Читать книгу Криабал. Свет в глазах - Александр Рудазов - Страница 4

– Кто дерзает вступить под своды Ахлавода? – снова раздался глас.

– Не отвечайте ему! – шикнул Плацента. – Пошли, как будто не слышим!

Искатели Криабала попробовали так и сделать. Глас повторился еще дважды, все более настойчиво, но путники продолжали прикидываться глухими.

И тогда перед ними появилось сияющее лицо-маска. Оно висело в воздухе, а вместо глаз и рта зияли пустые отверстия. Перекрыв путь, страж Ахлавода раздраженно сказал:

– Я знаю, что вы меня слышали! По-вашему, я полный идиот?!

– Прости нас, о добрый дух, мы посчитали, что твой дивный голос – просто коллективная галлюцинация, – повинился Дрекозиус. – В последнее время с нами случались и более странные вещи.

– Во мне нет ничего странного. Я просто дух-хранитель Ахлавода. И, если хотите через него пройти, вам придется меня ублаготворить.

– Мы понимаем, – поклонился Дрекозиус. – Подскажи, как мы можем это сделать, если будет на то твоя и богов милость.

– Будет. Я на самом деле очень нетребовательный дух. Мне много не нужно. Оставьте мне одного из вас – и идите себе спокойно.

– Можешь забрать гоблина, – без раздумий сказала Джиданна.

– Заткнись, тля! – бешено заорал Плацента. – Почему опять гоблина-то?! И я не гоблин, я полугоблин, стерва!

Дрекозиус печально вздохнул, приложил персты к переносице и промолвил:

– Добрый дух, не согласишься ли ты на некую иную оплату? Как бы ни был счастлив любой из нас навек остаться твоим гостем, это все же слишком высокая цена только за то, чтобы позволить пройти. Уверен, что ты, будучи существом высокоинтеллектуальным, и сам это понимаешь, но просто решил остроумно пошутить над странниками. Вероятно, тебе чрезвычайно скучно целыми днями сторожить эту пещеру, и ты пользуешься любой возможностью, чтобы развеять хандру.

– Вообще, да… – задумчиво согласился дух. – Мне тут действительно дико скучно. Если вдуматься – и зачем мне этот вонючий гоблин-то?..

– Это я-то, по-твоему, вонючий?! – фыркнул Плацента. – Это ты еще моего папашу не нюхал, тля! Рассказать тебе, чем он пах, вонючка ты летучая?!

– А расскажи, – внезапно согласился дух-хранитель. – Расскажи мне интересную историю – только действительно интересную! – и я тебя пропущу.

Плацента что-то невнятно прогундел, но вообще-то предложение показалось ему выгодным.

Всего-то почесать немного языком? Дешево!

– Ладно, тля, – довольно сказал он. – Если тебе так втемяшилось, я расскажу. Уж расскажу, тля. Было это, ярыть, в восемьдесят втором годе, когда я еще в люльке лежал и под себя гномов делал. А, хотя нет. Погоди. Тля… когда ж это было-то?.. Погоди-погоди!.. Тля, суета какая-то…

Плацента нахмурился, пытаясь вспомнить, когда случилась единственная в его жизни встреча с отцом. И в конце концов таки вспомнил, что было это в тысяча четыреста девяносто втором, когда ему едва-едва исполнилось одиннадцать. Гоблины и полугоблины взрослеют быстрее людей, поэтому Плацента в том возрасте уже вовсю резал карманы и даже успел пощупать одну нетребовательную потаскушку.

И однажды, когда он вернулся домой – а Плацента тогда еще жил с матерью, – то услышал за дверью спальни знакомые звуки. Его родительница к тому времени уже совсем истрепалась, но иногда ей еще удавалось завлечь клиента из самых неразборчивых.

Это оказался гоблин. Гоблин, тля! Плацента прекрасно знал, что его маман не брезгует этой кривоногой падалью – он все-таки иногда смотрелся в зеркало! – но его все равно до не могу это бесило.

И в этот раз Плаценту прорвало. Он спрятался за рваненькой занавеской, приготовил нож и стал ждать, пока этот вонючий гобло вынет свой волшебный жезл и выйдет сам.

Тот вышел очень быстро. Покряхтел еще минуты две, свалился, еще с минуту бубнил о чем-то за дверью и весело гыгыкнул. Плацента расслышал звон монет и напрягся.

Он уже собирался выпрыгнуть и ударить. Но тут наконец увидел очередного хахаля мамаши… и рука замерла.

Плацента словно смотрелся в зеркало. Довольно кривое и мутное зеркало, в котором отражалось более скрюченное, морщинистое и зеленокожее его подобие… но сходство все же было налицо.

Гоблин тоже это заметил. Он расплылся в кривой ухмылке, назвал Плаценту «сынишкой» и предложил сходить в кабачок.

Там и прошел первый и единственный вечер, который Плацента провел с отцом. Он до сих пор вспоминал его с умилением.

Особенно кошелек, который подрезал у бати, когда прощался.

Радость омрачало только то, что и батя спер у Плаценты кошелек. Но там денег было гораздо меньше, так что полугоблин все-таки остался в выигрыше.

Духу-хранителю история понравилась. Он согласился пропустить Плаценту, но потребовал такой же платы и с остальных. Те и без того уже догадались, к чему идет дело, так что спорить не стали.

Джиданна неохотно рассказала, как подобрала в парке голодную грязную белку, распознала в ней редкое волшебное животное и накормила единственной своей золотой монетой. Белка смолотила ее мгновенно и прониклась к тогда еще студентке Униониса искренней симпатией. Та взяла ее домой и через некоторое время обратила в фамильяра.

После этого они стали близки, как бывают близки только волшебник и его фамильяр. Объединили мысли и чувства. После этого, правда, выяснилось, что белка – существо злонравное, ворчливое, ленивое и прожорливое, но волшебства в ней было до кира, так что Джиданна все равно осталась довольна.

Белка же, неслышная для людей, но не для духа, добавила от себя, что ее волшебница – тоже существо злонравное, ворчливое, ленивое и прожорливое.

Рассказал занимательную историю и отец Дрекозиус. Причем не из своей жизни, а просто одну байку о трех епископах, которые нашли потерянную иерофантом Грандпайра шапку и чуть не поубивали друг друга, заспорив, кто оную шапку будет возвращать. Возможно, Дрекозиус этот анекдот попросту выдумал, но дух все равно остался доволен.

Кое-как удалось выдавить историю и из Мектига. Та оказалась самой короткой из четырех, посвящена была встреченному в Шиассе Солетунгу, да к тому же дармаг почему-то попытался изложить ее в стихах.

Сам он, правда, заявил, что это не стихи, а нид.

Вполне этим всем ублаготворенный, дух-хранитель позволил пройти. Даже любезно предложил сопроводить – мол, в Ахлаводе очень легко заблудиться, а выходов из него множество, и далеко не все ведут в хорошие места.

Только теперь, только от этого духа искатели Криабала узнали, что же, собственно, такое этот самый Ахлавод. Оказалось, что это запутанная разветвленная пещера, находящаяся как бы между мирами. Точнее, один кусочек Ахлавода – в одном мире, другой – в другом, третий – в третьем, но при этом между ними можно свободно ходить.

Дух-хранитель даже поименовал несколько из них, но ни один из искателей никогда о таких мирах не слышал. Они родились на Парифате, знали, что после смерти попадут в Шиасс, что боги и святые живут в Сальване, а демоны – в Паргороне. То, что кроме этих четырех существует и еще что-то, раньше было известно только Джиданне, но и она никогда не интересовалась чем-то сверх того, что преподавали на кромкохождении.

Еще дух-хранитель сказал, что на Парифат ведут три туннеля, и спросил, по какому из них его гости желали бы выйти.

– А куда конкретно они выводят, если будет нам позволено спросить? – осведомился Дрекозиус.

– Что за страны там расположены, я не знаю. Но каждый из туннелей ведет в волшебное место. На болото Кошмаров, на остров Еке Фе Фонсе и в Дарохранилище. Куда бы вы хотели попасть?

– В Дарохранилище! – без раздумий выпалила Джиданна.

– Эй, тля, ты не окирела ли вконец, колдожаба?! – разозлился Плацента. – Ты какого кира все время за всех решаешь?! Ты кто тут вообще?! Тебя кто главной назначил, тля?!

– Ладно, – спокойно ответила волшебница. – Решай тогда ты. Куда?

– Куда?.. Э… Тля!.. а что это за места-то?!

– Я что-то слышал о болоте Кошмаров, – елейно сказал Дрекозиус. – Если не ошибаюсь, это именно там обитают… кхм… Кошмары. Злые духи, что преследуют добрых севигистов в дурных снах, а порой и наяву.

– Не только добрых и не только севигистов, – уточнила Джиданна. – Но в целом да.

– Не надо, – мотнул головой Мектиг. В его водянистых серых глазах мелькнуло неприязненное выражение.

– Ладно, – неохотно согласился Плацента. – А Еке Фе Фонсе – это что?

– А это такой островок рядом с Мистерией, – усмехнулась Джиданна. – На языке Каш его название означает «проклятый остров-свалка». Мистерия хоронит там Черные Книги и проклятые артефакты.

Плацента хотел было сказать, что это волшебное барахло наверняка стоит денег, но потом все-таки решил, что лезть в самую клоаку черной магии – так себе авантюра.

– Ладно, – еще неохотнее согласился он. – А Дарохранилище – это что такое?

– О, сын мой, если легенды не врут, это воистину дивное место, – возвел очи горе Дрекозиус. – Одна из величайших затерянных святынь. Мечтание каждого охотника за удачей. Я живу на свете сорок семь лет, но и надеяться не смел, что однажды ступлю в такое место.

– Ага, – подтвердила Джиданна. – Дарохранилище – это что-то вроде… храма. Волшебного храма. Каждый, кто попадает туда, получает волшебную способность.

– Какую?! – подался вперед Плацента.

– Случайного рода и обычно совсем мелкую. Но всегда полезную.

После этого Плацента уже не спорил.

В самом Ахлаводе ничего интересного не было. Пещера и пещера. Вокруг мерцали зеленые и розовые кристаллы, и белка Джиданны даже украдкой погрызла парочку, но то оказался обычный кварц. Просто с примесями железа и еще чего-то, что белка раньше не пробовала.

Вкус ей не особо понравился.

Единственное развлечение в пути предоставил Плацента, на которого напала сильная икота. Джиданна и Дрекозиус наперебой давали разные советы, и даже Мектиг вставил несколько слов, но ничего не помогало. Полугоблин шел и икал. Шел и икал.

А потом они прошли указанным духом-хранителем туннелем, вышли с другой стороны… и Плацента перестал икать.

Дарохранилище. Джиданна и Дрекозиус слышали о нем, но понятия не имели, как оно выглядит. И вот – вступили под его своды.

Вход в Ахлавод с этой стороны оказался совсем невзрачным. Крохотная дверца, какие обычно прикрывают кладовки и чуланы. Ее сложно было заметить в зале под открытым небом, на фоне белоснежных мраморных колонн и великолепных статуй.

Боги. То были статуи богов. Все Двадцать Шесть, вся божественная севига. Стоя по кругу, они протягивали руки, словно приглашая их пожать.

– Ну?! – затрясся в нетерпении Плацента. – Где моя способность?!

– Если я ничего не путаю, нужно коснуться одной из статуй, – сказала Джиданна. – Бог, которого она изображает, сделает тебе подарок. Маленькую волшебную силу.

– А всех можно?!

– Нет, только одну.

– А если коснуться всех?!

– Не знаю. Попробуй, если хочешь.

Плаценте не терпелось попробовать. Но он порядком трусил. Опасливо поглядывал на остальных, ожидая, чтобы те испытали судьбу первыми.

Но и остальные тоже робели. Даже Мектиг Свирепый.

Это же все-таки боги. Пусть только как статуи, но все равно.

– Я слышал, что нужно не только коснуться статуи, но и очиститься перед этим духом, – поведал Дрекозиус. – Вознести молитву избранному божеству, устремиться к нему всеми своими помыслами – и в вечной своей благости один из Двадцати Шести наградит тебя тем даром, которого ты достоин. Если, конечно, ты вообще хоть чего-то достоин.

После этого все еще сильнее стушевались. Никто не чувствовал себя достойным. Каждый из искателей Криабала считал себя центром вселенной… но каждый же втайне подозревал, что боги могут с такой точкой зрения не согласиться.

– Дети мои, не отслужить ли нам вначале молебен? – заискивающе предложил Дрекозиус. – Давайте прочтем хором Великую Молитву. Или, может, вы исповедуетесь мне в грехах? Конечно, я не жрец-исповедник, но все равно имею право принимать исповеди. Вот ты, дочь моя. Скажи мне как на духу – не испытываешь ли к кому ненависти, не думала ли о ком плохо?

– Думала и думаю. Вот о нем, – ответила Джиданна, указывая на Плаценту.

– Как это печально. Но отчего же так?

– Да он у меня браслет спер.

– Отдай, – пробасил Мектиг, хватая полугоблина за шкирку.

Надо было слышать, какой поток дерьма полился из Плаценты. Минуты три он костерил своих спутников на чем свет стоит, оскорблял их самыми грязными словесами и желал им самого плохого, а лучше всего – позорной мучительной смерти.

Обычные гоблины так ведут себя, когда ощущают за спиной силу. Когда их целая орава, они наглые и задиристые, как никто другой. Но когда гоблинов мало или вообще только один, они сразу становятся тихими, вежливыми и подобострастными.

А вот полугоблины не становятся.

Впрочем, остальные давно к этому привыкли и почти не обращали внимания.

– Ладно, раз уж мы все равно здесь – глупо стоять и ничего не делать, – сказала Джиданна. – Давайте попробуем получить Сущности. Но вначале проведем эксперимент на животном.

– О, ты предлагаешь испытать Дарохранилище на твоей чудесной белке, дочь моя? – спросил Дрекозиус.

– Белке?.. При чем тут моя белка?.. Эй, Плацента, иди сюда!

Мектиг и Джиданна схватили полугоблина с двух сторон и поволокли к ближайшей статуе. Плацента орал, упирался и обещал почему-то их засудить.

– Вы права не имеете так со мной поступать! – визжал он. – У меня, тля, юридическое образование, я точно знаю!

– Юридическое образование?.. – приподняла брови волшебница.

– Улица, тюрьма и тот стряпчий, которого я прирезал!

Плацента отбивался так яростно, что сбил с Джиданны очки и заехал кулаком в грудь. Но одолеть таким же образом Мектига он был бессилен. Могучий дармаг встряхнул его, как крысу, стиснул запястье и заставил коснуться руки ближайшей статуи. Та изображала длиннобородого старца с одухотворенным лицом.

Плацента мелко задрожал всем телом. Между его ладонью и холодным мрамором пробежала искра. Но ничего плохого с ним не произошло, и все успокоились.

– Не совсем уверен, правильный ли выбор ты сделал для нашего друга, сын мой, – с сомнением произнес Дрекозиус. – Эта статуя изображает Елегиаста, бога мудрости и знаний… быть может, более логичным выбором для юного Плаценты был бы дар от Фуракла?

– Да какой он юный? – хмыкнула Джиданна. – Ему тридцать шесть, он старше меня. Но вы правы, отче, давать ему что-то от Елегиаста – как кошку капустой кормить. Уж лучше бы что-то от Крысиного Короля, это верно.

Плацента в кои-то веки никак не прокомментировал их слова. Он сидел обескураженный и прислушивался к тому, что происходит в его голове. Остальные же трое, убедившись окончательно, что полугоблин не пострадал, стали выбирать статуи для себя.

Здесь присутствовали все боги севигизма. От первого до последнего, по кругу, без первых и последних. И искатели Криабала очень долго вертели головами, не в силах принять решение.

Первым выбор сделал Мектиг. Он почти без сомнений шагнул к Энзирису. Бог войн, сражений и оружия был закован в доспехи, стоял с обнаженным мечом и смотрел так сурово, словно собирался зарубить всякого, кто подойдет.

Но все прошло хорошо. Сверкнула искра, и Мектиг Свирепый часто заморгал. Он снял с пояса секиру и осторожно коснулся острия оселком.

Впервые за все время знакомства искатели Криабала увидели на лице дармага улыбку.

Выглядела та… жутко.

– Что тебе досталось? – с интересом спросила Джиданна.

– Самозатачивающийся Клинок, – пробасил Мектиг. – Любое оружие в моих руках всегда будет острым.

– О, полезно.

Мектиг молча кивнул.

– Когда состаришься и не сможешь махать топором сам, сможешь работать точильщиком, – добавила волшебница.

– Я не доживу до старости, – угрюмо ответил Мектиг.

– Я тоже так думаю, – согласилась Джиданна, продолжая разглядывать статуи богов.

Она колебалась куда дольше дармага. Бог мудрости, знаний, наук и волшебства – Елегиаст, но Джиданну это все не особо привлекало. Она пошла учиться на волшебницу не потому, что так уж любила это занятие, а просто потому, что хотела быть независимой и не любила работать руками.

Будь ее отец кем-то побогаче простого булочника или не будь у Джиданны двух старших братьев, которым отошло все наследство, – она бы стала достойной лавочницей и горя бы не знала.

Во всяком случае, ей всегда нравилось так думать.

Так или иначе, рассчитывать на какие-то деньги ей не приходилось, а начать свое дело с нуля очень сложно, тем более женщине. Так что она упросила родителей позволить ей попытать счастья в Мистерии.

Те не очень верили, что ее примут, но им до смерти хотелось хвастаться перед соседями, что их дочь – волшебница. Так что отец достал из подпола кубышку с монетами и поехал с дочуркой на юг, к порталу.

К сожалению, увидеть ее с дипломом он уже не успел. Отец умер через шесть лет, когда Джиданна только-только начала полевую практику. Еще через два года она поступила на бакалавриат, а еще через четыре – получила степень лиценциата.

За год до этого умерла и мать.

Когда Джиданна вернулась в Пайнк, братья встретили ее неласково. Они оба к тому времени стали бородатыми, обремененными семьями толстяками и давно разделили родительское наследство.

Джиданна слегка припугнула их Царем Зверей, но только лишь припугнула. Она не рвалась в магиозы. Хозяйничающий в Пайнке епископ Суйм точно не стал бы вызывать Кустодиан – просто развел бы на площади костер побольше.

Так что сейчас Джиданна выбрала не Елегиаста. В карманах у нее звенели монеты, награбленные у Хальтрекарока, так что и мимо бога богатства Гушима она прошла равнодушно.

Ну… почти равнодушно.

А остановилась она возле толстопузого краснорожего здоровяка с поварешкой на поясе. Люгербец, бог еды и вина. Слишком уж хорошо Джиданна помнила времена, когда ей было практически нечего есть.

И она получила дар от Люгербеца. Прислушалась к внутренним изменениям, закрыла на секунду глаза, повела рукой… и в ней появилось яблоко.

– Яблоко, – ровным голосом произнесла Джиданна.

Она откусила кусок. Яблоко было крупным, но зеленым и кислым.

– Я получила большое, зеленое и кислое яблоко, – совсем уже бесстрастно прокомментировала волшебница. – Теперь у меня всегда будет яблочный пирог.

Она отшвырнула надкусанное яблоко и сотворила новое. То оказалось точно таким же, как предыдущее.

Но предыдущее при этом растворилось в воздухе.

– У меня не может быть более одного яблока одновременно, – подытожила Джиданна. – Если я создаю второе, то первое исчезает. На пирог не хватит.

Она еще немного поэкспериментировала, изучая возможности этой жалкой, но все-таки Сущности. Оказалось, что при создании второго яблока исчезает только несъеденная часть первого. Проглоченное остается проглоченным. И даже откушенная часть остается во рту. При этом не важно, съела ли его сама Джиданна или кто-нибудь другой.

– Ладно, не так уж и плохо, – наконец пожала плечами волшебница. – По крайней мере, от голода теперь точно не умру. Хотя я бы предпочла окорок.

– Фрукты полезнее для здоровья, дочь моя, – наставительно заметил Дрекозиус.

Он единственный еще не сделал выбора. Взвешивал все «за» и «против», прикидывал возможности.

Очевиднее всего казался Космодан. Отец Богов, верховный владыка Сальвана. Но в том-то и проблема. Тучегонитель – не бог чего-то конкретного, как остальная севига. Конечно, у него тоже есть своя стезя – он хозяин небес, облаков и туч, грома и молнии, дождя и града… но в первую очередь он просто самый главный. И совершенно неизвестно, какой дар он может дать.

Какой угодно может.

И потому Дрекозиус, взвесив все «за» и «против», коснулся когтистой лапы Якулянга. Звездный Дракон – не самое популярное божество в севиге, и поклоняются ему в основном обитатели болот и те народы, что покрыты чешуей… но именно это и стало для Дрекозиуса решающим аргументом. Наверняка люди редко возносят Ползущему свои молитвы, так что ему будет приятно, и он не поскупится.

И каким же было его разочарование, когда он осознал, что ему досталось. Дар Спящего Человека. Возможность в любой момент по своему желанию погрузиться в сон.

– Я приму это смиренно и с благодарностью, – не очень убедительно произнес жрец.

А вот Джиданне Сущность Дрекозиуса очень понравилась. Рядом с ней ее Яблоко уже не казалось таким гоблинным.

– А у тебя что? – спросила она Плаценту.

Тот зло скрипнул зубами, раскрыл рот… и заговорил на непонятном языке.

– Фоку дегура, сакитне тахора! – сплюнул он.

На лице Мектига отразилось непередаваемое изумление. Он повернулся к Плаценте и спросил:

– Ты знаешь оксетунг?

– Галатиль фиста га, стродинн, – скривился полугоблин.

Изумление Мектига сменилось гневом. Он почти мгновенно переместился к Плаценте, стиснул его шею и очень тихо сказал:

– Прощаю один раз. В следующий – убью.

Дрекозиус тихо сказал Джиданне, что слово «стродинн» на оксетунге означает мужеложца. И это, возможно, худшее оскорбление для дармага.

Когда Мектиг отпустил полугоблина, тот хрустнул шеей и начал бешено изрыгать брань на всех языках Парифата:

– Нья ку се те е-ба монате, бабука! Чонга умаоемао илеасини со’о! Гуй де ни та ма де, во хен ни! Гобло турку трикасетранг и дертерзог!

– Вот это действительно удивительно, – покивал Дрекозиус. – Оксетунг, билетанди, обезьяний, ю-ян, орчанг… сын мой, неужели ты овладел всеми этими языками? Или… быть может, ты просто получил возможность на всех них браниться? Могу ошибаться, и прости, если ошибаюсь, но пока что ты не произнес ни одного слова, не относящегося к обсценной лексике…

– Уаль иси гармасимхосохосоло! – огрызнулся Плацента.

– О, а это эльфийский! – оживилась Джиданна. – У нас в общаге была одна эльфка… интересно, где она сейчас… Ты что сказал-то, кстати?

– Он просто послал нас в анналы, дочь моя, – скорбно улыбнулся Дрекозиус.

– А вы что, знаете эльфийский, отче?

– Я знаю десять языков, дочь моя.

– Недурственно. И какие же?

– Парифатский, сальванский, эльдуальян, оксетунг, гоблинский, орчанг, билетанди, обезьяний, ю-ян и бранный ньявлингуал.

Джиданна глянула с завистью – сама она знала только парифатский, паргоронский и язык Каш. Причем Каш – язык чисто прикладной, для составления заклинаний. Говорить на нем никто не говорит.

А паргоронский Джиданна знала очень плохо. Брала его в свое время факультативом, но потом долго гадала, зачем ей это вообще понадобилось.

В итоге своей новой Сущностью доволен остался только Мектиг. Да и тот больше по нетребовательности. В конце концов, его Самозатачивающийся Клинок ненамного лучше самого обычного оселка.

Но по крайней мере из Шиасса искатели Криабала выбрались. Вернулись в мир живых. Снова оказались под синим небом и ярким солнцем… точнее, под звездным небом и яркой луной.

Никто не знал, сколько точно дней они провели в мире мертвых. Там никому всерьез спать не хотелось. Но когда они вернулись… усталость навалилась тяжеленным камнем.

И голод тоже пришел. В желудках словно зарычали огромные волки. Вот когда Джиданне пригодилось ее Яблоко – она принялась творить одно за другим, обгладывая почти до черешка. Этими же волшебными плодами напитались и остальные – но не раньше, чем волшебница объелась так, что раздуло живот.

Белке она отдала один из самых крупных, но треснувших самоцветов.

Куда они попали, никто не знал. Оказались посреди какой-то рощицы. Рядом мерцала ажурная арка, ведущая обратно в Дарохранилище, чуть подальше с журчанием бежала речка, а за ней, еще дальше – темнела крепостная стена. Похоже, замок или город.

– Дойдем, поищем постоялый двор?.. – для проформы предложил Дрекозиус.

– Нет, – мотнул головой Мектиг, укладываясь прямо на траву. – Я хочу спать.

Никто не стал спорить. У всех головы словно налились свинцом и тянули к земле. Не хватило сил даже развести костер – впрочем, это и не требовалось. Неизвестно, куда вывел их Ахлавод, но по крайней мере здесь было тепло.

– Спокойной ночи, дети мои, – пожелал Дрекозиус, как бы невзначай подвигаясь к Джиданне. – Да осенит вас крылом Якулянг.