Читать книгу Чистый лист – 2. Обратная сторона - Александр Олегович Малашенков - Страница 3

В толпе идущий неприметный мужичонка,

Лицо простое, а в чертах тех-вся страна,

Вдруг остановишься, и время лопнет звонко,

Когда из глаз чужих оскалится Война…

Седой парнишка, просто встреченный прохожий,

Глазами в пепле вдруг невольно обожжет,

И ты узнаешь этот взгляд, на тот похожий,

Что ты пытаешься забыть который год…

И память хлынет кровью вспоротого горла,

И всё забытое вернёт вдруг в разум твой,

Ты исподлобья поглядишь знакомо, гордо,

Как там, «за Речкой»*, в поиск шёл когда, и в бой…

Ты вновь, навьюченный, стоишь на перевале,

Туман в низинах, ничего не разглядишь,

И вновь погибшие друзья с тобою встали

Плечом к плечу. Ты в лица смотришь и молчишь.

И сердце выпрыгнет вот-вот, от осознанья,

Что вновь ты там, что рядом-вот они, свои!

Тебя слова коснутся, будто их дыханье:

«Ну здравствуй, брат! Как поживаешь, шурави**?»

Боль разорвёт на части, будто пули в спину,

И ты увидишь мир как будто с высоты,

Вдруг осознаешь, что смотрел ты сквозь витрину,

А отраженье – тот парнишка, это ты…

На тротуар упал, подумав, как же странно,

Хотел схватить губами воздух, но не смог.

Толпа раздвинулась брезгливо: «Вот же, пьяный»,

А над тобой, смахнув слезу, склонился Бог…

Земля остыла, бой давно затих,

Борты взлетают плавно, даже слишком,

В стальных отсеках мёртвые братишки,

И между мёртвых несколько живых.

Сквозь стрёкот лопастей звучат слова,

Их слышат те, живые, и пилоты,

Последнее «прощай» десантной роты,

На грани слуха, вот, едва-едва:

«Сестре скажите в Туле, не вернусь…»

«Письмо отправьте деду, там, в кармане.»,

«Как то, что я погиб, расскажут маме?»

«Да это не со мной, сейчас проснусь!»

«Бинокль не передал братишке в Тверь.

Свезите, кто живой, отдайте парню.»

«Не починил тогда бабуле ставни,

Одна осталась, как она теперь?»

Борты взлетают, разгоняя дым,

Снег присыпает свежие воронки,

Смерть разлетится в каждой похоронке,

Чтоб посмотреть в упор, в глаза живым.

Ушла о доме вечно видеть сны

Не сдавшая рубеж Шестая Рота,

Ушла на Небо, выполнив работу,

На стыке лютой стужи и весны…

Борты взлетают, лопасти дрожат,

Борясь с тяжёлым воздухом чугунным,

И плавно пролетают над Аргуном,

Боясь как будто растрясти ребят…

Рос он в вольной степи. Молодые ветра

Были так же, как сам он, игривы.

Степь любила его, и была с ним добра,

Тёплым воздухом гладила гриву.

Был ещё человек, не хозяин, а друг,

Друг и степь для коня неделимы.

Конь летел к нему, слыша шагов его звук,

Будто нитью привязан незримой.

Конь-солдат, конь-красавец, силач вороной,

И усталости ноги не знали.

Вместе с другом учились в бою держать строй,

Не бояться мерцающей стали.

Лето, сушь, горизонта даль еле видна,

Вдруг тревога, коней все седлают,

Вороной слышал странное слово «Война».

Для чего ж они степь покидают?

«Друг скажи, для чего оставляем мы дом?»

К паровозу цепляли теплушки,

Небо плакало тёплым и сильным дождём,

На платформах машины и пушки.

Сотни, тысячи хмурых коней и людей

Под дождём погрузили в вагоны,

Встали стрелки железнодорожных путей,

И на запад пошли эшелоны.

Путь не близок, на каждой стоянке казак

Приходил к своему вороному,

Ветры тоже здесь дули, но как-то не так,

Да и воздух тут пах по другому.

Вот и выгрузка, сводят по доскам коней,

Тёмным, пасмурным утром тревожным.

Здесь другая земля, и шагает по ней

Вороной под уздцы, осторожно.

Лето кончилось, осень, потом и зима,

Подмосковье накрыли метели,

Казака с вороным научила Война

Ненавидеть чужие шинели.

Научила Война под огнём идти в бой,

В рейдах в снег залегать без отмашки,

Не шарахаться, если карминной струёй,

Хлещет тёплая кровь из-под шашки*.

Но однажды, из рейда к своим выходя,

Вдруг увидели, на полустанке

Как съезжали с платформ, смрадным дымом чадя,

С серо-белыми пятнами танки.

Понеслось на от страха белевших врагов

Отовсюду старинное «Слава!»,

А на станцию с блеском и свистом клинков

Чёрной тучей сквозь снег мчалась лава**.

Крики, выстрелы, кровь, и разрывы гранат,

Танк горящий, дым чёрный клубами,

Кони мчались насквозь через огненный ад,

Выносили себя с седоками.

Высверк шашки, и харкает кровушкой враг,

В ненавистных белёсых погонах,

Вдруг ослабли поводья, знать что-то не так,

Друг упал у чадящих вагонов.

Вороной лёг на землю, призывно заржал,

Человек за поводья схватился.

Слышал конь, как от боли казак застонал,

И на шею ему навалился.

Конь поднялся и друга понёс на себе,

Как солдат с поля боя солдата,

Но не вынес, так, видно, угодно судьбе,

И под ноги упала граната.

Вздрогнул друг, кровь плеснула, на землю упал,

Над конём в небе звёзды качнулись,

Рядом лёг вороной, молча, будто устал,

Ноги вдруг у него подогнулись.

И на мертвого друга свой гаснущий взгляд,

А в том взгляде в степи они скачут,

Вороной устремил. Всё вернётся назад,

Разве может в раю быть иначе.

Моей стране объявлена война,

Война за души, за детей, за память,

Как будто кто-то хочет бритвой править,

Стирать, срезать героев имена…

Моя страна который год больна,

Стенает под «инстою» и «тиктоком»,

Не в силах выживать под злобным роком,

Под тоннами заразного г… на.

И кто завёл уклад такой вещей?

Где этот бритвой машущий провизор,

Тот, что растит из взрослых телевизор,

А из детей-на грядке овощей?

И какова предательства цена?

За сколько можно лить дерьмо с экрана,

Историю менять поделкой странной,

В которой даже правда не видна.

Менять в программе школьной для детей,

Победы на позор и небылицы,

Да, вами б дядя Геббельс мог гордиться,

И он бы не придумал всё чудней.

Отходят с боем со своих страниц,

Под артобстрелом чьих-то слов и вбросов,

Гастелло, Девятаев и Матросов,

И размывает ложь черты их лиц.

Для войн иных в учебниках нет слов:

«Гюрза» и «Кобра», комполка Буданов,

Достойны ли они киноэкранов?

А Родионов? Костя Мосалёв?

Молюсь о тех, кто в нынешней войне

Свой вносит вклад в борьбе, борьбе за Память,

Кто не даёт на эту Память-гадить,

Чей Свет горит под ветром и во мгле.

Кто помнит, чтит, героев имена,

И чьё перо победы прославляет,

Кто не сдаётся, и не забывает,

То, что стране объявлена война…