Читать книгу На милость дня. Былинки - Александр Раков - Страница 13
Отрядом книг уставил полку
ОглавлениеЯ – робкий. Не смейтесь, знающие меня. Я – робкий писатель, если позволите себя так величать. Правда, от книжки к книжке прибивает робость, и уже не так опасаешься слиться своими мыслями с великими, известными и просто чужими.
Часто цитируют Чехова
Известное изречение,
Рекомендуя для всех его
Правилом без исключения.
Глупо играть педанта,
Стиль – это дело личное.
Краткость – сестра таланта,
Но при его наличии.
Анатолий Краснову СПб.
Мысль, выраженная на бумаге, выглядит не столь убедительной, какой казалась в голове; припечатать мысль к бумаге близко к тому, какой ты вынес ее в себе, – предприятие сложное. Отсюда – робость выражения на бумаге, боязнь развить эту мысль дальше. Отсюда – поправки, зачеркивания и, как результат, – отточенный бросок в корзину. А иногда лезешь в бумажный мусор и разглаживаешь написанное.
Когда, изведав трудности ученья,
Мы начинаем складывать слова
И понимать, что есть у них значенье —
«Вода», «огонь», «старик», «олень», «трава», —
По-детски мы удивлены и рады
Тому, что буквы созданы не зря,
И первые рассказы нам награда
За первые страницы букваря.
Но часто жизнь бывает к нам сурова:
Иному век случается прожить,
А он не может значащее слово
Из пережитых горестей сложить.
Самуил Маршак † 1964
Времена для писателя райские: бумаги для марания – пруд пруди, гусиные перья точить приноравливаться не надо и песком посыпать для просушки, и безвинну животинку не резать. А ну-ка на пергамене запечатлеть, – почитай, набело? Тут и голова с плеч…
На пергаменах тех цвела
Синева, позолота.
Тяжела, тяжела, тяжела
Работа.
Переписчик от красок хирел и слеп.
Не хватало гроша на вино и хлеб.
А барашков вели на убой, под нож,
На шашлык, на пергамен из нежных кож…
Надежда Полякова, СПб.
Я, вымучивающий каждое слово, решился спросить у короля поэтов Глеба Горбовского: «Глеб Яковлевич, а вы долго рождаете стихотворение?» Ответ ошеломил: «Да минут десять». Я не поверил, но старик, больше шутки ради, чем доказательства для, сел за раздолбанную пишущую машинку времен первых паровых двигателей и скоро настучал на плохой бумаге только что сочиненный для меня стих:
Январское солнце
Хоть солнце и холодновато,
но как лучисто в январе!
Над лесом – вспышка! Словно атом
Распался – взрывом – на заре.
Снега, пропитанные светом,
стволы деревьев, как в огне…
И в доме выпуклы предметы,
сплошь пребывавшие во сне.
Ну, а глаза – как бы прозрели,
освободясь от пелены…
И зазвучали птичьи трели
из горней спаленки Весны!
«Еще написать?» – спросил поэт, потянувшись за русским лекарством.
Машинописный листок с неразборчивой дарственной надписью я храню в домашнем архиве. Стихотворения пока нет ни в одной книжке Горбовского – сам проверял. Вывод неутешительный: можно писать-вставлять-перечеркивать; можно припрятать написанное в стол для вылеживания (будто, как в вине, прибавится крепости); а можно сесть, написать, вставить в очередную книгу, чтобы порадовать читателя. А еще – самое лучшее – можно и вовсе не писать. И вся недолга.
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а все без толку…
Александр Пушкин
Так и быть, раскрою вам тайну, как слагать «былинки». Сначала ты мучительно пишешь свое, без жали терзая душу. Потом к вескости прозы прицепляешь стропы поэзии – и воздушный парашют-одуванчик, званный духом попутного ветра, поднимается над землей и неспешно парит вдаль. Потом он плавно опустится на полянку страницы, и две склоненные над книжкой головки, прочитав «былинку», в один голос скажут; «Как же вовремя она прилетела!» И прижмутся крепче, чтобы жить дальше…
Искусство поэзии
Во имя доброты – и больше ни во чье,
во имя добрых тайн и царственного лада, —
а больше ничего Поэзии не надо,
а впрочем, пусть о том печется дурачье.
У прозы есть предел. Не глух я и не слеп
и чту ее раскат и заревую залежь,
но лишь одной Душе – Поэзия одна
лишь, и лишь ее дары – всего насущный хлеб.
…Прислушайся ж, мой брат, к сокрытой глубине,
пойми ее напев и облеки в глаголы.
Есть в мире мастера, течения и школы,
и все ж в них меньше чар, чем в хлебе и вине.
…Прозаик волен жить меж страхов и сует,
кумекать о добре и в рот смотреть кумиру,
а нам любовь и гнев настраивают лиру.
Всяк день казним Иисус. И брат Ему – Поэт.
Лишь избранных кресту Поэзия поит.
Так скорби не унизь до стона попрошаек
и, если мнишь, что ты беднее, чем прозаик,
отважься перечесть Тарасов ЗАПОВIТ.
Борис Чичибабин † 1992
