Читать книгу Пираты Америки - Александр Оливье Эксквемелин - Страница 2

В 1678 году эта книга впервые увидела свет в тесной и полутемной книгопечатне амстердамского издателя Яна тен Хорна. Ее тираж был распродан мгновенно. Вся Голландия читала «Пиратов» запоем, за эту не слишком объемистую, напечатанную колючим готическим шрифтом книгу расчетливые и прижимистые амстердамские или гаарлемские библиофилы охотно платили бешеные деньги.

В заведение Яна тен Хорна сплошным потоком шли запросы из Парижа и Кёльна, «Пиратов» из-под полы и, разумеется, втридорога продавали в книжных лавках Лондона и Мадрида, Аугсбурга и Венеции.

В 1679 году в Германии «Пираты» появились в немецком переводе, в 1681–1684 годах вышло в свет три испанских издания этой книги; англичане и французы чуть отстали от своих соседей, но в последующие полтора-два десятилетия они обогнали немцев и испанцев: Лондон выбросил в 1685–1705 годах четыре издания «Пиратов», в Париже примерно за тот же срок «Пираты» были изданы трижды.

В исходе XVII и в начале XVIII века «Пираты» пользовались в Европе огромной популярностью. Отнюдь не исключено, что саардамский плотник Петр Михайлов, он же царь всея Руси Петр Алексеевич, в часы своих коротких голландских досугов перелистывал желтоватые страницы тенхорновского издания «Пиратов». Во всяком случае именно в петровское время несколько экземпляров этой книги появилось в Петербурге и Москве. Любомудрам и книгочиям петровского и екатерининского времен «Пираты» были ведомы; в век Державина и Карамзина готовился перевод «Пиратов» на русский язык[1], но книги имеют свою судьбу; и так уж сложились обстоятельства, что только спустя три века после рождения этого древнего бестселлера его русское издание увидело свет.

И надо сказать, что это, пусть и запоздалое, издание выходит на советский книжный рынок весьма своевременно. Именно сейчас, в эпоху полного крушения колониализма, это правдивое сказание о временах его кровавого расцвета приобретает огромную обличительную силу. Подобно шекспировской леди Макбет современный колониализм стремится стереть и замыть следы своих былых злодейств. Однако наряду с другими нелицеприятными свидетельствами давно минувших времен книга о пиратах Нового Света лишает смысла все попытки такого рода.

Пиратский бизнес был неразрывно связан с заморской экспансией. Сокровища, добытые в жестоких абордажных стычках, стекались в кладовые и сейфы лондонских и амстердамских банков. Чернознаменный промысел в антильских и индийских морях убыстрял темп первоначального накопления, содействовал стремительному росту новой, капиталистической формации.

Пираты и работорговцы были ее акушерами, с их кипучей деятельностью сопряжены и пора ее младенчества, и время ее юности и зрелости.

И книга, появившаяся на свет в 1678 году, как раз в ту эпоху, когда колониальные державы Европы осуществляли планы широчайшей экспансии в Новом Свете и на Среднем и Дальнем Востоке, содержала весьма точные и весьма объективные сведения о деятельности антильских пиратов, этих лоцманов и лазутчиков колониализма.

Позже, в XIX и XX веках, «пиратская» тема заняла видное место в западноевропейской и американской литературе. Авторы классических романов и повестей пиратского жанра отдали щедрую дань романтике черного стяга. Фенимор Купер и капитан Мариет, Райдер Хаггард и Саббатини, обращаясь к «Пиратам Америки» как к надежному первоисточнику, усердно наделяли разбойников с больших морских дорог чертами рыцарственности и вольнолюбия.

Спору нет, попадались среди пиратов прекраснодушные бунтари и рыцари без страха и упрека. Однако истинную атмосферу пиратского промысла автор изданной Яном тен Хорном книги передает гораздо правдивее, чем его преемники. И если мы, удовлетворяя ненасытные и вполне справедливые требования любителей приключенческой литературы, даем зеленую улицу Хаггарду и Саббатини, то тем с большим основанием нам следует обратиться к книге, которая была и поныне остается главным и непосредственным источником информации о «золотом веке» морского разбоя.

О самом этом разбое, о причинах, которые вызвали бурный расцвет пиратского промысла в тропических морях Нового Света, и о героях книги, ставшей столь популярной во времена Даниэля Дефо и Джонатана Свифта, вряд ли, однако, уместно говорить, прежде чем читателям не будет представлен автор «Пиратов Америки».

Задача эта не из легких. На первый взгляд решается она просто. На титульном листе тенхорновского издания 1678 года указано, что «Пираты Америки» написаны А. О. Эксквемелином. Сам автор сообщает, что в 1666 году он поступил в качестве хирурга на службу во Французскую Вест-индскую компанию и на одном из ее кораблей отправился на Антильские острова. Там он пробыл семь лет и за это время трижды попадал в рабство, посетил все главные гнезда пиратов на островах Карибского моря и участвовал в походе «короля» морских разбойников Генри Моргана на город Панаму. Судя по всему, автор был соотечественником тен Хорна: писал он на голландском языке, но никаких примет, которые могли бы указывать на иноземное происхождение автора или хотя бы на длительное пребывание в странах, лежащих за рубежами Нидерландов, в книге усмотреть не удается.

Между тем испанский переводчик «Пиратов» дон Антонио Фрейре в своем предисловии к изданию 1681 года писал, что автор этой книги по национальности француз. Фрейре слегка изменил при этом фамилию автора (Эксквемелин превратился у него в Эсквемелинга) и тенхорновские инициалы А. О. вытеснил прописной буквой хотой.

Спустя четыре года английский переводчик, который располагал и тенхорновским изданием, и изданием, подготовленным Антонио Фрейре, объявил автора «Пиратов» фламандцем и назвал его Джоном Эсквемелингом.

По-видимому, транскрибируя имя автора, английский переводчик следовал испанской традиции, но он по каким-то соображениям отверг испанскую версию о происхождении Эксквемелина.

Французский переводчик «Пиратов» Жан Фронтиньер в 1686 году разъяснил дело на свой лад и окончательно тем самым его запутал. Фронтиньер, упомянув, что автор «Пиратов» ему известен лично, сделал его своим соотечественником. При этом во французском издании автор был назван Александром Оливье Эксмелином (Oexmelin). Фронтиньер сообщил также, что автор «Пиратов» трижды посетил Америку, причем первый раз он плавал туда, состоя на голландской службе, а во второй и в третий раз побывал в Новом Свете по поручению испанских властей.

Немцы в эту путаницу внесли свою лепту: в немецком издании 1679 года они назвали автора «Пиратов» А. О. Нюрнбергом, а спустя сто двадцать четыре года в одном из очередных переиздании присвоили ему имя Иосиф.

Немецкий вариант имени автора «Пиратов» – плод чистейшего недоразумения. Но формы Эксквемелин, Эсквемелинг, Эксмелин объяснимы в куда меньшей степени. Это и не голландские, и не французские, и не фламандские фамилии. Вообще ни в одной стране мира подобные именные звукосочетания немыслимы. Автор явно предпочел укрыться под псевдонимом, и к тому же под псевдонимом весьма странным.

Голландские исследователи не без основания предполагают, что автор «Пиратов» был их земляком. Тому свидетельство язык книги. Правда, тен Хорн располагал кадрами отличных переводчиков, и они могли довести до совершенства любой французский оригинал. Но как раз то обстоятельство, что текст книги не причесан и не отполирован и к тому же пестрит вульгаризмами, свойственными коренному уроженцу центральных провинций Нидерландов, лишает силы гипотезу о переводном характере «Пиратов». Фламандская версия также отпадает, поскольку в тексте книги «фламандизмы» совершенно отсутствуют. Подобного эффекта не смог бы добиться ни один редактор тенхорновского заведения, да и вряд ли бы издатель стал очищать от фламандских привесков рукопись автора, поскольку читатель-голландец в такой чистке не нуждался: фламандские диалектизмы были ему понятны.

Все эти соображения вполне основательны, но они тем не менее не дают еще возможности установить, кто же, собственно, был автором «Пиратов»[2].

Вопрос этот и по сей день остается открытым, однако нам представляется весьма перспективной одна чрезвычайно интересная и любопытная гипотеза, выдвинутая лет сорок назад голландским историком Хогеверфом и поддержанная автором предисловия к голландскому изданию 1931 года Константом Ван Вессеном[3].

Хогеверф и Ван Вессен полагают, что «Пираты» были написаны и переданы тен Хорну голландским путешественником и писателем Хендриком Смексом (1643–1721 гг.). Смекс, побывав в ранней молодости на берегах Западной Австралии и на Яве, а в 1666–1673 годах, то есть как раз в то время, когда совершались те грандиозные пиратские походы, о которых писал Эксквемелин, странствовал в американских землях.

Смекс теснейшим образом был связан с фирмой тен Хорна, и у сына Яна тен Хорна, Николаса, издал в 1708 г. свою книгу «Описание могущественного королевства Кринке Кесмес», в которой повествуется об одном населенном вполне цивилизованными индейцами острове в тропической Америке[4].

Хогеверф полагает, что при перестановке слогов и замене двух букв псевдоним Эксквемелин может быть прочитан как испанизированная форма имени и фамилии Смекса (Энрике Смеекс), и, хотя подобная расшифровка и вызывает некоторые сомнения, нельзя не признать, что в век, когда многие авторы по тем или иным причинам охотно скрывали свои истинные имена, такая метаморфоза была вполне возможна[5].

Так или иначе, несомненно одно: автор «Пиратов» безусловно в конце 60-х и в начале 70-х годов XVII века побывал на Антильских островах и в Центральной Америке и о морских разбойниках тех мест писал основании своего личного опыта и тщательнейших наблюдений.

В силу этого его книга обладает неоценимым достоинством: она достоверна от первой до последней строки. Кем бы ни был этот таинственный Эксквемелин – голландцем или французом, хирургом или моряком, тайным агентом Генеральных Штатов Нидерландов или искателем приключений, на свой риск и страх пробравшимся в пиратские станы, – все его описания точны и соответствуют действительности. И уже не вина автора, если порой эта действительность фантастичнее самого необузданного вымысла…

* * *

В 1492 году Христофор Колумб открыл первые земли Нового Света – Багамские острова, Кубу и Эспаньолу (Гаити). А спустя полвека во владении Испании оказались вся Центральная Америка и Мексика, северные берега Южноамериканского материка и широкая полоса земель вдоль западного его края, которая, захватывая поднебесные гряды Анд, тянулась от Карибского моря до холодных южночилийских лесов.

В Мексике и в стране инков Перу были открыты колоссальные залежи золота и серебра. С 1535 по 1660 год испанцы вывезли из Америки драгоценных металлов на три миллиарда рублей. Вероятно, и половины этой суммы не дали к середине XVII века все копи Старого Света за все время их существования.

По самым скромным подсчетам, пять или шесть миллионов индейцев – половина коренного населения Нового Света – погибли за первые полтораста лет испанского господства, причем значительная часть исконных обитателей американских земель вымерла на горной каторге, в рудниках Мексики и Перу.

Выкачивая несметные богатства американских недр, испанские колонизаторы создали и ввели в действие систему всеобщего ограбления своих заморских владений.

Основой основ этой системы была жесткая монополия на торговлю с Новым Светом. С начала XVI века право на торговые сношения со всеми заокеанскими землями имел единственный испанский порт – Севилья. По ту сторону Атлантики этим правом пользовались только две гавани – Веракрус в Мексике и Пуэрто-Бельо на северном, атлантическом берегу Панамского перешейка[6].

Из Веракруса вывозились мексиканские товары и мексиканское серебро, через Пуэрто-Бельо поступали в Испанию драгоценные металлы из Перу. Перуанское золото и серебро сперва привозилось в Панаму, расположенную на тихоокеанском берегу одноименного перешейка, а затем на мулах доставлялось в Пуэрто-Бельо.

Тем же путем, то есть через Панаму и Пуэрто-Бельо, шли в Испанию товары из Парагвая и Буэнос-Айреса. Испанские власти предпочитали кружной путь – через Перу и Панаму – прямой морской дороге, ведущей из устья Ла-Платы в устье Гвадалквивира, ибо этот кружной маршрут отвечал железным правилам монопольной торговли с Новым Светом.

Раз-два в год из Севильи в Америку отправлялась особая флотилия – несколько десятков торговых судов под охраной боевых кораблей. Порядок следования этого Золотого флота (так в Испании назывались трансатлантические караваны) был установлен на века и никаким изменениям не подлежал.

Постоянны и нерушимы были маршруты Золотого флота. Из аванпорта Севильи – гавани Сан-Лукар-де-Баррамеды Золотой флот шел на юг, у Канарских островов или у островов Зеленого Мыса брал курс на запад, пересекал Атлантику и либо вдоль цепочки Малых Антильских островов, либо через Багамский канал выходил к Гаване, а затем часть его кораблей направлялась в Веракрус, а часть в Пуэрто-Бельо. Суда, идущие в Пуэрто-Бельо, по пути останавливались в гавани Картахена на северном побережье Южноамериканского материка (эта часть Южной Америки у испанцев носила название Tierra Firme, или Материковая земля).

Нагрузившись в Веракрусе и Пуэрто-Бельо серебром, золотом и прочими дарами Нового Света, корабли шли к Гаване. Там обе флотилии соединялись и через Багамский канал выходили из Карибского моря на простор Атлантики. В обратном направлении Золотой флот пересекал океан в струе Гольфстрима на широте Азорских островов.

С 1537 года в Испании действовало строжайшее правило: ни один торговый корабль не должен в одиночку пересекать Атлантику.

Еще в первом десятилетии XVI века испанская корона закрыла всем иноземным кораблям доступ в моря, омывающие ее заокеанские владения. Этим запретом испанские власти надеялись оградить природные сокровищницы Нового Света от нежелательных конкурентов и поставить под жесткий контроль вывоз из них драгоценных металлов в метрополию.

Первое время система запретов и монополий действовала отлично. И объяснялось это тем, что на великие морские пути, ведущие в Америку и Индию, Испания и ее соседка Португалия вышли куда раньше, чем все прочие державы Европы. Недаром в 1493 году папа Александр VI поделил весь подлунный мир между Испанией и Португалией, а в 1494 году обе эти державы заключили соглашение о демаркации сфер своих грядущих захватов. Демаркационная линия 1494 года рассекла от полюса до полюса всю Атлантику. Все, что лежало к востоку от нее, должно было принадлежать Португалии, все, что к западу, – Испании. И когда спустя несколько десятилетий определились контуры земель, открытых в Новом Свете и на восточных рубежах Азии, в «испанской» половине земного шара оказалась вся Америка, за исключением ее бразильского выступа, а в португальской – Бразилия, Африка и Азия.

Но уже в первой четверти XVI века этот самочинный испано-португальский раздел мира вызвал резкие протесты у морских держав Европы.

Французский король Франциск I настойчиво просил королей Испании и Португалии указать ему, где, когда и при каких обстоятельствах Адам завещал этим монархам право на раздел земного шара. Беседы о завещании Адама Франциск I подкреплял некоторыми, и при этом весьма существенными, акциями. С его ведома французские пираты вышли на морские пути Атлантики и начали охоту за испанскими кораблями. В 1522 году эти пираты захватили на большой морской дороге сокровища мексиканского властителя Монтесумы, которые завоеватель Мексики Кортес отправил из Веракруса в Севилью.

Вслед за французами в игру вступили англичане. В Лондоне прекрасно понимали, что нити, связывающие Испанию с ее заморскими владениями, не так уж трудно оборвать или перерезать.

Английские пираты уже в 60-х годах XVI века нанесли чувствительные удары Испании. А в 1572 году удачливейший английский морской разбойник Френсис Дрейк высадился на Панамском перешейке и перехватил на сухопутье караван с перуанским серебром. В 1577–1580 годах Дрейк совершил кругосветное плавание и по пути разорил и опустошил множество чилийских, перуанских и центральноамериканских гаваней. Этот вояж дал ему четыре тысячи семьсот процентов чистой прибыли, причем львиную долю добычи получила английская королева Елизавета, которая была пайщицей пиратской фирмы Дрейка.

В 1588 году после гибели у берегов Англии Непобедимой Армады морская мощь Испании была окончательно подорвана. И с конца XVI века английские, голландские и французские пираты при прямом покровительстве королей Англии и Франции и властей Нидерландской республики все чаще и чаще начинают вторгаться в подбрюшье испанской колониальной империи – в земли и воды Карибского бассейна.

Если бы пиратам удалось твердо обосноваться на тех или иных островах Антильского архипелага, то под угрозу были бы поставлены все операции Золотого флота. Ведь, отсиживаясь в надежных убежищах, совершая частые вылазки из баз, лежащих неподалеку от Гаваны и Веракруса, Пуэрто-Бельо и гаваней Материковой земли, пираты могли постоянно нарушать всю систему перевозок драгоценных металлов, причем эти акции сулили бы им баснословные барыши.

По многим причинам такая пиратская экспансия была чрезвычайно выгодна державам – конкурентам Испании. И Англия, и Франция, и Нидерланды часто вели с Испанией войны, но в силу взаимного соперничества этих держав им не удавалось завершать успешные боевые операции отторжением сколько-нибудь крупных владений испанской короны.

Кроме того, в периоды порой довольно длительных пауз между очередными войнами эти державы волей-неволей вынуждены были воздерживаться от территориальных захватов.

Однако на пиратов нормы международного права и правила дипломатической игры не распространялись. Англия могла лет десять или пятнадцать жить в мире с Испанией, но английские пираты при тайном попустительстве британских властей невозбранно нарушали границы испанской колониальной империи, пускали ко дну испанские суда и захватывали большие и малые острова в антильских морях.

В итоге к 1660 году частично в результате поражений, понесенных в войнах с Англией, Францией и Нидерландами, частично по причине пиратских набегов и захватов Испания утратила почти все свои островные владения в Карибском море. Во власти испанской державы осталось в сущности лишь два острова – Куба и Пуэрто-Рико. На Эспаньоле, этой жемчужине испанской короны, кое-где все еще стояли испанские гарнизоны, но все внутренние области острова и большая часть его западного побережья попали в цепкие руки пиратов.

В 1639 году французские пираты захватили островок Тортугу, лежащий у северных берегов Эспаньолы, у самого входа в Багамский канал. Тортуга стала важнейшей пиратской базой в Карибском бассейне. Внутренние же районы Эспаньолы превратились в огромную пиратскую ферму. Охотники и скотоводы Эспаньолы вели заготовку мяса для пиратских флотилий. Без солонины с острова Эспаньола пиратам и война была бы не в войну. На местном наречии (пираты говорили на странном англо-франко-голландском жаргоне) солонина называлась буканом, и пираты, постоянные ее потребители, присвоили себе кличку буканьеров[7].

Пиратские гнезда, не всегда, впрочем, постоянные, были также на острове Санта-Каталина (Провиденс), у берегов Центральной Америки, на острове Невис (Малые Антильские острова), а с 1655 года, после того как Англия захватила у Испании Ямайку, этот большой остров стал, пожалуй, еще более важной пиратской базой, чем Тортуга.

Во всех этих пиратских «республиках» во второй половине XVII века обитало тысяч двадцать-тридцать буканьеров, и приток новых поселенцев возрастал на протяжении всей этой эпохи.

Пиратские и полупиратские острова лежали по соседству с английскими, французскими и голландскими колониями, которые в 20–50 годах XVII века возникли на Малых Антильских островах и на Ямайке.

Эти англо-франко-голландские острова превратились в сплошную сахарную плантацию. Король-сахар вытеснил все прочие тропические культуры, а его победное шествие сопровождалось стремительным ростом плантационного хозяйства, основанного на рабском труде[8].

Главная английская сахарная колония – остров Барбадос – в 1645 году насчитывала свыше одиннадцати тысяч мелких белых фермеров и пять тысяч восемьсот негров-рабов. А в 1667 году здесь было 745 крупных плантаторов и 82 000 рабов.

Разоренные белые фермеры уходили к пиратам на Тортугу и Эспаньолу, туда же бежали со «сладкой каторги» черные и белые рабы. Поэтому национальный состав в пиратских поселениях был очень пестрым. Преобладали англичане и французы, часто попадались голландцы, довольно много было негров и мулатов.

Буканьерская вольница осела в непосредственной близости от сахарных колоний, однако сколько-нибудь серьезной опасности для колониальных властей и плантаторов пираты не представляли.

Организаторы пиратского промысла направляли кипучую энергию этой вольницы отнюдь не на освободительную борьбу против сахарных магнатов. При поддержке английских, французских и голландских губернаторов сахарных островов пиратские боссы вели охоту на корабли Золотого флота, попутно опустошая прибрежные селения в испанских владениях.

Такое направление пиратского промысла было крайне выгодно и губернаторам, и высоким властям в Париже, Лондоне и Гааге, и английским, голландским и французским купцам и банкирам, прямо или косвенно связанным с пиратскими вожаками.

Действия пиратов ослабляли испанскую колониальную империю, расшатывали ее устои и приносили немалые барыши людям большого бизнеса.

Своего апогея эта деятельность достигла в 60-70-х годах XVII века, то есть именно в ту пору, когда Эксквемелин посетил их главные базы.

Пираты так основательно оседлали антильские морские пути, что порой совершенно прерывали сношения Испании с Кубой, Мексикой и Южной Америкой. Так, о смерти короля Филиппа IV его заморские подданные в 1665 году узнали спустя семь месяцев после того, как прах венценосца был похоронен в Эскуриале.

Порой Золотой флот так и не доходил до берегов Испании – пираты, выхватывая из этой армады свои жертвы, уничтожали ее по частям. А такие операции удавались им отлично. На берегах Тортуги, близ мелких островов у южного побережья Кубы, в Багамском канале у пиратов было множество тайных убежищ, и там они устраивали засады, а из этих засад совершали быстрые набеги на длинные, неповоротливые и трудноуправляемые караваны Золотого флота.

У Эксквемелина подобного рода операции описаны превосходно, со знанием дела.

60-е и 70-е годы XVII века – этот, если можно так выразиться, эксквемелиновский этап в истории антильских пиратов – отмечены пиратскими акциями беспрецедентного масштаба и неслыханной дерзости. Набеги на испанские города, лежащие на Американском материке, приобретают в эту пору характер больших военных кампаний. Захват Маракайбо и Гибралтара (южноамериканского) сперва Олоне, а затем Морганом и особенно панамский поход Моргана – события чрезвычайно важные и знаменательные. По существу они явились свидетельством полного и трагического бессилия Испании и вопиющей бездарности испанских колониальных властей и испанских вое- и градоначальников.

Кампании эти Эксквемелин описывает великолепно, создавая у читателей зримое представление и об обстановке в Испанской Америке, и о боевой тактике наиболее выдающихся пиратских вожаков.

Пожалуй, только один-единственный раз последователям Олоне и Моргана удалась операция такого масштаба. В 1683 году фламандец Ван Хорн, посадив на свои корабли тысячу двести пиратов, предпринял набег на несметно богатый Веракрус и взял там добычу, не уступавшую панамским призам Моргана.

Но поход Ван Хорна относится уже к эпохе упадка пиратского промысла. В конце XVII века деятельность антильских пиратов начала внушать опасения Лондону, Версалю и Гааге. Мавр сделал свое дело: мощь испанской империи была подорвана окончательно и великие европейские державы не нуждались уже в услугах чернознаменных союзников. После Утрехтского мира (1713 г.), завершившего двенадцатилетнюю войну за испанское наследство, обстановка в Карибском море резко изменилась. Франция взяла на себя роль опекуна Испании, Англия, в том же Утрехте, обеспечила себе долю в испанском наследстве: она получила право «асьенто» – ввоза черных рабов в испанские владения и право на торговлю в некоторых гаванях Испанской Америки, и в частности в гавани Пуэрто-Бельо. Для реализации этих вырванных силой привилегий надо было ввести в русло избыточную энергию буканьеров и флибустьеров.

И многопушечные английские и французские фрегаты стали на стражу морских дорог Золотого флота. Пиратский промысел увял, и хотя и не угас окончательно, но златые дни панамской авантюры Моргана ушли в далекое и невозвратное прошлое.

Если обладателем псевдонима Эксквемелин действительно был голландский странствующий сочинитель Хендрик Смекс, то ему довелось дожить до поры заката антильского флибустьерства.

* * *

Мы уже отмечали, что книга Эксквемелина – исторический источник исключительной важности. Возвращаясь к этой «библии пиратской литературы», особо подчеркнем, что она отличается поразительной объективностью. В отличие от авторов последующих времен, подвизавшихся на поприще «пиратской» беллетристики, Эксквемелин не был романтиком.

И беспощадная ясность этой книги, предельно насыщенной богатейшей и тщательно выверенной информацией, позволяет истинной мерой оценить действия и помыслы антильских рыцарей наживы. Порой отчетливо и резко прорисовываются на страницах эксквемелиновской книги фигуры этих паладинов чистогана. Рок Бразилец, грубый, неотесанный, бешеный, словно фурия, герой дерзких набегов и диких кутежей, показан автором во всем его скотоподобии; так же остро и точно описан один из наиболее удачливых пиратов эксквемелиновского времени – Франсуа Олоне. Вот яркий штрих, который характеризует этого отважного изверга лучше многостраничных описаний: «Уж если начинал пытать Олоне и бедняга сразу не отвечал на вопросы, то этому пирату ничего не стоило разъять свою жертву на части, а напоследок слизать с сабли кровь». Этот же Олоне избирал для очередных набегов города, закрепленные наилучшим образом, ибо, чем крепче были стены обреченных на разорение городов, тем большую добычу можно было взять на их пепелище.

Но особенно удачны в книге Эксквемелина главы, посвященные Генри Моргану. Этот, выражаясь пушкинским языком, «полумилорд-полуподлец» дан во всей своей красе. Морган внушает восхищение своей дерзновенной отвагой (достаточно вспомнить его блестящую победу над куда более могущественным противником в горле лагуны Маракайбо), Морган вызывает омерзение своими изощренными жестокостями, Морган вновь пленяет читателя поистине гениальным замыслом Панамского похода и вновь его разочаровывает в той главе, где описываются его безуспешные и совсем не кавалерственные попытки покорения испанской пленницы.

О страшной участи, постигшей Олоне, Эксквемелин распространяется весьма подробно, но, касаясь дальнейшей карьеры Моргана, он лишь указывает, что судьба этого пирата сложилась более удачно.

Добавим, что удача эта была феерической. Бывший раб барбадосского сахарного магната, бывший предводитель пиратов, предавший гибели множество богатейших городов Испанской Америки, стал затем вице-губернатором Ямайки и получил от английского короля дворянское звание.

Вспомним, что двойник Моргана саббатинивский капитан Блад под конец своей пиратской карьеры также удостаивается великих милостей со стороны его величества короля Вильгельма III. Но в сравнении с эксквемелиновским Морганом капитан Блад – это тигр из мехового магазина…

Хотя нам неведома истинная профессия автора «Пиратов», но что в цифирном деле он был весьма силен, сомневаться не приходится. И с аккуратностью опытного казначея он снабжает свои зарисовки пиратской Америки точнейшими справками о барышах флибустьерских вожаков и стоимости добычи, взятой ими на суше и на море.

Антильские буканьеры в представлении Эксквемелина – это прежде всего люди выгодного бизнеса. Спору нет, их промысел сопряжен с риском, но при выручке в одну тысячу или пять тысяч процентов на затраченный капитал риск этот окупается с лихвой.

Корыстные помыслы этих деловых разбойников Эксквемелин не склонен клеймить обличительными сентенциями. Сын страны, которая стала главным ростовщиком Европы, Эксквемелин прекрасно понимал, что технические приемы амстердамских банкиров и эмиссаров ост-индских и вест-индских компаний по существу мало чем отличаются от методов Пьера Большого или Рока Бразильца.

Скорее его возмущает мотовство и нерасчетливость антильских рыцарей наживы, качества, противопоказанные людям деловой складки, денно и нощно радеющим о приумножении своих капиталов.

Несколько слов о стиле «Пиратов». Читателей, у которых представления о флибустьерах и корсарах южных морей связываются с повестями Висенте Ривы Паласьо, Стивенсона и Саббатини, эта книга на первых порах, быть может, несколько разочарует. Нет в ней ни романтики жестоких абордажных стычек, ни гумилевских брабантских кружев, обрызганных кровью, ни зловещих Билли Бонсов с черной повязкой на глазу.

«В год 1666, второго мая, мы отбыли из гавани Гавр-де-Грас на корабле „Сен-Жан“, принадлежавшей Дирекции Высокой Французской Вест-индской компании, и было на этом корабле двадцать восемь пушек, двадцать моряков, двести двадцать пассажиров, состоящих на службе компании, и вольных особ со слугами».

Этой фразой, сжатой и несущей заряд строго необходимой информации, начинается книга. В таком же стиле, стиле путевых записок вдумчивого и наблюдательного путешественника, выдержаны все ее главы.

Ни сочных эпитетов, ни ярких метафор, ни лирических отступлений в книге нет. Кровавые закаты, зеленый мрак непроходимых лесов, синева панамского неба не прельщают этого трезвого и сдержанного летописца пиратской Америки. Его описания растительного и животного царства Эспаньолы, Тортуги, Материковой земли бесстрастны, как опись имущества, и обстоятельны, как отчеты опытного оценщика земельных угодий.

Но зато какое яркое и «емкое» представление о странах тропической Америки создается у читателя этой книги. С полным правом ее можно признать одним из наиболее выдающихся произведений географической литературы XVII века.

Сообщения о боевых операциях пиратов точны и ясны. Их обычаи и нравы, их повседневная жизнь описаны с исчерпывающей полнотой, и при этом так, что у читателя создается четкое и рельефное представление о флибустьерском быте.

Язык книги суховат, чувство меры неизменно владеет автором, все в книге выдержано в строгих «черно-белых» тонах, лексика проста, порой несколько грубовата: ведь повествование ведется от лица заурядного лекаря, волей случая заброшенного на край света, и правила этой хитрой игры Эксквемелин соблюдает с чисто голландской основательностью.

По существу его книга – это великолепный репортаж; вся она «сработана» таким образом, чтобы дать читателю при минимальной затрате изобразительных средств максимальную информацию о ходе событий в флибустьерском мире и о той обстановке, в которой эти события протекают.

И удивительная вещь! Уж коли приступаешь к этой книге, казалось бы отнюдь не предназначенной для легкого чтения, оторваться от нее не можешь…

Впрочем, читатели в этом, вероятно, убедятся сами и должным образом оценят умную книгу одного из умнейших авторов эпохи Пьеров Больших и Джонов Морганов.

В основу перевода положено первое издание «Пиратов Америки» 1678 года. В этом и во всех последующих изданиях транскрипция испанских географических названий и испанских имен весьма неточна и разноречива. В силу этого названия всех пунктов, расположенных в пределах бывших испанских владений в Америке, а также испанские имена даны по испанскому изданию 1681 года. Иллюстрации и старинные карты заимствованы из издания 1678 года.

Я. Свет[(1968)]