Читать книгу Детство - Александр Омельянюк - Страница 4

Новый, 1949 год пришёл к супругам Кочет во сне.

Такой вариант Алевтина предложила мужу заранее, объяснив, что ей сейчас нужно строго придерживаться распорядка дня и диеты для беременных, что потом может сказаться на дневных циклах сна и бодрствования у ребёнка и на его здоровье в целом.

С 8 июля 1944 года отпуск по беременности и родам для женщин-служащих составлял 35 дней до родов и 42 дня после них. Так что рождение своего первенца Алевтина Сергеевна ожидала в середине января.

А пока Пётр Петрович узнал, что 1 января лидер Гоминьдана Чан Кайши предложил КПК начать переговоры.

– «А-а! Испугался! Сдаваться пора, а он – переговоры!» – поделился Пётр новостью с женой.

Через неделю супруги узнали о завершении экономического совещания представителей СССР, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии и Чехословакии и о решении на нём о создании Совета Экономической Взаимопомощи (СЭВ).

А общая забота и опасения витали и над их семьёй. Беременность протекала нормально, и это немного настораживало.

В пятницу 14 января, как всегда вовремя, Пётр пришёл с работы к ужину, уже разогретому женой. Но не успел он за разговором приступить к чаю, как Алевтина испугано вскочила.

– «Ой, Петь! Кажется, начинается?! Иди скорей, вызывай скорую, а то боюсь сами не доедем!?».

Давно ждавший этого момента муж вскочил и, на ходу одеваясь, поспешил к знакомому телефону-автомату, стоявшему на углу Сретенки около магазина «Табак» и вызвал скорую. Но не успел он вернуться домой и успокоить уже одевшуюся жену, стоявшую в растерянности с сумкой посреди комнаты, как услышал въезжавшую во двор машину. Так что на сборы они время не потратили. Алевтину отвезли в роддом № 9, размещавшийся на 3-ей Мещанской улице. Но мужа с беременной женой не пустили, дав лишь номер телефон для справок.

– Только бы всё было хорошо! Будем ждать! Завтра утром по пути на работу позвоню! – возбуждённый поначалу ходил он по комнате.

Петру в эту ночь не спалось. Поэтому он решил к возвращению жены немного разобраться с обилием бумаг на письменном столе. Разбирая свои, он нашёл преподавательский дневник Алевтины и заинтересовался её записями. Его поразило, что девочки 4-го класса сейчас изучают много разных предметов: английский язык, арифметику, географию, грамматику, естествознание, историю, развивают речь, занимаются рисованием, рукоделием, чтением и физкультурой.

– Да! В моё время было чуть по-другому! Но, то было при царизме! – вспомнил Кочет.

Из записей этого года преподавания он выделил мысли Алевтины о том, что она ещё раз убедилась в правильности выбора своей профессии учителя, и в этом году особенно с нетерпением ждала начала занятий с детьми. Несмотря на годовой перерыв, она была уверенней в себе, зная, как на практике найти подход к совершено разным ученицам, чему она будет их учить и как воспитывать.

А из записей сентября 1946 года Пётр нашёл план из восьми пунктов, поставленных Алевтиной перед собой задач:

1. Воспитание честного и добросовестного отношения к учёбе;

2. Борьба за чистоту и красоту тетради, учебники, класса;

3. Воспитание честности, аккуратности и последовательности, чёткости;

4. Воспитание настойчивости в преодолении трудностей, воли и привычек;

5. Воспитание трудолюбия;

6. Воспитание чуткости, патриотизма, борьбы за честь класса и школы;

7. Воспитание коллективизма, активности и внимания;

8. Дать чёткие и прочные знания, научить полученное применять на практике.

А уже перед второй четвертью она знала всех своих учениц, среди них выделяя аккуратную, чёткую и настойчивую дочь инженеров Консуэлу Чеботарёву. А безалаберными девочками, требующими особого к себе внимания, она указывала большую часть класса, но особенно выделив среди них Козлову Ларису, Котову Галю, двойняшек Валентину и Нину Лазаревых, Николаеву Наташу и Цыганову Людмилу. А случай с Людой Паниной Алевтина Сергеевна выделила особо. Мать школьницы, домохозяйка, жаловалась ей, что летом дочь таскала деньги у отца, работавшего заведующим овощным отделом магазина, и передавала их соседке, чтобы та покупала своим дочерям – подружкам Людмилы – платья и обувь.

Алевтина Сергеевна отметила, что после двух недель активных занятий и прилежания, некоторые девочки остывают к учёбе, допуская небрежность в тетрадях, в одежде и в поведении. Петру Петровичу понравилось, как Алевтина, с помощью индивидуальных и коллективных бесед и конкретных примеров, приучает девочек к честности и ответственности, как она всем классом разбирает хорошие и плохие поступки учениц.

Но больше всего ему понравилась запись в дневнике жены, сделанная директором школы Е. Осиповой:

«1. Дневник ваш радует меня: пишите его не формально, а с душой. По этому важному и интересному документу можно судить о вдумчивой, плодотворной воспитательной работе.

2. Разработайте план подготовки к празднованию Октябрьской революции. 24/IX-48 г. Е. Осипова».

Эта запись ещё больше побудила Петра Петровича продолжить внимательное чтение рабочего дневника жены и дальше.

Вскоре после этой оценки тон в записях учительницы Алевтины Сергеевны Кочет стал мажорным. Она отмечала, что её девочки стали честнее, серьёзней относиться к учёбе и поручениям, улучшилась дисциплина, класс стал дружнее. Алевтина Сергеевна даже разрешила девочкам сесть, кто с кем хочет. Это сразу выявило эгоистичных, грубых и заносчивых учениц, с которыми никто не хотел садиться за одну парту. Девочки перестали стесняться делать друг другу дружеские замечания, а большинство стало правильнее реагировать на них. Более того, многие девочки стали больше помогать матерям по дому и своим младшим сёстрам и братьям.

А по итогам полугодия директор школы Е.Осипова сделала в дневнике А.С. Кочет новую запись:

«Проводится большая глубокая работа с учащимися. Особенно ценно использование газетных статей в воспитательных целях. Правильно ставится работа с родителями: систематическое привлечение их к жизни класса. Е. Осипова».

– Вот! Не зря я Алю приучал к чтению газет, и анализировать прочитанное! Вот и результат! – обрадовался за себя и жену Кочет.

К своему удивлению он узнал, что жена пошла ещё дальше, обсуждая со своим классом не только статьи в газетах, но и книги, уделяя внимание внеклассному чтению, тем самым привив девочкам любовь к чтению художественной литературы, с анализом черт характеров героев.

Пётр Петрович особенно проникся заметкой Алевтины о чтении всеми девочками «Пионерской правды» и их патриотических выступлениях на собраниях класса.

Обратил он внимание на то, что Алевтине вместе с классом удалось побывать в Мавзолее и в музее В.И. Ленина, в музее Красной армии и в Историческом музее. А также в Планетарии, в Третьяковской галерее и даже всем классом сходить в кино.

Большое внимание Алевтина Сергеевна уделяла и родительским собраниям, добившись массовости и регулярности их посещений и активного участия родителей в учебном и воспитательном процессе. При этом она отметила для себя положительную отдачу от этого.

– Молодец, моя Аля! Настоящий педагог! Так держать! Видно хорошей будет матерью! – восторгался женой Пётр Петрович, убирая дневник на место и ложась спать с чувством глубокого удовлетворения.

А утром по пути на работу он с тревогой и нетерпением в той же телефонной будке набрал номер родильного дома, представившись.

– «Ваша жена в восемь пятнадцать родила мальчика весом три семьсот пятьдесят и пятьдесят два ростом!» – услышал он в трубке.

– «Ур-ра-а!» – громко закричал радостный Кочет, вываливаясь из будки под уже начавшийся медленный, лёгкий и даже будто величавый снегопад.

– У меня сын родился! Наследник! Кочеток ты мой! – теперь уже молча, про себя, радовался счастливый отец.

Своего долгожданного сыночка Пётр Петрович Кочет заранее решил назвать Платоном. Смерть его первенца от первого брака Вилена показала слабую живучесть этого новомодного имени. Поэтому теперь ставка была сделана на философски вечное. Первыми, с кем поделился радостью П.П. Кочет, естественно оказались коллеги по работе. Они поздравили счастливого отца с рождением долгожданного сына и к концу укороченного рабочего дня отметили это шампанским и чаепитием с тортом, на радостях в обед купленным виновником торжества в ближайшем Гастрономе № 40.

Домой Пётр Петрович пришёл в приподнятом настроении и поделился новостью с соседями, которые поздравили его.

– Ну, что ж?! Теперь дело за детской кроваткой и коляской! – решил он в понедельник после работы съездить в магазин.

Но пока ему удалось купить лишь коляску и кое-что из вещей для новорождённых. Помня прежний и печальный опыт Кочетов и боясь сглазить, Пётр и Алевтина не делали это раньше.

Поскольку роды прошли классически, каковыми и должны были быть у здоровой деревенской молодухи, то вскоре мать с новорождённым оказалась дома – после следующего выходного Пётр привёз жену с новорождённым.

Как и полагалось, ещё 17, 19 и 21 января ему закапали в ротик противотуберкулёзную прививку БЦЖ (BCG – сокращение от слов «Бацилла Кальмета-Герена»), выписав утром в понедельник 24 января.

Петру Петровичу пришлось отпроситься с работы и на служебном москвиче забрать жену из роддома.

Из рассказа жены Пётр узнал, что 15 января 1949 года в роддоме № 9 родились двенадцать девочек и только один мальчик, но какой?!

Весь женский персонал роддома сразу влюбился в него. И уже тогда его мать предположила, что эта любовь лучшей половины человечества будет сопутствовать её сыну всю жизнь.

– «Аль, а ведь не зря ты столько перетерпела?!» – поддержал её муж.

– «Да уж!» – вспомнила она свои моральные страдания, падения и выкидыши, продолжив рассказ о рождении сына.

По первому же воплю младенца, просто обескуражившего присутствующих при родах врача-акушера-гинеколога и медсестёр, можно было предположить, что он станет литератором. Вместе с первым лёгким шлепком по попке и открывшимися от этого удивлёнными голубыми глазами, палату огласил первый, резкий, даже судорожный глубокий вдох, завершившийся уже на выдохе неожиданно радостным воплем новорожденного:

– «Бля-а-а-а!!!».

Эта новость, рассказанная потом матерью новорождённого их соседу по квартире – пьянице и матерщиннику – Николаю Семёновичу, вызвала у того не только восторг, но и глубокое уважение к младенцу, как к будущему возможному товарищу по риторическому цеху, коим отставной подполковник юстиции являлся по последней общественной должности.

– «Коль, ты вот по-пьяни матерился на кухне, а Аля слышала! Вот тебе и результат! Платон уже при рождении всех обматерил!» – подкалывала потом мужа Татьяна Тихоновна.

Николай Семёнович Молчанов – отставной пожилой подполковник, участник и инвалид войны – был не только побит её суровыми буднями и потрёпан своими ранениями, но был также изнурён матерщиной, истощён табаком и иссушен водкой. Хотя в душе он и был добродушным, внешне это часто скрывалось за морщинистой маской пьяницы-дебошира. Однако это не помешало ему со временем, видимо по разнарядке и с учётом его военной специальности, занять кресло народного заседателя районного суда, вершить правосудие, неся в массы сознательность, спокойствие и справедливость.

Дядя Коля сразу полюбил малыша Платона – первого послевоенного ребёнка в их трёхкомнатной коммунальной квартире на две семьи. Да и вся его семья на ура приняла новорождённого, сразу оказавшегося в центре всеобщего внимания. На следующий день новорождённого прикрепили к Детской консультации № 35, находившейся в доме № 16, в котором раньше жил поэт Демьян Бедный, на противоположной стороне Рождественского бульвара почти напротив выхода из арки на него из смежного двора.

С первых же дней Алевтина Сергеевна окунулась в многочисленные материнские хлопоты – в основном в кормление грудью и уход за новорождённым, включая купание, а также в стирку и глажение пелёнок.

Муж, чем мог, пытался ей помогать. Он ходил по магазинам, покупая и всё необходимое для ребёнка. Работал он и по дому, что, в общем-то, было ему в последнее время не свойственно. И даже иногда помогал со стиркой и глажением вещей, что стало угнетать его.

В один из дней Пётр Петрович принёс домой свидетельство о рождении сына – нового москвича Платона Петровича Кочета. Он по телефонам поделился радостью с Лизой и Ксенией, друзьями Юрием Белоцветовым, супругами Сахаровыми и Борисом Чистяковым.

Также он написал письма отцу в Пилипки, Жаку в Париж, с которым периодически переписывался, и в Минск – жившим вместе тётям Степаниде Мартыновне Левчук, урождённой Раевской, и Марии Мартыновне Раевской, которых с трудом разыскал в прошлом году. Они оказались единственными, выжившими в войну в Минске родственниками по материнской линии. Более того, Пётр Петрович пригласил одну из них приехать в Москву и помочь понянчиться с внучатым племянником. Откликнулась старшая из них, находящаяся уже на пенсии, Степанида, которая с радостью приняла приглашение племянника, к тому же ей давно хотелось побывать в столице нашей большой страны. Племянник встретил, гружённую хоть и скромными, но разнообразными подарками, тётю на Белорусском вокзале и на такси «Победа» привёз к себе домой.

Издавна привыкшая нянчится с малышами, потерявшая во время войны всё своё потомство, ещё не старая пенсионерка Степанида с удовольствием взялась опекать внучатого племянника, помогая Алевтине и разгрузив Петра.

Теперь он работал, не отвлекаясь, без лишних мыслей о жене и сыне.

И опять его анализу подверглось забастовочное движение во Франции, являющееся самым точным показателем активности рабочего класса в борьбе против своих эксплуататоров.

Но на этот раз он почерпнул информацию не из французских первоисточников, а из статьи Генерального секретаря Всеобщей конфедерации труда Франции Бенуа Фрашона «Борьба продолжается», напечатанной в журнале «Новое время» № 1 за январь 1949 года.

И Пётр Петрович, как всегда кратко и в виде тезисов изложил суть вопроса, но со своим анализом и комментариями. А речь в статье шла о конкретной забастовке французских горняков в прошлом году, когда Петра Петровича Кочета уже не было в Париже. Как известно, первая волна массовых забастовок во Франции, прокатившаяся по стране в ноябре – декабре 1947 года и охватившая почти три миллиона человек, была вызвана резким ухудшением положения трудящихся масс. Однако правительство приняло ряд экстренных мер, чтобы сбить эту волну и уменьшить напряженность в обществе. Но в феврале 1948 года массовая стачечная борьба возобновилась. И Пётр Петрович, пока работал в Париже, был тому свидетель.

Но, проходившая с 4 октября по 29 ноября грандиозная стачка французских горняков, оказалась вне зоны пристального внимания аналитика П.П. Кочета. Зато руководитель ВКТ Франции Бенуа Фрашон придал ей чрезвычайно большое значение.

А произошло следующее.

Убедившись в своём бессилии сломить способность всего рабочего класса страны к отпору, правительство решило нанести сильнейший удар по самой его передовой части – горнякам. Ведь они являют собой самый боевой отряд рабочего класса Франции, самое организованное звено Всеобщей конфедерации труда.

При этом здесь явно не обошлось без консультаций американцев, руководивших исполнением плана Маршалла.

Суть удара правительства по горнякам заключалась в том, что в течение нескольких месяцев их притесняли ухудшением условий труда. С этой целью издавались дискриминационные правительственные декреты.

Руководство горняков понимало провокационный характер этих декретов. Но оно было поставлено перед выбором: или допустить, чтобы власти сломили шахтёров без борьбы, путём подавлении на шахтах стихийных забастовок, или принять генеральное сражение.

ВКТ выбрала его, хотя её руководители прекрасно понимали, что борьба будет тяжёлой, что против бастующих будет выступать не только французская реакция, но и мировая в лице американских империалистов.

Французское правительство рассчитывало, что ему удастся разгромить непокорных горняков и тем самым сломить ВКТ, подорвав веру всего французского пролетариата в свои силы. Для этого министр внутренних дел Франции Жюль Мок стремился дезорганизовать и деморализовать забастовщиков, жестоко разгромив их руководство.

Но горняки не испугались, бастуя восемь с половиной недель. На них не действовали ни клевета в прессе, ни полицейское насилие. В течение всего этого времени горняки сражались за свои рабочие места с крупными силами вооружённой до зубов полиции, не давая им возможности захватить шахты.

А если где полицейским отрядам и удавалось с помощью ручных гранат и ружейного огня оттеснить горняков, то потом те всё равно переходили в контрнаступление и отбивали обратно свои шахты, кое-где даже захватывая полицейских в плен. В результате горняки оказали такое мощное сопротивление полиции, что та не смола их сломить. И лишь голод и нищета заставили несломленных правительством бастующих горняков, так и не добившихся удовлетворения своих требований, вернуться на работу. Но в ходе этих классовых боёв шахтёры почувствовали свою силу, прониклись большей уверенностью в ней. Их классовое самосознание окрепло. Они ещё глубже осознали необходимость глубоких и коренных изменений.

А аналитик Пётр Петрович Кочет сделал главный, глубокомысленный и красноречивый вывод: этой забастовкой и её результатами рабочий класс Франции заложил мину замедленного действия под фундамент крепости своих эксплуататоров.

Через месяц после рождения Платон отыграл потерянные в роддоме двести грамм веса, достигнув четырёх килограммов и триста граммов. А в его Медицинском паспорте ребёнка, кроме этого веса, появилась запись о чистоте кожи и стуле 3–4 раза в день при прочих показателях, не отличающихся от норм. А 12 февраля отец принёс домой свидетельство о рождении сына.

Поглощённый помощью жене, весь этот период Пётр Петрович реже следил за новостями, а их было немало.

В США ещё с 17 января начался процесс по делу лидеров компартии.

А на следующий день в Москве представителями СССР, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии и Чехословакии был подписан уже Протокол о создании СЭВ.

– Наши товарищи перешли от слов к делу! – про себя отметил Кочет.

Но особенно его обрадовала новость о вступлении 31 января частей НОАК в Пекин, причём без боя.

Однако принятие 15 февраля 1949 года Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) «Об антисоветских действиях члена ВКП(б) товарища А.А. Кузнецова и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) товарищей М.И. Родионова и П.С. Попкова» насторожило Кочета.

– «Что-то опять у нас в стране начинается нехорошее?! Какая-то внутриполитическая борьба?!» – поделился он с женой.

– «Да брось ты, Петь! Нам сейчас с тобой не до этого будет!».

Но Пётр всё же периодически интересовался новостями, выкраивая время на радионовости и газеты.

Если сообщение от 21 февраля о принятии Албании в СЭВ не особо впечатлила Петра Петровича. То объявление Совета Министров СССР от 28 февраля о снижении цен на товары широкого спроса вызвало радость обоих супругов.

К этому времени, ещё в пятницу 25 февраля, Алевтина Сергеевна Кочет вышла на работу. Её давно и с нетерпением ждали ученицы 1-го «б» и 5-го «а» классов из 243-ей женской специальной языковой средней школы Дзержинского района столицы.

Теперь Алевтине Сергеевне приходилось каждый день заезжать на короткое время с работы, чтобы покормить малыша грудью. Ибо только такое кормление было обязательным хотя бы до шестимесячного возраста младенца. И Пётр Петрович стал спокоен за свой тыл, ибо помощь тёти Степаниды оказалась действенной и вовремя. Теперь он мог снова уделить больше внимания своей работе и анализу новостей.

Из международных новостей Кочета больше всего в этот период интересовали события в Китае, где 2 марта единственный китайский крейсер «Чунцин» отплыл из Шанхая в Вэйхай, прейдя на сторону НОАК.

А на следующий день власть в гоминьдановском Китае была передана генералу Хэ Инциню.

Власть поменялась и в МИДе СССР, что явилось полной неожиданностью, как для П.П. Кочета, так и для многих сотрудников МИДа, когда 4 марта министра иностранных дел СССР В.М. Молотова заменил А.Я. Вышинский. А на его место пришёл ровесник П.П. Кочета советский посол в Югославии Анатолий Иосифович Лаврентьев, до 1946 года бывший ещё народным комиссаром иностранных дел РСФСР.

– Что-то всё-таки у нас наверху во власти происходит?! За что сняли Молотова?! Какой ему дали новый пост? Что-то не слышно! Это значит и Комитетом информации теперь будет руководить Вышинский?! – терзался в догадках Кочет, зная, что с февраля КИ был от СМ переподчинён МИДу.

И Кочет насторожился не зря. Ведь в связи с раскручиванием «Ленинградского дела» в начале этого года со своих должностей были сняты его погодки – секретарь ЦК ВКП(б), Первый секретарь Ленинградских горкома и обкома ВКП(б) Алексей Александрович Кузнецов и Член Политбюро ЦК ВКП(б), Председатель Госплана СССР Николай Алексеевич Вознесенский. И теперь правящая в стране «девятка» снова превратилась в «семёрку». К тому же одновременно были значительно понижены статусы В.М. Молотова и А.И. Микояна. И это вызывало у Кочета озабоченность и тревогу. К тому же перестановки начались и у них в МИДе. Одна из них порадовала Петра Петровича, когда он узнал, что Б.Ф. Подцероб стал Генеральным секретарём МИДа и членом его Коллегии.

Но немало Петра Петровича порадовало поздравление его жене от учениц её 1-го «б» класса, подаривших ей сразу три открытки. Одна из них была сделана и раскрашена самими девочками, пожелавшими своей дорогой Алевтине Сергеевне успеха в работе и жизни, и подписавшимися под ней: от Луняковой, Кондрашовой, Козловой. Суховой. А на другой цветной немецкой почтовой карточке из Лейпцига, с изображением лёгочной горечавки в хрустальной вазе, была надпись: Дорогой и любимой Алевтине Сергеевне от Гали Нефедченко в день 8-го марта.

Но всё же большее удовлетворение он получил от подписания в Москве 17 марта договора о совместной безопасности между КНДР и коммунистическим Китаем.

– О-о! Наши коммунистические товарищи на Востоке, наконец, гордо подняли свои головы! – удовлетворённо заметил старший Кочет.

К этому времени и малыш Кочет раньше нормы стал держать головку, и у него взяли пробу на туберкулёз, оказавшуюся отрицательной. Родители Платона были довольны – ведь всё шло нормально и даже хорошо.

Возможно ободрённый всем этим, охочий до всего нового, Пётр Петрович решил с пелёнок закаливать сына.

Однако традиционно воспитанная Алевтина Сергеевна, давно жаждавшая потомства, как наседка на дурного петуха, накинулась на мужа:

– «Ты, что? Петь! С ума сошёл? Одного своего сыночка загубил, так теперь принялся за второго? Не да-а-м!» – вскричала мать.

С этими словами она вмиг закрыла, настежь распахнутое в холод, окно.

Забирая с простыни на подоконнике голенького, после купания, ребёнка, она чуть ли не оттолкнула, пытавшегося что-то возразить мужа:

– «Не лезь! Прошу тебя, не лезь в то, в чём не разбираешься! Я всё сделаю сама, как надо!».

Такое отношение жены обескуражило и даже, поначалу, обидело Петра Петровича. Но он не оставлял попыток внести свою лепту в научнообоснованное воспитание сына. Однако вскоре ему надоело терпеть возражения жены, как заботливой наседки, монопольно распростёршей свои крылья над птенцом, сюсюкаться с пока не понимающим его малышом, и вообще заниматься несвойственным аналитику и «эстету» делом.

К тому же тётя Степанида постоянно сидела с малышом, пока его мать ездила на работу в свою школу. Она не только убаюкивала, подмывала и пеленала младенца, но и в случае опоздания матери подпаивала его ранее сцеженным материнским молоком, которое хранилось между оконными рамами и подогревалось на плите в кастрюльке с водой. В общем, теперь дома у супругов был надёжный тыл, и им можно было спокойно работать.

Но надёжные тылы создавались и на международной арене, когда 4 апреля между США, Канадой, Великобританией, Францией, Италией, Португалией, Бельгией, Нидерландами, Люксембургом, Исландией, Данией и Турцией был подписан Североатлантический военно-политический договор.

Его антисоветская направленность была очевидной. С помощью НАТО США объединяли под своим крылом все страны западной Европы, гарантируя каждому члену союза коллективную защиту от СССР и его союзников.

– Да-а! Теперь французским коммунистам будет очень трудно взять власть в стране, а нам – тем более помочь извне! НАТО сразу вмешается! И будет новая мировая война?! – поначалу испугался он своего вывода.

– А я ведь по возвращении из Франции в своём отчёте выразил уверенную надежду, что Франция может стать социалистической!? И, как мне сообщили, Иосифу Виссарионовичу это очень понравилось! И что же получается? Я обманул вождя?! – ещё больше испугался Кочет.

– Но ведь так видимо думали и международные империалисты? И приняли меры! Теперь не дают этому осуществиться! Ситуация изменилась в корне! Значит, я не виноват?! Буду надеяться, что меня не заметут!? А у меня ведь теперь сын – мой наследник! Мне надо думать о его будущем! Буду надеяться на лучшее! – дальше рассуждал он.

А лучшее сразу проявило себя. Пётр Петрович получил письмо из Польши, в котором родные сообщали, что живы, здоровы, но просили сообщить подробности гибели Бориса, о чём им написала тётя Степанида ещё осенью.

Они упрекали Петра, что тот долго не писал и до сих пор держал втайне гибель брата. Но его слова в письме «С садоводством у Бориса получился полный разворот» тогда удивили и насторожили родственников.

Они просили, чтобы вдова и сын Бориса дали о себе весточку, написали о своей жизни. Они сообщали, что уже построили половину дома на том же фундаменте и к концу года надеются заселиться. Не обошлось без здравицы в честь СССР, Сталина и Польши.

Из плохих новостей польские Кочеты сообщали, что шестилетний племянник Петра Петровича выбил своей трёхлетней сестре глаз – пришлось возить в Варшаву на операцию.