Читать книгу Линкоры - Александр Плетнёв - Страница 3

Вот оно, трепещет возле…

Время «до» и время «после».

Атлантический океан со времен открытия Нового Света стал основательно объезженным полем с предсказуемыми повадками, где, наверное, самыми худшими были осенне-зимние арктические ветра.

Однако и этот затаившийся вассал Посейдона готовился к буйству главного светила, уже низвергнувшего на подвластную ему систему и, в частности, на планету Земля свое то ли «вселенское дурное настроение», то ли обычный гневный «пар», выраженный в придуманных земными учеными эквивалентах и миллионнозначных числах, измеряющих энергетический потенциал.

Шторм уже назревал, но люди начали раньше.

* * *

Оперативное соединение флота США, состоящее из пятнадцати кораблей, центром которого являлся авианосец «Джордж Буш», двигалось походной компактной группой, поддерживая минимальную дистанцию и интервал, со скоростью 20 узлов, курсом 210 градусов в юго-западном направлении, патрулируя северные широты Атлантического океана (зона ответственности уже расформированного 2-го флота США).

Первым прокладывал дорогу крейсер типа «Тикондерога», следом побортно строем пеленга-уступа шли эсминцы (тип «Арли Берк»), за ними фрегаты «Пэрри» и снова «берки» – уже в кильватере.

Замыкали эскорт корабли снабжения и еще один «Тикондерога».

В середине ордера распластал свою тушу король соединения – «Джордж Буш».

В общем – шли почти классической тевтонской «свиньей».

В глубинах океана авианосную ударную группу сопровождала АПЛ типа «Лос-Анджелес» – SSN-761 «Спрингфилд»[2].

На ходовом мостике островной надстройки авианосца, заведомо получив из штаба атлантического командования предупреждение о надвигающейся солнечной буре, принимали должные меры.

Самолету дальнего радиолокационного обнаружения и управления E-6[3] было приказано вернуться на авиабазу в Канаду. В воздух подняли пару F-18[4]. Эти две машины были одними из первых введены в строй в серии «Хорнет» и, невзирая на ряд модификаций, поджидали своего часа на списание и передачу-продажу какому-нибудь союзнику-сателлиту.

Командир боевой авиационной части здраво рассудил, что менее навороченные (в плане электроники) F/A-18А будут устойчивей к воздействию электромагнитного возмущения в магнитном поле планеты. Устаревшие машины должны были давно заменить свежими F-35В, но что-то там не ладилось: в штабах флота, в кошельках министерства, в высокопоставленных умах и электронных мозгах. Злые языки поговаривали, что F-35 оказались дорогими, чертовски сложными и капризными машинами.

– Борт один! Я пять-три!!! К взлету готов.

– Пять-три! Взлет разрешаю. Парни, вы там с электроникой по минимуму, о’кей? Радары отключить. Только визуальный контроль. А то сожжете технику.

– Я пять-три! Вас понял, – пилот, повернув голову, махнул рукой обслуге.

Стоящий справа техник выдернул колодки из-под колес, привычно гримасничая – несмотря на шлем и шумопоглощающие наушники, рев и вибрация реактивных двигателей пробирали до самых костей.

Выпускающий офицер завертел правой рукой в воздухе, давая отмашку. Летчик отпустил тормоз, добавляя обороты движкам. Разгоняемый катапультой самолет стремительно набрал скорость. Палуба кончилась, и «Шершень», чуть просев, стал набирать высоту.

Через нормативные 15 секунд поднялась вторая машина.

Пара дежурных «Супер Хорнет» и «Хокай» параллельно заходили на посадку.

С высоты «острова» авианосца старший вахтенный офицер, по постепенному и едва уловимому изменению цветовой гаммы, наблюдал, как неумолимо надвигается рассвет. Океан под порывами северо-восточного ветра казался темным и холодным, поэтому опытный и, можно сказать, проверенно-обветренный норд-остами командир корабля поежился скорее от его вида, чем от холода, прогнозируя ухудшение погоды.

На ходовой мостик поднялся командующий соединением – трехзвездочный вице-адмирал Эдгар Хоувэл, зевнул в кулак, щелкнул челюстями и сдержанно поинтересовался:

– Ну, что там у нас? Докладывайте.

– Вот, сэр, – дежурный офицер подал распечатанные на листках директивы командования, подумав: «И чего это старому сухарю не спится в такую рань?»

Тем не менее, повернувшись к младшему офицеру, он распорядился насчет кофе, конечно, пытаясь угодить командованию.

– И?.. – Вице-адмирал, следуя расхожему выражению, что «утро добрым не бывает», был не очень разговорчивым, к тому же брюзжаще-недовольным.

Вместо ответа дежурный офицер, начиная медленно раздражаться, нажал кнопку на консоли, включая экран. Тот, вспыхнув, сразу потух, и снова загорелся картинкой, в рабочем режиме покрытой рябью и частыми полосами.

– Меры приняли? – Вице-адмирал никак не мог проморгаться, от этого был слегка похож на известного в свое время французского актера Луи де Фюнеса.

– Еще полчаса назад, как только стала сбоить аппаратура, – сдержанно ответил кэптен, – связи со штабом и спутниками уже нет. В воздух подняли два «старичка» «Хорнета».

– Правильно, зря, что ли, их катаем, – одобрил Хоувэл, – а подлодка?

Офицер пальцем указал вниз, подразумевая глубины океана.

– Тут частенько русские подводные лодки шастают. Так что внимательней там, – промычал вице-адмирал сварливым и назидательным тоном, принимая и сразу отхлебывая кофе. Потом, довольно щурясь на восток, добавил: – Хм, светает.

– Сэр, – офицер связи тоном и всем своим видом давал понять, что новость серьезна, – с эсминца «Салливанз» сигнализируют, обнаружены справа по курсу неопознанные суда.

– Так прикажите ему ускориться, выйти из ордера да нагнать этих… кто там? Рыбачков? – хмыкнул адмирал.

– Сэр!!! – уже растерянно промолвил офицер связи. – Докладывают с эсминца «Рэмедж». Левый сектор эскорта. Многочисленная группа кораблей. Визуальный контакт.

– Сэр! Взгляните на это, – дежурный офицер протянул командиру бинокль.

Тот расслабленно и вальяжно подхватил его одной рукой, но едва поднес оптику к глазам – кофе вылетел из руки вице-адмирала.

– БОЕВАЯ ТРЕВОГА!!!

* * *

Два F/A-18А, поднимаясь до девяти тысяч метров, просвистели турбинами над головными кораблями ордера и удалились от соединения миль на десять по курсу его движения.

Пилоты заложили лихой разворот со снижением до шести тысяч, поворачивая на обратный курс.

Ведущий, лейтенант Денрайт, скосив взгляд влево, округлил глаза: на мерном колыхании океанической пустыни, едва тронутой рассветом, вдруг появились вытянутые белые кильватерные дорожки, тянущиеся за менее заметными серыми силуэтами кораблей. Это было похоже на рассыпанную в боевом порядке эскадру, носы кораблей отбрасывали длинные пенные усы, а крепкий ветер сносил вбок черные, медленно рассеивающиеся полосы дыма из труб, что говорило о приличной скорости всего соединения.

«Один, два, три… дьявол! Срочно доложить!»

– Борт! Я пять-три, я пять-три. Группа кораблей в квадрате сорок девять-сорок, предположительно военные, повторяю…

Тут его прервал взволнованный «ведомый»:

– Командир! Взгляните направо!

Лейтенант перевел взгляд. Он не успел удивиться при виде еще большего количества кораблей по правому борту («Около тридцати», – отметил навскидку опытный летчик.) – в глаза бросились идущие в центре неизвестного ордера два (или три?!) крупных судна – широкопалубных, вытянувших узкие носы. Даже под острым углом с высоты он обратил внимание на необычные высокие надстройки, блямбы башен и торчащие стволы орудий. Привычные площадки для взлета самолетов отсутствовали!

«Линкоры?!»

Он еще находился в недоумении, запоздало соображая и совершенно не реагируя на обильные огненные пятна-вспышки, окрасившие серые силуэты непонятных чужаков. Боковое зрение в секунду дернуло голову в многофункциональном шлеме вправо и чуть выше.

– Ах!!!

Под самолетом «ведомого» сразу за кабиной пилота вспыхнул огненный шар. Остроносый «Шершень» переломился надвое! Обломки мгновенно исчезли внизу и позади, так как лейтенант Денрайт резко бросил машину влево и вверх, уходя из-под обстрела, показав опасности два киля и жаркие сопла, густо загадив небо черным форсажным выхлопом.

Упреждая сигналы бортовых систем о захвате самолета зенитными ракетами, пилот быстро щелкнул по клавишам, отстреливая светящиеся шарики тепловых ловушек и засеребрившийся иней дипольных отражателей.

Еще он что-то кричал в эфир, но внизу и так все уже знали.

* * *

Ходовая рубка авианосца вмиг превратилась в галдящий базар – посыпались десятки команд и рапортов! И без того переполненный треском помех эфир взорвался срочными докладами и распоряжениями! За какой-то миг время вдруг поменяло скорость своего течения, разделившись незримой чертой на состояние «до» и «после».

Время «до», когда проходят четко спланированные учения или даже такие же отрепетированные до мелочей военные действия (например, в Персидском заливе), и его (времени!), отведенного нормативами, хватало.

И время «после», когда ни командиры, ни подчиненные, казалось, немного, но постоянно не поспевают за идущим на шаг впереди противником.

Какова скорость мысли? Кто-то романтично заявляет, что скорость мысли быстрее скорости света, потому что мысль рождается мгновенно, и, дескать, эта пока неизведанная переменная – наш будущий проводник к далеким и неизведанным галактикам.

В свою очередь ученые довольно точно измерили максимальный порог скорости прохождения импульса по нервным волокнам человеческого тела – всего лишь 250 км/час. Поэтому в общей совокупности – скорость человеческой реакции весьма медленный процесс.

Мгновенно сформировавшаяся мысль должна себя реализовать – то есть дойти из родивших ее глубин мозга до периферийных, исполняющих органов.

Корабли американской эскадры, объединенные в единое целое с помощью БИУС[5], «договаривались» между собой гораздо быстрее, чем управляющие ими люди. Человек выступал скорее сдерживающим фактором, внося сумятицу в алгоритмы и приоритеты электронных «мозгов». Речевой аппарат гомо сапиенс не успевал за сформированными в голове приказами. А уж движение рук и ног добавляли те секунды запаздывания, которые могли привести прекрасно налаженную военную машину к гибели.

Среди тысячи мыслей, сразу (за каких-то пару-тройку секунд) посетивших голову вице-адмирала Эдгара Хоувэла, ярче выделялась одна: «ОТКУДА ОНИ ВЗЯЛИСЬ? Как система дальнего обнаружения (все эти ИЗС[6] разведки, самолеты ДРЛО, корабли РЛД[7]) могла подпустить так близко такое крупное соединение!»

Вице-адмирал жадно вглядывался в бинокль. Темные силуэты огромных кораблей напоминали доисторических динозавров, ужасных и одновременно прекрасных своими заточенными на агрессию линиями.

Мужчины вообще повернуты на военных железках. Девочки никогда их (мужчин) не понимали: «Ну что может быть красивого в угловатых, абсолютно бездарно и невзрачно выкрашенных, с торчащими туда-сюда железками, тяжелых… утюгах?» Не могли они понять эту жесткую архитектуру, включающую в себя мощь, защиту, умение не только перемещаться в четыре стороны света, но разить вокруг себя, давая ощущение неуязвимости и могущества.

Колотящиеся мысли в голове адмирала сходились теперь на втором четко сформировавшемся вопросе: «КТО?! Кто сейчас воюет линкорами? Последний раз в бою линкоры применяли Соединенные Штаты. Господи, да там не один крупный корабль! И что, кто-то расконсервировал, вывел с последних приколов корабли-музеи? „Огайо“, „Миссури“, „Нью-Джерси“? Террористы? Офицерский переворот? Невозможно! Не-воз-мож-но!»

Прошло всего полминуты с того момента, как прозвучала команда «Боевая тревога». Вице-адмирал со щемящей тоской в груди наблюдал за чужой эскадрой. Он попытался сосчитать многочисленные малые корабли, сопровождавшие линкоры, когда его замершее сердце, казалось, ухнуло куда-то вниз – чужая эскадра окрасилась всполохами выстрелов.

Прекрасно было видно в бинокль, как нос ближайшего крупного корабля накрывало пеной накатывающей волны… и в это время производился залп главным калибром (а чем же еще, черт побери!), и снаряды с пороховыми газами пробили перехлестывающую волну, словно пробкой из бутылки шампанского, в искрящихся брызгах вырываясь несущейся смертью в его сторону.

«Я еще сплю, – Хоувэл почему-то не верил в то, что уже стало происходить, – это просто сон, просто страшный сон!»

Он до последнего надеялся, что неизвестные ответят на панические запросы американцев по радио, и недоразумение разрешится.

В следующую секунду уши заполнил звук приближающихся снарядов.

Эдгар Хоувэл поморщился – звук тысячами орущих кошек раздирал перепонки. Ему почему-то пришло именно это сравнение – орущие кошки!

«Ненавижу кошек», – подумалось ему, когда у правого борта авианосца встали огромные столбы воды.

ДЗВИ-ИНГ!!! Один из снарядов срикошетил о борт, взорвался в воздухе у кормы, обдав осколками, колыхнув ударной волной стоящие на палубе самолеты.

Еще один жуткий удар!!! Офицеры на мостике невольно присели, когда над ними, где-то выше в надстройке хлопнул, заложив уши, взрыв. На несколько минут оглохнув, они не слышали, как десятки осколков пробивают обшивку и переборки. Они увидели уже результат – рвущийся металл, дробящийся пластик, разлетающееся стекло и кровавые брызги. Искрила и дымила измочаленная аппаратура, терзаемые болью люди катались по полу, сползали по стенкам и стойкам аппаратуры, широко открывая рты, сначала в немом крике, потом все громче и громче.

«Да кто же это?! Китайцы сюда не доходят. Русские? Сумасшедшие союзники-англичане?» – вице-адмирал стоял на мостике, даже не сдвинувшись с места. Казалось, что он и не заметил, как вся эта смертельная шрапнельная вакханалия просвистела мимо. Отметая каждое предположение, Хоувэл смотрел, как вверенное ему соединение рвут на части.

Корабли шли порой среди сплошных стен вздымающихся водяных столбов, окрашиваясь частыми вспышками и дымными шапками, выплевывая смертельное «свое» и принимая убийственное «чужое», вздрагивая залпами и сотрясаясь раздирающими взрывами.

Авианосцу с первым залпом неприятеля повезло – фактически ни одного прямого попадания крупным калибром. А вот кораблям сопровождения…

Головной крейсер горел, черно дымил, потеряв ход. Не имея возможности маневрировать, он стал лакомой мишенью, и минуты его были сочтены. Следующие за ним пять кораблей эскорта резко рыскали по курсу то влево, то вправо. Казалось, их вот-вот накроет, но они словно неуловимые виртуозы всякий раз избегали накрытий, лишь принимая тонны воды на палубы и залетные осколки в надстройки от близких накрытий. Несчастные надводные скорлупки, вырываясь из водяного плена, снова и снова пытались настроиться на атаку.

Кораблям эскорта, идущим с правого траверза авианосца, досталось еще больше. Один фрегат, зарывшись в воду носом, задрал высоко корму и беспомощно молотил воздух винтами. Второй, получив в надстройку ужасающий полуторатонный снаряд, казалось, только от одной кинетической силы удара перевернулся и теперь торчал над водой поплавком острого киля. Крейсер УРО[8] горел от носа до кормы. Браун удивился: «Что там так может гореть – виниловое покрытие палубы? Не должно!»

Было видно, как от «Тикондероги» отлетают рваные, дымящиеся куски, сотрясая взрывами несчастный корпус, выбрасывая в небо новые сгустки пламени.

Идущие сзади по правому и левому траверзу фрегаты УРО типа «Оливер Перри» и эсминцы «Арли Берк» получили меньше повреждений. Постоянно маневрируя противоартиллерийским зигзагом, фрегаты, пульсируя вспышками носовых артустановок, выпустили и первые ракеты. Следом, наконец, и эсминцы – по максимуму: покрыв палубы и надстройки сизым дымом стартовых двигателей противокорабелок, выплевывали их с секундными интервалами, одну за другой.

Две эскадры шли на встречных курсах. Корабли неизвестных широкой дугой охватывали авианосное соединение по фронту. Скоростные эскадренные миноносцы и легкие крейсера, вырвавшись далеко вперед от крупных кораблей, заходили на американское соединение по флангам.

Удары наносились в упор. Расстояние между противниками стремительно сокращалось до мертвой зоны американских ракет. Фактически рассчитанные на загоризонтный захват целей, американские системы наведения просто не видели противника, компьютеры не успевали произвести расчет целеуказания. Безуспешно пытаясь идентифицировать цели, системы прекращали работать, оставляя корабли фактически не способными к атаке и обороне. Операторы запускали ракеты в аварийном режиме принудительно, рассчитывая, что те произведут захват цели в полете, надеясь, при таком тесном сближении с вражескими кораблями, на четкую работу системы «свой-чужой».

Вероятность попаданий падала прогрессией к сокращению дистанции до целей.

Тем не менее с первыми запусками ракет и торпед американцам удалось поразить несколько кораблей противника. Семь авангардных эсминцев и легкий крейсер атакующих, получив прямые попадания, сразу вышли из строя, запылав, задымив, замедлили движение. Некоторые тонули. Но остальные загонщики, избежав каких-либо повреждений, хищной стаей перли вперед на дистанцию прямой наводки, вспарывая по касательной водяные валы.

Навстречу им рванули зенитные «Стандарты» – имели они, кроме стрельбы по летящим мишеням, и такой вариант применения. Однако и их мертвая зона захвата и поражения так же стремительно подходила к критическим показателям.

Автоматическая система ведения скорострельным артогнем на штатовских кораблях работала почти безупречно, покрывая волны вокруг вражеских судов частыми белыми фонтанами, выбивая куски металла из подсунувшихся совсем близко вражеских эсминцев. Вот только те в ответ тоже вели бешеную, шквальную стрельбу, напирая и давя количеством стволов. Поэтому слабо защищенные башни 127-миллиметровок и малая емкость магазина «Вулкан-Фаланкс»[9] постепенно оставляли корабли американцев без защиты ответного огня ближнего боя.

* * *

Лейтенант Денрайт поборол свой первый бесконтрольный испуг. Уходя от зенитного огня, он увел машину в сторону, поднявшись на десять тысяч метров над уровнем океана.

Лейтенант ужаснулся, оценив масштабы развернувшейся под ним драмы. Через правое стекло кабины перед ним предстала завораживающая картина попавшего в чью-то невероятную ловушку авианосного соединения.

Весь боевой ордер то тут, то там заволокло дымом, прорезанным вспышками и огненными полосами, частоколом кипящих всплесков, оседающих белыми пенными кругами на фоне темного океана.

Американские корабли, оставляя за собой кривые гребенки белых пенных полос в попытках маневрирования, смешались, порой удерживая интервалы и дистанции не больше полумили, а где и того меньше. Картина менялась неправдоподобно быстро, строй еще больше рушился, кто-то опасно сблизился, фланговые корабли эскорта, наоборот, увеличивали интервал, выписывая кильватерные дуги. Горящие и тонущие суда отстали, уходили из-под обстрела.

Далее не менее впечатляющая, пугающая реальность: темными вытянутыми силуэтами в обрамлении белых бурунов, волоча за собой черные шлейфы дыма из труб, озаряясь вспышками и белыми дымами выстрелов, навстречу авианосному соединению неотвратимо шли корабли противника. Охватывая полукругом, они, казалось, рассыпались хаотично. Растянувшись гирляндой, узкие и стремительные, словно гончие собачки, разбегались эсминцы. А по центру (теперь можно сосчитать) вырисовывалось нечто крупное – линкоры! Один, два, три и еще, за дымом, вроде как силуэт поменьше.

В эфире творилась полная неразбериха. Не дождавшись какой-либо команды, пилот решил сам атаковать любую приглянувшуюся цель.

Висевшие под крыльями самолета ракеты класса «воздух-корабль» «Гарпун» никак не хотели захватывать цель.

Скрипя зубами, проклиная солнечный шторм, летчик снижался. Наконец звуковой сигнал и метка на панели управления известили о захвате цели.

По нему уже лупили сотни зенитных орудий, когда он, нажав на пуск, потянул ручку управления на себя, бросив машину в сторону от серых бутонов разрывов и зенитной шрапнели.

Уходя на новый боевой разворот, пилот обратил внимание, что у ракет мозги все-таки набекрень. Одна, не долетев до цели, вдруг резко ввинтилась в воду, где и бухнула. Вторая?! Попала! Да не туда, куда целил, – в крейсер поменьше. Следом в тот же корабль вошли еще две ракеты, пробив палубу и жахнув где-то в утробе судна. Пилот, заложив разворот, с интересом взглянул на результат своей работы – враг окутался густым дымом от пожаров.

– Не жилец, – радостно констатировал Денрайт, однако вытянутая стальная посудина, словно успев за минуты избавиться от основных очагов огня, показала узкий нос из дымной завесы.

– О господи! Да он что, неуязвимый?! – взвыл пилот.

Казалось, что особого урона ракеты не нанесли – всплеск огня и дыма потонул внутри стальных переборок и палуб, где еще продолжали тлеть оранжевые всполохи… но вдруг чадящий серый силуэт вспыхнул, выбросив целый огненный фонтан – видимо, детонировал боезапас.

– А-а-а, – скорее, промычал летчик натянувшимися от нового виража губами и, уже выровнявшись в горизонтали, с досадой констатировал, что ракет противокорабельных у него на подвесках больше нет!

* * *

Идущий по левому траверзу авианосца фрегат «Элрод» оказался не в самой удобной позиции – здоровенная туша авиаматки закрыла фрегату директрису наведения, поэтому оператор выпустил ракеты наобум.

Командир американского крейсера УРО «Велла Галф», идущего еще дальше в левой раковине авианосца с предельным интервалом, едва системы наведения обозначили цели, произвел залп сразу с носовых и кормовых ракетных установок. При этом ни на секунду не умолкала носовая 127-миллиметровка, терзая эсминцы противника. Однако те, невзирая на град снарядов, высекающих искры осколков, пробивающих борта, рвущих металл надстроек и незащищенных орудий, несмотря на окрасившиеся кровью палубы, упорно лезли вперед. От крейсера, кстати, не получившего до сих пор особых повреждений, описав ломаные дымные полосы, сорвалась дюжина начиненных смертью воздушных торпед с ошалевшими от обилия целей электронными мозгами. Некоторые нашли нужное им плавающее железо, некоторые вошли в более мягкую воду, а некоторые, выжигая топливо, удирали «с поля боя» в ожидании самоликвидации.

Удар четырех «Томагавков» и одного «Гарпуна» пришелся по носовой части и в полубак чужого линкора. «Гарпуны» – так себе – полыхнули, оставив фонтанирующие дымом и языками огня небольшие дырки в броне выше ватерлинии, и канули где-то внутри махины.

А вот два «Томагавка», войдя почти след-в-след, проделали весомую дыру в носовой части корабля. Вода с ревом хлынула в пробоину. Идущая со скоростью 25 узлов бронированная громадина жадно вбирала в себя океан. С креном на левый борт линкор неумолимо зарывался носом в воду, увеличивая дифферент, принимая новые стремительные «карандаши» с огненно-дымными хвостами. За общим шумом и канонадой только его команде и было слышно, как от мощно вливающейся внутрь воды лопаются под давлением переборки, гулко ухают детонирующие заряды. Нос корабля неожиданно быстро ушел под воду, и вскоре в корме стали вспухать водяные буруны – разбрасывая пенные брызги, показались бешено вращающиеся винты. Корабль терял ход, по инерции величаво разворачиваясь кормой к прежнему курсу.

Махина сопротивлялась гибели своим огромным водоизмещением. Воздух, скопившийся в кормовой части корабля, еще долго удерживал его на плаву, но бурление пузырящихся волн вокруг стального гиганта становилось интенсивней. Дрогнув очередным внутренним взрывом, линкор, словно сдавшись, на удивление быстро стал уходить под воду. Вскоре последний кончик корабля исчез во вспененной воде, оставив жирное маслянистое пятно, кучи плавающих обломков и уцелевших матросов, среди которого рыскали катера спасателей.

Командир крейсера «Велла Галф», несмотря на то что находился в недоумении и моральной подавленности от внезапности убийственной атаки неприятеля, со злорадным удовольствием наблюдал сквозь прорехи в дыму за тонущим линейным кораблем противника и двумя пылающими миноносцами окружения. Воздух в рубке боевого информационного поста вдруг показался душным и спертым, словно климатическая система корабля не справлялась со своей работой. Кэптен видел, как по бритым затылкам операторов, неотрывно следящих за мониторами, текли тонкие дорожки пота. Экипаж осатанело работал, не прекращая попыток на минимальной дистанции взять на сопровождение вражеские корабли.

«Велла Галф», кренясь, прочертил пенный полукруг, в стремлении уйти от вражеских кораблей на более благоприятную дистанцию. Сигналы различных боевых систем, доклады и рапорты офицеров сливались в сплошной шумовой диссонанс. Неожиданно по ушам резанул неприятный звон и скрежет, ощутимо прошла частая дрожь – где-то в ходовой мостик встряли несколько малокалиберных снарядов.

Там, наверху, без непосредственного вмешательства экипажа, сработали автоматические противопожарные системы, захлопывались люки, не позволяя пожарам распространяться.

Внизу, потея, пялились на информаторы, держали на контроле работу автоматики, хоть где-то находя удовлетворение – сигналов о локальных повреждениях не поступило.

– Сэр, справа по борту шумы торпед! Удаление 300! Пеленг…

Командир на своем мониторе видел, что торпеды не представляют опасности и, не дослушав доклада офицера гидроакустической станции, прокричал оператору РЛС:

– Цель?!

– Пеленг – 45 градусов! Удаление двенадцать! Пеленг – 300, 340. Удаление минимальное – десять, девять. Сэр…

Прервав оператора, кэптен приказал увеличить ход. Он и так видел, что бортовые системы не успевали производить расчеты наведения ракет на цели по левому борту – теперь прорвавшиеся на дистанцию прямой наводки эсминцы противника встречали зенитные ракеты и артустановки. Двадцатимиллиметровые снаряды «Вулкан-Фаланкс» буквально вспарывали подсунувшиеся близко легкобронированные эсминцы, поймав РЛС обнаружения и не отпуская, порой превращая надстройки, трубы, весь навесной такелаж в решето и ошметки.

Особо эффективной оказалась 127-мм артустановка – чтобы утопить корабль противника класса фрегат, достаточно было серии коротких очередей.

Крейсер, отслеживая корабли противника, неожиданно потерял цели – справа большой сектор перекрывал длинный и высоченный борт CVN-77[10], антенны «Велла Галф» оказались перекрыты тушей авианосца и его излучающими локаторами. Крейсер, отбрасывая форштевнем брызги воды, двинул вперед, выходя из-за «тени» «Буша».

Внутри крейсера гудели гидравликой установки вертикального пуска ракет, вгоняя новые модули в предстартовое положение. Взгляд офицера метался от экрана к экрану: то на системы электронно-оптического сканирования, то на дисплеи инфракрасной системы обнаружения, потом снова на оптическую картинку. В конце концов, желая воочию, а не через экран радара, посмотреть на вражеские корабли, он выскочил наверх и, окинув взглядом картину боя, поднял бинокль.

Поверхность океана изобиловала серыми силуэтами чужих кораблей. Громадой вырисовывался линкор. Несмотря на попытки увеличить дистанцию, он, казалось, неумолимо наползал, наваливаясь своими возвышающимися пирамидальными надстройками. Он словно неторопливо брел в дыму и всполохах выстрелов, в пламени локальных пожаров, такой величественный и медленный на фоне рыскающих, мечущихся эсминцев.

Нереальный бой! Нереальный и убийственный для ракетных крейсеров – бой на дистанции пистолетного выстрела!

«Вот так появиться словно из ниоткуда – это удар под дых!»

* * *

С другой стороны, с правого угла атаки, тяжелые корабли противника, один за другим, отправляли залпы в сторону авианосца. И несмотря на то, что тот непрерывно выписывал носом разнодужные кривые, плотность огня и размеры цели (более 330 метров между перпендикулярами) сделали свое дело. Частые залпы, пущенные под острым углом с недолетом, рикошетили или впивались в борт, сметали все с палубы и надстройки-острова, не давая нормально отработать авиационному дивизиону, заваливая палубу покореженным стальным и дюралевым мусором.

Фактически авианосец, как боевая единица, с первых минут сражения вышел из игры. Попытка выпустить летающие машины проходила в аварийном режиме, когда системы катапультирования и управления взлетом уже почти не работали – слишком неожиданным было нападение, а первые попадания – удачными и эффективными. Громилу «Буша» грызли и рвали универсальные и фугасные болванки, лопающиеся взрывной начинкой. Наконец, неизвестные канониры добились ощутимого результата – выдавив из-под палубы у правого самолетоподъемника длинный факел керосинового пожара. К тому моменту с левого траверза из дыма показался хищный нос самого крупного неприятельского линкора. Жуткие башни медленно выписывали поворот, растопорщив под разными углами орудия, словно нелепые палки, медленно выравнивающиеся в один ряд. Залп с шести стволов снова укутал бронированного гиганта густым дымом – дистанция почти прямой наводки, снаряды летели по настильной траектории.

Страшный удар сотряс тушу плавучего аэродрома. Судно завибрировало всеми переборками-перепонками, палубами, надстройками, пустив от бортов заметную рябь – залп главного калибра, а эти, как оказалось, 460-миллиметровые снаряды вошли в кормовую оконечность у ватерлинии. Что-то произошло в системе управления рулевыми механизмами, и громадный корабль, вдруг резко накренившись, стал описывать крутую циркуляцию вправо. Нос так резко ушел в сторону, что пропустил еще полдюжины предназначавшихся ему полуторатонных снарядов. На палубе взлетавшую пару «Эф-восемнадцатых» бросило вбок. Первый «Шершень», разгоняемый катапультой, развернуло, ударило крылом о надстройку и уже боком елозило по взлетке, загнав на полосу параллельно взлетающего собрата. Тот тоже, сбившись с прямой линии катапультного трека, по касательной встрял в нарушителя. Сцепившиеся самолеты протащило по палубе к носовому срезу. Так в обнимку они и рухнули с борта в воду.

Прошедшие впритирку с носом авианосца снаряды нашли свою жертву в виде крейсера «Велла Галф», который неосторожно высунулся, открывая себе сектор для стрельбы.

Один из снарядов, пробив короб носовой надстройки насквозь, вылетел, так и не взорвавшись, лишь окрасившись по пути кровью команды, вскипевшей на горячем металле.

Второй попал в районе задней дымовой трубы и, срикошетив, взорвался в воздухе метрах в сорока от судна.

Не набравший обороты взлетающий «Сикорский» сдуло взрывной волной с палубы. Пилот пытался удержать вертолет в воздухе, но тяжелая машина, кренясь, рухнула в воду.

Еще один снаряд, зарывшись с недолетом в воду, «добежал» до подводной части крейсера, пробил корпусную броню между башней и мостиком, окончательно теряя скорость, встрял в 25-мм стальную плиту, закрывающую погреб, где и взорвался. Палуба крейсера вспучилась. Прогремел сдвоенный взрыв – изорвав на сварных швах, выбив изрядные куски борта, уходящие глубоко под ватерлинию, куда с клокочущим удовольствием хлынула вода.

Через три минуты, почти без крена, «Велла Галф» сравнялся палубой с поверхностью океана, бурлящего пеной и водоворотами. Вода словно щупальцами просачивалась во все щели и пробоины, спасительно заливая пожары, но неизбежно затягивая корабль на глубину.

С легкой задержкой, словно дав уцелевшим покинуть изуродованную надстройку, крейсер ушел на дно, напоследок украсив серую холодную воду оранжевыми спасательными средствами.

* * *

Тяжелый снаряд, прошив борт авианосца, взорвался под полетной палубой, исковеркав, разбросав листы покрытия. Перекосило последний из четырех самолетоподъемников. Все, что еще успела родить авиаматка – два истребителя-штурмовика да вертолеты. Тоже два.

Беда только была в том, что «Хорнетам» приходилось взлетать прямо на корабли противника. В атаковавшей эскадре, видимо, прекрасно понимали, какую опасность представляет эта пара, и открыли шквальный огонь со всего зенитного ассортимента.

Самолет на взлете наиболее уязвим – малая высота, малая скорость. Крылья еще плохо цепляются за воздух, вся надежда на движки. Летуны, нещадно сжигая горючку, на максимале, на форсаже тянули машины вверх.

Когда под правой плоскостью одного из F/A-18F лопнул зенитный снаряд, машина стала на крыло и сразу потеряла высоту.

Чиркнув концевым профилем крыла о воду, зарываясь, буквально прокатившись по воде с носа на следующее крыло, самолет в брызгах исчез с поверхности.

Второй «Хорнет» вырвался из-под огня, но задымил правый двигатель.

Летчик проконтролировал включение системы пожаротушения, по большой дуге обходя место сражения.

* * *

Бой надводных кораблей продолжался с прежним накалом. Фрегат УРО «Элрод», получив десятки попаданий малокалиберными снарядами, которые изрешетили надстройки, антенны, наружное вооружение корабля, однако не потерял ход. Описав широкую дугу на поверхности океана, подраненно накренившись, он стал удаляться в восточном направлении. Прилетевший вдогонку снаряд, взорвавшийся на мостике, убил часть экипажа, включая командира корабля, осколком срезал и без того измочаленный обтекатель РЛС системы управления ракетным огнем. Еще два попадания – огромная дыра в фазированной решетке от фугаса, артиллерийскую установку у дымовой трубы сместило со станины и заклинило, вспыхнул пожар в вертолетном ангаре, пустив черный дым вверх метров на двести.

Помощник капитана, заменив убитого командира, уводил ставшее небоеспособным хламом судно из-под огня.

Однако далеко уйти ему не дали. Численный перевес противника позволял не упускать ни одной цели. Один из числа атакующих крейсеров отвернул с боевого курса. В течение пяти минут вышел на дистанцию прицельного огня и дал полный бортовой залп по беспомощному противнику.

Когда опали косматые всплески воды, глазам предстало плачевное зрелище – фрегат просел на полностью отсутствующую корму и медленно стал погружаться, задирая нос.

Командир крейсера не отказал себе в удовольствии, выпустив в упор торпеду. Если кто из команды фрегата и пытался спастись, прыгая за надувными плотиками в воду, взрыв торпеды не пощадил ни фрегат, ни экипаж.

* * *

Авианосец был обречен. Уже почти молчало его артиллерийское и ракетное вооружение. Боевой мостик, получивший многочисленные попадания, являл собой искореженное, дымящее и искрящее, залитое кровью нагромождение аппаратуры, смердящее пережаренными человеческими бифштексами. Корабль, как и большинство его эскорта, с самого начала боя лишился управления огнем. Орудия неизвестного неприятеля колотушками вгоняли в горящий авианосец снаряд за снарядом.

Однако командующий силами противника, посчитав, что потопить такое большое судно одной артиллерией сложно, отдал команду на торпедную атаку.

На левом траверзе авианосца еще оказывали сопротивление уцелевшие обреченные фрегаты и один эсминец. Сам авианосец отплевывался единственным скорострельным «Фаланксом» – установка перегрелась и действительно порой не стреляла, а плевалась.

С беззащитного правого траверза атакующие эсминцы волчьей стаей скользнули на дистанцию пуска торпед, не получив отпора, спокойно, как на учениях, отстрелялись, выпустив каждый по четыре торпеды, и, описав на развороте широкие пенные полосы, нагло удалились.

Одиннадцать торпед (одна вдруг ушла в сторону) почти одновременно ударили в борт авианосца.

Дробная череда взрывов прошлась вдоль всего корпуса корабля. Затянувшаяся агония приближалась к своей кульминации. От удара торпед порвало внешнюю обшивку, пробило противоторпедную защиту, разнесло часть внутренних переборок.

До этого момента команде еще удавалось эффективно бороться за живучесть корабля, но всему есть предел. Пожары с новой силой расползались по отсекам. Огненное облако проникло в погреба, где хранились зенитные обоймы к «Вулкан-Фаланкс» – патроны один за другим стали лопаться, вызывая безумные рикошеты снарядов о стальные стенки, убивая тех оставшихся в живых, кто еще пытался огрызаться и поддерживать боевое состояние корабля. Загорелась проводка электрических кабелей, выделяя удушливый дым, завоняв жженым пластиком и изоляцией. Лопались переборки, вода заполнила машинное отделение, отсек технического персонала, проникла в компрессорные отделения, ангары с самолетами, перетекая в смежные помещения. Потом черно-оранжевым грибом взорвалось авиационное топливо. Корабль, испуская густой, черный дым, поднявшийся почти на километр, получил крен на левый борт, который медленно, но неотвратимо рос. Казалось, команда уже никак не реагировала ни на выравнивание крена, ни на тушение пожаров. Крен увеличился на 16, затем до 19 градусов. Скорость упала до 12 узлов. Медленно заваливающийся набок авианосец издавал неприятный и пугающий скрип изгибающихся и деформирующихся металлических конструкций. Внутри продолжали звучать взрывы, из многочисленных рваных пробоин и отверстий валил дым и сгустки пламени. Потери экипажа были колоссальными. Внешняя и внутренняя связь полностью отсутствовала, но и без команд сверху экипаж занимался спасением себя – где цивилизованно и организованно, а где в жестокой борьбе за выживание, проходя по головам менее удачливых. Общий шум еще работающего, воющего, лопающегося и рвущегося металла дополняли лающие крики запоздалых команд, панические вопли погибающих и рычащие борющихся.

Вице-адмирал Эдгар Хоувэл сидел на полу в ходовой рубке в неудобной позе, с перебитыми осколками ногами. Каждое вздрагивание корабля отдавалось колющей пульсацией в ранах, и его попытки хоть что-то сказать мельтешащим подчиненным сопровождались невольными возгласами и вымученными гримасами боли.

– Это японцы! – словно сквозь вату в ушах доносился голос. – Это чертовы япошки! Императорский флот, мать его фак, японо-макаки Ямамото! Я видел флаги! Они передали вызов в эфире!

Хоувэл даже не сообразил, о чем речь – все забирала тупая боль!

Кто-то из медперсонала воткнул ему в правую ляжку прямо через форменные брюки укол обезболивающего, потом, ловко вытащив еще один снаряженный шприц, выпустил его содержимое во вторую ногу.

Затем наскоро, так же поверх брюк, перевязывал сочащиеся кровью раны.

Почти сразу конечности начали неметь, вскоре Хоувэл вообще их не чувствовал, почти блаженно откинувшись к переборке, наконец получив возможность соображать.

Очередной воздушный взрыв, осыпавший палубу и надстройку авианосца сотней осколков, снова ощутимо долбанул по ушам грохотом и скрежетом рвущегося металла. Хоувэла сильно дернуло в сторону. Заполнившись густым дымом, сквозящее решето ходовой рубки за минуты выветрилось, представив перед оглушенным адмиралом жуткую картину.

Искромсанная аппаратура, еще чадящая, покрытая пузырящимися лопухами противопожарной пены. Рядом на полу изломанной окровавленной куклой распластался дежурный офицер и кто-то еще совершенно неузнаваемый – бесформенной грудой, мало похожей на человека. Корабль слегка потряхивало, он продолжал заметно крениться, и казалось, что эти уже мертвые люди продолжают жить, шевелясь, невольно двигая частями тел. Ближе к адмиралу лежала чья-то оторванная ниже колена нога в изорванном огрызке форменных брюк. Покатый пол заставлял этот обрубок неторопливо скользить прямо к нему, щадяще отвернув кровавые рваные ошметки, показав подошву ботинка.

Адмирал заставил себя отвести взгляд, призывая всю свою стойкость, пытаясь подавить эмоции.

«Правая… нога правая… подошва стерта на внешнюю сторону, прям как у меня», – делано-равнодушно подумал он. И тут до него вдруг стало доходить… поворот головы… взгляд, полный тоскливой надежды, на его перебинтованные конечности. Конечность!

«ЭТО ЖЕ МОЯ НОГА!»

Эдгар Хоувэл был весьма крепким человеком, повидавшим всякого, но только от осознания того, что «ЛИШИЛСЯ КУСКА САМОГО СЕБЯ», он тут же потерял сознание.

Еще через несколько минут крен авианосца достиг 26 градусов, все больше и больше увеличиваясь. Передвигаться по кораблю стало совсем сложно. Наконец, гордость Соединенных Штатов Америки опрокинулся на бок, пенным всплеском потушив внешние пожары по борту.

Еще шесть торпед впились в и без того издырявленную, рваную палубу никак не желавшего тонуть левиафана. Они-то его и доконали. Плавучий аэродром перевернулся, погнав бортом волну, показал не совсем, как оказалось, ухоженное днище – какие-то пятна, полосы, словно изъеденные ржавчиной разводы, налипшие водоросли и ракушки. Дрогнув от очередных взрывов, «Джордж Буш» стал погружаться в воду. Затем, последним вздохом испустив остатки воздуха, удерживающего его на плаву, в бурлящих всклокоченных фонтанах, выбрасываемых порой на несколько метров, наконец, величаво скрылся под водой. На поверхности еще несколько минут кружили масляные водовороты, таская по кругу в пузырях и липнувшем к воде дыме головы уцелевших и мертвых вместе со всяким плавающим мусором.

* * *

В небе, выжигая горючку, носились два «Хорнета». Летчики делали то, что должно – выискивали цели, давили на кнопки и гашетки, уже поглядывая на уровень топлива, понимая, что предстоит полет на запасные аэродромы.

Пилот с подраненного F/A-18F видел – с авианосцем покончено и надо тянуть до ближайших берегов, запрашивая разрешения на аварийную посадку либо канадцев, либо Кефлавик в Исландии.

Расползаясь, дымная пелена порой полностью скрывала из виду корабли, которые выдавали лишь кляксы взрывов, огоньки от выстрелов и пусков ракет. Не заходя в зону действия ПВО противника, пилот просматривал поверхность в инфракрасном режиме, активировав головки наведения ракет. Получив подтверждение о захвате цели (сумасшествие в магнитном поле планеты пошло на убыль), отпустил смерть в полет. Ракеты, разделившись на пары, успешно поразили цели. Бомбы с полуактивным лазерным наведением довести до целей не удалось по техническим причинам.

Во-первых, задымление сбивало наведение по лучу. Во-вторых, несмотря на все технические усовершенствования, ракетно-бомбовые удары с высоты более трех километров являются все же не очень прицельными. К тому же эти две планирующие тушки пилоту нужно было некоторое время сопровождать.

А как это сделать в спокойной обстановке, если в твою сторону оскалились цепными псами десяток эсминцев и легких крейсеров, шпигуя воздушное пространство сотнями зенитных снарядов? У страха глаза велики – чудится, что каждый трассер метит в тебя, и если в сотне метров вспухло серое пятно взрыва, кажется, еще чуть-чуть, и попал бы. И если разум добросовестно сигнализировал: «Не замечено ни одной зенитной ракеты противника», то вбитые в голову рефлексы при учебе, тренировках и участившейся боевой практике заставляли частенько с опаской поглядывать на приборы: «А не нахожусь ли я в зоне облучения ГСН?»[11]

Поднимаясь выше, пилот потерял бомбы с лазерной подсветки, а те в свою очередь, хоть корректировали планирующий полет головкой самонаведения, из-за неверного угла сброса, при большой встречной скорости цели, в итоге булькнули в воду.

Летчик, с чистой совестью считая, что он сделал все что мог, направил истребитель-бомбардировщик на запад.

* * *

Остатки своего неуправляемого ракетно-пушечного вооружения лейтенант Денрайт истратил, умело маневрируя и используя все преимущества скоростной реактивной машины, вволю погоняв (заодно и потопив) легкие суда неприятеля.

Теперь и он взял курс на запад.

F/A-18А Денрайта был покрыт копотью от расстрелянного собственного боекомплекта, с дырами в плоскостях, которые ему, кстати, наставили откуда ни возьмись появившиеся самолеты.

Лейтенант увлекся охотой за одиночкой-эсминцем и прозевал, как противник подкрался на бреющем и неожиданно полосанул из пулеметов. Только скорость Денрайта и спасла. «Шершень» был уже пуст – на вспомогательном дисплее высвечивалась схема истребителя с маркерами боевых и жизненно важных систем самолета:

…внешние узлы подвески мигали красными крестиками – пусты.

…боекомплект 20-мм авиационной пушки – 0!

Речевой информатор доложил о перебоях в работе правого двигателя, замигали тревожные огоньки, сигнализируя о повреждении крыльевых мягких кессонных баков. Пришлось драпать. Оглянулся мельком – на плоскостях вражеских самолетов опознавательные знаки – яркие, красные.

«Звезды? Нет – круги!»

А самолеты… гидросамолеты?!

«Винтовые бипланы?! Надо же! Или показалось?»

Морское побоище растянулось на несколько миль. Уходя, Денрайт плавно опускал машину ниже, разглядывая подробности разбросанных на воде подраненных, дымящих и полузатопленных кораблей, маячившие оранжевым спасательные средства. Это и позволило ему увидеть почти слившийся с гребнями волн еще один самолет противника.

Биплан (действительно биплан!) скользил над самой водой, рыская по курсу, словно ищейка. Денрайт снова с досадой взглянул на показания растраченного боекомплекта. Расстояние до противника быстро сокращалось, и лейтенант, вдруг приняв решение, криво усмехнулся.

Выплюнув струи форсажа из сопел, ускоряясь, «Хорнет» промчал в нескольких метрах над покачивающей крыльями «этажеркой».

Заваливаясь в сторону, Денрайт даже успел оглянуться и, не сдержавшись, захохотал, увидев результат своего маневра – самолет противника, забившись в спутных струях из сопел реактивной машины, неуклюже рухнул в воду.

* * *

Вертолетам вообще в этом бою не удалось выполнить свою боевую задачу. Первые шквальные и неожиданные залпы в начале боя сразу срезали большинство базирующихся на кораблях геликоптеров, изорвав тонкие стенки ангаров и их содержимое в основном многочисленной шрапнелью и осколками. Какие уцелели – скоро взлетели и, опасаясь кинжального огня зениток, ушли контркурсом движения соединения.

Однако заняв позицию для атаки, подверглись неожиданному нападению. Маленькие, верткие и явно не реактивные машины с поплавками вместо шасси стремительно налетели, изрешетив висевшие над водой SH-60В[12]. Вертолеты рухнули в воду, взбивая ее миксером несущих и рулевых лопастей.

Далее гидросамолеты навели хищников на пытающиеся удрать суда обеспечения американской эскадры, а теперь ходили кругами вокруг разыгравшегося на океанской глади сражения, выискивая недобитков или возможные перископы подлодок.

* * *

Командир американской подводной лодки «Спрингфилд», сопровождавшей авианосное соединение, сразу после погружения приказал изменить курс, забирая далеко вправо. Чуткая аппаратура слежения давно засекла в секторе 1-15 неизвестный объект – предположительно русскую субмарину.

Потом акустики бездарно потеряли контакт.

Противоборство американских и русских подводников было давним и, невзирая на напряженные отношения двух держав, а потом некоторую разрядку, порой сводилось к этакой игре «кто кого».

Невзирая на постоянные заявления американских «морских асов», что русские лодки шумные и их легко обнаружить, «этот умник» (так американец окрестил командира русской субмарины) больше не прослеживался. Лодка ВМФ Соединенных Штатов, повисев в толще воды еще тридцать минут, ничего не обнаружив, повернула в сторону удаляющейся авиационной группы. Понимая, что за час авианосец с ордером далеко не уйдет, командир подводного корабля все же дал команду на полный ход. Просто нравилось ему это непередаваемое ощущение мощи и власти над океаном, когда лодка на тридцати узлах раздвигает воду.

На тридцати узлах подлодка вспарывала воду с таким шумом, что собственные акустики «глохли», доверяясь только компьютеру, который старательно отсеивал и фильтровал все лишнее.

«Лишнее» вдруг заявило о себе неожиданно… и громко!

Там, в нескольких милях, броненосные туши, громыхая своими чудовищными калибрами, буквально «приседали» при каждом строенном залпе, пуская щедрую волну гидровибраций. Не услышать эти «колокола» было просто невозможно.

– Сэр, – доложил офицер акустического слежения через двадцать минут хода, – впереди что-то непонятное.

– Что там, Казинс? – Голос командира звучал несколько недовольно – отвлекли, понимаешь, от приятных дум.

– Похоже, наши «большие парни» затеяли игру.

– Не понял?..

– Да стреляют там. Учения?.. И… игроков прибавилось, – добавил после небольшой паузы лейтенант.

Лодка, снизив скорость, стала подниматься на перископную глубину. По мере поступающих от акустиков новых данных, к хмурости командира добавлялось недоумение. Вскоре высунутые на поверхность перископ и антенны не внесли особой ясности. Медленно и тяжело осмысливаемая радиокакофония, нагрузившая эфир чередой как шифрованных сообщений, так и не таящихся эмоциональных передач, никак не желала вписываться в привычные рамки понимания.

* * *

Подводный корабль шел на 15 узлах. Перископ вспарывал волны, оставляя за собой явно заметный след. Пилот гидроплана, рыщущего над океаном, что-то быстро затараторил в рацию.

* * *

В подводной лодке лейтенант Казинс вытаращил глаза, глядя на командира.

– Прямо и слева быстроходные надводные объекты! – И уже взяв себя в руки, продолжил: – Количество предположительно пятнадцать единиц. Приближаются, сэр.

Повинуясь приказу, «Спрингфилд» стала погружаться.

Самолет как приклеенный висел над водой, обозначая курс корабля. Атакующие эсминцы скорректировали курс, широким веером загоняя дичь.

От поступающих докладов офицеров, у командира подлодки вдруг вспотели ладони. Он не понимал, что случилось наверху, но без сомнения осознавал, что произойдет сейчас под водой.

Веер эсминцев, как овечий помет, сыпанул глубинные бомбы.

Шумоизоляция пропустила звук гребных винтов кораблей, промчавших прямо над ними.

В рубке пошло шевеление, все вроде как вжали головы в плечи, глядя в потолок. А потом тряхнуло так, что свалило всех с ног… даже сидящих.

Как водится, при этом что-то незакрепленное слетело, затарахтев по палубе, где-то лопнуло и зазвенело стеклом, замигали аварийные лампочки. Лодка наполнилась массой нехарактерных доселе звуков, скрипов и шорохов. Потянуло легким дымком, а следом удушливым запахом горящей проводки. Мигали квадратными бельмами экраны. Посыпались доклады с боевых постов. Офицера в отсеке гидроакустики так основательно приложило головой, что он потерял сознание. Ему бросились оказывать помощь. Кто-то из операторов сонара предупреждающе закричал. Информация о том, что за эскадренными миноносцами шли легкие крейсера, с аналогичной задачей – уничтожить лодку, до боевой рубки дошла с запозданием. Субмарину снова ощутимо тряхнуло.

Вильнуть в сторону они успели, однако «Спрингфилд» все же хлебнула забортной воды.

Где-то была течь, и большая, потому что АПЛ, спасаясь скоростью и скорым заполнением балластных цистерн, погружалась быстрее, чем планировалось. Резко, просто катастрофически рос дифферент на нос. Контрмеры предпринимались, но сваливание в подводный штопор было уже не остановить.

Командир субмарины, окидывая взглядом хаос в боевой рубке, слыша характерные скрипы и потрескивания корпуса, сжимаемого давлением воды, ощущая новую серию мелких сотрясений, со спокойной обреченностью подумал: «Три тысячи ярдов океанской бездны не оставляют нам никакого шанса!»

Найдя в себе силы усмехнуться, он громко сказал, повернувшись к лейтенанту Казинсу, который смотрел на командира мутным взглядом надежды:

– Можно смело рапортовать в штаб: «SSN-761 „Спрингфилд“ – место постоянной прописки – Атлантика, Ирмингерская котловина!»

Вода секундным рыком ворвалась через новую пробоину, вдавливая, прессуя воздушную пробку в большом отсеке корабля, нагревая воздух до несопоставимых с жизнью температур, врываясь в широко открытые в крике рты, высушивая легкие, вызывая пожары и взрывы, тут же расправляясь и с ними клокочущими пузырьками вездесущей воды.

* * *

А были ли русские? Ну конечно! Новейший атомный ракетоносец Российских военно-морских сил стратегического назначения «проекта 885». Боевая машина – 13 500 тонн водоизмещения, 119 метров длины.

Командир подлодки улыбался, и было от чего.

Россия восстанавливает свое морское военное присутствие в Мировом океане. Снова становится интересно. Пусть сложней и даже опасней. Но в подводный флот идут не за легкой жизнью.

«Телеграмма» командования, переданная «Зевсом»[13], противоречила соглашению о предотвращении инцидентов на море и, можно сказать, была несколько двусмысленна, но перед походом командир атомохода имел личную встречу с главкомом ВМФ.

«Пощекотать пиндосов за пятки! – Он одобрительно поджал губы, вспоминая разговор с главнокомандующим. – Борзеют товарищи адмиралы!»

Теперь у него была своя причина гордиться собой.

Лихо управляя подводным крейсером, пристроившись в кильватер авианосного соединения америкосов, а потом и затесавшись в боевом ордере, он надул этих самоуверенных янки. Следуя буквально по пятам за ищущей его «американкой», русская субмарина на грани фола держалась в ее кормовых секторах, оставаясь в акустической тени. Правда, дважды это чуть не привело к столкновению, когда «Лос-Анджелес» совершала резкую циркуляцию и уж совсем неожиданно застопорила ход.

В какой-то момент показалось, что их вычислили…

Но провисев в воде без движения, как показалось, целую вечность (по показаниям бортового хронометра всего полчаса), американская ПЛ сорвалась на полном ходу за удаляющимся соединением.

А вот то, что происходило далее, вызвало поначалу недоумение.

Конечно, атомарина не всплывала, чтобы можно было полюбоваться воочию.

Наоборот, с пятиградусным дифферентом на нос, на минимальной скорости погрузились в безопасные глубины.

Прижав к одному уху наушники гидрофона, командир слушал океан вместе с возбужденными комментариями акустика, литературно переходящими в целые предположения.

И честно говоря, некоторое время екало внутри: не они ли своими вызывающими маневрами спровоцировали чего-то там?

Но вскоре стало понятно – пиндосам явно не до них.

Наверху творилось нечто нетривиальное.

И это мягко сказано.

* * *

На поверхности бой медленно угасал, теряя ожесточенность и первоначальную интенсивность. По мере убывания с «поля битвы» игроков, морское сражение, растянувшись на несколько миль, из зрелищной масштабной битвы переходило в мелкие стычки добивания израненного противника. Самыми активными оставались легкие эсминцы, рыскавшие по поверхности океана, среди обломков в дымных разрывах высматривающие уцелевшего противника. Их пушки – шестидюймовки, пушечки в сравнении с калибром того же крейсера, тем не менее продолжали находить цели – пара американских фрегатов, проявляя чудеса неуязвимости, еще оставались на плаву, один из которых удачно, можно сказать убийственно, огрызался из уцелевшей носовой 127-миллиметровки.

Сегодня, видимо, был день артиллерии, и орудия показали этим молодым выскочкам – ракетному оружию, кто по-настоящему бог войны.

Американцы, однако, в долгу не оставались и, ведя ответный огонь, успели потопить торпедами тяжелый крейсер и еще два эсминца противника, прежде чем от эскорта авианосца ничего не осталось.

Победившие начали подсчет потерь и зализывание ран.

Из стального бронированного крупняка гордо возвышались на поверхности лишь два линкора, при этом один из них серьезно повредили две ракеты с F/A-18А, вусмерть раздолбав кормовую башню. Боевая часть ракеты пробилась, будто найдя лазейку под толстую броню, воспламеняя пороховые заряды главного калибра. Следом жахнули находящиеся на линии заряжания два снаряда, разворотив саму башню, снеся часть надстроек, оставив на месте взрыва дымящуюся яму с искореженными, рваными краями. Возможно, урон был бы бо́льшим, если бы командир линкора вовремя не отдал приказ затопить пороховой погреб.

Еще пара ракет нанесли смертельную рану тяжелому крейсеру. Несмотря на то что общий вес БЧ[14] двух попавших в крейсер «Гарпунов» составил 454 килограмма, крейсер получил крен и дифферент на нос. Даже если поставить временные пластыри, скорость корабля существенно падала, что могло сказаться на мобильности всей эскадры.

Экипаж открыл кингстоны.

К раненому, медленно тонущему крейсеру подошли эсминцы, принимать на борт команду.

Как это было?

Безумие – нашествие «мертвых армий» или «армий мертвецов» времен Второй мировой войны, обрушившееся на Соединенные Штаты, по всем признакам и вне всякого сомнения, носило исключительно спланированный и массированный характер, это отмечали все аналитики американского штаба.

Кораблями Императорского флота были атакованы морские соединения американцев, военные базы в Тихом океане, на континенте подверглись ударам Нью-Йорк, Вашингтон, Норфолк… и можно еще перечислять. На американскую землю высадился многотысячный десант японской армии.

Информация поначалу показалась фэйковой, затем шокирующей! Что-то успело проскочить по сети интернета, что-то выдали в эфиры средства СМИ, что-то рассказали вырвавшиеся очевидцы, пока…

Пока власти США тотально не пресекли всякую утечку неугодной информации.

Несомненно, обо всем произошедшем в Америке еще сделают душещипательные репортажи, составят подробные хроники… и наверняка будут слагать печальные и героические истории.

Время начала операции было подгадано под момент самого пика солнечной бури, «посадившей» тонкую цифровую аппаратуру, обрушившей работу сложной электроники, практически все коммуникационные и навигационные организации, в том числе и орбитальной группировки.

Впрочем, для многих особенно защищенных комплексов это было временным выпадением из системы.

Вскоре операторы РЛС, станций мониторинга, наведения-целеуказания и прочих, насыщенных микропроцессорной техникой, могли с облегчением рапортовать о восстановлении рабочего режима.

Оказалось, что это ненадолго.

По прошествии десяти кошмарных дней, на которые пришлись самые ожесточенные бои, когда американские вооруженные силы, наконец, начали более-менее справляться с цейтнотной ситуацией, произошел второй удар по электронным системам.

И если верить экспертам, эта атака, в отличие от грубой космической, носила явно рукотворный характер – спланированно и избирательно (возможно, в силу сложности) поразив все новейшие и последние образцы вооружений, напичканные сложными компьютеризированными системами последнего поколения. В то время как аппаратура «вчерашнего дня» продолжала вполне исправно функционировать.

Яйцеголовые, копошась в потрохах, проводя тесты, лишь разводили руками – оперировали такими словечками, как «кибератака», а то и вовсе «чиповая инфекция» или «электронная зараза».

– Атака… это скорее мина, заложенная под наши компании, производящие высокотехнологичные средства. Мы полагаем, что вирус внедрен в элементарную базу еще на стадии матрицы. Но все еще требует тщательных проверок.

Самой большой проблемой для любителей воевать не числом, а уменьем, к тому же не входя в зону ответного огня противника, стала накрывшаяся глобальная система позиционирования – GPS. Многие американские военные чувствовали себя ущемленными, обделенными и даже несчастными. Потому что привыкли… и хорошо им было обнаружить цель в любой точке мира, сидя где-нибудь в далеком Колорадо, и уничтожить ее с не меньшего далека.

Это логично «било» по высокоточному и, в частности, ракетному оружию, где система наведения ориентировалась на космическую навигацию.

Столкнувшись с «инфекцией» электроники в системах РЛС, озадаченные американцы имели все основания подозревать в дисфункции даже сравнительно ранние модификации ударного оружия с головками самонаведения.

Например, «распространявшие демократию» в Югославии и Ираке крылатые BGM-109 «Томагавки».

В тыловых арсеналах остались «старушки» еще тех времен… но на боевом дежурстве, непосредственно «в море», в корабельных пусковых установках покоились «новые», прошедшие модернизацию программного обеспечения с применением всех новинок индустрии.

Произвели пробные стрельбы.

Благо в океане можно было выловить вполне удобную и беззащитную (в плане диполей и радиопомех) мишень.

Спешащий «на разборку» в восточном направлении крейсер «Анцио» высмотрел в нескольких милях подозрительное судно. Сорвавшийся по пеленгу вертолет посредством глазастых пилотов установил принадлежность корабля, приписанного к далекому острову и отдаленному времени.

Произвели пуск.

«Томагавк» вроде бы уверенно захватил цель и, фонтанируя задницей, ушел в нужном направлении.

Пристальные десятки глаз следили за перемещением точки на экранах. Но вдруг «крылатка» повела себя незапланированно. Потянуло «девочку» «налево» – цель потеряла, отвернула в левый сектор и стала опять активно рыскать в поисках чего-кого-нибудь, с подозрением косясь через левое плечо, пока наконец вообще не развернулась. Домой, наверно, в родную ПУ[15] потянуло.

Естественно, плотно сидя на контроле, даже не успев наложить в штаны, янки свою же ракету геройски разнесли на кусочки.

Больше модификации BGM использовать не решались.

«Томагавки» были засунуты куда подальше, однако и не внушающие доверия «Гарпуны» последних модификаций проходили тестирование и калибровку.

А еще у аборигенов текущего столетия наметились существенные проблемы с радиокоммуникациями. Привыкшие к тепличным условиям орбитальных ретрансляторов, переговаривающиеся абоненты теперь вынуждены были продираться через треск и шум помех, частые временные сбои сети или вообще полное зависание сигнала.

Операторы зачастую неправильно или неполно воспринимали информацию.

Связь поддерживалась через самолеты радиоэлектронного обеспечения, многие из которых по тем же причинам были полностью или частично недееспособны.

Если к этому добавить (особенно в начальной неразберихе и неорганизованности) закономерно навалившиеся исполнительные и механические проблемы, то для отцифрованных и компьютеризированных вояк вообще наступил какой-то каменный век.