Читать книгу Робинзон. Инструкция по выживанию - Александр Покровский - Страница 2

Предлагается следующая история…

После училища в отдел кадров флота приходит лейтенант-ракетчик. Его назначают на лодку. Лодка готовится к автономке. В этот поход командиром ракетной боевой части идет капитан третьего ранга Сова, который после похода должен уходить в академию. На его место назначается нынешний командир группы старший лейтенант Серега Кашкин, а на его место они за время похода должны подготовить нового командира группы – вот этого самого только что назначенного к ним лейтенанта.

У лейтенанта необычная фамилия – Робертсон, а зовут его, как Суворова, – Александр Васильевич.

В отделе кадров с самого начала его спросили:

– Кто вы по национальности? (С этого и начинается фильм.)

– Русский.

– Но фамилия-то (с усмешкой) французская?

– Почему французская? Фамилия шотландская! У меня и документ есть. Я ксерокопию сделал. Меня о моей фамилии еще в училище спрашивали. Вот!

И лейтенант показывает документ. Это копия грамоты, выданной Петром Первым шотландскому шкиперу Джеймсу Робертсону, поступившему на русский флот в 1712 году.

– И что потом? – спрашивает оторопевший кадровик.

– Потом? А потом Гангут! С Апраксиным Федором Матвеичем! Он и медалью награжден! «За прилежание и верность»! – лейтенант достает из папки, которую он держит в руках, бумаги и раскладывает их перед изумленным кадровиком.

Так и начинаются приключения лейтенанта Александра Васильевича Робертсона, получившего поначалу кличку «Сашка Робинзон».

Под музыку «Прощайте скалистые горы» лейтенант Робертсон на верхней палубе ПСК (пассажирский катер) подводит с моря к базе подводных лодок. Пока ПСК идет, можно рассмотреть силуэты кораблей.

ПСК подошел, пришвартовался, люди вышли.

– А где штаб тридцать первой дивизии? – спрашивает лейтенант у первого попавшегося офицера.

Тот смотрит на него с интересом, потом спрашивает:

– Только что из училища?

– Да!

– Тогда через зону тебе не пройти. Пропуска нет, а впрочем, у тебя же есть командировочное предписание. Вот с ним и попробуй прорваться через зону. Вон КПП, но если не пустят – там всякий народ стоит, может, они не знают, что такое «командировочное предписание», – тогда придется вокруг сопки идти. Там дорожка есть. Она тебя и выведет в казарменный городок. Вон она (показывает), вот так по ней и иди. Она тебя на ПКЗ приведет. На плавказарму. Вот там и размещается штаб тридцать первой дивизии. Давай!

– Спасибо!

– Не за что!

Лейтенант поплелся на ПКЗ. С собой он тащил чемодан. В ней военная форма на все случаи жизни.

Лейтенант Робертсон стоит в проходном коридоре на плавказарме.

Вокруг него пробегают офицеры, а он все пытается у них спросить: где же тут помещается флагманский ракетчик.

– Флагманский? – кто-то сжалился и остановился на бегу.

– Да!

– Ракетчик?

– Да!

– А хрен его знает!!!

На верхнюю, штабную, палубу лейтенанта не пускает вахтенный. Ему сказали: «Ждите, к вам выйдут!» – и вот уже целый час никто не выходит, только мимо все бегают как ошпаренные. Раздается истошный крик: «Ком-диввв!!!» – и все разом пропадают – только стук дверей.

В конце коридора слышны тяжелые шаги, видна адмиральская фуражка, тужурка – идет. Комдив движется прямо на лейтенанта, его шаги в полной тишине – невольный ужас. Комдив подходит. Камера с его ног медленно переползает на лицо. Лицо – строже только у памятников. Комдив останавливается перед лейтенантом. В глазах у него вопрос.

Лейтенант не знает какой, но на всякий случай он представляется и отдает честь:

– Лейтенант Робертсон!

– Как?

– Лейтенант Робертсон, товарищ адмирал, прибыл для дальнейшего прохождения службы!

Нужно сказать что-то еще, но лейтенант не знает что. Адмирал его разглядывает и явно ждет чего-то.

– В боевую часть два!

– ?!

– Прибыл! Вот только к флагманскому ракетчику никак не могу попасть!

– ?!!

– Час уже стою – и никого!

И тут адмирал вдруг резко наклоняется к лицу лейтенанта и громко говорит:

– Сутками! Сутками! Будешь стоять!!!

На что лейтенант Робертсон отвечает:

– Я готов стоять сутками, товарищ адмирал, но не выстаивать!

Адмирал еще раз наклоняется, но теперь к уху лейтенанта и говорит ему тихо тоном, не предвещающим ничего хорошего:

– Следуйте за мной!

Через мгновение адмирал находит ему флагманского ракетчика. Указывая на лейтенанта, он говорит ракетчику:

– Ваш?

– Нет! – отвечает тот.

– Еще раз скажите «нет», – говорит ему адмирал, – и я найду чем вам поправить память! И подстригите лейтенанта. Ему это полезно!

Через десять минут лейтенант Робертсон уже подстрижен здесь же, на ПКЗ. Парикмахер, матрос, с помощью зеркала демонстрирует ему его затылок – тот совсем без растительности.

– Готово! – говорит матросик. – Гарантия – месяц ничего не будет расти!

Отрывается дверь в каюту к флагманскому ракетчику, и лейтенант входит в нее.

Ракетчик идет ему навстречу с распростертыми объятиями:

– Лейтенант Робертсон?

– Так точно!

– Александр Васильевич?

– Да!

– Дорогой мой, вы меня изводите! Ну где вы все время бродите!!! Вы уже час как должны быть на К-216! Восьмой пирс, правый борт, командир БЧ-2 капитан третьего ранга Сова уже весь изнылся! А страдания старшего помощника командира капитана второго ранга Зубова вообще не поддаются никакому описанию! Вперед! Что надо сказать?

– Есть!

– А еще?

– ?!

– А еще у нас кричат «Ура!».

Пирс, экипаж, лодка. Перед экипажем старпом и лейтенант Робертсон.

– Внимание личного состава! В наши стройные ряды вливается еще один будущий Лаперуз! Покоритель морей! Гроза пальм и папуасов! Перед вами лейтенант ракетной боевой части Робертсон Александр Васильевич! Не слышу аплодисментов!

Строй рукоплещет, лейтенант, обалдевший от такого приема, переминается с ноги на ногу, но терпит.

Со шкентеля вопрос:

– А правда, что у него прабабушка воевала вместе с Петром Первым?

– Правда! – говорит старпом. – И звали ее Екатерина Вторая! Лейтенант Робертсон!

– Я!

– Берете свой чемодан и становитесь в строй!

Лейтенант встает в строй.

– Так! – говорит старпом. – Внимание личного состава! Сейчас прибывают пять «КамАЗов» продовольствия. Загрузка до полных норм. Помощник! Владимир Яковлевич, расставьте людей. Задействованы все. Надо управиться до ночи. Командирам подразделений! Все дела отставить, пока не погружены продукты.

На пирс приезжает первый «КамАЗ». Начинается его разгрузка. Экипаж выстраивается в цепочку. Грузят все – и офицеры и матросы. Помощник мечется. Он всюду. В лодку рекой идут продукты – мешки, паки, ящики.

У верхнего рубочного люка стоят двое: боцман и матрос Алиев. Алиев придерживает балку – она прямо над их головой – через нее перекинут шкерт (веревка). Один конец шкерта держит Алиев, на другом они, привязав ящики и мешки, спускают все это в люк лодки. Все это в диком темпе – вяжется, спускается, летит вниз, там отвязывают, и шкерт вытягивается назад, опять вяжется, спускается.

И тут они увязали пять мешков с сахаром и при спуске (это 150 кило) эти мешки чуть не утащили за собой Алиева. Тот выпускает из рук шкерт, и мешки срываются и летят в люк центрального. У люка стоит старпом, и мешки падают прямо перед его носом.

Хорошо, что никого не убило.

– Бомцан! – орет старпом в шахту люка. – Что у вас там происходит? Кто на шкерту? Степаныч! Убью гада, – шепчет старпом.

В это время боцман Степаныч уставился на Алиева.

– Ты че эта, болтяра конская! – говорит он ему угрожающе.

Алиев от страха опускает руки по швам, при этом он перестает придерживать одной рукой балку – та все время выскакивает из пазов. Балка, которую уже ничего не удерживает, выскакивает из пазов и бьет боцмана в лоб – тюк!

– Боцман! – орет старпом. – Что у вас там?

Боцман, закатив глаза, падает в люк головой вниз. Пролетая по дороге семнадцать метров, он на последних метрах приходит в себя, хватается за поручни и тормозит. Появляется он (ободранный, но живой, в царапинах) перед глазами изумленного старпома головой вниз и говорит:

– Вызвали, Анатолий Иванович?

Командир БЧ-2 капитан 3 ранга Сова проводит инструктаж лейтенанта Робертсона. Рядом стоит старший лейтенант Кашин. Стоят они на проходной палубе 4-го отсека. Погрузка продуктов все еще идет, вокруг народ все время что-то носит. Мечется помощник командира старший лейтенант Петров Владимир Яковлевич.

– Значит, займемся регламентом! – говорит Сова Кашину и Робертсону.

Пробегающий мимо помощник вдруг набрасывается на Сову:

– Каким регламентом, Николай Николаевич! Все на погрузку продуктов! Пять «КамАЗов»! Мы до утра так грузить будем!

Сова, не обращая на него никакого внимания:

– Регламентом ракетного оружия! Не сделаем регламент – никому их продукты будут не нужны!

– Анатолий Иванович! – помощник бросается к проходящему мимо старпому. – Сова забирает всех ракетчиков на регламент!

Старпом останавливается:

– Ну?

– Анатолий Иванович! Блин! Яопять один буду все грузить? (Помощник.)

– Регламент– святое! (Старпом.) Николай Николаевич! Оставишь себе на регламент минимум людей, остальных отдашь помощнику.

– Анатолий Иванович! – говорит Сова. – В регламенте участвует вся боевая часть два.

Старпом начинает раздражаться:

– Сова! Николай Николаевич, ты что хочешь, чтоб я от злобы сейчас по шву разошелся? Ну, что непонятно?

– Все понятно!

– Ну и делайте то, что вам велят!

– Мне нужен Робертсон. Мы сейчас с ним вместе пойдем подписывать бумаги!

– А мне Папа Римский нужен! Позарез! Перейти хочу! В католичество! Там крест можно раздобыть! Большой! Взял его в руки – и по башке всем! По башке! Робертсон, кстати, чтоб через пять минут был у начхима. Тот проведет с ним занятие по средствам индивидуальной защиты органов дыхания – я договорился, а потом ты возьмешь его, поставишь ему зачет и пойдешь дальше подписывать свои бумаги. Остальные будут и грузить продукты, и делать регламент! Понятно?

– Понятно!

Робертсон у начхима. Погрузка продуктов, но они заперлись в ЦДП (центральный дозиметрический пост), и начхим обучает Робертсона управляться с ПДУ и ИПом.

Начхим – старший лейтенант Рустамзаде Эдуард Пейрузович.

– Будем знакомы: Рустамзаде Эдуард Пейрузович! Можно на «ты» и просто Эдик. Отчество мое ты все равно не запомнишь.

– Ну почему же!

– Потому что на этом корабле половина народа считают, что «Рустам» – это мое имя, а «заде» – фамилия. А «Пейрузович» тут выговаривает только старпом, да и то в два приема: сначала он говорит: «Пей!», а потом: «Рузович!» Мы с тобой сейчас быстренько научимся пользоваться ПДУ – портативным устройством для экстренной изоляции органов дыхания от отвратительного влияния нашей внешней среды. Носится оно всегда с собой. Защищает ровно двадцать минут. Все ясно?

– Да!

– Тогда поехали включаться! Надо затаить дыхание, закрыть глаза, на ощупь передвинуть ПДУ, привязанное на бедре, перед собой, дернуть за стяжную ленту, вытащить ПДУ из футляра, футляр бросить, загубник – в рот, наносник – на нос, флажок перебрасываем – вот и все включение. Включаемся при пожаре самостоятельно, без команды. Это понятно?

– Понятно.

– Переходим к ИПу. ИП – изолирующий противогаз…

Открывается дверь на пост, и в нее задом лезет матрос. Матрос влез в ЦДП, после чего он разворачивается, в руках его ящик, матрос сияет.

– Это что, Патрикеев? – спрашивает Рустамзаде.

– Простокваша. Кажется… – на лице у Патрикеева разлито блаженство. – Целый ящик!

– Дима! – говорит Рустамзаде строго.

– Ну, тащ-ка! – тянет Патрикеев.

– Дмитрий Патрикеев!

– Ну чего вы, в самом деле! Мы возьмем только две баночки, остальное – назад заколотим!

– Матрос Патрикеев!

– Вот вы опять «воровство-воровство»! А в автономке же нет аппетита! И все зря только выбросят! А мы ее сейчас съедим. А в автономке не будем!

Все равно же все это наше! А тут– свеженькое! Я сам ее заварю. Вот увидите – будет вкусно!

– Матрос Патрикеев! Вам начальник что говорит?

– Ну знаю, нехорошо воровать! Но вдумайтесь – это же все наше!

– А ну давай назад, «вдумайтесь»!

– А как же я им теперь назад его отдам? Что они скажут?

– Они скажут, что ты этот ящик свистнул, философ!

– Тащ-ка! Я потом все отдам!

– Сейчас!

– Ну, может, потом?

– Не может!

– Эх… – Дима огорчен, ящик уплывает обратно в отсек.

– На чем мы остановились? – спрашивает Рустамзаде Робертсона.

В это время открывается дверь, и в ЦДП появляется корабельный врач – майор Демин Михаил Сергеевич.

– Так, Эдуард! – обращается он к начхиму. – Завтра с утра всем сдать анализ мочи в спецполиклинике! Это кто с тобой? Новый лейтенант? Робинзон?

– Я Робертсон.

– Ну, это все равно. Медкнижку ко мне занесешь и завтра тоже на анализы! Встали утром, не писаем, бежим в спецполиклинику, там в гальюне будет стоять тележка, а на ней – баночки. Писаем в баночку и пишем на бумажке свою фамилию и только после этого идем на завтрак! Врач исчезает.

– Слушай, – говорит начхим Робертсону, – забыл спросить: а ты где остановился?

– Нигде. Я сразу на лодку из дивизии пришел.

– Не женат?

– Нет.

– Значит, тебе, как и мне, на ПКЗ каюту дадут, а пока в моей переночуешь. Второй ярус все равно не занят.

– Спасибо.

– «Спасибо» не отделаешься. Водка, пьянство, женщины, разврат.

– Так я же не пью!

– А кто пьет?

В это время в ЦДП входит старпом.

– Анатолий Иванович! – обращается к нему начхим. – Я на эту ночь приютю лейтенанта?

– Приютю! Значит так, Пейрузович, ты занятие с ним по ПДУ и ИИ провел?

– Так точно!

– Тогда зачет, приказ о допуске не забудь. И завтра анализы.

– Доктор уже говорил.

– А потом стрельбы из автомата организуешь!

– Анатолий Иванович! Опять я? Целая БЧ-2 же есть! Вот и лейтенант у них появился! Ну при чем здесь я?

– При том! У Совы регламент. Вся БЧ-2 задействована, а у нас в этом году горит отстрел личного состава. Проведешь. Исмотри, чтоб оцепление никто не перестрелял. Доложишь. Кстати, и я схожу постреляю. Робертсон! А вы почему до сих пор здесь? Вас там Сова с собаками ищет! Бегом! Ему надо показать вам, как бумаги на работы подписывать у начальства.

Сова с Робертсоном стоят в зоне режима радиационной безопасности. Сова с папкой в руках. Перед ними скалы. На скалах огромный плакат – матрос сжимает автомат, под ним лозунг «Североморец! Бдительность – наше оружие!», снизу приписка: «Североморец! Не води ебалом!» Последнее слово затерто, но понять, что там было сначала написано, можно.

– Учись, Александр Васильевич, настоящему делу военным образом! Мы сейчас встанем тут на пересечении всех путей и будем ждать, когда мимо нас пробежит все наше ракетное начальство. Тогда мы и подпишем у них бумаги.

И тут внимание Совы привлекают два кота. Они выбегают на дорогу, устраиваются друг напротив друга и начинают орать.

Сова слушает их с явным удовольствием, потом вдруг начинает завывать на манер кота, чем немало удивляет Робертсона. Тот начинает смотреть на него с опаской. После того как в разговор двух котов вмешивается Сова, коты, перестав орать, слушают его немного смущено, а потом тихо уползают в кусты.

– Не мог! – говорит Сова с удовлетворением. – Мужики выясняют отношения. Не мог не вмешаться. Так, на чем мы остановились?

– На том, что нам флагманские здесь подпишут все бумаги.

– Вот именно. Обязательно здесь.

– А разве нельзя в кабинете подписать? – спрашивает Робертсон.

– По кабинетам ходить – время тратить. И их еще и на месте никогда не бывает. Они же бегают. Но мимо этого места никто пробежать не может. Вот увидишь – через двадцать минут через нас пробегут все флагманские. Да! Вот еще что! Мы стоим в зоне в рабочее время. Тут так просто не стоят, поэтому мы сейчас замаскируемся.

– В траву ляжем?

– Ну зачем так радикально? У нас повязки патрульных имеются.

И Сова достает из кармана две красные повязки с надписью «Патруль». Они повязывают их друг другу.

И тут Сова меняется на глазах. Он выпрямляется, расправляет грудь, набирает воздух, а потом вдруг как заорет:

– Молчать! Право на борт! Молчать! Право на борт!

Робертсон от неожиданности пугается, поскольку в зоне никого нет, она совершенно пустая, и поэтому Робертсону в который раз кажется, что его начальство, Сова – не совсем в себе.

– Испугался? – хитро хихикает Сова. – Учись! Вот так утром проорешь пятьдесят раз – и потом весь день служишь спокойно! Да вот, гляди!

Вдалеке бредет строй воинов-строителей.

– Вот смотри, лейтенант, – говорит Сова, кивая на строителей, – только у нас есть такое возмутительное словосочетание, как воин и строитель. Везде воины разрушители, а у нас, понимаешь, строители. Вот смотри, как они идут.

Те идут – нога за ногу, зачуханные какие-то. Сова вдруг становится по стойке «смирно», Робертсон невольно повторяет за ним каждое движение. И тут вдруг Сова громовым голосом здоровается с подходящим строем воинов:

– Здав-ст-вуйте, то-ва-ри-щи воины-стро-и-тели!

Те немедленно берут ногу, выравниваются, подтягиваются, делают «равнение направо», орут:

– Здравствуйте, товарищ майор! – и, чеканя шаг, идут мимо.

Сова и Робертсон отдают им честь.

Потом Сова косит на Робертсона хитренькие глазки и говорит:

– Вот что Устав животворящий с людьми-то делает! Понимаешь, с ними, похоже, никто до этого не здоровался. Их вообще за людей не считали – а тут. Вот из-за этих моментов, Робертсон, я и люблю нашу армию!

Сова был прав. Через двадцать минут мимо них пробежала куча флагманских и все они подписали Сове бумаги на регламент.

Утром Рустамзаде и Робертсон идут с ПКЗ в спецполиклинику.

– Чертовы анализы! – говорит начхим. – Ну почему нельзя встать утром, помочиться в баночку и в спецполиклинику принести уже баночку? Почему каждый раз надо так мучиться? Нет! Я уже не могу. Ты как хочешь, а я отолью немного.

Начхим становится посреди дороги и, воспользовавшись тем, что утро и дорога пуста, писает прямо на дорогу. Робертсон сначала терпит, а потом он слышит от приятеля: «Ну что, терпеть будешь?» – и делает то же самое.

– Фу! – говорит начхим. – Теперь жить можно.

И они идут в спецполиклинику.

Там, при входе, они находят гальюн, а в нем – тележку с баночками.

– У тебя что-то осталось? – спрашивает начхим у Робертсона, рассматривая баночку на свет. – Нет? И у меня нет! Не писается! Хотя, впрочем.

Он берет пустую баночку и отливает в нее из тех баночек, что уже стоят.

– Делай, как я! – говорит он при этом. – От этого не хочу, от этого не хочу – он перебирает баночки – вот от этого хочу!

Так они наполняют собственные баночки разной мочой.

– Надо немного разбавить! – говорит Рустамзаде и разбавляет это все водой из-под крана. Робертсон повторяет за ним все в точности.

Как только они хотят поставить баночки на тележку, резко открывается дверь в гальюн, и в него врывается кто-то из их экипажа.

– Ну что, уже нассали? – говорит он возбужденно, а потом выхватывает у Рустамзаде баночку, отливает из нее немного в пустую баночку и разбавляет все это из-под крана. При этом он не переставая говорит: – Эдик! Блин! Представляешь! По дороге чуть не обмочился! Пришлось остановиться и отлить! А теперь – ну хоть бы капельку!

Робертсон поражен.

Потом они с Эдиком идут на завтрак, и Эдик рассказывает Робертсону:

– А у заместителя командира по воспитательной работе в прошлый раз в моче обнаружили белок. Он три раза пересдавал.

– А что это такое – белок в моче? – спрашивает Робертсон.

– Белок в моче – это конец почкам. Протоэнурия.

– И что, зам действительно болен?

– Да нет, конечно. Это ребята подшутили. Плюнули ему в анализы, а он, бедняга, расстраивался, у всех столбов ссал!

– Как это?

– Ну, шутки такие.

– И что потом?

– Да ничего, перестали плевать – и зам выздоровел. Только это между нами, ладно? А то он до сих пор не догадывается.

Док на пирсе ищет заместителя.

– Зама не видел? Нет? Никто не видел Николая Васильевича?

– А что такое?

– Да у него опять белок в моче.

Все на стрельбище. Стрельбище – ущелье между сопками, где-то там, впереди, помещаются щиты. Взгляд сначала вверх, по сопкам, потом вниз – на то место, куда будем стрелять, а потом – под ноги, и оттуда на строй. Строй улыбается. Вместо щитов для стрельбы – обугленные головешки. Старпом осматривает их и негромко, про себя:

Бля! Враги сожги родную хату. – Потом громче: – Рустамзаде! Пристрой мишени по кустам!

Рустамзаде идет к кустам с мишенями, старпом корректирует:

– Давай!… Да не там же!.. Чтоб видно было!.. Да! Левей! Вешай, вешай! Хорошо!

Потом старпом командует всем:

– Внимание личного состава! Сейчас будем выполнять боевое упражнение из автомата АКС-У. Раньше у нас был АК-47, который нам заменили на эту красоту! Начхим! (Обращается к Рустамзаде)

У тебя все готово? Оцепление выставлено? Кто следит, чтоб они там на скалах не разлагались? Мичман Пасичный? Хорошо! (Возвращается к строю.) Вот и посмотрим, как вы сейчас стрелять будете! Сначала – личный состав срочной службы, потом– мичмана, а затем, самое вкусное, офицеры! Разойдись! Начхим! Командуйте!

Рустамзаде выходит перед строем и командует:

– Личному составу построиться! На первый-второй рассчитайсь!.. На огневой рубеж шагом марш!.. Первый номер к стрельбе готов! Второй номер к стрельбе готов!..

Все это слышится на заднем плане, а на переднем плане старпом, наблюдая за стрельбой, беседует с Робертсоном:

– Ну что, лейтенант, врастаем в обстановку?

– Так точно!

– Зачетный лист получил?

– От флагманского?

– И от него и от нашего помощника?

– От помощника еще не получил.

– Получишь! Это по устройству корабля и своего отсека! Ты у нас будешь командиром пятого отсека! Все в отсеке твое. Каждый болт надо знать! Скажешь Кашкину, чтоб все имущество отсека тебе показал! (Старпом отвлекается на стрельбу) Ну кто так стреляет? Кто так стреляет! Рустамзаде! Куда они у тебя стволы направляют! Анекдот, бля! Они же сейчас перестреляют друг друга! Вот я вам! (Возвращается к лейтенанту) На чем мы остановились?

– На устройстве отсека!

– Вот и хорошо! (Отвлекается) Рустамзаде!

Мичманов и личный состав в казарму! Офицерам приступить к стрельбам! Командуйте!

В мишенях ни одного попадания, зато очередями выкошены все кусты вокруг. Старпом изучает мишень так, будто там есть что-то интересное. Мишень изготовлена самостоятельно (типографских нет), она представляет собой улыбающуюся рожу, намалеванную на ватмане, на носу у нее цифра «10», над глазом «9».

– А чего, Эдуард Пейрузович, нормальных мишеней не было? – обращается он к Рустамзаде.

– Тыл меня послал на три буквы, Анатолий Иванович, пришлось самому рисовать!

– И ты нарисовал свою физиономию? Это ж человек с Кавказа!

– Где, Анатолий Иванович? – Рустамзаде смотрит в мишень из-за плеча старпома. – Да не похож же, Анатолий Иванович!

– Ладно, шучу! А автоматы у тебя почему в цель не попадают?

– Это не автоматы, Анатолий Иванович, это люди не попадают. И потом, оружие непристрелянное. Только же получили.

– Так пристрелял бы! Я ж тебе время давал! Целую ночь!

– Не мог я, для этого нужны специальные приспособления и специальная мишень! И вообще: АКС-У – это оружие ближнего боя.

– Ладно, умник, вечно у вас проблемы, посмотрим, как стреляют офицеры. Начните с Робертсона – он только что из училища, должен попасть.

Офицеры стреляют, Робертсон первым – ни одного попадания.

Старпом теряет терпение.

– Это что такое? Рустамзаде! Я вас спрашиваю!

– Анатолий Иванович!

– Давай сюда автомат! Значит, так! – говорит он разражено Рустамзаде. – Если попаду – с тебя новая фуражка и кабак, если нет – тебе неделя без схода!

– А где же мой интерес, Анатолий Иванович? – успевает спросить начхим.

– В звезде твой интерес! – отвечает старпом. – Есть еще одно место! При Робертсоне не хочу говорить!

Старпом берет автомат, идет с ним к мишеням, снимает с себя белую фуражку и прилаживает ее там, возвращается бегом, крича на бегу:

– Сейчас увидим! – подбегает, разворачивается, сам себе командует: – Старпом Быстрыкин! На огневой рубеж марш! – идет на рубеж чуть ли не строевым шагом, там изготавливается, говорит начхиму: Командуй! – тот ему дает команду: «Огонь!»

Старпом пальнул – мимо, фуражка даже не шевельнулась, очередь – мимо, выпустил весь рожок – тот же результат. Старпом сменил рожок – еще одна длинная очередь – фуражка как приклеенная, рядом рожа на мишени улыбается – она тоже не повреждена. Теперь улыбаются все присутствующие, даже Робертсон пытается.

Вставив третий рожок, старпом подбежал к фуражке чуть ли не вплотную и расстрелял ее как врага народа.

При этом он кричал:

– На тебе, сука, на!

Потом лицо его стало багровым, слегка перекосилось, когда он медленно поворачивался к офицерам с автоматом наперевес. Смешки мгновенно стихли, все напряглись. Начхим даже закрыл глаза.

– А теперь в кабак. Я угощаю! – донеслось откуда-то издалека.

Офицеры идут в казарму. Рустамзаде рядом со старпомом. Он старается держаться чуть сбоку от старпома. Дорога, пыль. По всему видно, что он хочет у него о чем-то спросить, но не решается. Наконец, решился.

– Анатолий Иванович!

– Да?

Судя по тону, старпом успокоился и с ним можно разговаривать.

– Разрешите вопрос?

– Ну?

– А вот тогда, при стрельбе, почему вы назвали себя старпомом Быстрыкиным? Вы же Зубов!

– Запомни, начхим! – старпом становится почти торжественным. – И навсегда запомни! Старпом Зубов не промахивается. Это старпом Быстрыкин может промахнуться, но Зубов – никогда! Понятно? (Громовым голосом.)

Рустамзаде смотрит на него сначала как на идиота, потом говорит:

– Понятно!

Пятый, ракетный отсек подводной лодки. На проходной палубе стоят: Сова, Кашкин и Робертсон. Сова говорит, обращаясь к Кашкину:

– Заявку на спирт подписал?

– Подписал.

– У всех?

– У всех. Даже крановщик интересовался: «Когда Сове шило дадут?» Только, Николай Николаевич, командир все равно нам столько спирта не даст.

– Это мы поглядим. Твое дело бумажки собрать. Сейчас мне отдашь заявку. Теперь по Робертсону. Надо провести его по имуществу отсека. Чтоб все посмотрел. По ведомости. Потом – зачет.

– Сделаем.

– И договорись с командиром дивизиона живучести, чтоб он занятие с Робертсоном по нашему замечательному индивидуальному дыхательному аппарату ИДА-59 организовал.

– Хорошо.

– И про ЛВД у него спроси. Надо погрузить лейтенанта в аппарате в бассейн.

– Хорошо.

– И чтоб зачет и приказ о допуске сразу.

– Ясно.

Мимо них идет офицер. Сова:

– О! А вот и Андрюха! А мы только что о тебе разговаривали, мол, не поможет ли нам командир всей нашей живучести с зачетом для лейтенанта по ИДА-59.

– Поможет, конечно, Артемова не видели?

– Кто же не знает мичмана Артемова – грозу всех трюмных? Он как раз внизу. В трюме его только что видел.

Комдив Андрюха наклоняется к трапу вниз и орет:

– Артюха!

Где-то снизу:

– А?

– Где Чудовище?

– В первом!

– Он что там один, что ли?

– Один!

– Ты чего, с ума сошел?

– Так там редуктор ВВД травит, вот он им и занимается!

– Он там сейчас кокнет кого-нибудь или пол-лодки разнесет!

– Да что ж он, совсем дурной?

– А ну вылезай из трюма и бегом в первый!

– Да иду я, иду!

Из трюма вылезает мичман Артемов – маленький, рукастый, улыбающийся гном.

– Ну чего вы так волнуетесь? Серега Саахов хоть и наше Чудовище, но оно ж наше. Куда он денется? – говорит он, улыбаясь, вытирая руки ветошью.

– Бегом, я сказал!

– Андрей Степанович! Так я ж уже скачу!

Артюха исчезает, демонстративно подскакивая на бегу.

– Они меня до инфаркта доведут!

– Андрюха, ты себя береги! – говорит ему Сова.

– Конечно! Сбережешь тут!

– А еще наш заместитель командира по воспитательной работе, славный и гордый капитан второго ранга Близнюк Николай Васильевич, озабоченный в последнее время недержанием мочи, высказал мне как-то свои волнения. Вы, по его мнению, Андрей Степанович Вознюшенко, совершенно не уважаете свой любимый личный состав! Обзываете его всячески! Мичмана Саахова, к примеру, окрестили Чудовищем!

– Я б его еще не так окрестил.

– Что? Не удалось продать Чудовище?

– Пока из мелкой посуды его никто не берет. Ладно, народ, пойду в первый, чую, что-то будет.

Первый отсек у переборочной двери. Рядом с перемычкой ВВД сидит совершенно крохотный, толстенький человечек – это мичман Саахов Серега. Он осторожно вывинчивает предохранительный клапан из редуктора ВВД. Осторожный, как на минном поле, глаз внимательный-внимательный, даже язычок высунул и прикусил.

Тут открывается дверь и в отсеке появляется мичман Артемов. Тот с ходу понимает, в чем дело, и изо всех сил дает Сереге по заду ногой, тот улетает головой в перемычку.

– СЕРЕГА! – вопит Артюха, – СУКА! Ты чего творишь! Там же не мама за окошком! Там ЧЕТЫРЕСТА КИЛОГРАММ! Воздух высокого давления! Ты чего отвинчиваешь? Нет, это невозможно! Тебе ж голову сейчас снесет, дураку! Блядь! Убить меня хочешь? В тюрьму посадить? Ну ладно, тебя, дурака, кокнет, но я-то за что страдаю? За что я страдаю, блядь? А перекрыть вот этот клапан? Не сообразил? Да когда ж ты соображал? Для этого соображалку надо иметь! А стравить? НЕ НАДА, ДА? Блядь! (Можно заменить на «Ять!».) Вот что бывает, когда детей пьяным дядей делают! Понабрали на мою голову! Где вас всех понабрали, а? Вас что, из мешка на ощупь достают?

Через минуту Артюха уже исправил редуктор и говорит совершенно спокойным голосом насупившемуся Саахову:

– Слышь, Чудовище, а лучше б тебя убило! Я вот так подумал… Вот, Серега, ты знаешь, лучше б ты сдох! Да! Честное слово! Я сейчас об этом подумал – и так хорошо! И все в этом мире сразу стало бы здорово. Птички бы для меня запели, листья на деревьях расцвели. Все было бы хорошо! Я бы сдал деньги на твои похороны и знал бы, что все в этом мире отлично, ты – в гробу.

Робертсон все еще в пятом отсеке, ходит с какой-то ведомостью в руках и чего-то ищет, находит, отмечает. Словом, человек самостоятельно изучает свой отсек. Тут мимо идет какой-то офицер. Он останавливается, смотрит на Робертсона ласково:

– Наш Робинзон?

– Я Робертсон.

– Ну, это все равно. Александр Васильевич?

– Да. – поворачивается к нему всем телом Робертсон, удивившись, что его знает совершенно незнакомый человек.

– А я – Геннадий. Можно Геннадий Петрович. Поляков. Капитан-лейтенант в табели о рангах и КГДУ-I, что в переводе на обычный человеческий язык означает – командир группы дистанционного управления дивизиона движения. Первого дивизиона. Управляем здешними реакторами.

– Очень приятно.

– Да и мне приятно. Как настроение? Игривое? Нет? Будет! Через пятнадцать лет. Чем заняты?

– Да вот старпом приказал отсек изучать!

– Это полезно! И лучше это делать по ночам. Значит, имущество родного отсека изучаем?

– Да вот.

– Должен вам заметить, Александр Васильевич, что начальство очень любит, когда лейтенант изучает все очень дотошно.

– Я уже понял…

– А вы гробы уже видели в своем отсеке?

– Гробы?

– Ну да! Покойников у нас обычно в провизионке, в морозилке держат – мало ли, вдруг чего с мясом, но есть два особых покойничка – командир и его боевой заместитель по буйной воспитательной работе – которых, сам понимаешь, Шура, на полати не положить. Вот их-то в гробы и кладут. Из нержавейки, разборные такие гробики, на замках, вещь, словом. Вот они как раз в пятом отсеке и числятся. Тут же амбулатория, изолятор – так что ближе к медицине.

– Так, может, они у медика.

– Нет. Это имущество отсека. По двадцать четвертой ведомости. У тебя в руках какая ведомость? Не двадцать четвертая? Двадцать четвертая где-то в секретной части, но ты, вместо того чтобы секретную часть перерывать, у своего личного состава поинтересуйся. Должны знать, а начальству потом доложишь, мол, принимаю, вот даже гробы нашел. Ему будет приятно – лейтенант, а уже все изучил.

Робертсон и матрос из пятого отсека ищут гробы. Робертсон:

– Где-то здесь должны быть!

– А чего мы ищем, тащ-ка!

– Да гробы!

– Гробы? – изумлению матроса нет предела.

– Ну да, разборные такие гробики. На замках. Не видел?

– Я?..

Тишина – потом обалденный взрыв в первом отсеке. Лодку встряхнуло. Все бегут в первый.

– Где Чудовище? – спрашивают на бегу.

– В первом!

– Бля! Взорвал все-таки!

Через переборку первого отсека, весь в белом, как во сне, на четвереньках вылезает Чудовище – мичман Саахов Серега.

Все подбегают, ощупывают его – жив!

– НУ!!!

– Я вот! – говорит он. – А оно – вот! – глаза его вылезают из орбит от пережитого. – Я – вот, а оно – вот!

Объяснить он ничего не может. Прибежал командир БЧ-5, зам, старпом, Андрюха, Артюха – все.

Андрюха и Артюха – сразу же в отсек, за ними все остальные. В отсеке тесно.

– Ну, чего там? – спрашивает старпом.

Все стоят перед выгородкой кондиционирования, Артюха и Андрюха – в ней. Тесно. Из-за двери слышится голос Артюхи:

– Блок осушки компрессора взорвал, сука!

– Ну и? – это старпом.

– Неделю на ремонт!

– Нет у нас недели!

– Трое суток!

– Нету!

– Двое!

– Нет!

– Хорошо! – вылезает Артюха из выгородки совершенно спокойный. – Два часа дадите?

– Два часа дам, – говорит старпом.

– Тогда есть время перекурить! – говорит Артюха. – Анатолий Иванович, сигареты не найдется?

Старпом, протягивая ему пачку:

– Ты ж не куришь?

– Теперь курю. А этого урода если с лодки не уберете, Анатолий Иванович, клянусь, я его повешу где-нибудь тут. Неделю будете искать – не найдете, пока не завоняет.

По пирсу идут: командир дивизиона живучести (комдив-3) Вознюшенко Андрей Степанович, и ведет он печального мичмана Саахова Серегу. Движутся они неторопливо. Встречают Сову.

– Андрюха, привет.

– Привет.

– Куда ведешь родное стадо?

– Бэчепятый приказал продать на берег.

Сова осматривает безучастного ко всему Серегу.

– Почем предлагаешь?

– За три литра шила.

– Спирт с собой?

– С собой.

Сова думает, с сомнением:

– Спирт вообще-то нужен. Регламент никак не могу начать. Нет спирта на флоте. Представляешь?

– Неужели возьмешь Чудовище?

– Его? А зубы у него целые?

– Целые! Пока. Серега! Покажи!

– Ладно, верю. Нет, Андрюха, не могу!

– А за пять?

– Мне на регламент сто кило надо!

– Мне столько не дадут. Я его в тыл веду. Там обещали.

– Ну ладно, давай.

И пошли они опять печально и неторопливо, а Сова смотрел им вслед.

Совещание офицеров в кают-компании 2-го отсека. Офицеры в кремовых рубашках. Ведет совещание командир – капитан первого ранга Белов Александр Иванович – строгий, очень положительный мужчина.

Собраны все.

– …С компрессором все понятно, – говорит командир. – Андрей Степанович (Обращается он к комдиву-3), мне доклад каждый день. Что там наша дивизия?

– Всех обещали наказать.

– Сначала дело, а потом наказание. По делу что они обещали?

– Обещали помочь. Флагманского в поход дадут.

– Вместо компрессора?

– Компрессор сделаем.

– Тогда зачем нам в поход флагманский?

– Не знаю.

– Ладно, с этим я разберусь. Что у нас еще важное? Командир БЧ-2! Что там с регламентом?

Встает Сова.

– На складе нет спирта. Прошу выдать спирт на регламент из корабельных запасов, а потом я получу и верну.

– Как это «нет»? Вы заявку подписали?

– Так точно!

– Ну и что?

– Все в курсе!

– Все в курсе, что дело стоит?

– Флагманский ракетчик флотилии уже звонил нашему старпому и договаривался!

– Анатолий Иванович! (Обращение к старпому.)

Старпом с места:

– Товарищ командир, ему же сто кило надо.

– Точнее, сто двадцать! – вмешивается Сова.

– Вот-вот! Нет у меня ста двадцати! У меня есть сто! Если я ему отдам, то, что ж у меня на остальных останется? Опять же – компрессор!

– Сова! (Командир обращается к Сове) У нас компрессор.

– Товарищ командир! Но не я же его взрывал!

Командир выходит из себя:

– Да! Не вы! Но надо думать в комплексе проблемы! Делайте свой регламент без спирта!

– Как это, товарищ командир?

– Так! Людей вам хватает? Хватает ему людей? (Вопрос старпому, тот кивает: «Он даже нового лейтенанта недавно получил».) Ну вот! Вам даже целого лейтенанта дали! Что же вы? Кстати, где он? До сих пор его не видел.

Встает Робертсон.

– Лейтенант Робертсон, товарищ капитан первого ранга!

– Ну вот! Смотрите, какой орел! У вас целый лейтенант, Сова! На допуск к самостоятельному управлению сдаете? (Вопрос лейтенанту.)

– Так точно!

– Видите, Сова, сдает! (Лейтенанту) Имущество отсека изучаете?

– Так точно!

– Ну вот же! Изучает! Чего вам не хватает для проведения регламента! Все в отсеке уже приняли, лейтенант?

– Так точно! Не хватает только гробов!

Гром и молния! Все остолбенели. Присутствующий на совещании Поляков Геннадий Петрович (капитан-лейтенант, КГДУ-I, командир группы дистанционного управления дивизиона движения) кротко вздыхает.

– Чего вам не хватает в отсеке? (Это командир.)

– Гробов! Они по двадцать четвертой ведомости! Разборные такие! На замках!

– Чьих гробов?

– Ваших, товарищ командир, с заместителем, остальных же в провизионку кладут!

Возникает дикий хохот. Смеются все, в том числе и командир.

– О господи! Прости мою душу грешную! – говорит он, успокоившись, и смотрит печально.

– Сова!

– Я!

– Вы слышали, чего нам всем на самом деле не хватает?

– Слышал.

– И организуйте лейтенанту прием зачетов по лвд.

– Уже договорились!

– Анатолий Иванович! (Старпому.)

– Я, товарищ, командир!

– Это пультовики веселятся!

– Понял, товарищ командир.

– Владимир Владимирович! (Командиру БЧ-5.)

– Я, товарищ командир.

– Мне кажется, вы знаете, что надо предпринять.

– Вот уж действительно, не хватает только гробов! (Командир.)

На следующий день началось: все звонили на корабль командиру и спрашивали, выдали ли Сове спирт.

Командира извели всего. Издергали. Последним позвонил крановщик (гражданский, то есть не военный человек).

– Это крановщик!

– Да! Что вы хотели?

– Хотел с командиром поговорить!

(Командир у телефона, он только что говорил с флагманским флотилии по поводу спирта для Совы.)

Командир обреченно:

– Ну? Говорите!

– Это командир?

– Да!

– Вы не знаете, дали Сове шило или нет?

И такой отборный мат в ответ! Командира понесло, не остановить, наконец выдохся весь.

В трубке молчание, потом смущенное:

– Ну так бы и сказали!

На ракетной палубе совещание. Сова, Кашкин, Робертсон.

Сова:

– Купили?

Кашкин:

– Да!

– Давайте сюда.

Кашкин достает из портфеля литровую бутылку вермута. Перед Совой ведро с водой, ветошь.

(Сова посылал Кашкина в поселок, в магазин за бутылкой.)

– Учитесь, лейтенанты, пока я жив, как надо спирт из начальства добывать! – говорит Сова офицерам, откупоривает бутылку и выливает всю ее в ведро. Пустая бутылка прячется назад в портфель.

– Теперь зовите народ!

На ракетной палубе появляется вся БЧ-2 в полном составе. Открывается крышка одной из шахт, в ней видна голова баллистической ракеты. Сова в окружении подчиненных сам возится в ведре ветошью и делает вид, что что-то там протирает.

Мимо идет командир.

– Сова! – кричит командир с пирса. – Что вы делаете?

– Регламент, товарищ командир!

– А почему сам?

– Не могу доверить спирт личному составу!

– А где вы взяли спирт?

– У соседей занял! Обещал сегодня вернуть!

– Ах ты, черт! Идите к старпому! Скажите, чтоб он выдал вам спирт!

– Есть, товарищ командир!

Командир уходит, Сова распускает личный состав, с ним остаются только офицеры. Сова смотрит хитро, говорит задумчиво, обращаясь к Кашкину:

– Вылей эти помои, нам сейчас свеженького нальют.

По кораблю объявляется команда: «Боевой части-2 готовность номер один. Начаты регламентные проверки ракетного комплекса!»

Сова заглядывает в гиропост, там командует командир электронно-навигационной группы БЧ-1 (штурманенок) Стожик Вадим Петрович, старший лейтенант. Тот построил всех своих подчиненных в одну шеренгу (перед ними грудой лежат ИДА-59, прибывшие с проверки) и орет на них:

– Все будут поставлены раком! Кому что не понятно?!!

Сова тихонько:

– Вадик!

Стожик замечает его в дверях и говорит своим:

– Не расходится! Я еще не закончил!

Сова ему:

– На минуту.

Тот подходит.

– А что, штурмана нет на борту? – спрашивает Сова.

– Ал Алыч в Североморске.

– Вторые сутки?

Вадик разводит руками.

– Вадим! – говорит Сова. – Я уже не могу тянуть. У меня вторые сутки идет регламент! Мне сегодня позарез надо поработать со штурманом и с РТС.

– Ну сделаем.

– Сам?

– А что, в первый раз?

– Хорошо! Начнем через десять минут!

Штурманская рубка. У Стожика «рухнула» первая ЦВМ (ЭВМ, выдающая данные цели ракетчикам и на БИП).

Он не может ее запустить. И вторая ЦВМ «рухнула» тоже. Стожик весь мокрый. Капли пота стекают с носа.

В штурманскую вламывается почти вся БЧ-2 вместе с Совой.

– Ну?

– Ни хрена! Не запускается!

– Блин! Что у тебя тут? Вечно вы ничего не можете! Когда только работать научитесь! – начинает Кашкин.

– Так! Помолчи! – говорит ему Сова. – Вадик, ты успокойся. Ничего, сейчас ты все поймешь. У тебя получится!

– Да хрен там у него получится! – это опять Кашкин.

– А ну выйди отсюда! – орет на него Сова. Кашкин уходит, хлопнув дверью.

– Вадик! – говорит Сова спокойно. – Не суетись! Посиди, подумай! Время есть.

– Ни хрена не понимаю! Все же в норме! Все кассеты досланы!

– А ты проверь еще раз!

– Уже проверил!

– А ты выдохни и спокойно, рассказывая сам себе, что ты делаешь, еще раз проверь.

– Я не имею права больше ковырять! Сейчас к ГТОшникам сбегаю. Они ж штурмана, хоть и гражданские!

Стожик влетает к гарантийщикам:

– У меня ЦВМ не пашет!

Те спокойные, как танки:

– Все?

– Все! Не запускаются!

– Ща идем, – и не двигаются с места.

– У меня регламент!

– Ну! Сейчас будем, сказали же!

У Стожика такая рожа, что они, нехотя вздохнув, тут же встают и идут за ним.

– Идем, штурман, уже все идем!

ГТОшники в штурманской проверяли контрольное питание, пожевали, сделали умные рожи.

– Может, осциллограф, а? – это Стожик. Он уже не знает, что предложить.

На Стожика смотрят жалостливо.

– Может, и осциллограф! Слышь, штурман, пойдем покурим, а? Сигареты есть?

Поднялись на пирс, курят молча.

– Слышь, штурман, а питаетесь вы уже на борту?

– Да.

– А ты нас не покормишь?

В кают-компании накрыт стол. За столом – один командир. Он при посторонних спрашивает Стожика:

– Ну что там, Вадим Петрович?

За Стожика хором отвечают ГТОшники:

– Товарищ командир, все сейчас будет в норме!

Командир смотрит на Стожика долго и говорит:

– Ну-ну, хорошо!

Стожик готов сквозь землю провалиться. Командир благодарит вестового и уходит.

После обеда ГТОшники опять потащили Стожика наверх курить – вокруг сопки, солнце, красота.

Спустились вниз.

– Ну, штурман, – говорят ГТОшники, – стартуй.

Стожик стартует. Без всякой надежды он вводит код запуска, нажимает кнопку пуска тактового генератора процессора… и о господи!!! Лампочки начинают весело подмигивать. Есть старт!!! Он бросаюсь к следующей ЦВМ – такая же картина! Он оглядывается на ГТОшников – улыбка на всю рожу, а те отвели глазки и сидят.

– А пойдем-ка еще раз покурим, штурман, а? Есть еще сигареты?

– Да господи, да сколько угодно! Да я!.. Да хоть бегом в магазин!..

Вышли. Курят.

– Ты знаешь, штурман, был у меня один знакомый, – говорит один из ГТОшников, – у него жена только к холодильнику за ручку, а он – пых! – и хоттабыча пустил. Она магнитофон включить, а тот – хрюк! – и проводами щелкнул. Он ей тогда и наказал, чтобы ни к одному прибору не подходила, кроме сковородки. Во как! Техника.

– А что у нас было-то? – спрашивает Стожик.

– Да-а-а… так. Темные силы электричества.

Стожик на него вытаращился, как на привидение. Что он такое говорит?!

А ГТОшник чуть постоял, потом протянул ему на прощание руку и говорит:

– Ты, штурман, не суетись. Техника не любит нервных людей. Ты поспокойнее там, в гиропосту… Не говори громко. Не ругайся. Не матерись. И вообще, старайся все военное на пирсе или хотя бы у гиропоста на нижней палубе третьего оставить. С техникой спокойно надо. Даже если тебе через пять минут помирать – все равно, с техникой спокойно. Понял? И все у тебя будет хорошо.

Через минуту в рубку к штурману сунулся Сова:

– Ну как?

– Порядок! – Стожик сияет.

– Я ж тебе говорил!

Перешвартовка к стацпирсу. (Стацпирс предназначен для погрузки ракет.)

По кораблю из центрального поста подается команда: «Боевая тревога! По местам стоять, со швартовых сниматься!»

Доклады из всех отсеков о готовности, заводится дизель, подходят буксиры – они будут помогать лодке при перешвартовке. Лодка заполняется сизым дымком от работы дизеля. Противный, удушливый запах.

Робертсон у Кашкина:

– Чего это такой дым?

– От дизеля!

– Так он же за борт должен выбрасывать!

– Он и выбрасывает, а через трубу подачи воздуха дизелям обратно засасывается. Тут в третьем еще что, а вот в шестом не продохнуть!

– Как же там люди?

– А что люди? Сперва дело, потом – люди. Люди привыкают!

Сова подходит:

– Что стоим? Защитные комплекты у начхима получили? Изолирующие противогазы, КЗИ – получить и ждать. Сейчас перешвартуемся.

Лодка перешвартовывается, встает к стацпирсу.

БЧ-2 вся одета в защитную одежду, строится наверху. Кашкин говорит Робертсону:

– Сейчас выгрузят наши ракеты, а потом привезут две на замену. Меняем две ракеты – у них срок вышел.

– А что, до регламента нельзя было поменять, чтоб лишнюю работу не делать?

– Ракеты меняются только в срок. Хоть бы и один день разница, потому что – а вдруг война. На войну идем с годными ракетами, и срок их годности не должен истечь на момент пуска. Понятно?

– Понятно!

На пирс въезжает огромный ракетовоз. Начинается работа. Открывается крышка шахты, оттуда достают ракету. Ракету поднимают и укладывают на ракетовоз – первую выгрузили, потом вторая.

Робертсон:

– А если ракету ударят и она потечет, то ее за борт?

– Да. Иначе тут все вымрет! Азотная кислота и гептил! Если не рванет, то уморит! Отрава же!

– Это понятно!

Привезли новые ракеты. Идет погрузка.

Погрузка ракет все еще идет. В центральном посту командир БЧ-5 и комдив-3 Вознюшенко. Последний входит в центральный и плюхается рядом с командиром БЧ-5.

– Не могу! – говорит Андрюха.

Бэчепятый на него покосился:

– Чего не можешь?

– Не могу я проводить с ним занятие!

– С кем это?

– С Громадным!

– Как это?

– Так!

– А командир группы?

– Он тоже не может! Это же не человек! Это жвачное! Какая там радиоэлектроника! Он говорит: «Та чаво там!» – это он о диодах. Он не понимает, что это такое! Засыпает от умственного напряжения! Я не могу! Только что дал ему журналом по голове! Я провожу занятие, а он спит! «Мыкросхэма»! Урод!

– А ты не так учишь. Неправильно. Методически неверно! У тебя все уроды. Чудовище продали, теперь у нас новое чудовище? Так, что ли?

– Я не знаю, где их понабрали. У меня есть только один человек – Артюха.

– И еще командир группы.

– И еще командир группы.

– А это уже два человека. Ты просто не хочешь его учить. Вот тебе «Мерседес» за него дай – наверное, выучил бы? А? За «Мерседес»? И потом, он жалуется, что вы не уважаете его человеческое достоинство. Оскорбляете его. Ну, это вообще. методически неверно. Так вы всех разгоните с корабля! Где я тебе людей возьму? А? Одного выгнали в три шеи, ладно, согласен, по лодке бродил динозавр, но этот-то ничего не взрывает.

– Пока не взрывает.

– Что значит «пока»? Вы не умеете проводить занятие. Вот давайте его сюда. Я покажу вам, как надо проводить занятие.

Привели Петю Громадного – огромного мичмана с руками-лопатами, и бэчепятый начал проводить с ним занятие.

Он целый час с ним бился.

Андрюха стоял в стороне. К нему подошел командир группы и спросил шепотом:

– Ну как?

Андрюха тоже шепотом:

– Бьется-бьется… волна об утес и… (и тут у бэчепятого глаза вылезли из орбит) и, похоже, разбился, как яйца о дверь», – успел закончить Андрюха.

В этот момент бэчепятый заорал:

– Идиот, сука, идиот! Ну твердый! Ну чалдон! Чайник! Ну вощ-щще! Дерево! Дуремар! Ты что ж думаешь (Петя моргал и смотрел в глаза), презерватив всмятку, если лодку набить деревом, то она не утонет? А? Ну страна дураков! Поле чудес!!! Ведро!!! Не женским местом тебя родило!!! Родине нужны герои а пи… …да родит дураков!!!

Бэчепятый всплеснул руками, как доярка, и повернулся к Андрюхе:

– Ведро даю, чтоб продал! Шила! Чистейшего!

Спирта! Ректификата! Чтоб продал его! – он ткнул Петю в грудь, Петя посмотрел, куда его ткнули. – Продать! За неделю! Нет! За три дня! Продать! Кому хочешь! «Не курит, не пьет!» Да лучше б ты пил! Лучше б ты в канаве валялся, но дело свое знал! Куда хочешь продавай! Как хочешь! Продать дерево! Кубометрами! Вон! – Слюни из бэчепятого – просто кипяток. – На корабль с настоящего момента не пускать! Ни ногой! Стрелять, если полезет! Была б лицензия на отстрел кабана, сам бы уложил! Ну сука, ну сука, ну сука. Уйди, убью! – бэчепятый нашел глазами Андрюху. – Ну я – старый дурак, а твои глаза где были, когда его на корабль брали? А? Откуда он вообще взялся? Откуда его откопали? Это ж мамонт! Эскопаемое! Сука-жираф! Канавы ему рыть! Воду носить! Дерьмо копать! Но к матчасти его нельзя допускать! Нам же в море идти! Это ж шимпанзе! Горилла! Это ж камикадзе.