Читать книгу Огненный дракон и Марципанова принцесса - Александр Попадин - Страница 3

Часть 1
Таинственный груз и схватка в порту

Оглавление

Поздним летним вечером 1767 года, когда заходящее солнце зажгло шпиль Замковой башни, в Кёнигсбергский порт вошёл торговый корабль.

Кто не помнит, как выглядел порт в то время, напоминаю: почти так же, как сегодня. Причальная стенка утыкана судами разного калибра, а на мачтах развеваются флаги разных стран. А запах! Запах стоит такой, который бывает только у портовых складов: запах рыбы, смолы, подогретого на камбузе2 ужина и того неуловимого аромата приключений, который окружает любой корабль после недавнего путешествия.

Как тогда, так и сейчас лучше всего наблюдать за портом с высокой точки. Самый высокий колёсный кран города по имени «Гусь-кран» возвышался у Собачьей протоки, чуть выше по реке, и на его крыше сидел парень по имени Пётр. Качая ногой, он лениво обозревал окрестности.

Он сидел здесь каждый вечер уж третью неделю, хорошо знал жизнь порта и поэтому созерцал картину прибытия очередного корабля в ленивой позе старожила. Вот строй мачт разошёлся, запах с камбуза посторонился и к причальной стенке плавно пристал новый корабль. На вымпеле его – дракон, держащий в передней лапе жёлтый камень; из пасти дракона вылетало пламя, и именно запах кузнечного пламени – нагретого железа с окалиной и горячей смолы, – потеснил запах корабельного ужина.

– Отдать швартовы! – скомандовал капитан прибывшего судна. На берег спрыгнул матрос, ловко принял швартовы, помог спустить трап и обезьянкой взбежал по трапу на корабль.

Тут произошла первая странность, которая заставила Петра отвлечься от рассеянных мыслей об одной юной особе. Он заметил, как с корабля на берег по причальному канату перебралась крыса.

– Странно, – пробормотал себе под нос парень. За недели сиденья на верхотуре он приобрёл привычку разговаривать сам с собой. – Если я что-то понимаю в крысах, этот корабль уже тонет, или утонет в скором времени. Или…

Крыса добежала исчезла в пустой бочке, что были сложены пирамидой у склада-пакгауза.

– …Или это что-то другое, – закончил фразу парень, – ведь с корабля сбежала всего одна крыса, а не вся их корабельная братия… – и он стал внимательно наблюдать за дальнейшими событиями.

Они не замедлили.


Капитан корабля сошёл на берег и закурил трубочку. Часы на Замковой башне пробили десять. С их последним ударом из вечерней полутьмы на набережную вышел невысокий человек в тёмно-зелёном плаще и в капюшоне, который словно светился изнутри.

Коротко переговорив с капитаном, человек в капюшоне махнул рукой. На набережную выкатила запряжённая пегой лошадью подвода. Возница тоже был в зелёном плаще.

Трое моряков начали сгружать с корабля некий футляр, размером и изящностью линий походивший на модный инструмент «фортепьяно». Разгрузка происходила в полнейшем молчании, что было весьма необычно. Всем известно, что мужчины, и в особенности моряки, при переноске тяжестей громко кряхтят и ругаются. Чем тяжелее груз, тем громче ругань. Но эти краснели, тужились, а ни одно слово не вылетело из их прокуренных глоток!…

Попыхивая трубками, капитан и встречающий наблюдали, как футляр погрузили на подводу и накрыли дерюгой. Затем капитан попрощался, вместе с грузчиками поднялся на корабль, а человек в зелёном плаще с капюшоном сел на подводу рядом с грузом.

Щёлкнули вожжи.

Тут произошла вторая странность.

Одновременно со щелчком на набережной неведомо откуда появился огромный чёрный котище, и длиииииннными мягкими прыжками вскочил на пирамиду из бочек, куда давеча забежала крыса. А затем запрыгнул в самую верхнюю бочку.

Портовые окрестности огласились отчаянным визгом. Он доносился даже до Собачьей протоки, и даже до замка, и было в нём что-то такое, отчего Пётр покрылся гусиной кожей.

Из бочки, венчающей пирамиду, выскочила невероятных размеров крыса, покрытая голой морщинистой кожей, и принялась скакать по пирамиде, ища убежище. За нею чёрной молнией летел давешний котище. Крыса отчаянно визжала; только проворство и везение позволяли ей раз за разом ускользать из кошачьих лап. На помощь ей пришло ещё несколько крыс, уже обычных, – они стали нападать на кота, стараясь его отвлечь. Котище отшвыривал мелких тварей не глядя, желая достать когтями голый бок вожака (крупный, голый и громко визжит? – вожак, конечно! – так решил Пётр). Тот, не прекращая визжать, метался вверх-вниз по бочкотаре.

Услышав визг, возница приударил вожжами, и повозка споро задребезжала по булыжной мостовой. Она миновала Гусиный кран, на котором восседал Пётр, и промчалась к крепостной стене Старого города, Альтштадта.

В это время верхняя бочка с треском упала на землю, и вожак метнулся в ближайший проулок. Вслед за вожаком устремилась остальная крысиная армия.

– ……ничего не понимаю… – потрясённо сказал Пётр. Хотя визг прекратился, мурашки гусиной кожи собрались у Петра на загривке и не собирались расходиться.

Чёрный котище с достоинством спрыгнул на землю. Равнодушно зевнул, как будто не он сейчас бился с кучей грызунов, и лениво затрусил вслед за повозкой.

Дабы не пропустить дальнейшие события, Пётр достал из-за пазухи самодельную подзорную трубу. С её помощью он мог рассматривать фрагменты происходящего.

Вот, на разводном мостике возле городских ворот кот догнал повозку, сбавил скорость и побежал рядом с независимым видом существа, которому случайно по дороге с этой глупой повозкой… Узкими улочками, временами скрываясь от взгляда наблюдателя за зданиями, двигались они к восточной части города.

А вот по соседним переулкам параллельным курсом течёт струйка крысиных спин, очевидно, не решаясь подобраться поближе. Лошадь чует их соседство, прядёт ушами, но возница крепко держит вожжи в руках, и она лишь прибавляет ходу, высекая искры из каменной мостовой. А сидящий сзади человек, чей капюшон светится изнутри, спокойно курит трубку.

Повозка достигла Рыбного рынка, промчалась по свежевымытой мостовой, пахнущей рыбой, миновала пять кварталов и свернула к Деревянному мосту. Котище мягко струился рядом. Прячась за домами, их путь повторяла крысиная стая.

– Вот это эскорт! – поражённо приговаривал Пётр, переводя подзорную трубу то на повозку, то на кота, то на крысиное воинство. Сумерки спускались на город, и он уже с трудом различал детали даже в оптическом приближении. – Что ж такого там, в повозке? И кто эти двое? – про кота Пётр не спрашивал: у него почему-то было ощущение, что он знает, что это за кот, и почему крысы его сторонились.

Наконец повозка въехала на Деревянный мост. Котище вскочил на угловую тумбу, где кончались перила набережной, и застыл, как примостовая скульптура. Только огромные жёлтые глаза мерцали в полутьме. Крысиная стая осталась за углом, не решаясь выйти на открытое пространство. Кошак лениво поглядывал то на стаю, то на повозку, что удалялась вглубь острова Ломзе3, и когда она скрылась из виду, спрыгнул с тумбы и медленно пошёл в сторону Старой орденской Мельницы. Крыс нигде не было видно: попрятались голохвостые по щелям, спустились в подвалы, рассеялись в нижних этажах городской ночи…


– Вот это да-а-аа! – потрясённо сказал Пётр, пряча подзорную трубу за пазуху и приходя в себя от невзначай подсмотренной битвы. Он чувствовал, что стал свидетелем какой-то загадочной истории, от которой ему достался только краешек. И если за этот краешек потянуть, можно выудить что-нибудь интересное, похожее на старинный пергамент, полный таинственных знаков…

На прощание он ещё раз взглянул на закатное солнце, что пускало последний луч, садясь в воды Прегеля, и по металлическим скобам стал спускаться на землю. Задерживаться на кране после заката было нежелательно: скоро разведут мосты, и тогда домой, на остров Кнайпхоф4, будет не попасть.

– Ох, как это всё интересно! – азартно бормотал Пётр на ходу, – ох, заваривается какая-то каша! Я не я буду, если не выясню, что к чему… – Вися над землёю на высоте четырёх метров он дал себе клятву разобраться: кто были те двое в зелёных плащах с капюшонами? что это за кот? неужели тот самый Гавриил, про которого до сих пор бабки рассказывают сказки? что было в повозке? и почему все крысы города хотели атаковать повозку, испугать лошадь и скинуть её груз в реку? (а иначе зачем им тянуться за нею следом?) И отчего кот оберегал странную поклажу?

Загадки!

Сплошные загадки!


* * *

– Кот, говоришь? И крысы? И двое в зелёных плащах? – переспросил Магнус, отец Петра. – Интересно! Действительно интересно! – Он сидел за письменным столом, а в руках у него было перо.

Магнус служил придворным летописцем. Наверное, именно поэтому он носил пшеничные усы с малою бородою, первые в городе очки (вторые – у аптекаря), а вид всегда имел немного всклокоченный. Рано овдовев, Магнус каждый вечер находил утешение в чтении старинных книг или записывал в толстый фолиант последние события королевства. В этот вечер он как раз затеплил свечу и заточил перо, чтобы записать: «В середине месяца июня 1767 года стояла хорошая погода, и канун Марципанова дня был прелестен…», когда в кабинет постучался Пётр.

– Что, опять хочешь рассказать, как перестроить флигель замка? – спросил Магнус. Сын его целый год делал из бумаги модель-копию замка Кёнигсберг, и периодически приходил к отцу с предложением усовершенствовать тот или иной флигель. Пётр собирался стать архитектором…

– Нет, тут другое! – разгорячённо ответил Пётр. Глаза у отрока горели, а вид был такой, будто он только что дрался…. с кем-то дрался. С кем обычно дерутся парни в 15-летнем возрасте. С кучей врагов.

Выслушав сбивчивый рассказ о странном происшествии в порту, Магнус также пришёл в сильное возбуждение. Ухватившись за свою бороду и пощипывая усы (что всегда делал для раздумий), он зашагал по кабинету из угла в угол, бормоча:

– Кот… Допустим, это Гавриил. Но тогда это означает, что всё очень и очень серьёзно. – В сильнейшем волнении Магнус взъерошил волосы и приобрёл такой вид, будто дрался… ну, с кем там вообще дерутся (если дерутся) немолодые летописцы? С кучей хроно-врагов. – А если это ещё связано с Огненным Драконом… Ох, чую я, заваривается та же каша, что и сто семьдесят лет назад! – бормотал он.

– Папа, а почему крысы преследовали повозку? И что случилось сто семьдесят лет назад? – Своим вопросом Пётр прекратил трансформацию Магнуса, и тот стал возвращаться в своё обычное воплощение солидного королевского летописца.

– Потом объясню… – рассеянно ответил он, а Пётр подумал: «Как же я ненавижу это «потом объясню»!

Магнус снял с полки тяжеленный фолиант, полистал его, а затем показал Петру картинку:

– Самая большая крыса похожа на эту?

Пётр всмотрелся в изображение семиголовой безволосой крысы, кожа которой складками свисала с боков. Все семь голов крысы венчали короны.

– Ну, если убрать лишние головы и стереть короны – будет точно так. – Он немного подумал, а потом как бы случайно пролистнул страницу. Магнус сразу отобрал фолиант и захлопнул его с такой силой, что пламя свечей, которыми освещался кабинет, встрепенулось. По стенам заметались тени.

– Да, похоже, это действительно будущий Крысиный король, – говорил тем временем Магнус скорее для себя, чем отвечая на вопрос сына. – И если он войдёт в полную силу, нам всем несдобровать. – Он посмотрел на сына, посмотрел на полную Луну, что заглядывала в окошко, и добавил: – Мне надо подумать. Завтра я тебе кое-что объясню, а сейчас ложись спать. Завтра Марципановый конкурс – ну и сам знаешь, какие бывают сумасшедшие дни в полнолуние.

Пётр знал, какие бывают дни в пору полной Луны.

Но не подозревал, что следующий день будет настолько сумасшедшим.

2

Камбуз – корабельная кухня.

3

Восточная часть города состояла из Лёбенихта и Ломзе, одного из двух островов Кёнигсберга (второй – Кнайпхоф), лежащих между двумя руслами Прегеля. Оба русла соединялись в районе Гусь-крана.

4

Кнайпхоф – остров, на котором в средние века располагался один из трёх городов, составлявших вместе с орденским (Королевским) замком город Кёнигсберг (город так и назывался – Кнайпхоф, два остальных города назывались Альтштадт и Лёбенихт).

Огненный дракон и Марципанова принцесса

Подняться наверх