажутся от действий в этом регионе. США хотят воспользоваться событиями в Афганистане как рычагом для того, чтобы перетянуть во вражеский Советскому Союзу лагерь государства и партии. Такова их цель. Чтобы достичь ее, США, несомненно, оказывают всевозможное содействие этому мятежу. Для этого необходимо договориться с Пакистаном. Условия в этом отношении сложились благоприятные».

К субъективным же факторам Анатолий Громыко относит личное отношение Л.И. Бежнева к Нур М. Тараки. По его словам, Брежнев был просто потрясен убийством афганского лидера, который незадолго до этого был его гостем.

Как стало известно в последние годы, решение о временном вводе ограниченного советского воинского контингента было принято «келейно» группой высших руководителей СССР: Л.И. Брежневым, Ю.В. Андроповым, М.А. Сусловым, Д.Ф. Устиновым и А.А. Громыко. Тем не менее Председатель КГБ Юрий Андропов до последнего момента доказывал, что «войти можно легко, но сложнее будет уйти». Андрей Громыко до конца своих дней корил себя за то, что единственный раз отошел от «золотого правила», поддержав военную силу в ущерб дипломатии. Профессионально оценивали события и многие военные руководители страны. Маршал Огарков, генерал армии С.Ф. Ахромеев делали упор на малую эффективность предстоящей «контрпартизанской войны». По их мнению, Советский Союз мог втянуться в бесперспективную и разрушительную для экономики войну и тем самым «сыграть на руку» американцам. О том, что во вводе наших войск в Афганистан нет необходимости, докладывал министру обороны СССР Маршалу Советского Союза Д.Ф. Устинову и главнокомандующий советскими Сухопутными войсками генерал армии И.Г. Павловский. Однако его соображения не были приняты во внимание, так же как и мнение представителей ГРУ и КГБ СССР. О возможных негативных последствиях ввода советских войск в Афганистан высказался и Институт экономики мировой социалистической системы АН СССР.

В аналитической записке «Некоторые соображения о внешнеполитических итогах 70-х годов (тезисы)», датированной 20 января 1980 года, ученые института отмечали:

«Введением войск в Афганистан наша политика… перешла допустимые границы конфронтации в «третьем мире». Выгоды от этой акции оказались незначительными по сравнению с ущербом, который был нанесен нашим интересам:

1. В дополнение к двум фронтам противостояния – в Европе против НАТО и в Восточной Азии – против Китая для нас возник третий опасный очаг военно-политической напряженности на южном фланге СССР, в невыгодных географических и социально-политических условиях…

2. Произошло значительное расширение и консолидация антисоветского фронта государств, опоясывавшего СССР с запада до востока.

3. Значительно пострадало влияние СССР на движение неприсоединения, особенно на мусульманский мир.

4. Заблокирована разрядка и ликвидированы политические предпосылки для ограничения гонки вооружений.

5. Резко возрос экономический и технологический нажим на Советский Союз.

6. Западная и китайская пропаганда получили сильные козыри для расширения кампании против Советского Союза в целях подрыва его престижа в общественном мнении Запада, развивающихся государств, а также социалистических стран.

7. Афганские события… надолго ликвидировали предпосылки для возможной нормализации советско-китайских отношений.

8. Эти события послужили катализатором для преодоления кризисных отношений и примирения между Ираном и США.

9. Усилилось недоверие к советской политике и дистанцирование от нее со стороны СФРЮ, Румынии и КНДР. Даже в печати Венгрии и Польши открыто обнаружились признаки сдержанности в связи с акциями Советского Союза в Афганистане. В этом, очевидно, нашли свое отражение настроения общественности и опасения руководства указанных стран быть вовлеченными в глобальные акции Советского Союза, для участия в которых наши партнеры не обладают достаточными ресурсами.

10. Усилилась дифференцированная политика западных держав, перешедших к новой тактике активного вторжения в сферу отношений между Советским Союзом и другими социалистическими странами и открытой игре на противоречиях и несовпадении интересов между ними.

11. На Советский Союз легло новое бремя экономической помощи Афганистану»[309].

Тем не менее решение о вводе войск было принято. В период «перестройки», когда Афганистан превратился в орудие психологической борьбы с «тоталитарным советским строем», широко распространялась информация, что ввод советских войск в Афганистан был незаконным в силу отсутствия правительственных документов. Такое утверждение неправомерно. Решение о вводе войск было выработано и принято Председателем Президиума Верховного Совета СССР, Председателем Совета обороны СССР, Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР, а также министром иностранных дел СССР, министром обороны СССР и Председателем Комитета государственной безопасности СССР. То есть это были лица, правомочные по сложившейся к тому времени практике принимать решение на применение Вооруженных сил, в том числе и за пределами Советского Союза. Кстати, решение о выводе советских войск из Афганистана принимали эти же должностные лица. Правительственных документов на этот счет также не было. Другое дело, что в числе принимавших решения о вводе войск в Афганистан не было ни одного военного специалиста: Л.И. Брежнев, Д.Ф. Устинов и Ю.В. Андропов таковыми не являлись, хотя и имели высшие воинские звания. Это сказалось сразу: советским войскам, вводимым в Афганистан, не были определены даже цели ввода и конкретные задачи. Общее же положение «…оказание интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создание благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств»[310] было абстрактным и мало что говорило командирам всех степеней.

Немаловажными факторами при принятии решения о вводе советских войск в Афганистан стали, по всей видимости, также уверенность в техническом превосходстве Советской армии и обещанная поддержка со стороны кабульских властей. Да и простой афганский народ, как заверяли его руководители, должен был встретить советского солдата, как своего избавителя. Что же касается противника – моджахедов, то они всерьез в качестве военной силы не воспринимались.

Одним из формальных оснований ввода войск в Афганистан был «Перечень просьб афганского руководства по поводу ввода в ДРА различных контингентов советских войск в 1979 г.», имеющий гриф «Особо важный документ» и подготовленный для Генерального секретаря ЦК КПСС.

В нем в хронологическом порядке перечислялись просьбы афганского руководства о предоставлении советской военной помощи: «14 апреля 1979 года – направить в ДРА 15–20 советских вертолетов с экипажами; 16 июня – направить в ДРА советские экипажи на танки и боевые машины пехоты для охраны правительства, аэродромов Баграм и Шинданд; 11 июля – ввести в Кабул несколько советских спецгрупп численностью до батальона каждая; 19 июля – ввести в Афганистан до двух дивизий; 20 июля – ввести в Кабул воздушно-десантную дивизию; 21 июля – направить в ДРА 8–10 вертолетов МИ-24 с советскими экипажами; 24 июля – ввести в Кабул три армейских подразделения; 12 августа – необходимо скорейшее введение советских подразделений, а также трех советских спецподразделений; 21 августа – направить в Кабул 1,5–2 тысячи советских десантников, заменить афганские расчеты зенитных средств советскими расчетами; 25 августа – ввести в Кабул советские войска; 2 октября, 17 и 20 ноября – направить спецбатальон для личной охраны Амина; 2 декабря – ввести в провинцию Бадахшан усиленный полк; 4 декабря – ввести в северные районы Афганистана подразделение советской милиции; 12 декабря – разместить на севере Афганистана советские гарнизоны и взять под охрану дороги ДРА»[311].

Еще одну версию о причинах решения советского руководства ввести войска в Афганистан высказал на страницах эмигрантского журнала «Посев» один из лидеров НТС Е. Романов. По его словам, этот шаг был продиктован стремлением «попугать» Запад и получить от него в результате для правительства Б. Кармаля определенные дивиденды. По аналогии с Кубой, как отмечает Е. Романов: «Ввезли ракеты, а потом увезли, и за эту «транспортную операцию» получили от американцев гарантию неприкосновенности кастровского режима. Сейчас Кастро 50-тысячным «экспедиционным корпусом» орудует во всей Африке. Такую же гарантию для режима Кармаля хотят получить сегодня»[312]. В качестве подтверждения этой версии в журнале приводится выдержка из выступления Л.И. Брежнева 22 февраля 1980 года перед избирателями Бауманского района Москвы: «Хочу заявить со всей определенностью: мы будем готовы приступить к выводу своих войск, как только будут полностью прекращены все формы вмешательства извне, направленного против правительства и народа Афганистана. Пусть США вместе с соседями Афганистана гарантируют это – и тогда отпадет необходимость в советской военной помощи»[313].

Версия интересная, но не имеющая документальных подтверждений. В то же время генерал В.А. Богданов в своей работе «Афганская война» замечает: «…изучение исполнительных документов позволяет сделать вывод о том, что этот шаг (ввод войск. – А.О.) был предпринят главным образом для обеспечения устранения Х. Амина и создания условий для замены его более прогрессивным лидером, каким являлся в то время Б. Кармаль»[314].

Решение о вводе войск в Афганистан, как отмечалось выше, было принято 12 декабря 1979 года. При этом имелось в виду, что соединения и части разместятся в ДРА гарнизонами и возьмут под охрану важные объекты. При этом их участие в военных действиях не предусматривалось (директива министра обороны СССР от 24.12.1979 г.). Официальными обоснованиями правомочности такого решения являлись статья 4 «Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве», заключенного между СССР и ДРА 5 декабря 1978 года, и неоднократные просьбы (11 обращений) правительства Афганистана об оказании военной помощи.

Еще ранее, в первых числах декабря, министр обороны СССР маршал Д.Ф. Устинов проинформировал Генеральный штаб о готовящемся решении, а 10 декабря отдал приказ о создании группировки войск численностью 75 тысяч человек.

Для проведения мобилизационных мероприятий была сформирована оперативная группа Министерства обороны СССР во главе с первым заместителем начальника Генерального штаба генералом армии С.Ф. Ахромеевым, которая 14 декабря прибыла в Термез. Позднее эту группу возглавил первый заместитель обороны СССР Маршал Советского Союза С.Л. Соколов (1979–1985 гг.), а затем, с 1985 по 1989 г., – генерал армии В.И. Варенников.

За две недели в ТуркВО и САВО было развернуто до полных штатов около 100 соединений, частей и учреждений. Из запаса было призвано более 50 тысяч военнообязанных, из народного хозяйства выделено около 8 тысяч автомобилей и другой техники.

Вот как описывает этот период участник событий Е.И. Исаков{21}:

«12 декабря 1979 года около 22 часов вечера я, старший офицер штаба войск правительственной связи Управления правительственной связи КГБ СССР был поднят по тревоге и в составе оперативной группы УПС КГБ СССР, которую возглавил полковник И.К. Шаровский, прибыл на подмосковный «чкаловский» аэродром. Оттуда примерно в 5 часов утра 13 декабря, теперь уже в составе оперативной группы Генерального штаба МО СССР, возглавляемой маршалом Ахромеевым (в то время первый заместитель начальника Генерального штаба), мы вылетели в город Термез Узбекской ССР и к исходу дня прибыли к месту назначения. Здесь уже полным ходом шло развертывание частей 40-й армии до штатной численности военного времени. В Туркестанском военном округе была объявлена мобилизация.

В Термез непрерывным потоком прибывали эшелоны с боевыми и вспомогательными частями. Завозилось огромное количество боеприпасов, ГСМ, продовольствия и прочего тылового имущества. Шла подготовка к наведению понтонного моста через Амударью.

Стационарный мост в то время смотрел на окружающий мир лишь отдельными сваями и «быками». Командно-инженерный состав войск занимался проверкой техники, снимаемой с «НЗ», сколачиванием экипажей, проведением боевых стрельб, для чего в одной из излучин Амударьи было сооружено стрельбище для орудий любого калибра. Чувствовалась всеобщая нервозность, всеобщая неразбериха, отсутствие порой элементарной согласованности и взаимодействия. Однако и командиры и солдаты, сержанты срочной службы старались делать и делали работу подобающим образом.

Негативное впечатление производили призванные из запаса рядовые, сержанты и офицеры. В то время их называли «партизанами». В основном это были узбеки, таджики, туркмены, казахи, киргизы и реже русские. Но все это войско представляло собой сборище обросших, небритых, грязных и «возрастных» солдат, полностью потерявших понятие о дисциплине, ношении формы одежды и субординации. Форма одежды Советской армии, которая никогда не отличалась элегантностью, выглядела на этих парнях просто удручающе. У многих из нас, кадровых военных, возникло чувство стыда за то, что это неопрятное войско будет олицетворять за рубежом цвет Советской армии и всей нашей страны. Честное слово, было стыдно. К тому же стали известны и далеко не единичные случаи дезертирства «партизан» и с призывных пунктов, и пунктов сбора, и из Термеза. Да и не наблюдалось особого желания с их стороны поучаствовать в оказании интернациональной помощи своим братьям-афганцам, из которых почти половину населения Афганистана составляли те же национальности, что и наши «партизаны». Впоследствии, примерно к середине февраля 1980 года, все «партизаны» были заменены на личный состав действительной срочной службы и эта частичка нашей родной Советской армии, вошедшая в Афганистан, приобрела привычный вид. А вначале было стыдно!

В свое время от Термеза до Кабула советскими специалистами была построена хорошая асфальтированная дорога, которая протыкала хребет Гиндукуша на перевале Саланг. От Кабула эта дорога левым поворотом уходила к пакистанской границе к Джелалабаду, а прямо на юг и правее – к Кандагару и возвращалась к северу через Герат в нашу советскую Кушку. Других более или менее обустроенных, тем более железных дорог в Афганистане в то время просто не было. Поэтому планировалось вводить войска в Афганистан с двух стратегических направлений. Основное направление Термез – Кабул – Джелалабад и далее на Кандагар, вспомогательное направление – Кушка – Герат и далее на Кандагар.

В авангарде колонн планировалось движение боевых танковых и мотострелковых полков. Основные стратегические объекты на маршрутах движения колонн (мосты, перевал Саланг и др.) должны были заранее взять под контроль наши десантники. Связисты, инженерно-технические части, тыловое хозяйство планировалось охранять на марше танками, БМП и БТР, рассредоточенными по колонне через каждые 30–40 единиц транспорта.

Где-то с 16–17 декабря над нашими головами загудели самолеты Ил-76. Сразу же прошел слух, что началась переброска в Кабул Витебской воздушно-десантной дивизии. В душе появилось чувство неизбежности начатого дела – значит, пойдем наверняка! Лица солдат и офицеров посуровели. Даже «партизаны» подтянулись.

Примерно к 20 декабря была проведена очередная проверка боеготовности частей 40-й армии. Результат прежний – армия к вводу не готова! Техника, снятая с «НЗ», зачастую была разукомплектована, наблюдалась слабая выучка личного состава экипажей. Опять напряженная работа, работа без сна и отдыха. Подчиненные мне экипажи радио– и космической связи показали удовлетворительные результаты по развертыванию радиостанций. Нужны были результаты для военного времени, сверхотличные результаты. Их никто не знал, но после пяти-шести тренировок личный состав сократил норматив «хорошо» более чем в три раза. Это уже что-то, это и есть сверхотлично! Опробовали связь на Москву. Качество отличное. Что ж, мы, пожалуй, готовы.

Постепенно огромная масса людей и техники из хаоса и неразберихи приобретала вид организованных рядов, построений и колонн. Ведь руководили всем этим, думаю, самые лучшие офицеры и генералы. Однако большое недоумение вызвал тот факт, что о быте солдат никто не позаботился. Большинство из них спали прямо под открытым небом, в кабинах машин и под машинами. А вот питание личного состава было организовано хорошо.

К 23 декабря поступил приказ выдать личному составу оружие и боеприпасы. Я получил автомат АК-74, пистолет ПМ, пять гранат типа РГД, патроны. Каждому из нас была выдана «Памятка воину Советской армии», в которой говорилось о нашем интернациональном долге по оказанию братской помощи афганскому народу, об обычаях народов Афганистана, которые нам предписывалось свято чтить и уважать. Мы все сильнее чувствовали приближение важнейших исторических событий. Над головами день и ночь надрывались «Илы».

Наконец к 24 декабря основная суета завершилась, прекратили летать Ил-76, армия построилась в походно-маршевые колонны и замерла в ожидании. Понтонный мост был готов к приему колонн. Нам был отдан приказ: в случае нападения на той стороне на колонны открывать огонь на поражение и без предупреждения»[315].

25 декабря 1979 года в 16 часов 30 минут по московскому времени начался ввод советских войск в ДРА. Первыми переправились разведчики, а затем 108-я мотострелковая дивизия (мсд). В это же время военно-транспортная авиация начала переброску по воздуху основных сил 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии (вдд) и отдельного парашютно-десантного полка (опдп) из ее состава на аэродромы Кабула и Баграма[316]. Для перевозки личного состава и боевой техники ВДВ было произведено 342 рейса (по другим данным, 343), в том числе 66 рейсов Ан-22, 76 рейсов Ил-76, 200 рейсов Ан-12. Доставка 103-й вдв продолжалась двое суток и завершилась за несколько часов до штурма правительственных зданий. За это время было переброшено 770 десантников, 894 боевые машины, орудий и автомобилей, 1062 тонны боеприпасов, топлива и продовольствия[317].

Во время выхода (высадки) наших войск в назначенные им пункты иногда возникали сложности. Так, с наступлением темноты на аэродроме Баграм, в то время как к нему подлетали самолеты с десантом, внезапно была выключена светотехническая система обеспечения посадки. Выяснилось, что систему выключили по приказу начальника авиационного гарнизона, который решил воспрепятствовать прибытию войск. И лишь смелые и находчивые действия находившегося там с 23 декабря заместителя командующего ВДВ генерал-лейтенанта Н.Н. Гуськова обеспечили выполнение задачи[318].

Однако еще до перехода афганской границы советские войска столкнулись с серьезными трудностями. Вот как описывает эти события Н.Н. Белашов, в то время старший лейтенант, пропагандист 860-го отдельного мотострелкового полка:

«…Мы шли в Афганистан через Памир, пройдя около 1100 километров своим ходом, преодолев 11 горных перевалов высотой от 2700 до 4665 метров (перевал Талдык) за четверо суток. Это был уже самый настоящий подвиг полка, и об этом подвиге вряд ли кто сейчас напишет. Кто бывал в горах, особенно на Памире, тот поймет, что значит такой переход. Шли без остановок. Шли в декабрь. На коротких привалах хотелось развести небольшой костер, но не было даже для этого сил, а порой и возможностей. Хотелось отогреться от холода, но дров не хватало, тылы, хотя они делали все возможное и невозможное, отставали. Механики-водители боевых и транспортных машин научились разогревать мерзлый хлеб, консервы из сухого пайка на двигателях, а большей частью ребята ковыряли мерзлые рационы ножом.

Спали в боевых машинах по 1–2 часа, да больше никто спать и не смог бы от холода. Остывал двигатель машины – и от холода некуда было деваться, для такой походной жизни мы оказались пока не подготовленными. Натягивали на себя на ночь все возможное – одеяла, брезент, но все равно просыпались, бегали вокруг машин, чтобы согреться. А днем, разогревшись от работающего двигателя, механики-водители, которым на марше доставалось больше всех, нередко засыпали. И на маршруте движения, на обочинах, в кюветах стояли, а порой лежали боевые машины. Экипаж натягивал слетевшие гусеницы, а механик-водитель спал. Его необходимо было беречь, от него зависела наша судьба. И на вопрос: «Что случилось?» – обычно слышали в ответ: «Заснул водитель». И все было понятно.

Нельзя спокойно вспоминать прохождение памирских перевалов. Высота, не хватало воздуха, дорога – лед, в глаза – снег… В каждом экипаже, в готовности спустить горные колодки на цепях под задние колеса машин, чтобы в случае вынужденной остановки она не поползла вниз, находились ребята. А вниз – это, в условиях Памира, движения большой колонны и чья-то смерть: ведь летящая в километровую бездну машина, как правило, увлекает за собой и другие, ползущие по горным серпантинам.

На БТР, где я находился, замкнуло электропроводку, и при подъеме на перевал Талдык экипаж в условиях ночной тьмы оказался без света. Нельзя было остановиться, сзади ползли другие машины, дорога слишком узка, чтобы можно было разминуться и объехать наш БТР. Водитель бронетранспортера, молодой солдат, испугался, и тогда за управление машиной сел начальник штаба батальона старший лейтенант Валерий Павленко. И он поднимал БТР на этот перевал без фар, нарушая все существующие и несуществующие инструкции, вплотную приблизившись к другому бронетранспортеру, чтобы хотя бы можно было ориентироваться по его светящимся задним габаритным огням.

Мои ноги находились на плечах Валерия, и в зависимости от поворота серпантина я топал ногами по его плечам и кричал: «Поворот налево/направо, крутой».

И, остановившись за пройденным перевалом, Валерий только тогда скажет: «Не могу больше, руки не слушаются, кажется, будем жить, давай поспим часок». Стресс прошел, а в стрессовых ситуациях человек делает порой невозможное, что и было сделано Валерием Павленко.

Памир есть Памир. На памирских дорогах много памятников погибшим пограничникам, разбивались на нем и ребята из нашего полка. Но этот марш через Памир мы прошли без жертв»[319].

Первые погибшие из состава Ограниченного контингента советских войск появились примерно через два часа после вступления на территорию Афганистана. Марш совершался в ночное время суток, и одна из БМП, уступая дорогу афганской машине, не удержалась на насыпи и перевернулась. Погибли восемь человек. Трагедия произошла и при переброске 103-й воздушно-десантной дивизии. В ночь на 26 декабря при заходе на посадку в окрестностях Кабула разбился военно-транспортный самолет Ил-76 (командир – капитан В.В. Головчин), в результате чего погибло сорок четыре человека (37 десантников и 7 членов экипажа)[320]. Причина катастрофы – ошибка в пилотировании, столкновение самолета с горой высотой 4662 м при подлете к аэродрому Кабул (капитан Головчин садился на известный своей сложностью, особенно в ночное время, аэродром Кабул впервые).

Несколько десятков человек задохнулось во время перехода перевала Саланг. «Кто помнит Саланг, – пишет Е.И. Исаков, – подтвердит, что, по сути, это тоннель типа Московского метрополитена длиной порядка семь километров (для нас это была целая жизнь, целая вечность). Из них примерно четыре километра сплошной скалы без доступа воздуха извне, а примерно километра полтора (при въезде и выезде из тоннеля) воздух в него поступал через щели между бетонных опор, поддерживающих скальную породу. Освещение электрическое. Помню, когда возникла пробка, света ламп уже было не видно. Еле виднелись порой лишь огни передней машины. Грохот моторов, крики ужаса, паника, которую силой давили десантники, пытающиеся что-то сделать, угарный газ такой концентрации, что противогаз только мешал. Господи! Как можно воткнуть в тоннель с обеих сторон две такие могучие колонны?! (Встречную колонну составляли местные жители, двигавшиеся из Кабула. – А.О.). Какие мозги додумались до этого?

Меня и моих товарищей спасло то, что мы почти прошли «сплошняк» и были метрах в трехстах от бетонных опор с воздушными просветами на обратной стороне Саланга. Сколько слабых вынесли к воздуху более сильные – трудно подсчитать. Да и некогда было. Дверцу кабины откроешь, а солдатик сам на тебя падает. На горушку его, бегом к воздуху. Оставишь бойца, глотнешь свежего, такого желанного воздуха – и обратно за следующим. Только задыхаясь, понимаешь истинную цену воздуха. Сновали как одержимые, не думая о себе. Более сильные, а это в первую очередь более взрослые, то есть офицеры и прапорщики, помогали молодым солдатам. Не знаю, что и как было с другими в этом тоннеле, не знаю.

Помню, на выезде из тоннеля слева стоял крытый брезентом ЗИЛ-131, из него были видны голые ноги. Голые ноги – это не наши, это афганцы. Десантники панику пресекали решительно… Позже мы уже знали по слухам, что в тоннеле задохнулось шестнадцать советских воинов. За достоверность этих слухов не ручаюсь, но собственноручно тогда бы передушил тех, кто устроил нам в тоннеле Саланга душегубку. Казалось бы, наступил на грабли, сделай урок! Нет, выводов не сделали. За нами шла ракетно-артиллерийская часть. Опять пробка, опять потери, и опять примерно столько же погибших»[321].

Забегая вперед, отметим, что, позже, уже при выводе советских частей из Афганистана в 1989 году, ошибки, допущенные при переходе тоннеля Саланга, были учтены.

27 декабря 103-я воздушно-десантная дивизия взяла под свой контроль здания ЦК НДПА, министерства обороны, МВД, министерства связи и другие важные объекты столицы Афганистана.

В этот же день группы советского спецназа, сформированные КГБ, ГРУ и ВДВ Министерства обороны СССР, взяли штурмом президентский дворец. Непосредственно в штурме приняли участие группы офицеров КГБ – «Зенит» и «Гром» (около 50 человек), переодетых в афганскую военную форму, рота десантников старшего лейтенанта В.А. Востротина{22} со взводом ПТУР, батальон спецназа ГРУ под командованием майора Л.Т. Халбаева[322]. Операцией руководил представитель КГБ полковник Г. Бояринов. Руководство подразделениями, подчиненными ГРУ, осуществлял полковник В. Колесник.

В ходе спецоперации был убит Х.Амин и его малолетний сын.

Советская сторона потеряла 19 военнослужащих. Погибли десять десантников, восемь спецназовцев, в том числе полковник Г. Бояринов, а также врач советского госпиталя полковник В. Кузнечиков. Последний, не зная о готовящейся операции, прибыл во дворец еще до начала штурма и оказывал медицинскую помощь Х. Амину и его гостям, отравившимся во время обеда.

После завершения операции афганские СМИ заявили, что антинародный, диктаторский режим Амина был свергнут «патриотическим и здоровым большинством НДПА, Революционного совета и Вооруженных сил ДРА», а сам Амин и его десять единомышленников были расстреляны «по приговору революционного суда». В числе казненных «за массовые истязания и убийства безвинных людей, оскорбление и унижение чести и достоинства народа, грабеж государственных денег и имущества, заговор против государства и революции, связи с внешними врагами страны и революции против государственной власти и территориальной целостности Афганистана, оскорбление священного ислама, лишение тысяч семей их кормильцев» были Асадулла Амин, Абдулла Амин, Алишах Пейман и другие.

В ночь с 27 на 28 декабря на пленуме ЦК НДПА были сформированы новый состав Революционного совета и правительство ДРА. Посты председателя Революционного совета и премьер-министра страны занял генеральный секретарь ЦК НДПА Бабрак Кармаль. Сообщение о его «избрании» было передано 27 декабря, по утверждению западной прессы (со ссылкой на мониторные службы), с территории Советского Союза, а затем, с магнитофонной ленты, – кабульской радиостанцией. Открытое же выступление нового президента Афганистана состоялось только через неделю после его «избрания»[323].

Первыми действиями нового правительства стала ликвидация по решению «революционного суда» десяти ближайших сотрудников Амина, главным образом из силовых структур, и «очистка от вражеских элементов» фракции «Халк».

В интервью корреспонденту журнала «Огонек» генерал армии В.И. Варенников так охарактеризовал личность нового президента:

«К сожалению, в свое время мы поддались напору со стороны Бабрака Кармаля и позволили себя втянуть в затянувшуюся войну.

…Кармаль не заслуживал доверия ни со стороны своих соратников, ни со стороны народа, ни со стороны наших советников. Был он демагогом высшего класса и искуснейшим фракционером. Мастерски умел прикрываться революционной фразой. Этот «талант» помог ему создать вокруг себя ореол лидера. Каждый раз после очередного просчета он всех убеждал: «Товарищи, вот теперь мне все ясно! Ошибок больше не будет!» Ему всякий раз верили и ждали. А он тем временем расшатывал партию, с народом не работал, да и не умел работать или не считал нужным это делать. Фактически он не боролся за народ, это однозначно.

К сожалению, многие излишне надеялись на Б. Кармаля, шли у него на поводу. Хотя уже в 1981–1982 гг. было видно, что им допускаются тяжелые просчеты, особенно в экономической политике (проведение земельной и водной реформы), извращения в социальной области, в первую очередь в отношении религии.

В ту пору на словах признавались, но на деле не учитывались традиции и глубокие корни родоплеменных устоев, господство мусульманской религии. Выдвигались лозунги, призывающие к радикальным социалистическим преобразованиям, хотя никаких условий для этого не было.

Такое «забегание вперед» в итоге кончилось тем, что все эти действия и инициативы, исходившие из Кабула, оттолкнули народ от революции, а ислам вместо того, чтобы стать подспорьем партии в ее борьбе за массы, был отдан в руки оппозиции, которая умело им воспользовалась»[324].

Какова же была реакция на ввод советских войск в Афганистан других государств?

6 января президент США Картер, выступая по телевидению, заявил, что оккупация Афганистана представляет собой «угрозу миру во всем мире», и озвучил санкции, вводимые против СССР. В том числе: ограничение продажи зерна (8 млн. тонн, уже проданных – вместо 25 млн. тонн, предусмотренных соглашением); прекращение продажи высокоразвитой технологии; сокращение советской квоты вылова рыбы в американских водах с 350 до 75 тысяч тонн; сокращение посадочных прав самолетам «Аэрофлота» на аэродромах США; отказ от открытия американского консульства в Киеве и запрещение открытия советского консульства в Нью-Йорке; двустороннее сокращение дипломатического персонала в американском посольстве в Москве и советском в Вашингтоне; отмена различных советско-американских переговоров и мероприятий, в том числе: взаимные консультации по вопросам сельского хозяйства и здравоохранения, переговоры о торговых организациях и гражданской авиации, культурный обмен. Сенат США отказался ратифицировать договор об ограничении стратегических ядерных вооружений (ОСВ-2), подписанный предыдущей весной советским лидером Л.И. Брежневым и американским президентом Дж. Картером. Американские спортсмены (и ряда других государств) отказались участвовать в летних Олимпийских играх 1980 года в Москве.

10 января премьер-министр Австралии Фрезер объявил о санкциях против Советского Союза, в частности, об отмене двухсторонних визитов, отмене программ в области культуры, отказе от совместных научных проектов и от организации прямого воздушного сообщения Австралия – СССР. 15 января австралийское правительство предложило Соединенным Штатам свои военно-морские силы для охраны морских путей в Индийском океане и в западной части Тихого океана, а также использование своих военно-морских баз в районе Перта и на Кокосовых островах.

18 января британское правительство приняло решение о приостановке кредитов в сумме 950 млн. фунтов, предоставленных в свое время Советскому Союзу.

Ввод советских войск, так или иначе, осудили Индия, Пакистан, Япония, Франция, Иран, Ирак, Китай, Судан, Саудовская Аравия, Марокко, Малайзия, Египет, Югославия, другие страны и некоторые зарубежные коммунистические партии. В поддержку Советского Союза выступили 18 стран, его явные союзники: Болгария, Монголия, Куба, сам Афганистан, Украина, Белоруссия и другие.

Советские войска, перейдя государственную границу и совершив марш-бросок по маршрутам Термез – Кабул – Газни и Кушка – Герат – Кандагар, взяли в кольцо важнейшие административные центры страны. Выполняя эту задачу, мотострелковая дивизия (12 тысяч человек) двигалась в направлении Кушка – Кандагар, а другие силы через Термез, перевал Саланг – на Баграм и Кабул. Часть советских войск из Кабула направилась в Гардез. К середине января ввод главных сил 40-й армии в основном был завершен. Важную роль при вводе войск сыграло контрразведывательное обеспечение развертывания 40-й армии. Вместе с передовыми частями в Кабул вошли и подразделения полевого управления Особого отдела КГБ армии во главе с первым его начальником полковником С. Бажковым[325].

Особую роль в обеспечении ввода советских войск сыграла группировка кораблей ВМФ СССР в Индийском океане, Красном и Средиземном морях. В ответ на активизацию американских морских пехотинцев в Индийском океане сразу же после начала ввода советских войск в Афганистан командующий 8-й оперативной эскадрой контр-адмирал М. Хронопуло получил указание из Москвы провести совместные учения с йеменскими ВМС по высадке десанта на острове Сокотра. Впервые за всю историю существования советской морской пехоты около 1 тысячи морских пехотинцев участвовали в совместных учениях, проведя в кратчайшие сроки подготовку непосредственно на кораблях. Для высадки тактического воздушного десанта использовались 8 вертолетов Ка-25, а высадка групп разграждения с передовыми подразделениями десанта проводилась с двух ДКВП[326]. Стремительность, организованность и четкое взаимодействие десантников двух стран возымели успех – американцы несколько снизили морскую активность в акватории.

Смена Х. Амина на Б. Кармаля и ввод в страну ограниченного советского воинского контингента лишь на короткое время стабилизировали обстановку в Афганистане. Оппозиционеры активизировали пропагандистскую деятельность, широко используя лозунг джихада – священной войны. Существенно увеличилась и поддержка со стороны западных и мусульманских стран.

Они оказывали силам оппозиции финансовую помощь, поставляли оружие, боеприпасы и другие материальные средства, проводили военную подготовку боевиков в специально созданных для этой цели лагерях. 78 из них находилось в Пакистане (по другим данным – 124), 11 – в Ираке, 6 – в Китае и 7 – в Объединенных Арабских Эмиратах. В Иране (18 центров) они функционировали в основном на базе школ и учебных центров корпуса стражей исламской революции[327]. Численность обучающихся в этих лагерях одновременно составляла более 15 000 человек, а ежемесячный выпуск составлял 3000 человек[328]. В Пакистане с ними занимались 10 бывших генералов, 40 полковников и 100 офицеров рангом пониже[329].

Именно тогда под руководством ЦРУ, при участии разведслужб Великобритании и Пакистана, частично Израиля и Саудовской Аравии стал формироваться секретный диверсионный аппарат, направленный уже не только против Москвы и Кабула. Впоследствии на базе этих структур возникли, как позже убеждали общественность американцы, «без участия США» боевые группы транснационального, или международного, терроризма.

Частью этой системы была и «Аль-Кайда», занимавшаяся вербовкой и обработкой наемников. В 1988 году «база» была подготовлена к новым задачам после ожидаемого весной следующего года вывода советских войск из Афганистана[330]. Одним из действующих лиц этой системы стал Усама бен Ладен, возведенный позже западными СМИ в ранг террориста № 1. В книге французского журналиста Терри Мейсана «Чудовищная махинация» приводятся интересные детали его биографии:

«Родившийся в 1957 году Усама бен Ладен получил диплом по менеджменту и экономике университета имени короля Абдул Азиза. Он слывет осведомленным деловым человеком. В декабре 1979 года принц Турки аль-Фейсао (директор саудовских секретных служб с 1977-го по 2001 год) предложил бен Ладену управлять финансовой стороной секретных операций ЦРУ в Афганистане. За десять лет ЦРУ инвестировало в Афганистан два миллиарда долларов. Саудовские и американские службы набирали исламистов, вооружали и обучали их, всеми способами подготавливая к джихаду против Советов. Запросами этого разношерстного мира Усама бен Ладен управлял при помощи систематизированной информации, называвшейся «Аль-Кайда» (в буквальном переводе – «база данных»).

После вывода советских войск из Афганистана США потеряли всякий интерес к судьбе этой страны, оставив ее в руках навербованных по всему миру военачальников и моджахедов. Тогда, вероятно, и прекратилось сотрудничество бен Ладена с ЦРУ. Однако он сохранил своих бойцов для собственных нужд»[331]. Некоторые исследователи, правда, придерживаются иного мнения о прерванных контактах. Они считают, что сотрудничество ЦРУ и бен Ладена продолжалось и в последующие годы. Эта таинственная фигура стала своего рода «страшилкой» для мировой общественности и ширмой для некоторых отнюдь не «демократических» операций американской разведки.

Срок обучения в центрах подготовки в зависимости от их специализации колебался от нескольких недель до нескольких месяцев. Согласно сообщениям зарубежной прессы, программа подготовки включала изучение материальной части оружия и овладение навыками его применения, минно-подрывное дело, тактику диверсионных действий, а также религиозно-политическую обработку. Особое внимание уделялось одиночной подготовке и действиям в составе мелких групп в ночных условиях. Нередко боевики проходили обучение непосредственно в учебных центрах и частях пакистанской армии. В Иране афганские оппозиционеры после дополнительной военной подготовки в учебных центрах сухопутных войск и корпуса стражей исламской революции участвовали в боевых действиях на ирано-иракском фронте. Обучением боевиков занимались американские, английские, французские, китайские, египетские, пакистанские, иранские, японские и другие инструкторы. Зачастую они проникали на афганскую территорию в составе групп моджахедов для проверки качества подготовки боевиков и изучения обстановки на месте. Причем единая программа обучения, разработанная при участии ЦРУ США и спецслужб других западных стран и принятая в большинстве учебных центров, позволяла успешно координировать действия моджахедов, несмотря на принадлежность их к различным антиправительственным организациям.

По данным иностранной печати, фактические расходы Соединенных Штатов на помощь афганской оппозиции к 1985 году составили около 1 млрд. долларов. В 1984/85 финансовом году на эти цели было выделено еще 280 млн.[332]. Примерно 100 млн. долларов в год, по свидетельству газеты «Нью-Йорк таймс», расходовали Саудовская Аравия, ФРГ и другие западные государства[333]. Всего же за десять лет войны в Афганистане США официально израсходовали на поддержку моджахедов от 2 млрд. до 3 млрд. долларов, полученных из разных источников. Примерно равную сумму выделили на ведение джихада другие государства. Неофициальная же сумма была в несколько раз больше. По словам одного хорошо осведомленного источника в спецслужбах США, еще от 10 до 20 миллиардов долларов для поддержки афганских моджахедов внесли совместно два колумбийских наркокартеля – Медельинский картель и картель Кали[334]. Последний, по утверждению западной прессы, был тесно связан с администрацией Дж. Буша.

К слову сказать, многие лидеры моджахедов со временем значительно разбогатели на иностранной помощи. Так, Гелани стал хозяином фабрики по производству изделий из гипса в Карачи, а в Лондоне приобрел на имя своего сына недвижимость на сумму в 8 млн. долларов. Раббани сколотил состояние на контрабандных поставках лазурита из афганской провинции Бадахшан, контролировавшейся отрядами Ахмад Шаха Масуда. А Хекматьяр стал владельцем транспортной фирмы и обзавелся солидными денежными вкладами в Бразилии[335]. Кроме этого, большую часть в доходах последнего занимал наркобизнес. К концу 1980-х годов он многими даже именовался «опиумным королем Афганистана». В создании инфраструктуры наркобизнеса значительную роль сыграл Всемирный фонд природы, возглавляемый принцем Филипом и Садруддином Ага Ханом.

В большинстве случаев финансовая помощь моджахедам оказывалась через созданные в США и других западных странах «общественные» организации, находившиеся на дотациях спецслужб или сотрудничавших с ними «частных лиц». Тема «общественной» поддержки моджахедов обширна и требует отдельного рассмотрения. Поэтому мы ограничимся в качестве примера сведениями лишь о некоторых негосударственных организациях, созданных для оказании помощи «освободительной борьбе афганского народа» против «коммунистической экспансии».

Одной из таких «неправительственных организаций» был «Комитет помощи Афганистану» (КПА) (Afghanistan Relief Committee, ARC), созданный в 1980 году банкиром Джоном Трэйном. Помимо Трэйна, среди основателей КПА были также четыре бывших посла Соединенных Штатов – Фрэнсис Л.Келлог, сенатор Клейборн Пелл, профессор Военной академии США Луис Дюпре, долгое время работавший на американскую разведку в Афганистане под дипломатическим прикрытием чиновника Госдепартамента, и профессор Томас Гуттьер – тоже долгое время работавший в Афганистане параллельно на Госдепартамент и ЦРУ.

Официально Комитет помощи Афганистану ставил своей целью «сбор средств» для медицинских организаций, оказывавших помощь раненым моджахедам. Однако в действительности деньги, полученные КПА от «медицинских организаций», направлялись не столько на «гуманитарные» цели, сколько на прямое финансирование афганской оппозиции. Оперативная штаб-квартира Комитета, как и многих других подобных организаций, поддерживавших джихад в Афганистане, располагалась в Пешаваре – «столице» афганской оппозиции.

С КПА также сотрудничали и были тесно связаны несколько других «гуманитарных» организаций, образованных с той же целью, в том числе Национальный фонд демократии, созданный Конгрессом США в 1984 году для финансирования так называемого «Проекта Демократия»; организация «Дом Свободы» (Freedom House), получившая общественную известность своей работой с советскими военнопленными, и Международный комитет Спасения (International Rescue Committee, IRC). Последние две организации возглавлялись Лео Черном, занимавшим высокое положение в Президентском консультативном комитете по внешней разведке и давнишним другом Генри Киссинджера. Членом совета директоров Комитета Спасения являлся сам шеф ЦРУ У. Кейси (одно время он даже был его президентом). Оперативный штаб организации, также находившийся в Пешаваре, состоял в основном из представителей группировки Хекматьяра «Хезб-и-Ислами».

Другая «неправительственная организация», глубоко вовлеченная в оказание помощи афганским моджахедам, – Комитет Свободного Афганистана (КСА) (Committee for a Free Afghanistan, CFA) являлась детищем британской администрации Тэтчер. Она была создана в 1981 году по личной инициативе Маргарет Тэтчер и лорда Бэтелла – известного историка, автора нескольких книг, одновременно работавшего в британской разведке. Фактически с момента своего основания Комитет Свободного Афганистана действовал как американский филиал лондонского радио «Свободный Кабул» (так же, как и радио «Свободный Афганистан»).

Пост исполнительного директора КСА занимала некая Карен МакКей. Она имела довольно необычную для женщины биографию. Карьера МакКей началась с 4-летней службы в рядах американского спецназа – особо элитного подразделения «Дельта», где в 1960-е годы она изучала нетрадиционные средства ведения войны. В армии США она дослужилась до звания майора сил быстрого развертывания в запасе. Затем она провела 9 лет в Греции и Израиле в качестве журналиста-фрилансера. Одновременно защитила докторскую диссертацию по истории в Университете Хебрю в Иерусалиме (в западной системе образования докторская диссертация является эквивалентом кандидатской диссертации в СССР и России). Из Израиля она вернулась в США и по предложению Бэтелла стала исполнительным директором Комитета Свободного Афганистана. Кроме Карен МакКей, ключевыми фигурами в КСА были: генерал-майор армии США Дж. Милнор Робертс, являвшийся также членом отделения Мировой антикоммунистической лиги в США и исполнительным директором Ассоциации офицеров резерва американской армии; Чарльз Мозер, профессор славянских исследований в Университете имени Джорджа Вашингтона, офицер ЦРУ, известный специалист по Восточной Европе; Дэвид Исби – издатель британского военно-аналитического журнала «Jane’s Defence Review», впоследствии издатель и аналитик по «советским вопросам» журнала «Солдат удачи»; бригадный генерал армии США Теодор Матаксис, лично воевавший в Афганистане в качестве «военного советника» при различных группировках моджахедов. В 1986–1990 годах Матаксис являлся главным офицером в составе Группы военных консультантов армии США в Иране.

Кроме того, в Консультативный комитет КСА входили генерал Джон Синглауб, бывший председатель Мировой антикоммунистической лиги, оставивший в 1978 году пост начальника штаба армии США после того, как публично обвинил тогдашнего президента Картера в игнорировании «коммунистической угрозы»; генерал Дэниэл Грэхэм, бывший глава Разведывательного управления министерства обороны США (РУМО); Ричард В. Аллен, советник по вопросам национальной безопасности, сменивший на этом посту в 1980 году З.Бжезинского, эксперты по Афганистану и офицеры ЦРУ Арно де Борграв (кузен шефа французской разведки Александра де Маранша) и уже упоминавшийся профессор Луис Дюпре.

Особую помощь Комитету Свободного Афганистана оказывал конгрессмен Чарльз Уилсон, выпускник Военно-морской академии, имевший обширные связи в Пентагоне и входивший в состав двух комитетов палаты представителей Конгресса США – по разведке и по ассигнованиям. Уилсон был убежден, что афганская война была своевременной и справедливой, и не скрывал своего желания, «чтобы в Афганистане было убито больше русских». «Во Вьетнаме мы потеряли 58 тысяч человек, – заявлял он, – поэтому русские еще должны нам»[336].

Комитет Свободного Афганистана во главе с Карен МакКей развил особенно активную деятельность в начале и середине 1980-х годов. Для того чтобы усилить свое влияние на главарей афганских моджахедов, руководство КСА часто приглашало их в Вашингтон, где организовывало им встречи с влиятельными американскими чиновниками, а также на свои конференции. Комитет Свободного Афганистана не отказывал в помощи практически ни одной организации афганских моджахедов, однако особое предпочтение все же отдавал группировке «Джамиат-и-Ислами» Бурхануддина Раббани и его военному командиру – Ахмад Шаху Масуду[337].

Позже директор Центра по борьбе с терроризмом и нетрадиционными методами боевых действий при Конгрессе США вынужден был озвучить истинные цели американской помощи. Он признал, что афганские моджахеды «… были союзниками в холодной войне против СССР».

Но не только «холодной». В 1994 году Бжезинский признал, что после ввода советских войск в Афганистан американская администрация «впервые за все время холодной войны приняла политику прямой поддержки действий, направленных на уничтожение советских военнослужащих»[338].

На позициях. Афганистан

Документы, ставшие известными в последние годы, свидетельствуют об участии военнослужащих западных стран (в первую очередь США и Великобритании) в боевых действиях на стороне моджахедов и проведении тайной операции, направленной непосредственно против советских войск. Она носила кодовое название «Фарадей» и включала следующие конкретные задачи:

1) Создание инфраструктуры учебно-диверсионных лагерей подготовки моджахедов. Причем не только в Пакистане и пограничных районах Афганистана, но и в Шотландии.

2) Засылку американских и британских диверсантов из элитных частей спецназа в Афганистан для ведения разведки в районах Кандагара, Баграма и Кабула.

3) Организацию тайных поставок вооружения для моджахедов через правительство и спецслужбы Пакистана (в 1982–1986 годах поставки в основном шли транзитом через Египет в пакистанский порт Карачи, откуда переправлялись на афгано-пакистанскую границу).

4) Инструктирование и подготовку группировок самых «непримиримых» моджахедов, стоящих на позициях воинствующего исламского фундаментализма, по тактике проведения диверсий, терактов и саботажа.

Курировали операцию «Фарадей» Министерство обороны Великобритании и Пентагон (Министерство обороны США). Непосредственное выполнение поставленных задач возлагалось на части британской специальной авиационной службы» (САС{23}) и американское Разведывательное управление Министерства обороны (РУМО), начальником которого являлся генерал-лейтенант ВВС Юджин Тай и которое непосредственно подчинялось Уильяму Кейси, генеральному директору ЦРУ. В числе «частных» фирм, к услугам которых обращались британские спецслужбы в годы войны в Афганистане, можно назвать также «Службу Кило-Альфа» (Kilo Alpha Services, KAS), «Контрол Рискс» (Kontrol Risks), возглавлявшуюся бывшим командиром эскадрона САС майором Аришем Тертлом, и «Холдинг Дж. Донна» (J. Donne Holdings), которым руководил бывший эксперт САС по контршпионажу Харклрод (в 1990-е гг. его фирма предоставила своих людей в распоряжение ливийского лидера Муамара Каддафи в качестве охранников и инструкторов подготовки коммандос). Однако крупнейшим из подобных бюро была «Служба Кини Мини» (Keenie Meenie Services, KMS), название которой переводится с языка суахили как «змея в траве». Ее возглавляли майор Дэвид Уокер, эксперт САС по Южной Америке, майор Эндрю Найтингейл из разведывательной группы САС и детектив Рэй Такер, бывший специалист Скотленд-Ярда по арабским делам.

Один из непосредственных участников и исполнителей операции «Фарадей», офицер британского спецназа (САС) Том Кэрью, вспоминал впоследствии, что в Афганистане ему приходилось лично участвовать в боевых операциях против советских войск и даже сбивать советские вертолеты, организовывать и проводить диверсионные акции, а также заниматься сбором образцов вооружения Советской армии. Как и другие западные советники, Кэрью не имел при себе никаких документов, был вооружен трофейным советским оружием и одет в афганскую одежду. Миссия была настолько секретной, что агентам строжайше запрещалось обнаруживать каким-либо образом свое присутствие в стране. На это были веские основания.

В воспоминаниях Том Кэрью рассказывает, что Соединенные Штаты в рамках операции «Фарадей» планировали перенести джихад из Афганистана на территорию Советского Союза. Для этого представители американских спецслужб предлагали начать обучение моджахедов технике проведения диверсий в крупных городах России, и в частности организации взрывов в жилых кварталах. Правда, по словам Кэрью, руководство британских спецслужб якобы выступило против реализации этого плана[339]. Так ли это или нет, сказать трудно – разведывательные структуры не афишируют свои планы. Однако ситуация, складывающаяся после горбачевской «перестройки» в южных республиках Советского Союза, дает основание усомниться в словах Тома Кэрью.

По сути, гражданская война в Афганистане должна была стать «взрывателем» в англо-американской «большой игре» по дестабилизации «кризисного полумесяца» Южной Азии[340]. Главной целью этой «игры», по некоторым данным, ставшим известными в последние годы, являлось разжигание гражданской войны, которая фактически уже велась в то время между режимом Хафизуллы Амина и базирующимися в Иране и Пакистане исламскими фундаменталистами, и последующее распространение исламской революции и фундаменталистских идей на советские республики Средней Азии. Эти действия были созвучны с планами некоторых лидеров оппозиции, в частности, лидера Исламского общества Афганистана (ИОА) профессора теологии Бурхануддина Раббани. Во всяком случае, на 2-м съезде Союза афганского освобождения он открыто заявлял, что в качестве одной из основных целей своей организации ставит не только «освобождение Афганистана от оккупации, но и распространение исламской революции на Москву и вообще на весь мир»[341].

Здесь уместно заметить, что некоторые аналитики в Вашингтоне еще до начала войны предупреждали администрацию США об опасности, таящейся в подготовке диверсантов из числа исламистов, и в частности о возможности впоследствии терактов в самой Америке. Так, 21 июня 1976 года один из членов аналитической группы при президенте Джеральде Форде подал записку советнику Дику Чейни (позже вице-президент), в которой убеждал его «принять меры сейчас, пока потенциальная угроза не переросла в реальную». Однако, по словам американского историка Тимоти Нафтали, автора книги «Тайная история американской борьбы с терроризмом», высшие советники администрации Форда недооценили угрозу[342].

Афганские будни

Период пребывания советских войск в Афганистане можно условно разделить на четыре периода по приоритетному выполнению тех или иных задач.

Первый период – декабрь 1979-го – февраль 1980 г. Ввод советских войск в Афганистан, размещение их по гарнизонам, организация охраны пунктов дислокации и различных объектов.

Второй период – март 1980-го – апрель 1985 г. Ведение активных боевых действий, в том числе широкомасштабных, совместно с афганскими соединениями и частями; работа по реорганизации и укреплению вооруженных сил ДРА.

Третий период – апрель 1985-го – январь 1987 г. Переход от активных действий преимущественно к поддержке афганских войск советской авиацией, артиллерией и саперными подразделениями; применение мотострелковых, воздушно-десантных и танковых подразделений главным образом в качестве резерва и для повышения морально-боевой устойчивости афганских войск. Боевые операции подразделений специального назначения по пресечению доставки оружия и боеприпасов из-за рубежа. Оказание помощи в развитии вооруженных сил ДРА.

Четвертый период – январь 1987-го – февраль 1989 г. Подписание министром обороны СССР директивы на вывод войск (7 апреля 1988 г.). Начало вывода войск из Джелалабада (с 15 мая), Кабула (с 16 мая). Завершение вывода (15 февраля 1989 г.)

Боевой и численный состав Ограниченного контингента советских войск (ОКСВ) в Республике Афганистан не был постоянным. В марте – апреле 1980 года в его состав входили: управление 40-й армии с частями обеспечения и обслуживания, 4 дивизии (три мотострелковые и одна воздушно-десантная), 5 отдельных бригад (в том числе десантно-штурмовая, трехбатальонного состава), 4 отдельных полка, трубопроводная бригада, бригада материального обеспечения и некоторые другие части и учреждения[343]. В авиации насчитывалось 7 полков – смешанный авиаполк, 3 вертолетных полка, 2 авиаполка истребителей-бомбардировщиков, истребительный авиаполк и 3 отдельных вертолетных эскадрильи, приданные мотострелковой дивизии.

Общая численность ОКСВ составляла 81,8 тысячи человек (из них военнослужащих 79,8 тыс.), в том числе в боевых частях Сухопутных войск и ВВС 61,8 тыс. человек. Наибольшая численность ОКСВ (1985 г.) составляла 108,8 тысячи человек (106 тыс. военнослужащих), в том числе в боевых частях Сухопутных войск и ВВС – 73, 6 тысячи человек[344]. На вооружении находилось около 2,4 тыс. единиц бронетехники (около 600 танков, 1500 БМП, 290 БТР), 900 орудий различных калибров, 500 вертолетов и самолетов[345].

Соединения и части 40-й армии дислоцировались в важных районах и центрах Афганистана. Основная группировка советских войск сосредотачивалась в восточных и северо-восточных провинциях. 5-я мотострелковая дивизия дислоцировалась на западе, а две отдельные бригады на юге страны. Каждой дивизии, бригаде и отдельному полку назначались районы ответственности, включавшие основные населенные пункты и соединяющие их коммуникации. Восемь батальонов специального назначения (СпН), объединенных в две бригады (сформированы в 1985 г.), действовали в выделенных им вдоль афгано-пакистанской границы полосах ответственности.

В боях в Афганистане участвовали две авиадивизии (270 боевых самолетов) и 4 полка боевых вертолетов Ми-24 и Ми-8 (240–250 вертолетов). С аэродромов Туркестанского и Среднеазиатского военных округов оперировали, кроме того, еще две авиадивизии. В Афганистане находились 30 штурмовиков Су-25. Эти соединения авиации были подчинены не командующему 40-й армией, а командующему южным театром военных действий в Ташкенте (в 1985–1986 гг. – генерал армии М.Зайцев).

Части 105-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и два полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, не входившие в 40-ю армию, располагались в Кабуле и Баграме[346].

Кроме соединений и частей Советской армии, в ДРА находились отдельные подразделения пограничных войск КГБ и МВД СССР. Первые подразделения погранвойск КГБ были введены по настоятельной просьбе Б. Кармаля в 1980 году. 22 декабря 1981 года ЦК КПСС принял постановление о дополнительном вводе в страну группировки спецподразделений пограничных войск общей численностью до 8 тысяч человек, возложив на нее контроль за обстановкой в полосе до 100 км вдоль советско-афганской границы.

Не будет преувеличением утверждать, что именно советские пограничники первыми столкнулись с афганскими вооруженными отрядами оппозиции. Уже сразу же после «Саурской революции» государственная граница Афганистана с СССР превратилась в активную зону боевых действий.

В течение 1979 года группы мятежников вышли к пограничной реке Пяндж на участке Хорогского, Московского и Пянджского пограничных отрядов и заняли господствующие высоты вдоль границы[347]. В этой связи охрана советской границы на участках Среднеазиатского (САПО) и Восточного пограничных округов (ВПО) была усилена людьми и техникой, переброшенными с иранской и китайской границ[348].

В начале января 1980 года первые два сводных боевых отряда (СБО) погранвойск КГБ СССР (от Хорогского и Пянджского погранотрядов) переправились через реку Пяндж, прикрыв советский районный центр Калай-Хумб, дорогу Душанбе – Хорог и афганский порт Шерхан. В течение 1980 года в результате серии операций («Горы-80», «Весна-80», «Осень-80», «Баламургаб» и др.) советские пограничники освободили от вооруженных отрядов оппозиции значительную часть северного Афганистана, что позволило в некоторой степени стабилизировать обстановку на границе. В мае 1980 года для прикрытия северного участка границы Афганистана с Пакистаном и Китаем там были выставлены гарнизоны от Мургабского погранотряда ВПО[349].

Всего же за годы войны пограничные подразделения в Афганистане провели 1113 операций. Было уничтожено более 41 тысячи мятежников, захвачено в плен около 20 тысяч, уничтожено и захвачено оружия – 20 334 единицы, боеприпасов – 3023 тысячи, автотранспорта – 742. Через Афганистан прошло более 62 тысяч пограничников, 22 тысячи награждены орденами и медалями, 7 человек удостоены звания Героя Советского Союза (двое – посмертно)[350]. 518 военнослужащих пограничных войск погибло[351].

Значительную боевую работу проделали советские пограничники и для создания, практически с нуля, пограничных войск Афганистана. Выполнение этой задачи было возложено на инструкторов и военных советников, выделенных из состава ПВ КГБ СССР.

Генерал-лейтенант И.П. Вертелко – заместитель[352] (с 1983 г. – первый заместитель) начальника ПВ СССР вспоминает: «Нашим пограничным советникам… приходилось особенно тяжело. Если в пехотной дивизии афганской армии насчитывалось до шестидесяти советников с переводчиками, обслугой и охраной, то в пограничной бригаде их было в десять раз меньше. Причем ни охраны, ни переводчиков им в поддержку не давали… в таких же условиях приходилось работать и нашему верховному советническому эшелону – генералам Ю. Нешумову, Н. Макарову, В. Константинову, И. Яркову, А. Романенко, А. Власову, И. Сагайдак и многим другим…»[353]. Всего с декабря 1979-го по февраль 1989 года на советнической работе в афганских погранвойсках находилось 386 офицеров ПВ СССР[354].

В Афганистане

Как уже отмечалось выше, первоначально политическое и военное руководство СССР не планировало участие советских войск в боевых действиях против вооруженных отрядов оппозиции. Однако уже 9–11 января 1980 года батальон 186-го мсп был привлечен к боевым действиям и подавил мятеж афганского артполка, потеряв двух человек убитыми. В феврале, в связи с участившимися случаями нападения на колонны и обстрелами гарнизонов советских войск, командованию 40-й армии последовало официальное указание: «Начать совместно с армией ДРА активные действия по разгрому отрядов оппозиции». В феврале – марте этого же года была проведена и первая крупная операция в приграничной провинции Кунар (восточнее города Джелалабад)[355]. В ней были задействованы советский батальон и два афганских под общим руководством генерал-лейтенанта В.А. Меримского{24}. По словам генерал-лейтенанта В.П. Черемных, советника начальника штаба афганских вооруженных сил, военная часть операции прошла успешно. В то же время не были решены политические вопросы – органы власти на местах не были закреплены, и контроль над районами вскоре вновь перешел в руки оппозиции[356]. В итоге почти через два месяца (в мае) под руководством того же генерал-лейтенанта В.А. Меримского в провинции Кунар была проведена новая операция. Всего же в течение весны (март – май) против мятежников было проведено 96 операций, в том числе 54 – совместными усилиями советских и афганских частей. Каждой операцией руководил, в зависимости от ее масштаба и привлекаемых сил, советский или афганский военачальник, опираясь при управлении боевыми действиями на оперативную группу от соответствующих штабов. Афганский Генштаб непосредственным руководством боевыми действиями не занимался и к планированию совместных операций не привлекался. Способы боевых действий, сообразуясь с обстановкой, разрабатывались на местах советскими военными советниками. Они же определяли и конкретные задачи афганским частям[357].

Первые боевые операции весной 1980 года показали неподготовленность советских войск к ведению антипартизанской войны. В первую очередь это было связано с тем, что структура 40-й ОА была ориентирована, как и всей Советской армии, на ведение крупномасштабной ядерной войны, что в условиях Афганистана было неприемлемо. По этому поводу генерал Б.В. Громов писал: «… выяснилось, что все выработанное советской военной наукой и записанное в боевых уставах, в том числе в разделе «Ведение боевых действий в горах», годится только для западного направления и европейского театра военных действий. Здесь же, в Афганистане, мы были вынуждены многое постигать на ходу, медленно продвигаясь вперед путем проб и ошибок…»[358].

Афганец

В 1981 году, с учетом опыта первого года войны, были проведены существенные изменения и переформирования в составе 40-й ОА[359]. Еще в январе – феврале 1980 года в СССР были возвращены 2-я зрбр, техника и личный состав дивизионов тактических ракет двух мотострелковых дивизий. Летом в СССР вернулись 353-я абр армейского подчинения и 234-й танковый полк 201-й мсд. Боевое применение этих частей в горной местности оказалось нецелесообразным. К марту 1980 года (офицеры – к ноябрю) была произведена полная замена всего приписного состава соединений и частей на кадровый состав. Одновременно были заменены на армейские образцы все автомобили и другая техника из народного хозяйства, сформированы и введены в Афганистан новые подразделения, в том числе батальоны специального назначения (СпН). Кроме этого, на территории СССР были созданы учебные центры для подготовки военнослужащих к боевым действиям в условиях Афганистана[360]. В результате, по данным Генштаба, в течение 1981 года было уничтожено свыше 20 тысяч мятежников, пленено – 7763, захвачено до 12 тысяч единиц стрелкового оружия, 1,5 млн. различных боеприпасов, а также 79 ДШК, 22 миномета и т. п.[361] В то же время следует сказать, что боевые действия советских и афганских войск не только не приводили к стабилизации обстановки, но и усугубляли ее. К 1 сентября 1981 года под контролем правительственных войск находилось 17 % населенных пунктов (от общего числа 35 285), под контролем мятежников – 83 %. К этому времени мятежники имели 662 отряда общей численностью 38,4 тыс. человек и 389 исламских комитетов. Из них 182 отряда (12,6 тыс. человек) и 192 исламских комитета – в зоне «Центр» [362].

Боевые действия, которые вели советские войска на территории Афганистана, можно условно разделить на плановые, утвержденные министром обороны СССР, и неплановые.

Плановые боевые действия, как правило, были крупномасштабными и предпринимались в целях разгрома особо опасных группировок и объединенных отрядов моджахедов, ликвидации крупных баз оружия и боеприпасов. План боевых действий разрабатывался совместно штабами Главного военного советника и 40-й армии на каждый месяц и представлялся на одобрение в Москву. На основании месячного плана разрабатывались конкретные планы операций и создавались оперативные группы по управлению ими. Первая крупная операция под условным названием «Удар» была проведена с 14 ноября по 5 декабря 1980 года. В этой операции участвовали от советских и афганских войск до 16 тысяч человек, 600 танков и бронетранспортеров, свыше 300 орудий и минометов, до 100 самолетов и вертолетов. В результате под контролем правительственных войск оказалось несколько провинций в зоне «Центр»[363]. Мятежники потеряли убитыми свыше 500, а пленными – 736 человек, были захвачены 861 единица стрелкового оружия и 25 тысяч боеприпасов[364]. Другая, Кунарская, операция была проведена в 1985 году. Боевые действия проводились на всем протяжении Кунарского ущелья – от Джелалабада до Барикота. В общей сложности – 170 километров. Были затронуты и отроги гор в районе ущелья Печдара. В ходе операции десантировалось более 11 тысяч человек вертолетами. При этом не был потерян ни один вертолет, несмотря на то что мятежники уже стали применять «Стингеры» и английские «Блоупайпы». Всего же за годы пребывания в Афганистане советские войска участвовали в 416 масштабных операциях. Крупнейшей из них за все время войны была операция «Магистраль», проведенная в период с 17 ноября 1987-го по 25 января 1988 года. В ней были задействованы войска 40-й армии (подразделения 108 мсд, 201 мсд, 103 вдд, 66-й отдельной мотострелковой бригады (омсбр), 56-й отдельной десантно-штурмовой бригады (одшбр), 191-го отдельного мотострелкового полка (омсп), 345 опдп и подразделения СпН (всего 14 батальонов), афганских вооруженных сил (подразделения двух пехотных дивизий и десантно-штурмовой бригады), а также силы и средства МВД и МГБ Афганистана (всего 19 батальонов). Общая численность личного состава советских частей, задействованных в операции, составляла около 14 тысяч человек. Руководил боевыми действиями командующий 40-й армией генерал-лейтенант Б.В. Громов.

Афганские будни (архив автора)

Цель операции состояла в разгроме районов дислокации противника и создании условий для беспрепятственной доставки гражданских и военных грузов из Гардеза в Хост. Наряду с военными эта операция преследовала и политические цели: срыв замыслов руководства оппозиции по отторжению округа Хост от Республики Афганистан и размещению на его территории своего «правительства». Кроме того, планировалось развеять миф о якобы непобедимости пуштунского племени джадран, которое блокировало эту дорогу.

В ходе операции ударами авиации и огнем артиллерии было нанесено поражение вооруженным отрядам оппозиции, мотострелковые части (108 мсд и 191 омсп) захватили предперевальный участок, а десантники 103-й вдд – перевал Сатекундав (Сатыкандав). Был блокирован маршрут и обеспечена проводка колонн из Гардеза в Хост. Решающий вклад в достижение успеха операции внесли десантники 103-й воздушно-десантной дивизии Павла Грачева, захватившие перевал Сатекундав, названный западными СМИ «неприступным бастионом, о который русские сломают себе зубы». В провинции Пактия были разгромлены главные силы моджахедов и их базы, захвачено большое количество боеприпасов и военного снаряжения. Особое место в операции отводилось уничтожению базового района Сарана. Основную роль в его захвате сыграл 345-й отдельный парашютно-десантный полк под командованием Героя Советского Союза подполковника В.А. Востротина. 9-я рота этого полка 7 января 1988 года приняла бой на высоте с отметкой 3234, вошедший в нашу историю как беспримерный подвиг советских солдат, геройски выполнивших свой воинский долг.

Вот как описывает те события полковник И.В. Печерских:

«В декабре 1987-го – январе 1988 года в Афганистане проводилась крупная армейская операция «Магистраль» по деблокированию находящегося в течение восьми лет в окружении противников города Хост – административного центра одноименной провинции. Операцией руководил лично командующий 40-й армией Борис Всеволодович Громов. В декабре наш 345-й отдельный парашютный десантный полк под командованием Валерия Александровича Востротина получил задачу уничтожить противника в базовом районе Сарана, близ границы с Пакистаном, закрепиться на господствующих высотах и не допустить прорыва «духов» в направлении дороги Гардез – Хост, установление контроля над которой и было основной задачей операции «Магистраль».

Наш 3-й батальон, в который входили 8-я и 9-я парашютно-десантные роты под командованием майора Николая Дмитриевича Ивоник, вел боевые действия на правом фланге полка в непосредственной близости от границы. В составе 3-го батальона мы вывели в горы 85–90 человек. Противник сразу же начал оказывать жесточайшее сопротивление. Практически все выгодные высоты в районе боевых действий были заняты «духами» и захватывались с боем.

В конце декабря, под Новый год, батальон практически вышел на задачу, 8-я рота заняла три своих высоты и закрепилась на них; 9-я рота и управление батальона вышли на подступы к высотам 3234, 3228. Эти две высоты, с которых отлично просматривалась вся дорога Гардез – Хост на протяжении 20–30 километров и все более низкие высоты, которые были уже заняты нашими войсками. Противник с этих высот корректировал огонь своей артиллерии практически по всей армейской группировке.

27 декабря разведвзвод батальона старшего лейтенанта Смирнова под прикрытием огня 9-й роты захватил высоту 3228. Оставалась высота 3234. Первый штурм окончился неудачно. Взвод старшего лейтенанта Виктора Гагарина оказался в огневом мешке. Гагарин остался прикрывать отход своего взвода и не успел отойти вовремя сам. Честно говоря, я посчитал его убитым, хотя буквально через час он дал о себе знать по радиосвязи. В это время на позиции взвода был подтянут еще один взвод 9-й роты, и с наступлением темноты в ходе штурма после артиллерийской подготовки высота была захвачена. На высоту 3234 подтянулся еще один взвод 9-й роты. Командир полка Валерий Александрович Востротин утвердил мое решение сосредоточить все три взвода 9-й парашютно-десантной роты в районе этой высоты, так как именно она была стратегически важной.

29 декабря пошли первые колонны по дороге на Хост. В тот день с наступлением заката «духи» начали массированный обстрел со стороны садившегося светила из стрелкового оружия по всем позициям батальона и всего полка. Такие вечерние обстрелы длились вплоть до Рождества.

7 января, как мы уже привыкли, на закате противник начал массированный артиллерийский, реактивный, ствольный и минометный огонь по высотам 3234 и 3228 одновременно. Вместе с тем «духи» с трех направлений начали штурм высоты 3234. Параллельно с этими действиями противник усилил огонь и по расположениям 1-го батальона полка, так что было непонятно, по какому из направлений будет основной удар противника.

Группа советских военнослужащих в Афганистане. Шинданд, декабрь 1985 г.

Первым на высоте погиб сержант Федотов из группы артиллерийского корректировщика старшего лейтенанта Ивана Бабенко. Потом пулеметчик – Александров. Именно Слава Александров первый открыл огонь по наступающему противнику, дав возможность подразделениям занять огневые позиции. Первая атака «духов» была отбита. Но в течение ночи на высоте 3234 последовало еще 12 атак. Командир полка Валерий Александрович Востротин вновь утвердил мое решение снять с позиции два взвода 8-й роты и подтянуть к высоте 3234. Такая же задача – выдвинуться на высоту 3234 – была поставлена батальонному разведвзводу Алексея Смирнова. Вариант отхода с высоты был исключен сразу, так как эвакуировать раненых и убитых было невозможно: для того чтобы вынести одного раненого или убитого, необходимо 4–6 здоровых солдат. Мы просто физически не смогли бы унести всех.

В ходе боя на юго-восточной части высоты 3234 были сосредоточены все взводы 9-й роты. Там же находился артиллерийский корректировщик Иван Бабенко со своей группой.

Все атаки противника начинались с массированного артиллерийского и минометного обстрела с дальнейшим переносом огня в глубь обороны. Противник очень грамотно использовал свое полное преимущество в крупнокалиберных пулеметах, безоткатных орудиях и гранатометах.

По разным оценкам, в каждой из двенадцати атак участвовало не менее 100–150 «духов». Каждый раз они несли огромные потери, откатывались назад и начинали снова. Был момент, когда исполнявший обязанности командира 9-й роты, спокойный и очень выдержанный офицер Сергей Ткаченко, выругался прямо в эфире: «Да сколько же их здесь! Их все больше!»

По наращиванию сил противника было ясно, что к «духам» подходят резервы. По всем предполагаемым маршрутам их выдвижения, местам сосредоточения противника и сбора их раненых стали работать все приданные мне в ходе боя артиллерийские подразделения полка и армейской группировки. Артиллерийский корректировщик старший лейтенант Иван Бабенко направлял огонь. При этом Иван спокойно и хладнокровно наводил артиллерию с дальности 7–10 километров и клал снаряды в 20–30 метрах от себя… Без преувеличения скажу, что этот офицер несколько раз спасал положение. Не один десяток солдат и офицеров обязаны ему жизнью.

С первой атаки «духов» сложилось впечатление, что с нами воюют регулярные войска: очень грамотное применение артиллерии и организация штурма говорили сами за себя. Это подтвердилось впоследствии. Десантники отбивали атаки пакистанского полка коммандос «Чинхатвал». Артиллерия противника также работала в основном с пакистанской территории. Противник, кроме того, использовал вертолеты переброски резервов и эвакуации раненых. Для охоты за их вертолетчиками командир полка через несколько дней прислал мне расчет зенитчиков с двумя ПЗРК «Игла».

Командир полка Валерий Александрович Востротин в ходе боя постоянно находился в радиосети «рота – батальон». Для обеспечения устойчивой радиосвязи командующий армией поднял в район высоты самолет-ретранслятор. Командующий армией генерал Громов лично контролировал радиосети, в которых мы работали.

Критический момент боя настал ночью, когда у личного состава десантников осталось буквально по одному магазину боеприпасов. Положение спас приход разведвзвода Алексея Смирнова, который, пройдя ночью с 10–12 десантниками с полной загрузкой боеприпасов около 3 километров по горам, в полной темноте, вышел на высоту 3234 и с ходу вступил в бой. После этого противник предпринимал последние атаки, но уже с целью забрать свои трупы…

Исход боя был решен. Противник начал отступать. По маршрутам его отхода работал Иван Бабенко, корректируя огонь чуть ли не всей артиллерии армейской группировки».

В Афганистане

Всего в бою на высоте 3234 из 39 десантников погибли 6 человек и 10 были ранены (по другим данным – 12). Трое раненых отказались эвакуироваться. Только через трое суток их спустили вниз – стали гноиться раны. Пулеметчики Андрей Мельников и Вячеслав Александров получили посмертно звание Героя Советского Союза. Последний в один из моментов боя, прикрывая отход товарищей, принял на себя удары сразу трех душманских гранатометчиков.

В целом операция «Магистраль» была проведена исключительно успешно и результативно. Была осуществлена проводка автомобильной колонны с продовольствием и предметами первой необходимости в город Хост, который долгие годы находился в блокаде. Разгромлены основные вооруженные отряды и базы моджахедов в этом районе, захвачено и уничтожено огромное количество вооружения, боеприпасов и военного снаряжения, в том числе 19 ПЗРК, 167 минометов и безоткатных орудий, 156 крупнокалиберных пулеметов и другое вооружение. На 218 складах было захвачено 25 730 реактивных снарядов, 12 012 инженерных мин и фугасов, несколько миллионов штук различных боеприпасов. В районе боевых действий было снято и обезврежено 1576 мин и фугасов. Большие потери понес противник и в живой силе. В советских подразделениях погибло 20 и было ранено 68 военнослужащих[365]. Успех операции «Магистраль» имел и большое морально-психологическое значение. Поражение моджахедов значительно подорвало авторитет их вооруженных формирований в глазах населения Пактии, округа Хост и всего Афганистана и привело к снижению морально-боевого духа рядовых членов оппозиционных отрядов.

За умелое руководство войсками при проведении операции «Магистраль» командующему 40-й армией генерал-лейтенанту Б.В. Громову было присвоено звание Героя Советского Союза. Такого же звания были удостоены генерал армии В.И. Варенников, полковник В.Е. Павлов (посмертно) и рядовой С.В. Игольченко[366].

Следует заметить, что при проведении масштабных операций, в том числе и «Магистраль», особое внимание уделялось вопросам оперативной маскировки, а именно: обеспечению скрытности их подготовки и введению противника в заблуждение относительно начала боевых действий, района проведения, состава сил и средств, направлений действий и решаемых задач. Для этой цели одновременно готовились два плана, один из которых – ложный для преднамеренного ознакомления с ним широкого круга лиц с афганской стороны.

Наряду с крупномасштабными плановыми операциями советские войска почти непрерывно вели и неплановые боевые действия (так называемые частные боевые действия) с привлечением ограниченных сил и средств на относительно небольших территориях и непродолжительных по времени (рейдовые действия усиленных батальонов, боевые действия дежурных подразделений в зонах ответственности, досмотры караванов, засадные действия, налеты, самостоятельные боевые действия авиации по поражению группировок и отдельных объектов противника и т. д.). Они проводились по решению командующего 40-й армией или командиров соединений и частей на основе сведений, полученных обычно от агентурной и войсковой разведок. Всего за время пребывания в Афганистане было проведено более 220 подобных боевых операций[367].

Капитан Н.А. Стародымов (в центре). Адрескан, март 1986 г. (архив Н.А. Стародымова)

Рейдовые действия усиленных батальонов наиболее часто проводились до 1981 года. Это объясняется тем, что система разведки 40-й армии создавалась уже после ее ввода в Афганистан. Рейдовые группы поддерживались боевыми и транспортно-боевыми вертолетами, а также самолетами боевой авиации. В некоторых случаях отряды доставлялись в район рейда вертолетами, а после завершения операции эвакуировались бронегруппой или вертолетами.

Одним из специфических видов боевых действий в Афганистане был досмотр караванов (на предмет выявления оружия, боеприпасов, военного имущества или наркотиков), который осуществлялся главным образом подразделениями СпН, действовавшими на вертолетах. С целью воспрещения пополнения отрядов афганской оппозиции оружием и боеприпасами из-за рубежа, а также недопущения передвижения противника внутри Афганистана проводились засадные действия. В состав засады включался обычно взвод, усиленный гранатометом АГС-17, расчетом 82-мм миномета «Василек» и группой снайперов.

В начале 1984 года был разработан план под кодовым названием «Завеса», предусматривавший целый ряд мер по перекрытию караванных маршрутов и лишению групп боевиков притока оружия и боеприпасов. Основной упор делался на подавление активности оппозиции в центральных провинциях, которые контролировались правительственными войсками и где были сосредоточены основные советские части.

Согласно этому плану в наиболее напряженных южном и восточном направлениях у пакистанской границы всем частям и соединениям были определены зоны ответственности общей протяженностью 1000 км и глубиной от 100 до 300 км, а бригадам СпН – зоны разведывательно-боевых действий[368].

Здесь, на наш взгляд, важно более подробно осветить деятельность СпН – подразделений разведки специального назначения ГРУ[369].

На первых этапах войны силы СпН ГРУ в Афганистане были ограничены лишь одной 469-й отдельной разведротой в Кабуле. Ее состав использовался ограниченно и часто не по назначению. Позже, в октябре 1981 года, в ДРА были введены еще два отряда СпН численностью примерно по 500 человек (что соответствовало армейскому батальону). При вводе в Афганистан из соображений секретности их именовали «отдельными мотострелковыми батальонами» с порядковыми номерами – 1-й, 2-й и т. д. Так, 154-й оооспн стал 1-м батальоном (первый командир – майор И.Ю. Содеревский), 177-й соспн – 2-м батальоном (подполковник Б.Т. Кримбаев)[370].

10 февраля в ДРА ввели третий отряд, 173-й ооспн из Кировограда, сформированный по приказу министра обороны СССР от 29 февраля 1980 года на базе 12-й бригады спецназа. К марту 1985 года в результате переформирований и дополнительной переброски отрядов спецназа из СССР, число СпН в Афганистане было доведено до восьми.

Организационно они были сведены в две бригады – 15-ю и 22-ю обрспн со штабами в Джелалабаде и Лашкаргахе (Лашкаревка). В апреле директивой Генштаба № 314/2/0208 были введены управление и подразделения обеспечения бригад. В 15-ю бригаду вошли 154-й («1-й батальон»), 177-й («2-й батальон»), 668-й (4-й батальон») и 334-й ооспн («5-й батальон»), в 22-ю бригаду – 173-й («3-й батальон»), 370-й («6-й батальон»), 186-й («7-й батальон») и 411-й ооспн («8-й батальон»). Общая численность спецназа составляла более 4000 бойцов.

За каждым отрядом СпН для обеспечения мобильности и огневой поддержки закреплялись по 4 транспортных вертолета Ми-8 и 4 боевых Ми-24 из базировавшихся вблизи мест дислокации спецназа джелалабадского 335-го отдельного боевого вертолетного полка (обвп), кандагарского 280-го отдельного вертолетного полка (овп) и 262-го отдельной вертолетной эскадрильи (овэ) из Баграма. К работе со спецназом привлекались также вертолеты кабульского 50-го отдельного смешанного авиаполка. К 1985 году отряды спецназа состояли из пяти рот (три СпН и по одной – минирования и РМО), а также группы связи и ЗСУ. Кроме того, в ротах СпН вводились четыре группы АГС-17 и РПО-А «Шмель» из числа прежних огнеметных и гранатометных взводов соответствующих рот отряда. На вооружении 1-й роты находились БМП-2, 2-й и 3-й – БТР-60 и БТР-70. При необходимости для поддержки действий СпН у гарнизонов и баз выделялись артиллерийские подразделения.

Проиллюстрировать результативность боевой деятельности отрядов спецназа ГРУ можно следующими цифрами. За период с 1985 по 1988 год только 186-м ооспн было уничтожено/захвачено: боевиков – 1268/63; стрелкового оружия 34/324; минометов – 2/8; РПГ – 10/19; боеприпасов к стрелковому оружию (тыс. шт.) – 720, 05/976,12; реактивных снарядов – 277/396; мин противотанковых и противопехотных – 141/93; мин минометных – 222/1102; автомобилей, мотоциклов и тракторов – 92/25.

334-м ооспн за этот же период было уничтожено и захвачено: 2978 мятежников, 420 единиц стрелкового оружия, 15 минометов, 497, 4 тыс. штук боеприпасов к стрелковому оружию, 4491 реактивный снаряд, 750 противотанковых и противопехотных мин, 9 автомобилей, 4 каравана, 185 вьючных животных[371].

Советские солдаты в Афганистане (архив автора)

Западные военные специалисты не могли не признать, что «операции, проводимые подразделениями спецназа во многих приграничных районах, в сочетании с бомбардировками и минированием перечеркнули способность моджахедов осуществлять поставки вооружений с помощью караванов в глубь страны с той безнаказанностью, которой они упивались в первый период войны»[372].

Однако спецназ не сразу превратился в ту грозную силу, которой опасались моджахеды. Прибывавшие из России бойцы первое время плохо представляли себе специфику боевых действий в Афганистане и часто недооценивали врага. Об этом свидетельствует трагедия, которая произошла 21 апреля 1985 года в провинции Кунар с необстрелянной первой ротой асабадского батальона спецназа (334-й ооспн), дислоцировавшегося до этого под Минском[373]. Вот как описывает этот трагический эпизод войны майор А. Чикишев:

«Начало первой боевой операции не предвещало трагедии. Прохладная апрельская ночь, чуть занимавшийся рассвет, стремительный бросок одной из рот батальона в глубь Мараварского ущелья и несколько афганцев, трусливо удирающих от советских «рейнджеров»… И рота, и комбат, руководивший операцией с КП, купились на испытанный прием моджахедов и дали заманить себя в ловушку к самой границе с Пакистаном.

На привале. Афганистан

Запустив спецназ поглубже в ущелье, исламские партизаны ударили с нескольких сторон, осыпая разгоряченных преследованием солдат пулями и гранатами из РПГ (ручной противотанковый гранатомет). Затем они отсекли от основных сил группу человек в тридцать, окружили ее, а остальных выбили из ущелья. Вместо того чтобы сразу вызвать авиацию, огонь артиллерии, запросить о помощи стоявших рядом мотострелков, комбат решил обойтись своими силами.

Время было упущено. Окруженные сопротивлялись до последнего. Часть из них бросилась на прорыв, другие заняли оборону в полуразрушенном строении. Отбивались недолго. Моджахеды подтащили безоткатные орудия и многоствольные реактивные установки. Из ближайших лагерей оппозиции, находившихся на территории Пакистана, прибыло подкрепление. Через несколько часов сопротивление было сломлено. Почти все были перебиты, а трупы, раздетые донага, были преданы издевательствам и глумлению. Ближе к вечеру мусульмане, построившись в цепь, тщательно прочесали ущелье, добивая раненых.

Под утро следующего дня на советские посты выполз со множеством ранений прапорщик, а затем вышел солдат. Они были единственными, кто уцелел в мараварской бойне»[374].

К словам майора А. Чикишева следует добавить, что в боях в Мараварском ущелье погиб командир роты капитан Н.Н. Цебрук. Командир группы лейтенант Н.А. Кузнецов, чтобы не попасть в плен к моджахедам, подорвал себя гранатой, так же поступили еще семеро окруженных бойцов[375]. Всего за три дня (включая операции по выносу погибших с поля боя) отряд потерял 29 человек.

Говоря о советских спецподразделениях, принимавших участие в боевых действиях в Афганистане, нельзя не упомянуть и об отрядах специального назначения (разведывательно-диверсионных) КГБ СССР «Зенит», «Гром», «Каскад», «Вымпел», «Омега» и отряде МВД СССР «Кобальт»{25}. В их задачи входило: оказание помощи в создании органов безопасности на местах; организация оперативно-агентурной работы против действующих отрядов оппозиции; организация и проведение спецмероприятий против наиболее активных противников правительственного режима и СССР, охрана особо важных объектов.

Весной 1987 года советские войска стали использовать разработанную по инициативе командующего армией генерал-лейтенанта В. Дубынина систему «Барьер». Ее суть заключалась в том, что отдельные участки местности на востоке и юго-востоке страны перекрывались сплошной цепью засад и подразделениями, которые обороняли узлы дорог и контролировали с высот ущелья. При этом задача плана сводилась не столько к уничтожению караванов в движении, сколько в воспрещении их перемещения, накапливания грузов на перевалочных базах, с последующим их уничтожением ударами авиации.

Одной из важнейших и наиболее сложных задач ОКСВ в Афганистане являлась задача по охране народно-хозяйственных и военных объектов, основных автомобильных дорог и проводке по ним транспортных колонн. Для этого использовались постоянные сторожевые заставы, а также специально сформированные батальоны охраны.

Постоянные сторожевые заставы представляли собой укрепленные пункты, приспособленные для длительного проживания личного состава и несения им боевой службы. Подходы к заставам прикрывались минными полями и проволочными заграждениями. В сторожевые заставы назначались мотострелковые, воздушно-десантные, десантно-штурмовые, а иногда танковые, артиллерийские, противотанковые и другие подразделения. В среднем каждая застава насчитывала 20–25 человек.

Всего силами 40-й армии на маршрутах и в режимных зонах были созданы 862 сторожевые заставы и поста, на которых в 1981 году несли службу 20,2 тыс. человек[376]. Из них 186 сторожевых застав и 184 поста располагались вдоль коммуникаций (с учетом выносных наблюдательных постов их сеть превышала 1100). Они оборудовались для проживания и готовились к круговой обороне. Гарнизоны застав насчитывали от взвода до роты и имели запасы топлива, продовольствия и боеприпасов. На заставе могли располагаться артиллерия, танки и бронемашины приданной бронегруппы, тут же останавливались на ночлег под прикрытием транспортные колонны. В случае нападения на транспорт на своих участках трассы с заставы высылали поддержку, помогавшую пробиться из огня под прикрытием брони и вывести заблокированные машины.

В Афганистане

К апрелю 1985 года только на участке магистрали Термез – Кабул в зоне ответственности 177-го мсп протяженностью 65 км содержалось 14 сторожевых застав и 23 сторожевых поста. Некоторые из них представляли собой настоящие крепости. Так, застава № 31, в районе которой находился и командно-наблюдательный пункт 1-го батальона полка, насчитывала 193 человека, включая взвод минометчиков, танковую роту (без взвода), артиллерийскую батарею и разведвзвод батальона[377].

Наблюдательные посты, устраивавшиеся на горных вершинах и скалах вокруг застав, расширяли обзор подконтрольной зоны. На них, кроме «стандартных» средств наблюдения (бинокли, дальномеры и буссоли, приборы ночного видения), использовались также разведывательно-сигнальные комплексы: датчики, обнаруживавшие присутствие «теплых» объектов и металла (человека с оружием), сейсмические датчики (система «Реалия»), фиксировавшие легкие сотрясения земли, в том числе от движения вблизи пешего человека.

Значительную сложность представляли собой боевые действия в районах кяризных систем.

Генерал-майор Е.Г. Никитенко, в 1985–1987 годах – заместитель начальника оперативного отдела 40-й армии, так описывает эти специфические сооружения:

«Они представляют собой сеть расположенных под наземными водотоками подземных галерей шириной и высотой до 2,5–3,5 м, на дне которых расположены водосборные колодцы, сообщающиеся между собой каналами. На различном удалении друг от друга из галерей имеются выходы на поверхность земли, через которые осуществляется их вентиляция, а также проникновение воды во время заполнения наземных водотоков внутри галереи. Как правило, под многими строениями имеются колодцы, сообщающиеся с общей кяризной системой. Кяризные системы нередко используются мятежниками для укрытия от огня артиллерии и ударов авиации, скрытого маневра и захоронения оружия.

Кяризы начинаются в горных районах в местах выхода воды на поверхность и простираются на многие десятки километров. Они разветвляются, пересекаются, иногда проходят в одном направлении на разных уровнях. Созданные в древности и постоянно совершенствуемые, кяризные системы сейчас во многих районах страны представляют собой очень сложные сети, схем которых, как правило, не имеется»[378].

Уничтожение моджахедов в кяризах было сопряжено с большими трудностями. При проведении операций в районах кяризных систем первостепенное значение имело вскрытие всей сети подземных галерей. Для этого проводилась аэросъемка, создавались фотопланшеты, анализировалась информация, полученная от правительственных органов, местных жителей, пленных из отрядов, пользующихся кяризами, а также данные разведки.

Командующий 40-й армией в Афганистане генерал-лейтенант Ю.В. Тухаринов

При подходе к кяризу, в котором, по имеющимся данным, укрывались моджахеды, подразделение блокировало возможно большее количество входов, остальные брались на «прицел» артиллерии и автоматических гранатометов. Если моджахеды после предложения сдаться отказывались выйти из галерей, то принимались меры по их выкуриванию или уничтожению.

В кяризные колодцы, размещенные рядом друг с другом, опускались заряды взрывчатки и одновременно подрывались. Галереи забрасывались дымовыми гранатами и шашками (обычно в кяризах хорошая горизонтальная тяга). Иногда в колодцы заливалось горючее и подрывалось гранатами. Для осмотра кяризов и уничтожения в них моджахедов формировались специальные группы, снабженные респираторами, под командованием опытного офицера или сержанта[379]. Как правило, досмотровым группам удавалось отыскивать склады противника и вытеснять его на поверхность.

Сложной проблемой являлось снабжение советских войск в Афганистане всем необходимым, которое осуществлялось преимущественно из Советского Союза. Для подвоза материальных средств и продовольствия в составе ОКСВ было создано 86 автомобильных колонн. Ежедневно на дорогах и маршрутах в движении по афганской территории находилось 25–30 автомобильных колонн (1000–1500 автомобилей), которые в среднем за год перевозили 780 тысяч тонн грузов. 57 тысяч тонн доставлялось водным транспортом и чуть более 40 тысяч тонн – авиацией[380].

Общее руководство и координацию деятельности ОКСВ в Афганистане осуществляла оперативная группа Министерства обороны и группа представителей Генерального штаба СССР. Первая оперативная группа прибыла в Кабул 23 декабря 1979 года. Она была сформирована из офицеров штаба ВДВ и возглавлялась заместителем командующего ВДВ генерал-лейтенантом Н. Гуськовым.

В первых числах января 1980 года в Афганистан было введено управление 40-й армии. Одновременно с этим в Кабул прибыла созданная по решению советского руководства оперативная группа Министерства обороны СССР (ОГ МО) во главе с маршалом С.Л. Соколовым. Оперативная группа ВДВ была упразднена. В конце 1984 года ОГ МО, периодически находившуюся в Афганистане от 1,5 до 10 месяцев в году, возглавлял заместитель начальника Генерального штаба генерал армии В.И. Варенников{26}. С 2 января 1987 года по 14 февраля 1989 года группа находилась в Афганистане постоянно.

Непосредственное управление боевой и повседневной деятельностью ОКСВ осуществлял командующий 40-й армией, имевший статус уполномоченного правительства СССР по делам советских войск в Афганистане. Армией командовали генерал-лейтенанты Ю.В. Тухаринов{27} (декабрь 1979 г. – сентябрь 1980 г.), Б.И. Ткач{28} (сентябрь 1980 г. – май 1982 г.), В.Ф. Ермаков{29} (май 1982 г. – ноябрь 1983 г.), Л.Е. Генералов{30} (ноябрь 1983 г. – апрель 1985 г.), И.Н. Родионов{31} (апрель 1985 г. – апрель 1986 г.), В.П. Дубынин{32} (апрель 1986 г. – июнь 1987 г.) и Б.В. Громов{33} (июнь 1987 г. – февраль 1989 г.).

В Афганистане постоянно находилась значительная группа советских военных советников, специалистов и переводчиков. Они оказывали помощь афганским генералам и офицерам в поддержании соединений и частей в боевой готовности, планировании и руководстве военными действиями против оппозиционных формирований. Кроме того, им приходилось выполнять неожиданные для них задачи, как борьба за единство рядов НДПА, оказание помощи в становлении органов власти в уездах, волостях, мобилизационных мероприятиях и др. Во второй половине 1980 года структура коллектива военных советников была переведена на военные рельсы. Был создан штаб Главного военного советника, укомплектованы в новом составе группы военных советников в корпусах, бригадах и полках, а также в авиации и войсках ПВО. К 1985 году количество советских военнослужащих в правительственных войсках составляло: 761 советник, 205 специалистов, 227 переводчиков[381]. Всего же с 1980 по 1988 год в ДРА было командировано около 8000 военных советников, специалистов и переводчиков[382].

Должность Главного советника в разное время занимали: генерал-лейтенант Л.Н. Горелов (1978–1979), генерал-полковник С.К. Магометов (1979–1980), генерал армии А.М. Майоров (1980–1981), генерал армии М.И. Сорокин (1981–1984), генерал армии Г.И. Салманов (1984–1986), генерал-полковник В.А. Востров (1986–1988), генерал-полковник М.М. Соцков (1988–1989), генерал-полковник Б.П. Шеин (1989–1990). Военным советником Верховного главнокомандующего ВС РА с 1989 по 1990 г. был генерал армии М.А. Гареев{34}, а с 1990 по 1992 г. – главным военным специалистом при Верховном главнокомандующем ВС РА – генерал армии Н.Ф. Грачев.

Командующий 40-й армией в Афганистане генерал армии В.П. Дубынин

В советнический аппарат входили: генерал-лейтенант В.П. Черемных{35} (начальник штаба – первый заместитель главного военного советника и советник начальника Генерального штаба афганских ВС), генерал-лейтенант П.И. Шидченко (начальник группы управления боевыми действиями штаба Главного военного советника), генерал-лейтенант П.П. Сафронов (советник командующего ВВС и ПВО), генерал-майор В.П. Заплатин (советник начальника политуправления афганской армии), генерал-майор В. Воливач (советник зоны «Северо-Восток»), генерал-майор С.Х Аракелян (советник начальника инженерных войск), генерал-майор Н.Е. Цыганник (советник МВД), генерал-майор П.Г. Костенко (советник начальника Генштаба), генерал-майор И.В. Фуженко (советник начальника Генштаба), генерал-майор В.П. Гришин (первый заместитель ГВС), полковник В.Я. Расин (советник командира 9-й горно-пехотной дивизии), полковник Кузьменко (советник 25-й пехотной дивизии), полковник А. Катинас (советник разведуправления), полковник Ж.П. Копейко (советник командира 18-й пехотной дивизии в Мазари-Шарифе), В.А. Гартман (советник командира 21-й мотопехотной бригады в Фарахе) и др.

Многие из них в период боевых действий находились на передовых позициях афганской армии и отдали жизни, выполняя свой служебный долг. Так, только в 1981 г. из числа советников погибли 22 и были ранены 53 офицера[383]. Всего же в Афганистане погибли 180 военных советников, специалистов и переводчиков, 664 были ранены. Среди «погибших при исполнении» были генералы П.И. Шидченко, Н.А. Власов, полковники А.И. Мельниченко, А.В. Еременко, В.Я. Расин, подполковники Н.В. Бобрик, В.Ф. Крючков, А.М. Сериков, майор Н.Я. Бизюков, лейтенанты А. Алексин, Г.А. Кашлаков, А.А. Бесолов, А.П. Лепехин, Г.И. Иванов, В.С. Лосев, С.В. Дорошенко, А.С. Стебунов, Г.В. Кирюшкин, Д.Л. Ващенко, Р.А. Тимуршин, А.Д. Кудрин, Б.С. Сенив, К.Н. Колщиков, А.П. Матасов, рядовые С.Н. Кравцов, В.В. Смертенюк и другие.

Группа бойцов перед выходом на задание. Афганистан

Советской группировке и афганским правительственным войскам противостояли оппозиционные формирования, общая численность которых в различные годы составляла от 47 до 173 тысяч человек[384]. Как правило, моджахеды действовали группами от 20 до 50 человек, но для решения более сложных задач они объединялись в отряды по 150–200 человек и более. Иногда формировались и так называемые «исламские полки» численностью 500–900 человек и более. На вооружении «повстанцев» находились стрелковое оружие китайского, египетского, английского и шведского производства, безоткатные орудия, зенитные установки (37-и 40-мм зенитные установки, ПЗРК типа «Ред Ай»), 60–82-мм минометы, 76-мм горные пушки[385]. В большом количестве использовались противотранспортные и противопехотные мины, самодельные фугасы и ручные гранаты. С начала 1984 года – современные зенитные и противотанковые средства: ПЗРК типа «Стрела 2М» китайского и египетского производства, «Стингер» и «Блоупайп» американского и английского производства[386], огнеметы, а также химическое оружие (только в апреле 1984 года в Афганистан было переброшено около 4 тысяч химических боеприпасов[387]) и даже нервно-паралитическое вещество 517 Си-Эс[388].

Среди наиболее известных полевых командиров моджахедов следует отметить таджика Ахмад-Шаха Масуда{36}, действовавшего в северных провинциях и командующего отрядами в долине Панджшер[389]; Абдулу Хака, оперировавшего в Кабуле и его окрестностях; Амина Вардака, действовавшего в основном в провинциях Вардак и Газни, Саида Джаграна, Джалаллудина. Кроме того, в Афганистане действовали еще несколько сот региональных командиров отрядов, большей частью самостоятельно. Некоторые из полевых командиров имели военное образование, полученное в том числе и в советских военных учебных заведениях. Например, полковник Рауф, бывший капитан 24-го пехотного файзабадского полка Вазир Хистаки (командир отряда моджахедов, действовавших в районе Файзабада), окончивший, по некоторым данным, академию им. М.В. Фрунзе, полковник Сарвар (бывший военный атташе ДРА в Индии), действовавший в Нуристане, и др.

Партизанами применялось главным образом четыре вида тактики, которые часто комбинировались: операции городских партизан, засады против колонн снабжения, оборона опорных точек и осада опорных точек противника.

Первая из них применялась в городах, прежде всего в Кабуле. Наибольшую активность она получила с марта 1982 года, после циркулярных указаний руководства «Исламской партии Афганистана» (ИПА) сосредоточить главные усилия на контроле и нарушении функционирования основных транспортных артерий, особенно тех, которые связаны со столицей. Кроме этого, в указаниях подчеркивалось, что важной задачей на 1361 г. (1982) надо считать ведение вооруженной борьбы в столице и ее пригородах.

Часто в качестве «объектов» террористических актов целенаправленно выбирались советские военнослужащие, гражданские и военные советники. В Кабуле были даже созданы молодежные партизанские отряды, специализирующиеся на похищении советских гражданских и военных советников. После захвата советников доставляли в контролируемые партизанами Парванские или Баграмские горы и начинали переговоры об их обмене или выкупе.

Среди афганских детей

Хаджи Мохаммад Якуб, городской партизан Исламской партии Афганистана Гульбеддина Хекматьяра, так описывает один из проведенных в Кабуле терактов:

«В апреле 1980 года мы атаковали здание Радио Афганистана. Там находился центральный офис Афганского радио-и телевещания. Советские советники работали в этом здании, где они надзирали за радио-и телевещанием, формулировали и редактировали новости перед вещанием. Советники и были нашей мишенью. Мы получили бомбу от наших людей (из Пакистана. – А.О.) и дали ее женщине, которая работала на радиостанции. Она пронесла на станцию и зарядила ее. Бомба взорвалась в 10.00. Взрывом убило двух афганских партийных активистов и двух советников и ранило солдата»[390].

18 августа 1981 года группой моджахедов под командованием Шахабуддина в микрорайоне Восточный Кабул был похищен советский советник, участник Великой Отечественной войны, специалист-геолог, работавший в Афганистане с 1976 года Е.М. Оримюк. Впоследствии в газете французских коммунистов «Юманите» (1982 г.) была напечатана заметка о его казни.

10 февраля 1982 года в Герате была подорвана резиденция губернатора. При взрыве погибло несколько советских гражданских советников[391].

Крупный террористический акт был проведен 2 октября 1983 года в Восточном микрорайоне Кабула, где жили советские советники. В результате подрыва пяти бомб, спрятанных в тележке с фруктами и овощами, погибло 13 советских советников, 12 человек было ранено.

Перед боевым выходом. Афганистан

В интервью западным журналистам в Пешаваре один из командиров городских партизан Абдул Хак следующим образом описывает свои операции:

«В Кабуле находятся министерства, главная квартира и много советских войск. Район наших боевых действий охватывает также аэродром и четыре главных дороги, ведущих в Кабул. Все эти объекты подвергаются нашему нападению. Кроме того, мы атакуем советское посольство, разрушаем электросеть и опорные пункты советских и афганских войск. Партизаны взрывают склады с горючим, скопления грузовых машин и казармы. В городе партизаны пользуются прежде всего взрывчаткой и пистолетами. Из-за постоянных проверок на улицах и обысков невозможно применять другое оружие»[392]. Часто такие операции, по словам полевого командира, поддерживались огнем минометов и ракетных установок, расположенных вне города. Детальная разведка, знания о движении противника и местонахождении его охраны способствовали эффективности их проведения. Тем не менее моджахеды не могли полностью использовать свои преимущества из-за недостаточной тренировки, плохой организации, нехватки, особенно в начале войны, современного оружия и необходимого оборудования, отсутствия эффективного командования и системы контроля, недостаточной координации действий между различными группами. Для дискредитации военнослужащих 40-й армии душманы нередко переодевались в советское обмундирование и, выйдя на дорогу под видом сторожевой заставы или поста, грабили проезжающий транспорт и караваны торговцев.

Кроме боевых операций, городские отряды проводили наблюдение и сбор информации. Один из таких отрядов, например, сообщил партизанам о вылете и маршруте вертолета, на борту которого находился генерал-лейтенант П.И. Шкидченко. В результате 19 января 1982 года вертолет был сбит и советский генерал погиб[393].

Часто акции против советских военнослужащих сопровождались особой жестокостью и издевательствами. Так, генерал-лейтенант В. Черемных в своих воспоминаниях приводит несколько случаев зверских убийств моджахедами захваченных в плен офицеров и солдат Ограниченного контингента. Так, в начале июня 1980 года в районе Файзабада плененному советскому майору вырвали язык, отрезали уши, скальпировали, а затем зарезали[394]. Другому офицеру (в районе Герата в июне 1981 года) после жестоких пыток вспороли живот, вынули оттуда кишки, засунули в полость живота отрезанную голову и зашили бечевкой[395]. Н.Н. Белашов, в то время старший лейтенант, упоминает о пытках рядового Л.П. Сергеева (1960 г. рождения), захваченного во время боя 10 января 1980 года. В плену его пытали, протыкая раскаленным на костре шомполом от винтовки сердце. Затем добили ударом ножа в затылок[396].

О другом случае изуверства упоминает в интервью танкист Игорь Медведев. Советскому лейтенанту, попавшему в плен, залили голову расплавленным свинцом и раскатали ее колесами грузовика, превратив «в огромный плоский черный блин»[397].

По словам медбрата Сергея Сысоева, у душманов были даже свои излюбленные пытки – «иногда, раздев и связав пленного, его сажали на кувшин, в который помещали ужа. Пометавшись час-другой внутри сосуда, он вползал в пленного, прокладывая себе путь по кишкам. Так и застревал где-то внутри организма. От ужаса и болевого шока пленный отправлялся на тот свет с ужом в кишечнике»[398].

Такие действия моджахедов, в свою очередь, вызывали ответную жестокость со стороны советских военнослужащих. Вот как описывает одну из «акций возмездия» сапер Рамиль Салимгараев: «Как-то повязали наши двух ходоков. Свистнули своим – тут же народ изо всех рот сбежался. Один из бородачей почувствовал, что жареным потянуло, какие-то красные корки из-за пазухи выхватил, трясет ими. «Махтяб!» – орет. Но тут же словил ртом кулак и захлебнулся. Месили их страшно. Поднимали, снова били, на пинках таскали, прыгали на упавших… В общем, тесто из мужиков сварганили. Бесформенную груду человеческого мяса сбросили на броню и на ней в тюрьму отправили для установления личности»[399].

Следует заметить, что в рамках психологической войны такие случаи (а часто и придуманные) широко муссировались в западных СМИ с целью формирования негативного образа советских военнослужащих. В русских эмигрантских изданиях значительное внимание традиционно уделялось «зверствам КГБ».

Особое место в боевых действиях оппозиции занимала минная война, получившая в Афганистане широкое распространение. Она отличалась большим разнообразием приемов и способов. На вооружении партизанских отрядов моджахедов находились мины различных типов. Однако наибольшее распространение получили противотанковые мины: тип «72» (Китай), SH-55 (Египет), М-19 (США), Мк7 (Великобритания), TS-2,5 и TS-6 (Италия), Р2Мк2, Р2Мк3 (Пакистан). Для усиления взрыва часто использовались дополнительные заряды взрывчатых веществ, получая фугас (авиационные бомбы, артиллерийские снаряды или взрывчатка в чистом виде, уложенная в различную тару – мешки, ящики, снарядные гильзы, даже котлы и кастрюли). Один из танкистов вспоминал о подрыве на мощном фугасе: «…танк разорвало так, что днище вскрыло, как консервную банку, повырывало катки, гусеницы. Механик-водитель пытался выбраться через люк, показались только его руки – дальше не смог, сгорел вместе с машиной…»[400].