Читать книгу Система (сборник) - Александр Покровский - Страница 2

Эти истории мне рассказал Расавский Александр Сергеич – вечный «нижний».

Он цирковой акробат, в пирамиде – нижний – всех держит на себе.

«Я же человек неумный, – любит говорить он, – я же на голову ловил!»

Что-то в этих рассказах я изменил, фамилии например, но в общем-то, как мне кажется, я не очень наврал.

СНЕГУРОЧКА

В цирке проходили праздничные новогодние представления. Выезжал на арену Дед Мороз со Снегурочкой и поздравлял ребят. Дед Мороз на лошади: «Дорогие дети! Поздравляю вас с Новым Годом! А за то, что вы хорошо учились и слушались родителей, мы приготовили вам сюр-

приз» – после этих слов из-под купола цирка на арену спускали сказочный ящик, из которого, после прикосновения к нему Снегурочки, выскакивали два эксцентрика Федя и Боря – небольшие человечки – и начинали свой номер.

Федя с Борей помещались в ящик, а потом поднимались под купол минут за пятнадцать до начала представления. Там они мирно висели над землей и ждали, когда их опустят.

Однажды Федя до представления нажрался простокваши с черным хлебом, отчего уже в ящике, под куполом, принялся отчаянно пердеть.

И все бы ничего, но только лежали они в том ящике, для экономии места, валетом.

Через пятнадцать минут Боря уже был в полуобмороке.

А когда, со словами «мы приготовили вам сюрприз», ящик опустили и Снегурочка бросилась его открывать, то, во-первых, она сморщилась, потому что газы в ящике приобрели к тому времени еще и сизый цвет, а во-вторых, она сказала совершенно несвойственные для Снегурочки слова: «Ой, блядь!» – после чего из ящика вывалились два эксцентрика, причем на обоих было страшно смотреть.

После представления эксцентрик Боря написал жалобу на Федю.

Но представления никто не отменял, и пришлось Боре опять ложиться с Федей валетом.

Феденька перед каждой посадкой в ящик теперь ел простоквашу с черным хлебом, а всем желающим охотно объяснял: «Я ему покажу, как кляузы писать!»

ОБ ОПЕРЕ

Прошлая моя жена оперная певица, выступала, пела, и теща тоже очень близка к этому виду горлового искусства. Страшно я ей не нравился, но особое отвращение она питала к тому, что по своей спортивной специальности я боксер, а в цирке – на голову ловлю.

А тут ко мне в гости приехал Боря Мотвиенко, призер Союза в тяжелом весе, очень неторопливый с виду парень.

Сидим вечером у телевизора – в нем оперу дают – слушаем.

Теща – прямая, как мама Макбет перед приступом, в мою сторону не смотрит, но чтоб меня хоть как-то унизить, говорит, обращаясь к Боре: «Борис! Не кажется ли вам, что тенор слаб, немного фальшивит, а все потому, что чувства овладевают им не сразу, не вдруг, хотя где теперь найти хорошего тенора?»

Надо вам сказать, что Боря был знаменит своим хуком слева, а посему партию «Дона Карлоса» слушал редко, но ему внезапно захотелось поддержать разговор.

– Как он поет, не знаю, – сказал он со значением, – не берусь судить, но стоит он под левую.

БАЛКОН

В цирке всякое бывает. А уж если мы на гастроли выехали – это держись. Во-первых, мы в гостинице живем, во-вторых, баб водим.

Был у нас Гриша Мирославский – красавец, здоровый, воздушник, на трапеции за руки ловил – и был он лицом похож на артиста Басова. Он даже представлялся иногда одиноким девушкам: «Басов! Заслуженный артист».

Сам-то он тоже был заслуженным артистом, но цирка, а представлялся то Басовым, то самим собой в зависимости от того, какой интерес угадывался в даме.

А в то времена просто так девушку невозможно было в гостиницу привести. Это называлось «посетители», и вся гостиничная шушера за моральной стороной дела по собственной инициативе очень даже следила.

Могли нагрянуть с проверкой.

И вот Гриша привел даму в номер и только расположился поудобней, чтоб покопаться в белье, как в дверь стали ломиться: «Откройте! У вас посторонние!» – а он им через дверь: «Я заслуженный артист! У меня завтра два выступления! Дайте отдохнуть!» – а сам, зная, что они все равно сейчас ворвутся, вскочил, девушку в охапку вместе с вещами, и, пока она в недоумении озирается, туда ли ее со спины тащат, вместе с ажурным бельем на балкон: дверь распахнул, ее с размаху туда, закрыл, а сам прыжком к двери, открывает, впускает, возмущается: «Я так это дело не оставлю! Вы ответите!» – эти его в сторону и, целой делегацией, кто в ванну, кто в шкаф, под кровать и на балкон глянули, потом: «Извините!» – и на выход, а он им в спину: «Безобразие! Я – артист! Я возмущен!» – а сам, только закрыл за ними дверь, как ветерком на балкон, открывает, а… балкона-то нет.

Ремонт. То есть, он раньше был, и шпалы остались.

Но хорошо, что второй этаж, и девушка все еще стояла, задравшись, в кустах нежной сирени.

Когда он выглянул, ошалевший, она ему проорала: «Я тебе покажу! Заслуженный артист!!!»

СРЕДНЯЯ АЗИЯ

В Средней Азии мы часто работали. Ашхабад, Самарканд – это все наши города. Там нам арбузы дарили. Я же нижний, и очень большой по тем временам был. Я как выйду на базар в майке, так мне арбуз почти бесплатно дарят.

И вот приехали мы, расположились, дело под вечер, я – на базар за арбузами, а народ в ресторан – жажду унять.

Иду с базара, навстречу мне Рая из кордебалета: «Саня! Выручай! Наши в ресторане драку организовали, и их там милиция вяжет!» Говорю ей: «Сторожи арбузы!» – а сам туда.

Я же не пью, потому вхожу, милиция, наши стоят все уже на улице, а перед ними человек лежит укокошенный – постарались, черти. Ну, не совсем, конечно, умер, но вряд ли он сегодня сможет обратиться к воспоминаниям.

Я к ним, говорю: «Я – председатель Госцирка СССР, это все мои люди, в чем, собственно, существо дела?» – и милиция давай объяснять, что, мол, драка, а тут и наши оживают, видя, что поддержка от Госцирка есть, и начинают объяснять, что, мол, сидим, отдыхаем с коллективом, а у нас и женщины, и тут к ним пристают. А Серега Береза, очень хороший акробат, тройное сальто, единственный в Союзе, горячится больше всех и говорит милиции: «Отдыхаем! А этот вдруг в залупу полез!»

Я тогда впервые это выражение насчет «полезания в залупу» услышал. Еще подумал: «Надо же! Это ж еще представить себе надо!»

Помню, это слово тогда все и решило. Того так и оставили лежать, а милиция разошлась.

ЗАСЛУЖЕННЫЙ

Работали мы программу, и был у нас там Микола Дратопенко. Очень хороший «ханвальтиш».

«Ханвальтиш» – это тоже акробатика, когда два нижних перебрасываются одним верхним: он на них выходит в стоечку, сальто делает и все такое, а они его друг дружке перебрасывают.

Так вот Микола очень хотел «заслуженного артиста» получить. Если где какие награждения, то обязательно поинтересуется: не дали ли ему «заслуженного».

А тут я был как-то в очень хорошем настроении, вижу, идет навстречу Микола, дай, думаю, и ему настроение улучшу.

– Микола, – говорю, – был на днях в главке у Бардияна и там, у секретарши Раечки, видел на тебя приказ. Она его перевернула, но я-то прочитал: «заслуженного» тебе присвоили.

А я вообще читать не умею. В цирке это любая собака знает. Меня когда принимали в цирк, спросили какие у меня особенности, я им и сказал: я вообще читать не умею.

Но Микола, как только услышал, про все забыл, руку пожал, спасибо, говорит, за хорошие вести, а я ему – пожалуйста – мне же ничего не стоит человеку сделать приятное.

Тут и Витя напарник идет. Я ему глазами: требуется подлить, он меня понял – к Миколе, руку трясет: поздравляю, уже весь цирк в курсе.

А в воскресенье вечером Микола для всех стол накрыл – отпраздновали.

Очень он потом переживал.

А выступали потом в Ростове, и к нам мой прошлый напарник Игореха зашел – Ростов это его родина, – в костюме, при галстуке. Я его как увидел, так подбежал, руку трясу, интересуюсь, надолго ли к нам, Игорь Серегеич.

У Игоря имя-отчество такие же, как и у начальника иностранного отдела, от которого зависят все загранкомандировки, а в лицо ни того, ни другого никто не знает. Все это при Миколе происходит, а Игорек мой уже понял, кого мы сейчас работаем, стоит и подыгрывает, мол трудности с подбором, а Микола уже уши свернул, потом подходит, нельзя ли вас пригласить от широты души.

Игорь покривлялся для вида: с подчиненными, вы же знаете, а тот – ну, я вас очень прошу.

Сели за стол – коньяк, закуска – и стал Микола всю программу валить: тот пьет, а этот – гандон, а вон тот – вообще пидор.

Словом, никого не забыл.

Ну, и все узнали.

У нас потом долго ходило выражение: «Как артист он очень слабый, зато как человек – говно».

ТОЛЯ

А как загранкомандировки пошли, тут житья не стало, особенно Толе Смыслову.

Толя – замечательный клоун. Клоунов настоящих мало, а Толя – это от бога. Он выходит, и уже хохот. Это редко у кого получается. Я очень мало знаю таких людей.

Он мог с табуреткой выйти. Опаздывает, все волнуются, один номер откатали, второй – где Толя?

И тут он врывается, на ходу табуретку зацепил и с ней на арену – и гомерический хохот.

А попробуй их рассмеши: кто-то с бодуна, кому-то жена что-то сказала, а он вышел – гогот.