Читать книгу Афганский исход. КГБ против Масуда - Александр Полюхов - Страница 15

14 сентября

«Кебаб-хюсет» славился вкусной пищей, привлекавшей голодных посетителей: от женщин в хиджабах до готов в пирсинге. Стокгольм накрывала волна интернациональной гастрономии, и быстрая еда шла в авангарде: пришельцы привезли с собой национальные кухни.

Карим пешком направлялся на встречу. Вчера в кондитерскую позвонил Махмуд и предложил «посидеть в кебабной – перетереть ситуацию». Встречаться с палестинцем не охота, однако, они отныне подельники. Афганец после визита инспектора Торквиста сильно волновался. Чудилось, что придут полицейские в кожаных куртках и потащат в участок. Допросят, задержат и доставят в суд, где судья примет решение об аресте.

Хотелось изобрести хитроумный ход, чтобы пустить полицию по ложному следу. Вспоминались зайцы на родине, на которых охотились с афганскими борзыми. Вислоухие совершали такие рывки и прыжки, так прятались, что быстроногие собаки часто не могли их взять. В голову ничего толкового не приходило, хотя парень даже посмотрел несколько детективных фильмов в поисках подсказки. Киногерои переводили стрелки на невинного, и Карим подумывал, как выставить убийцей Махмуда. Но подставлять соучастника посчитал опасным: выдаст. Варианты со сменой адреса и работы не годились, поскольку в Швеции достаточно где-то предъявить любой документ или кредитку, как власти узнают, кто ты и где.

Махмуд выбор уже сделал, убедив себя в его правильности: «Карим себе 300 «штук» взял, а мне сбросил жалкие 100. Пусть и отдувается, жлоб! Я вообще не при делах, меня никто не видел в момент преступления». Палестинец выбрал столик у окна, чтобы «заказчики» (звучало лучше, чем «бандиты») из «опеля» на улице рассмотрели афганца. За рулем сидел Реза, рядом – молодой мужчина с бородкой. Когда палестинец проходил мимо, молодой показал ему бейсбольную биту. Текст не требовался, оба понимали, что к чему.

Махмуд помахал вошедшему афганцу, и тот подошел к столу.

– Как идет, Карим?

– Ровно. У тебя?

– Отец достает, а так нормально. По «банкиру» новостей нет. Газеты ерунду пишут. В остальном тихо. У тебя?

– Работаю, сижу тихо, не высовываюсь. Ты деньги надежно заныкал? Пока не трать, иначе засветишься. Полиция наверняка сечет, кто вдруг бабками сорить начнет.

– У меня правильный тайничок. А ты куда бабло девал?

– Ясное дело, в банк положил! Отправил в Швейцарию на анонимный счет, знаешь, как шпионы делают. Типа приходишь, говоришь пароль или отпечатки пальцев сдаешь, а тебе выдают стальной ящик с пачками долларов.

– Ладно, хватить фантазировать, давай пожрем. Угощаю. Что хочешь?

– Кебаб из курицы. И воду «Рамлеса». Потом, может, фруктами отполирую. Я на работе удивляюсь: чего шведы столько мороженого и пирожных жрут? От того они такие крупные. Слушай, правда, детям сахар нужен, чтобы умнее становились?

– Брехня! Моя младшая сестра только сладкое и трескает, а дура-дурой.

За едой преступники обсудили, как ловко провернули дельце с «банкиром». На случай, если следствие выйдет на них, подтвердили взаимные алиби: гуляли в Ринкебю, встретились, поболтали, вместе уехали на метро по домам. Еще поболтав, ребята разошлись.

Махмуд поехал в Сольну и сразу пошел домой, чтобы хоть сегодня избежать нагоняя от отца. Палестинец понимал, что должно случиться с приятелем, и хотел оставаться на виду. С этой целью по пути от метро перекинулся парой слов со встреченными знакомыми.

Карим пешком двинулся в сторону Васастана. Когда подходил к парку у Городской библиотеки, его обогнал старенький «опель». Из него вышли двое и пропалив полутьме под деревьями. Афганец также шел в ту сторону, и, занятый тревожными мыслями, не обратил внимание на приехавших. Стокгольм – город спокойный, нет нужды озираться и опасаться.

В парке Карим наткнулся на криминальный дуэт. Первый удар битой пришелся в солнечное сплетение, сбив дыхание. Жертва не могла издать ни звука. Били молча и умело, в основном по мягким частям. Лежа на земле, парень отчаянно прикрывал лицо и живот, но остальное защитить не мог. Наконец последовал финальный удар ногой по ягодицам. Нападавшие перевели дыхание, и плотный мужчина постарше поднял за шкирку хрупкого парнишку. Второй бандит помахивал битой у него перед носом. Без эмоций прозвучал приказ:

– Веди к себе. И не глупи.

Пройдя метров триста, троица вошла в дом, где снимал жилье афганец. Здесь он узнал Резу, и тут ему стало страшно по-настоящему. Лицо иранца не отличалось подвижностью, темные глаза напоминали выключенный телевизор. Замахнувшись, Реза бить больше не стал – видимо, берег руки от ссадин. Ноги в ботинках поцарапать сложнее, но и пользоваться ими в крохотной комнатке неудобно. Черные очи вращались по замысловатой траектории, и Карим сообразил, что тот употребляет наркотики или нуждается в помощи психиатра.

Второй бандит выглядел вроде бы нормально, зато его обуревало желание пустить биту в ход. Он крутил ее, перекладывал из руки в руку и даже примерился, как грохнуть по радиоприемнику. Судя по зацикленности, в голове мысль о бите гостила в одиночестве. Сделав вид, что просто неловко повернулся, он таки исхитрился разбить стакан, попавшийся под руку. Только тогда слегка успокоился.

Усадив парня на стул, иранцы принесенным скотчем связали его руки и ноги, заклеили рот. Принялись обшаривать комнату, но скоро перешли к тупому переворачиванию предметов обстановки и вываливанию вещей на пол. Не найдя ничего интересного, бандиты вывернули карманы жертвы. Внимание привлекла сигаретная пачка с записанным номером автомашины.

– Где бабло? – спросил Реза. Его молодой помощник достал нож и надрезал скотч у рта жертвы, держа любимую биту под мышкой.

– У меня только крон 200. Клянусь Аллахом! Получка будет через неделю.

– Врешь! Где спрятал 400 «косых», которые неделю назад взял у Фарука?

– Что вы! В руках таких деньжищ никогда не держал. А Барбар мне ничего не давал. Клянусь!

– Опять врешь! Ты же был у Фарука после меня. Видел я тебя у подъезда.

Карим моментально понял, что это палестинец его предал, поскольку Реза никак не мог его видеть возле дома «банкира» и тем более знать, что он входил к Барбару. «Ах, Махмуд! Шакал! Вот почему пригласил в «Кебаб-хюсет», – мелькнула догадка. – Там и засветил перед гадами. Не жить ему, пришью. Потом. Сейчас надо спасаться. Им интересен номер на пачке – стоит рискнуть. Главное – выиграть время».

– Ну, заглянул я к нему, просил перевести 500 крон родителям в Афганистан. И что?

– То, что ты его грохнул и деньги забрал! Признавайся, иначе изуродуем.

– Да вы что! Он мне как отец родной. Я, как узнал, что «банкира» убили, места не нахожу. Сильно его помощи не хватает. Честное слово!

– Какой помощи?

– Подрабатывал у него по мелочи, на подхвате. Прошу, не бейте. И так инвалид, едва ноги переставляю. Теперь месяц лечиться придется.

Иранцы стали переговариваться на фарси (допрос они вели по-шведски), наивно полагая, что Карим их не понимает. Типичная ошибка для необразованных людей за пределами родной страны. Из реплик следовало, что бандиты разочарованы несолидным видом калеки и бедностью обстановки. Смущало отсутствие денег. В общем, на убийцу с большими деньгами афганец явно не тянул. Значит, надо искать другого, сильного и ловкого. Того, кто легко разнес голову Фарука.

– Чей номер у тебя записан на пачке?

– Одного чувака.

– Что за чувак?

– Когда я был у «банкира», он велел проследить за мужиком, которого ждал. Я во дворе спрятался и, когда мужик вышел, незаметно проводил до машины. Номер записал. Вернулся, позвонил в дверь, а Фарук не ответил. Думаю, уехал уже. Ну, пришлось к себе двигаться ни с чем. По телефону звонил потом, никто не подходил. Потом по ТВ сказали, что Барбара убили. Больше ничего не знаю, клянусь!

– Не гневи Аллаха! Лжешь! Чем докажешь свою правдивость?

– Так меня видел там знакомый палестинец. Может подтвердить. Я ни в чем не виноват. Не бейте меня больше. Пожалуйста.

– Как палестинца зовут?

– Махмуд, в Сольне живет. Могу найти, спросите его!

– Уже спросили. Говорит, ты последний входил к Барбару. Больше посетителей не было.

– Да не мог Махмуд такого знать. Он же видел только, как я входил. А когда я вышел, его уже не было возле дома. Смылся куда-то. Конечно, про мужика знать не знает.

– Опиши мужика. Подробно.

– Лет 35, рост 180, крепкий – похоже, качается в спортзале. Уверенный такой. В пиджаке. Швед или европеец. Вышел, посмотрел по сторонам и к «тачке» заспешил.

– Что у него с собой было?

– Сумку спортивную нес. На боку надпись, но я не рассмотрел – темно. Не очень легкая. Он ее из руки в руку перебрасывал.

– Машина?

– «Вольво 740». Цвет не разглядел в темноте. Серебристая или золотистая. Близко боялся подойти – мужик оглядывался, а улица пустая. Когда тачка тронулась, освещение номера включилось, номер стал виден. Больше ничего не знаю. Не бейте, очень прошу. Мне же завтра на работу. И так калека, едва хожу, сижу на лекарствах.

– Ну, смотри. Если соврал, мы из тебя шаурму сделаем. Понял?

– Понял.

После ухода иранцев Карим около часа стонал, прикладывая к синякам ледяную бутылку пива из холодильника. Понизив уровень боли до терпимого, прикорнул на диване. В быстром сне конечности подергивались, глаза под веками бегали, всхлипы дополнялись слезами. Бессилие и унижение постепенно заглушали физическую боль. Молодой хищник, уже вкусивший крови, метался от бессилия перед взрослыми преступниками.

Постепенно подсознание воздвигло защитную стену приятных воспоминаний: мелькали картинки из Афганистана – горы, кишлаки и почему-то обезьянка, которую погонщик каравана вез с юга. Карим увидел ее, придя с матерью на базар. Обезьянка стояла в памяти как живая, а образ матери явился абстрактным. Просто мама, родная и ласковая. Затем, без перехода, мозг подкинул видения из Дании: первая после операции прогулка в кресле-каталке по парку Королевского госпиталя. Непуганые городские лисы затеяли игру прямо на газоне перед пациентом: прыгали, тявкали, кусались. В разгар игрища наглый лисовин внезапно остановился, понюхал свежий снег, редкий для датской зимы, и тут встретился взглядом с подростком. Самец чуть приподнял заднюю лапу и пустил тугую парящую струю на землю. Взгляда зверь не отводил, пока не закончил. Затем обернулся вокруг оси и… исчез. Сначала морду с ушами, за ней туловище, а потом и хвост словно всосало в куртину плотно сросшихся кустов.