Читать книгу От Эдо до Токио и обратно. Культура, быт и нравы Японии эпохи Токугава - Александр Прасол - Страница 5

Сейсмическая активность, плотная заселенность удобных для жизни низменностей, жаркое лето, сильные сезонные ветры – вот главные факторы, до сих пор влияющие на пожароопасность японских городов. “Кроме домов людей знатных и богачей все прочие в японских городах строятся вплоть, один подле другого, и улицы весьма узки; от сего пожары у них бывают крайне опустошительны”, – писал в начале XIX века капитан российского флота Василий Головнин, проведший три года в японском плену.

Пожар. Источник: НА

Душное лето с незапамятных времен приучило японцев строить легкие деревянные дома, в которых не жарко. О том, чтобы в них не было холодно, думать не приходилось. Японцы с этим смирились, приучившись дома одеваться так же тепло, как и на улице.

Эта привычка сохранилась и сегодня: выходя во двор по домашним делам, японская домохозяйка ничего дополнительно не надевает. Поэтому в холодное время года в японских домах разница температур внутри и снаружи незначительна. Это дает противникам японского образа жизни повод говорить о том, что такие дома малопригодны для жилья.

В эпоху Токугава чаще всего горели города, а среди городов – столица, которая быстро стала мегаполисом. Крупные пожары, оставлявшие без крова тысячи горожан, случались в Эдо в среднем один раз в два года. Редкое здание в городе эксплуатировалось дольше десяти лет. Немецкий ботаник Энгельберт Кемпфер (1651–1716) так описал обычный эдоский пожар: “Двадцать второго апреля 1706 года в десять часов утра нам сказали, что в городе в двух лье от нашего дома вспыхнул пожар. Мы едва обратили внимание на эту весть, потому что пожары очень часты в Эдо и каждую ясную ночь где-нибудь горит, так что поздравляют друг друга с туманной ночью, потому что при дожде эти несчастные случаи реже”.

Через два часа после сообщения о пожаре, на которое европеец не обратил особого внимания, его глазам предстало зрелище, “которое было страшнее всего, что можно выразить словами. Площадь была покрыта народом; тут развевались флаги князей, которых дворцы уже сгорели и которые прибежали сюда с супругами и детьми. Отчаянные крики женщин и детей, вырываясь из этого огненного моря, увеличивали ужас сцены… На следующее утро, почти в полдень, сильный дождь остановил пожар. Хозяин наш сказал нам, что 37 княжеских дворцов истреблены дотла и что более 1200 человек сгорели или утонули” [Зибольд и др., 1999].

За годы Токугава крупные пожары, уничтожавшие до половины строений в столице, происходили десять раз. Первый случился в 1641 году и вызвал к жизни коллективную систему противопожарной безопасности. После него правительство составило список из 16 княжеств с доходом менее 60 тысяч коку риса[6] и велело им выделить для борьбы с пожарами по 30 душ с каждого коку. Результатом введения “огнеборческой княжеской повинности” стало образование четырех полноценных отрядов по 420 человек в каждом. Время тогда измеряли десятидневками, поэтому отряд в течение десяти дней, разбившись на группы, патрулировал свою территорию и следил, чтобы ничего не загорелось. А если все же загоралось, то должен был первым вступать в борьбу с огнем. В этом случае ближайший к очагу пожара удельный князь автоматически становился ответственным за его тушение. После окончания дежурства отряд, в соответствии с тогдашней традицией работать месяц через месяц, 30 дней отдыхал.

Кроме крупных пожаров, трижды случались крупнейшие: в 1657, 1772 и 1804 годах. Особенно трагическим оказался пожар 1657 года.

С ноября 1656 по январь 1657 года Эдо не видел ни дождя, ни снега. Перенаселенные деревянные кварталы столицы высохли, реки и каналы обмелели. Все произошло стремительно: 18 и 19 января 1657 года в течение 27 часов в городе один за другим вспыхнуло три пожара, раздутых шквальным северо-западным ветром. Очевидцы говорили, что из-за поднятого ветром песка и пыли видимость в тот день не превышала пяти метров. Первый, самый мощный пожар вспыхнул 18 января в час дня в буддийском храме Хоммё, в северной части города. Его потушили только ночью, спустя 13 часов. На следующий день в 11 часов утра загорелся жилой квартал Коисикава (недалеко от очага первого пожара). Огонь ликвидировали к шести часам вечера, но уже в четыре часа того же дня зазвонили пожарные колокола в аристократическом квартале Кодзимати. На тушение третьего пожара сил уже не осталось, и он бушевал больше суток, до восьми часов вечера 20 января. За 53 часа две трети столицы выгорели дотла.

Люди гибли не только от огня. Когда во время первого пожара пламя подошло к главной столичной тюрьме Кодэмматё, ее начальник распорядился открыть ворота, чтобы заключенные не сгорели заживо. Однако стража на мосту через ров Асакуса решила, что произошел массовый побег, и заперла ворота, как того требовала инструкция. Началась паника. С заключенными смешались охваченные ужасом горожане. Толпа напирала. Люди по телам упавших взбирались на мост и под напором наступавшего сзади огня прыгали в ров с 30-метровой высоты, разбиваясь насмерть или калечась. Когда ров заполнился телами, падать стало ниже и мягче. Многие благодаря этому спаслись. Только в районе Асакуса погибло 23 тысячи человек. Общее же число жертв пожара 1657 года сразу подсчитать не удалось. Современные историки называют цифру 108 тысяч. Даже если она завышена, масштаб бедствия впечатляет. Для сравнения: во время Второй мировой войны на Японских островах (не считая оккупированных территорий) от бомбежек погибло 104 тысячи человек – меньше, чем во время пожара 1657 года. Великий пожар годов Мэйрэки (Мэйрэки тайка) стал самым крупным за весь период Токугава. Огонь уничтожил тогда более 160 усадеб удельных князей, 770 усадеб хатамото, 350 храмов и более 48 тысяч городских домов [Ониси, 2009]. Почти полностью сгорел и недавно реконструированный замок Эдо. Этот пожар уничтожил исторический облик старого города, его изображений почти не осталось. После перестройки городской пейзаж существенно изменился.

Пожар. На крыше с сигнальным вымпелом. Источник: NC

Пожар 1657 года выявил недостатки и общую слабость коллективной противопожарной охраны. Она была реорганизована. В следующем году в столице построили четыре пожарных станции, во главе которых поставили начальников в ранге хатамото и выделили им бюджет для найма горожан. Вопросами защиты города от огня занимались шестеро чиновников бакуфу в ранге ёрики, тридцать – в ранге досин и триста рядовых пожарников-разнорабочих из числа горожан (гаэн). Усадьбы ближайших родственников правящего дома не стали восстанавливать на прежнем месте – рядом с замком Эдо, а перенесли ближе к окраине. Так же поступили и с храмами. Вокруг замка появилось свободное пространство.

В 1718 году при активном участии восьмого сёгуна Ёсимунэ была проведена еще более масштабная реформа противопожарной службы. Всем домовладельцам было приказано заменить соломенные крыши на черепичные, а также выкопать погреба. Число городских пожарных станций увеличилось до 48 и в дальнейшем росло. При каждой станции был сформирован пожарный отряд, получивший обозначение в виде знака слоговой азбуки и собственную униформу. Пожарный инвентарь был у всех одинаковым: лестницы, багры и сигнальные вымпелы (матои). При пожаре старший отряда сначала определял зону распространения огня и дома, предназначенные к обрушению. После этого “лестничные” взбирались на крыши этих домов и разбивали черепицу. Следом за ними шли носильщики сигнальных вымпелов[7]. По приказу они взбирались на крышу с 20-килограммовым вымпелом и устанавливали его, чтобы очертить зону пожаротушения и сферу ответственности группы. Затем за дело принимались “багорные”, с помощью нехитрого инструмента обрушивавшие строения и тем самым лишавшие наступающий огонь пищи.

Однако рост числа пожаров в большом городе опережал совершенствование мер по борьбе с огнем, поэтому важной составной частью реформы 1718 года стало привлечение к этой борьбе широких слоев городского населения. Спасение погорельцев стало в большей степени заботой самих будущих погорельцев. Штат пожарных расширился за счет малоквалифицированной рабочей силы – подмастерьев плотников, каменщиков и так далее. В рабочее время они возводили городские постройки, а во время пожаров их разрушали. Им платили и за то, и за другое – правда, мало. Пожарные-профессионалы и нанимаемые горожанами любители (тоби) нередко вступали между собой в стычки за право потушить пожар. Тушить у любителей получалось хуже, но, будучи местными жителями, они чаще оказывались на месте первыми.

Население оповещали о пожаре ударами в колокол. Но звонить разрешалось только после того, как официальный противопожарный отряд известит о нем население барабанным боем. А пока дело доходило до барабанов, между отрядами пожарных шла борьба за приоритет, нередко с бранью, ссорами и даже потасовками.

Число пожаров не уменьшалось, и городской штат огнеборцев продолжал расти. В конце XVIII века их насчитывалось около 10 тысяч человек. Весь деревянный малоэтажный Эдо был уставлен дозорными вышками, а каждый квартал имел собственного сторожа (дзисинбан), который регулярно обходил территорию и при обнаружении подозрительных лиц должен был доставлять их в участок. Он же проверял квартальные ворота и с наступлением сумерек запирал их. Наиболее важные правительственные и городские объекты, в том числе замок сёгуна, охраняли от огня персонально назначенные удельные князья со своими отрядами.

Пожарные

Противопожарные нововведения постепенно распространились и за пределами столицы. Пожарные уже тогда пользовались двусторонними накидками из плотной хлопчатобумажной ткани, хорошо впитывавшей воду. Когда влага с внешней стороны испарялась и ткань начинала нагреваться, накидку надевали наизнанку. Для борьбы с огнем были сконструированы и ручные насосы: слабые и почти бесполезные. В XIX веке британский ботаник Роберт Форчун писал: “Эти насосы представляют собой самое слабосильное приспособление из когда-либо виденных мной; напор воды в брандспойте вряд ли превосходит игрушечный водяной пистолет и недостаточен даже для полива грядок” [Сугиси, 2011].

Начальник отряда в пожарном костюме

Второй из трех крупнейших столичных пожаров (Мэйва но тайка) начался в полдень 29 февраля 1772 года в храме Дайэн, в районе Мэгуро, и продолжался более суток. Тогда погибло и пропало без вести более 18 тысяч горожан. Сгорело 169 резиденций удельных князей, в том числе усадьба внука восьмого сёгуна Мацудайра Саданобу (1758–1829), прямо перед пожаром ставшего главным госсоветником. Огонь уничтожил также 170 городских мостов и 382 храма. Это был поджог, и он уничтожил половину города. Поджигателя нашли спустя два месяца, в конце апреля 1772 года, и в июне казнили на костре.

Ночной сторож. Источник: EC

Третий крупнейший пожар (Бунка но тайка) вспыхнул в Эдо 4 марта 1804 года. Жертв оказалось значительно меньше (1200 человек), однако ущерб был гигантским: сгорело 530 кварталов и 126 тысяч домов, 110 тысяч горожан остались без крова. Для погорельцев построили восемь огромных временных приютов.

Все крупные пожары в столице имели сезонный характер и возникали в одно и то же время года – с ноября по март. В центральной части острова Хонсю в это время дуют сильные северо-западные и северо-восточные ветры. За 224 года (1657–1881) в Эдо случилось 93 крупных пожара, все в одно и то же время года, при одном и том же направлении ветра [Ямакава, 1914]. Но это самые крупные пожары. Всего же за годы правления сёгунов Токугава в столичных хрониках зарегистрировано более полутора тысяч возгораний – в среднем один раз в два месяца. Их распределение по месяцам приведено в таблице.

Пожары в Эдо в эпоху Токугава

Источник: Оиси Синдзабуро. Эдо дзидай = Эпоха Эдо. Тюо синсё, 1993. С. 119.

Из таблицы видно, что самые пожароопасные месяцы в году – это декабрь, январь и февраль: на них приходится более половины всех случаев возгорания (54 %). А реже всего пожары возникали летом (менее 7 % случаев).

Западные муссоны, кстати, свели к минимуму ущерб от радиоактивного выброса на атомной станции Фукусима после мощнейшего землетрясения в марте 2011 года. Постоянный западный ветер унес продукты выброса в Тихий океан, и заражение внутренней части острова Хонсю оказалось минимальным.

По мере совершенствования системы противопожарной безопасности число жертв огня снижалось (это видно из приведенных цифр), но материальный ущерб продолжал оставаться огромным. После каждого крупного пожара правительство выдавало погорельцам займы на постройку жилья, и эти деньги возвращались в казну с разной скоростью. А иногда займ вообще не успевали вернуть до следующего пожара.

Пожирающее кварталы пламя заодно опустошало и казну, поэтому столичные пожары были для власти главной головной болью. С ними боролись разными, в том числе и землеустроительными методами. Одним из главных считалось обустройство противопожарных пустошей (хиёкэ акити). После пожара 1657 года правительство воспользовалось тем, что две трети Эдо выгорело, и изменило правила застройки. Во-первых, усадьбы “трех великих домов” (госанкэ) и столичные резиденции удельных князей были вынесены за пределы замка Эдо. На освободившихся землях решили ничего не строить, а разбить там сады и огороды, площадки для верховой езды, военных упражнений и так далее. Во-вторых, в городе выделили еще пять участков под такие же пустоши. Пользоваться ими позволялось, застраивать – нет. Больше всего пустошей было оставлено северо-западнее замка Эдо, то есть там, откуда чаще всего дули зимние муссоны. Улицы вокруг замка перепланировали так, чтобы затруднить распространение огня. На территории современных центральных районов Канда и Нихонбаси были насыпаны земляные валы, а для хранения зерна выкопаны подземные склады. Ну и, конечно, не забыли о профилактике и контроле. Призывы к осторожности в обращении с огнем и круглосуточное дежурство пожарных стали нормой столичной жизни.

Пожарная вышка в районе Бакуротё. Источник: HA

Однако, несмотря на все усилия, окончательно справиться с огнем не удалось. Пожары, малые и крупные, продолжались. В мае 1844 года полыхнуло там, где не должно было загореться никогда – в самом замке Эдо. Пожар начался на женской половине в предрассветный час и унес более ста жизней. Сгорела большая часть Большого внутреннего покоя (Ооку) и личных помещений сёгуна. Пожар запомнился также тем, что сам сёгун Иэёси вынужден был спасаться босиком, без раскрытого над ним зонтика, вместе со своей беременной наложницей. Таким его не видели никогда – ни до, ни после этого пожара.

После 1867 года, когда сёгун передал власть императору, ситуация с пожарами в столице не изменилась. С 1868 по 1890 год огонь вырывался из-под контроля 121 раз, 18 самых крупных пожаров уничтожили более тысячи домов каждый. В 1879 году в столице сгорело 10613 зданий, а в 1881 году – 10637 [Оги, 1983]. Известный художник Кобаяси Киётика (1847–1915) оставил зарисовку, на которой гигантское пламя высотой с пятиэтажный дом пожирает один квартал за другим. Дом самого художника тоже сгорел.

Мост Эйтай. Старинная гравюра

Девятнадцатого августа 1807 года в Эдо случилось еще одно несчастье. Пятью годами ранее во время мощного тайфуна обрушился мост Эйтай на реке Сумида. Его построили в 1698 году и открыли к 50-летию пятого сёгуна Цунаёси. Долгое время 200-метровый мост оставался самым большим в столице. Сегодня в Токио девятнадцать таких мостов, а в то время их было только пять и использовались они очень интенсивно. Мост содержался за счет городской казны, а денег в ней, как обычно, не было. Поэтому разрушенный тайфуном мост кое-как починили и оставили до лучших времен. В означенный день проходил большой городской праздник, на который люди приехали издалека. На время прохода под мостом Эйтай прогулочного судна с почетными гостями его перекрыли, а затем вновь открыли для гуляющих. Скопившиеся по обеим сторонам люди хлынули на мост, и он обрушился. Погибло более полутора тысяч человек. Ответственных за техническое состояние моста судили и сослали на отдаленные острова.