Читать книгу Степан Бандера в поисках Богдана Великого - Александр Радьевич Андреев - Страница 3

“От негасимых жарких очагов несло тошнотворным пеклом. Иван IV Ужасный

заботливо поправил жесткую подушку под головой у очередного невинно казнимого, мучавшегося на огромной, медленно раскалявшейся сковородке, и с удовольствием подумал, что эти круглые жаровни, специально придуманные им для любимых неспешных казней, надо делать побольше. Вон, окольничий не вмещается, пришлось ему ноги перебивать, чтобы положить на сковороду как положено в необъявленном приговоре.

Самовластный сегодня отделал довольно безвинных людей, из тех, кого он лично ненавидел, потому что они были умнее и честнее его. Теперь можно ложиться спать. Эй, холопы, вечернее питье мне.

Опричная сволочь уже несла своему доброму государю кубок еще теплой, почему-то дымящейся крови, только что нацеженной у казнимого. Царство самодержавного упыря, по своему образу и подобию клепавшего нескончаемых упырят и упыренков, кормившихся только людскими страданиями, отлажено функционировало в этой ужасной середине XVI века, мерно и бессмысленно стучало и тикало, как высокие позолоченные куранты, которые еще не знали, что внутри у них все перетерлось и проржавело, и они вот-вот рухнут от огромного количества налипшей на них человеческой крови.

Ну вот, теперь хорошо. Теперь спать. Ужасный отбросил опустивший кубок, привычно пойманный постоянно-временным холуем, и вдруг вздрогнул. Сегодня он совсем не куражился над верой, и это было нехорошо. Иван потянулся за Святым Письмом, попробовал его взять липкими от крови пальцами, не удержал и уронил на александровский пол. Первая книга глухо ударилась о слободские половицы и сама открылась на какой-то не раз читанной прежним владельцем странице. Ужасный с непонятно откуда появившейся натугой поднял Письмо, и его постоянно опухшие от злобы и жадности глаза сами наткнулись на четкие строки: “Сказано – не убивай, кто же убьет, подлежит страшному суду”.

Иван побледнел. Он давно уже был мистиком и поэтому подумал, что эти слова говорят о конце не только его и его династии, но и о страшной, неотвратимой и по его вине приближающейся Смуте. Впрочем, Смута его не интересовала. Вурдалаков волнует только то, что касается их личной свободы, которую они привычно объявляют всеобщим и универсальным авторитетом. Ужасный попытался об этом подумать, но у него как всегда ничего не вышло. Тот, кто убивает, думать не может. На всякий случай Иван решил подняться и отделать еще троих невиновных, чтобы количество убитых в этот день совпало с числом его бесконечных самодержавных титулов. Мысль была хороша. Ужасный сразу успокоился и пошел доотделывать. Вот как славно, а то вечер чуть не пропал даром!”

Степан Бандера с трудом оторвал глаза от рукописи и долго яростно молчал. Вот откуда пошло это невменяемое самодержавие. Значит, дело не в форме правления и династии, а в том, кто сидит на этом высоком кресле, услужливо называемым троном. От слова “тронуться”, наверно. Приходит правитель, в России, в Польше, на Луне, и начинает убивать, обязательно безнаказанно, своих подданных, при этом мерзко заявляя, что у него на это есть непонятно откуда взятое высшее право. Таких государей быть не должно, но именно таких и много. Степан подумал, что история давно перечислила все способы недопущения подобной мрази к престолу. Он уже давно знал, что должен сделать так, чтобы взявшийся из чужой страны упырь на троне или трибуне не издевался над его соотечественниками. Степан только сначала хотел понять, как там все было после Богдана, и почему не получилось у Симона.