Читать книгу Чуть ниже поверхности - Александр Рейтер - Страница 8

Соединения были непрочными, все держалось только на круговом ветре и взорах цапель, влюбленно парящих на верхнем крае форм. Иногда гневаясь на слишком короткие закаты, железных коней или нерадивость степных грибников, они пытались превращаться в упрямость молодых ослов или лабиринты для муравьев, а потом, когда вместе с огоньком недовольства исчезали и последние розоватые, а затем и темно-синие реки на западе, и все переливы сглаживала теплая темнота, наступало время, когда они паслись хороводом и перешептывались о чем-то непонятном полевым гостям.

То посеребренность лунных трав, вселяющих непрерывность в переоблачении будущего в настоящее, направляла их плавные спиралевидные движения к югу, то мягкость покрывал полусфер, радующих сердце каждой пробирающейся сквозь их объятия секунды, поворачивала их к западу, то протяжный бархатный гудок, всегда чуть позже полуночи, текущий виолончелью воспоминаний детства, того самого, когда каждый из них был величиною с поле и видел не только свое созвездие, но и дальнюю змейку речки, показывающуюся только в летние новолуниния, да и то не всякому глазу, очерчивал круг.

Так получалась петля, потом другая, огибавшая старое дерево на самом восточном краю, то самое, где было спрятано логово влюбленных цапель, и движение замыкалось бесконечной восьмеркой.

И вот где-то послышалось одно единственное, самое важное в тот момент слово из птичьего языка – и это был знак пастуху, выплыть из продольного как флейта пространства своих снов, как изумрудная ящерица выползает утром на камень, и вывести из ночи коров, несущих, как всегда, на своих спокойных спинах первые очертания, а тонким колокольцем прогоняющих последние видения.

Тогда они в великом смущении затихали, и чтобы скрыть свое обожание и бескорыстное самопожертвование, превращались в привычные для коровьих глаз стога.

Но почему перед летним солнцестоянием одна из коров телилась единорогом со светлыми глазами, и куда он той же ночью исчезал, не смотря на бдение пастухов и сторожей, не в силах никто понять до сих пор.

Вновь, повинуясь солнцу, зазвучала свирель полдня, а по реке медленно поплыл зной.

(28.06.04)