Читать книгу Солженицын. Прощание с мифом - Александр Островский - Страница 6

В 1936 г. А. И. Солженицын с отличием закончил школу и перед ним встал вопрос: кем быть?

Можно было ожидать, что будущий писатель изберет филологическую специальность, что, кстати, сделала Лида Ежерец, которая стала студенткой филологического факультета ростовского пединститута (1). Однако Саня подал заявление в ростовский университет на физико-математический факультет (2). Николай Виткевич и Кирилл Симонян тоже пошли в университет, но на химический факультет (3). Правда, Кирилл быстро разочаровался в выборе профессии и перешел в медицинский институт (4).

На химфаке Николай и Кирилл познакомились с однокурсницей Натальей Решетовской и через некоторое время представили ей своего друга (5). 7 ноября 1936 г. на вечеринке Саня начал ухаживать за Натальей, прошло еще немного времени, и она стала его невестой (6).

Дед Натальи по отцу Николай Михайлович Решетовский был юристом (7). Потомственный дворянин, он родился не позднее 1844 г., службу начал в 1868 г. (8), 1 января 1902 г. получил чин действительного статского советника, имел медали и ордена, революцию встретил в должности члена Новочеркасской судебной палаты (9), у него было три сына (Алексей, Иван, Сергей) и три дочери (Александра, Мария и Нина), оставшиеся незамужними (10). По данным КГБ, отец Н. Решетовской Алексей Николаевич родился в 1888 г. и «до революции занимался литературным трудом», затем служил «казачьим сотником» и «погиб во время Гражданской войны при обстоятельствах», которые его дочь «скрывала» (11). По другим сведениям, пропал без вести в ноябре 1919 г. (12).

Дед Натальи по матери Константин Туркин был казаком. Женившись на польке, он имел сына Валентина и трех дочерей, одна из которых, Мария (1890), по профессии учительница, стала женой А. Н. Решетовского. Потеряв мужа, Мария Константиновна перебралась с дочерью на руках в Ростов-на-Дону (13).

Летом 1937 г., когда за спиной Александра Солженицына остался первый курс, студенческий профком университета организовал велосипедный пробег по Кавказу. Мы, вспоминал Н. Д. Виткевич, «загорелись мыслью проехать по местам революционной деятельности товарища Сталина. Подобрали группу и покатили на велосипедах в Грузию. Приезжаем в Тбилиси, что за оказия: закрыт музей “гениального продолжателя”. Потолкались немного, посоветовались, и Сашка Брень (был такой пробивной хлопец в группе) предложил пойти за разрешением в ЦК. А секретарем был Берия. Лаврентий Павлович разрешил нам осмотреть музей, запретив что-либо фотографировать и записывать» (14).

В этом пробеге принимал участие и Саня. По возвращении он написал выдержанный в духе того времени очерк о своих впечатлениях, который увидел свет на страницах факультетской стенной газеты и которым, как отмечал Н. Д. Виткевич, потом козыряло факультетское начальство (15).

Пребывание А. И. Солженицына в университете совпало с известными открытыми процессами над «сторонниками Троцкого»: 19–24 августа 1936 г. по делу о троцкистско-зиновьевском террористическом центре (Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев и др.) (16), 23–30 января 1937 г. – по делу об антисоветском троцкистском центре (Л. Г. Пятаков, К. Радек и др.) (17), 2-13 марта 1938 г. – по делу об антисоветском правотроцкистском центре (Н. И. Бухарин, Н. Н. Крестинский и др.) (18). Репрессии затронули и Ростовский университет (19).

Судебные процессы сопровождались собраниями, на которых принимались резолюции с одобрением выносимых приговоров (20). Если школьник Солженицын уже в двенадцать лет ощущал «избыточность, ложь, подстройку» в материалах процесса по делу Промпартии, если уже тогда он рассматривал процесс по делу меньшевиков как «унылое бездарное повторение», мог ли он с доверием относиться к публиковавшимся материалам открытых судебных процессов 1936, 1937, 1938 гг.? Однако, если А. И. Солженицын и испытывал на этот счет какие-то сомнения, он их не показывал и, по свидетельству его однокурсника Э. Мазина, вел себя как «верный ленинец» (21).

По окончании второго курса, 2 июля 1938 г., «верный ленинец» признался Наталье Решетовской в любви (22), после чего вместе с Н. Виткевичем снова отправился в велопоход, на этот раз на Украину по местам славы Гражданской войны (23).

Когда после летних каникул А. И. Солженицын вернулся в университет, в его жизни произошло событие, о котором он поведал со страниц «Архипелага».

«Я, – пишет он, – вспоминаю третий курс университета, осень 1938 года. Нас, мальчиков-комсомольцев, вызывают в райком комсомола раз и второй раз и, почти не спрашивая о согласии, суют нам заполнять анкеты: дескать, довольно с вас физматов, химфаков, Родине нужней, чтобы шли вы в училище НКВД… Годом раньше тот же райком вербовал нас в авиационные училища. И мы тоже отбивались (жалко было университет бросать), но не так стойко, как сейчас» (24). «Все же кое-кто из нас завербовался тогда. Думаю, что если б очень крепко нажали – сломали б нас… всех» (25).

И в первом, и во втором случае речь шла о направлении в училища по путевкам комсомола. Поэтому в райком приглашали только тех, кто заслуживал доверия. Это значит, что в глазах райкома А. И. Солженицын выглядел достойным служить в органах НВКД.

Но дело не только в этом. Даже самый наивный читатель понимает, что между «вербовкой» в авиационное училище и училище НКВД – огромная разница. В авиационные училища двери были открыты для всех, в училища НКВД – для самых надежных. А поскольку тогда существовала тотальная система контроля над обществом, и у каждого учебного заведения был свой куратор из органов государственной безопасности, можно не сомневаться, что, прежде чем вызвать А. И. Солженицына для собеседования, райком комсомола согласовал с ним список рекомендуемых.

Приравнивая «вербовку» в училище НКВД к вербовке в авиационное училище и придавая первой массовый характер, Александр Исаевич явно лукавил.

Когда я попросил Н. Д. Виткевича рассказать, как в это училище вербовали его, он возмутился и заявил, что его туда никто не приглашал. Более того, он сказал, что вообще не помнит подобного эпизода в университете, а о вербовке своего друга узнал только из «Архипелага» (26). Только из «Архипелага» об этом узнала и Н. А. Решетовская (27).

Получается, что А. И. Солженицына вербовали тайно, и он скрыл данный факт как от ближайшего друга, так и от невесты. Это уже похоже на правду. Но тогда рассказанная им история приобретает совершенно иной характер, и совершенно иной характер приобретает его «исповедь». Это уже не откровения, а попытка придать серьезному эпизоду несерьезный характер.

В связи с вербовкой в училище НКВД А. И. Солженицын посетил райком как минимум дважды («раз и второй раз»). Может быть, его уговаривали, а он «отбивался»? Нет, оказывается в райкоме «почти не спрашивая о согласии», ему и его товарищам было предложено «заполнять анкеты». «Почти не спрашивая» означает одно, – следовательно, все-таки спрашивали и только потом предлагали анкеты. Из этого явствует, что Александр Исаевич изъявил готовность надеть на плечи военную форму с краповыми петлицами и, если вторичного посещения райкома и заполнения анкеты перед ним не открылись двери училища НКВД, то причина этого заключалась не в его нежелании, а в чем-то другом.

Как прошел третий курс, мы не знаем.

Летом 1939 г. А. И. Солженицын, Н. Д. Виткевич и К. С. Симонян как отличники без экзаменов поступили на заочное отделение Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ). Факт сам по себе редкий. И не только потому, что даже сейчас не часто можно встретить человека, который одновременно учится в двух вузах, но и потому, что для заочного обучения требуются документы с места работы (28).

После первой, установочной сессии Александр Солженицын и Николай Виткевич отправились в новое путешествие, на этот раз по Волге – теперь на родину В. И. Ленина в Ульяновск (29). Кроме обычного отчета о путешествии, в факультетской стенной газете, появилось солженицынское стихотворение «Ульяновск» (30).

В конце четвертого курса, 27 апреля 1940 г., никому не сказав об этом, Александр и Наталья официально вступили в брак (31). «Через несколько дней» после этого Н. А. Решетовская «уехала в Москву на производственную практику». «Там, – вспоминала она, – я познакомилась со своим дядей», известным кинодраматургом Валентином Константиновичем Туркиным, а также с его первой женой Вероникой Николаевной и их дочерью тоже Вероникой. «Жила я, – читаем мы в воспоминаниях Н. А. Решетовской далее, – у Вероники Николаевны… на Патриарших прудах… 18 июня… помчалась встречать своего мужа», приехавшего на летнюю сессию в МИФЛИ (32). А «в конце июля мы, по совету дяди, поселились в Тарусе, где провели свой «медовый месяц», и «только из Тарусы мы написали нашим обеим мамам и друзьям, что поженились» (33).

По возвращении в Ростов-на-Дону, писала Наталья Алексеевна, «поселились мы отдельно, сняв комнату в Чеховском переулке», «дома нас ждал свадебный подарок: отличник, редактор факультетской газеты, активный участник всех комсомольских дел и художественной самодеятельности – Саня стал получать сталинскую стипендию» (34). Чтобы правильно оценить этот факт, необходимо учесть, что в 1940 г. в университете на всех факультетах было только восемь сталинских стипендиатов (35).

«Несмотря на всю занятость, – подчеркивала в своих воспоминаниях Н. А. Решетовская, – весной сорок первого года мы участвовали в смотре художественной самодеятельности вузов и техникумов Ростовской области. Саня читал свои стихотворения “Гимн труду” и “Ульяновск”… О нас писали в газетах “Молот” и “Большевистская смена”. Потом ростовчане увидели киножурнал местной хроники. Сталинский стипендиат Александр Солженицын, совмещая два высших учебных заведения, проводил эффектный опыт с аппаратом Тесла, затем готовил очередное задание для заочного института и, вложив его в конверт, разборчиво надписывал адрес МИФЛИ» (36).

Характеризуя свою литературную деятельность и имея в виду предвоенные годы, Александр Исаевич писал, обращаясь к Кириллу Симоняну: «К юности уже много было написано у каждого из нас, тетрадки, тетрадки – и наконец, мы стали посылать свои произведения светилам – а светилы чаще не отвечали, а когда Тимофеев прислал разгром и моих стихов, и твоих – для нас это был мрачный удар… Но тем не менее мы еще ходили робко к областному поэту Кацу, не напечатает ли он, а из “Молота” Левин поощрял нас очень. А еще ты завлек меня в литературный кружок при Доме медработника…» (37).

Тогда же А. И. Солженицын делает первые опыты в прозе и задумывает роман о революции. Первоначально он относил возникновение его замысла к школьным годам (38), но, видимо, после знакомства с воспоминаниями Н. А. Решетовской, которая, с его же слов, датировала это событие осенью 1936 г. (39), вынужден был присоединиться к ее датировке (40). По свидетельству Натальи Алексеевны, роман должен был называться «Люби революцию» и начинаться разгромом армии генерала Самсонова в августе 1914 г. (41). О том, как протекала работа над воплощением этого замысла, имеются разные сведения (42). Но самым показательным является тот факт, что отложившиеся к началу войны выписки из книг и черновые наброски отдельных глав составили всего лишь «две тетрадочки» (43). Следовательно, в 1930-е гг. работа над романом не вышла за рамки начальной стадии. Неудивительно, что о ней ничего не знали даже ближайшие друзья его автора (44).

Отказавшись от эпического замысла, А. И. Солженицын попытался проверить свои способности в другом жанре. Так появились на свет три рассказа «Заграничная командировка», «Николаевские» и «Речные стрелочники» (45). Герой первого из них – ученый, который собирается в заграничную командировку и думает о невозвращении, ночь он не спит, а утром включает радио, слышит увертюру к опере «Руслан и Людмила» и понимает, что бросить Родину не может. Во втором рассказе речь шла о старике, который что-то прятал, это было замечено, явились чекисты, произвели обыск и обнаружили старые, никому уже ненужные николаевские деньги. Последний рассказ представлял собою очерк о путешествии А. И. Солженицына и Н. Д. Виткевича летом 1939 г. по Волге (46).

Имеются сведения, что свои литературные опыты Александр Исаевич посылал Б. Лавреневу (47), Л. Тимофееву (48) и К. Федину (49).

Между тем обучение в университете подошло к концу. Сдав государственные экзамены, А. И. Солженицын получил диплом учителя математики и характеристику, в которой говорилось: «Тов. Солженицын Александр Исаевич – студент 5 курса физмата РГУ (математическая специальность) является отличником учебы и сталинским стипендиатом. На протяжении пяти лет пребывания в университете тов. Солженицын получал только отличные оценки, совмещая занятия в университете с заочным обучением на литературном факультете. К сожалению, это последнее совместительство не дало возможности тов. Солженицыну получить оригинальные результаты в своей курсовой работе. Тов. Солженицын ведет большую общественную работу – редактор стенной газеты и староста курса. Деканат физмата рекомендует тов. Солженицына на должность ассистента вуза или аспиранта. Ректор РГУ (Белозеров). Секретарь партийного бюро (Ракитин)» (50).