Читать книгу Старый пёс - Александр Щёголев - Страница 4

Миссия выполнена. Передислокация

Оглавление

Вводная 2. Сентябрь 2000

Ему рассказали всё, что на данный момент известно, его отговаривали, ссылаясь на подписанные протоколы экспертиз, его буквально умоляли: не ходи, не ходи, не ходи. В самом деле, на что там можно смотреть, если оба тела опознаны со стопроцентной вероятностью? Если против ДНК-анализа не попрёшь?

Его и сейчас отговаривают; озабоченный друг детства шагает рядом, сотрясая воздух ненужными словами.

Он идёт – с бутылкой водки в руке. Бутылка открыта и на треть пуста. Отпивает по пути, не скрываясь, после чего входит известный комплекс зданий, что в Котляково, – в Бюро судебно-медицинской экспертизы.

Танатологические отделение, номер… номер… какой-то номер, да. Но важно ли, какой? Его ведут, куда он просил, а морг – это и есть морг, как ты его ни пронумеруй.

Слово «номер» болезненно рифмуется с «помер» и отзывается в мозгу нестихающим гулом.

Тела выкачены из холодильника и помещены в отдельную комнату, как требует закон при опознаниях, вот только понятых за ненадобностью нет, здесь только свои, поскольку это не опознание, а прощание.

«Тела́» рифмуются с «умерла»…

Жена. Младший сын.

Двенадцатилетнего мальчика убили первым, чтоб мать видела и знала… впрочем, ещё раньше – на глазах сына – её насиловали. Вытащили из дома на дорогу – там и распнули в окружении дачных домиков. Всё это происходило на территории одного из коттеджных посёлков близ Истринского водохранилища. По описаниям соседей-свидетелей было ясно, что насильник, с большой вероятностью, некто Арбуз, бандит и головорез. Лицо было закрыто, но экземпляр уж больно фактурный. Он и руководил нападением.

Головорез – не фигура речи, к сожалению. Если бы.

Вообще, всех гостей описали в деталях, так что, хоть и прятали они свои морды, сомневаться не приходилось: развлекаться приезжали достойные представители так называемой «банды чемпионов», главарём в которой – Бассурманов, кличка Босс. Главарь, разумеется, лично не появлялся, зачем? А стая на что?

Да они, собственно, и не возражали против свидетелей, никого больше не тронули. Типа, смотрите, кому интересно, и другим передайте.

Ребёнка зарезали напоказ и бросили на месте. Обесчещенную и обезумевшую женщину забрали с собой – тогда ещё живую. Обнаружили её послезавтра – почему-то в Ленобласти, на территории бывшей спортбазы в Сертолово, влачившей жалкое существование. В бездействующем, захламлённом спортзале. По частям. Туловище с ногами (самый большой фрагмент) просто лежало на матах, сложенных штабелем, отпиленные руки с раздробленными кистями были прибиты к деревянному табло. А голова нашлась не сразу. Её замотали в порванную сетку гандбольных ворот, сами же ворота были когда-то оттащены в кладовку и там потихоньку гнили.

Почему спортбаза, почему ворота?

Жертва по молодости играла в гандбол, причём на самом высоком уровне, даже попадала на пике карьеры в сборную России.

По всему выходило – месть. Но кому, непосредственно жертве? Или её мужу, бредущему сейчас к ней на встречу, на последнюю встречу? Он не размышляет над такими вещами, просто двигает ногами. О чём размышлять, когда решение принято. Попрощаться – и…

Какое счастье, какое сверхъестественное везение, что старший сын живёт в общаге! Семнадцать лет парню, первокурсник, а учебный год две недели как начался. Если б ещё и первенец оказался на даче, вот тогда решать было бы нечего.

Что решать, когда патрон в стволе, ствол во рту, вокруг абсолютная тьма, и душа жаждет хоть какой-нибудь вспышки. А так – цель намечена, задача поставлена, принять к исполнению.

Он отхлёбывает из бутылки…

Потом движение прекращается. В комнате – трое живых и двое мёртвых. Плюс посетитель непонятно в каком статусе, то ли живой, то ли ещё нет. У живых – чужие, окаменевшие лица, хотя ещё вчера это были боевые товарищи, прикрывавшие ему спину, а он был их командиром, их гранитной стеной и маяком в ночи.

– Твои – вот, – чужим голосом сообщает друг-эксперт, показывая на каталки.

Всё чужое, всё лишнее – лица, вздохи, запахи. Сконцентрированное в воздухе острое сочувствие. Чужие руки приподнимают простыню. Всё лишнее, кроме… кроме…

Да, это она.

Неужели муж на что-то надеялся?

Женщину собрали в одно целое, то ли временно, ради этого визита, то ли насовсем: и голова, и прочие части тела здесь же, на положенных местах.

На положенных…

– Открой целиком, – командует посетитель.

Эксперт подчиняется без единого возражения. Туловище зашито крупной нитью («от зобка до лобка», как шутят патологоанатомы), вскрытие уже произведено. На животе – черный знак, стилизованная буква «Д».

– «Динамо», – подсказывает верный зам. – Спортклуб.

Как будто и без подсказки не ясно. Спортивные успехи, достигаемые представителями МВД, никогда не давали бандитам покоя.

– Рисовали, похоже, паяльной лампой, – добавляет другой опер. – Паяльная лампа, кисти раздроблены… Походу – пытали. Суки.

– Она в «Динамо» не играла, – словно бы удивляется муж. – В «Луче», но очень давно.

Он задерживается взглядом на обнажённом теле перед собой, откровенно любуясь. В последний раз. Его жену красавицей никак не назовёшь: длиннющая, жилистая, плоская, с развитым плечевым поясом, в общем, типичная гандболистка. Мячики швыряла со снайперской точностью и убойной силой, что справа, что слева (может, за это и лишилась обеих рук?). Но есть, есть в таких вроде бы неказистых особах своеобразная прелесть! И есть, слава богу, достойные их мужчины, понимающие эту прелесть и способные выдержать их неуёмную страсть…

Он подходит ко второй каталке. Простыню снимает самостоятельно.

Слышен отчётливый всхлип. Нет, это вовсе не отец убитого мальчика дал слабину, просто среди соратников, пришедших его поддержать, затесалась леди. Если точнее, Железная Леди, прозванная так за жесткость в делах. А тут не выдержала.

Он целует сына в ледяной лоб, после чего роняет в воздух:

– Когда их отдадут?

– Пока неизвестно.

И тогда он широким жестом прикладывается к бутылке, после чего, не оборачиваясь, шагает к выходу.

– Вас подвезти? – крутится под ногами встревоженный зам. – Я на своей.

Качнувшись, шеф хватается за косяк. Подчинённые переглядываются. Командира мотает и заносит, как в шторм. Когда из бутылки выплёскивается, он чертыхается. На улице его зам предпринимает последнюю попытку посадить шефа к себе в автомобиль и, ясное дело, нарывается.

– Отскочи, ученичок!

Командир залезает в свой «жигуль» и резво стартует, будто у него гоночный болид, а не видавшая виды жестянка.

Странно, ни во что не врезается…

…Врезается через несколько часов – уже под вечер. Приехал на семейную дачу, на ту самую, где два дня назад… он бьёт головой о руль, трижды просигналив о своём прибытии, и застывает на некоторое время. То обстоятельство, что машина, пробив кусты рябины, со скрежетом воткнулась в стальную ограду, его не беспокоит; это, собственно, его ограда, его дом. Хорошо, скорость была скромная: посёлок расположен на горке, не разгонишься. Впрочем, чужой оказался бы дом – тоже плевать… Он вылезает из салона, бросив на пассажирском сиденье и табельное оружие, и служебное удостоверение.

Главное, бутылка водки при нём, это, согласитесь, и впрямь сегодня главное.

Бутылка вряд ли следующая по счёту (после морга), и даже вряд ли из первой партии. Скорее, из нового ящика.

А перед поездкой на дачу он побывал в московской квартире… Ещё одно тяжкое воспоминание.

Забыть!

Оказалось, старший сын ждал его дома. Московский дворик возле Цветного бульвара, центр города. Отсюда удобно пешком ходить в Главк… было удобно… А юноша сбежал из Долгопрудного, где едва начал учиться в МФТИ (факультет радиотехники и кибернетики) и где поселился в одной из многочисленных общаг. Родители предлагали ему снять где-нибудь там непритязательную квартирку, – нет, не захотел отрываться от коллектива.

Сын сидел на лестнице, в квартиру даже не заходил. За спиной – любимый рюкзачок, распухший от вещей, словно человек в поход собрался.

Закричал сразу, как увидел отца:

– Где ты был, когда их убивали?

Тот выронил пакет. Часть бутылок разбилась, пахучий ручеёк побежал по ступенькам.

– Во Владикавказе. Сегодня вернулся.

– Зачем сегодня, если можно через месяц?

– Как сообщили, так и вернулся… Пойдём в квартиру, весь дом слышит.

– Да насрать на твой дом! Не смог их защитить, товарищ супермен! Всё из-за тебя, из-за твоей работы!

– Малыш… мальчик мой…

– Не дотрагивайся до меня! Помнишь, мать тебе говорила? Я своими ушами слышал. Она говорила, когда кто-нибудь из нас умрёт, ты обязательно будешь в командировке. Ну, вот и… Надеюсь, хотя бы мир спас.

Юноша побежал вниз, грохоча кожаными берцами, а мужчина даже не пытался его задержать. Грохнула дверь подъезда – как взрыв…

Всё, прожито и забыто.

Человек, бросив свой «жигуль», бредёт по посёлку вниз по улице. Чтоб добраться до озера, надо спуститься и – желательно – сохранить равновесие. Очередной глоток ему в этом помогает. Из-за заборов на него смотрят.

– Пойду скупаюсь, – машет он рукой.

– Вода ж холодная, – протестует кто-то смелый.

– Нормально. Эт-ты в Подкумке ещё не плавал.

– Остановите его кто-нибудь, – голосит женщина с добрым сердцем.

– Отставить! Вода чистая, офицер должен быть чистым!

– Ты бы хоть не пил…

– Согласен, – признаёт свою ошибку «офицер», доставая из кармана пиджака новую ёмкость. – Надо меньше пить…

Он спускается до пляжа, повторяя эту незатейливую мысль: «Надо меньше пить… Надо меньше пить…»

Раздевается, одежду аккуратно складывает.

Посёлок расположен на так называемой другой стороне водохранилища, дальней от Москвы. Неподалёку, например, известное товарищество «Авион», построенное и заселённое лётными пенсионерами и их родственниками. На «другой стороне» не найдёшь жлобских дворцов и усадеб с вертолётными площадками, нет здесь и пансионатов с медсёстрами (и медбратами), которые оказывают эскорт-услуги, здесь всегда жили и будут жить обычные советские люди.

Обычные люди, может, и рады бы вмешаться, да что-то им мешает. Возможно, абсолютная уверенность, с которой действует слетевший с катушек дачник.

Он раз плеснулся – вылез, обтёрся тельняшкой. Два плеснулся – вылез. К водочке не забыл приложиться. Снова в воду… И так всё это обыденно, что люди успокаиваются. Вода и вправду холоднющая, мужик быстро протрезвеет, думают они, теряя к происходящему интерес.

Лишь через пару часов, когда горе-пловец пропал, была поднята тревога.

Одежда – на берегу, пистолет и документы – в машине, а человека нет…

Пока спасателей подняли, пока они раскачивались, прошло ещё несколько часов. Так что утопленника не нашли. То ли спьяну «переплыть море» вздумал, захлебнулся и не всплыл. То ли с русалкой познакомился – взамен потерянной супруги… И через трое суток не нашли. Течение в Истре быстрое, могло далеко утащить. До Москвы-реки вряд ли, но далеко могло, факт. Поиски ещё долго не прекращали, повинуясь просьбам с Петровки, но, ребята, всему есть предел, даже вечной памяти…

Мало того, сын утонувшего офицера тоже пропадает, так и не возвращается домой. На Цветном бульваре его больше не видели. В МФТИ не показывается, бросил учёбу, толком не начав её. Опера расспросили соседей по лестнице (от них и узнали о скандале в тот день, когда их шеф ездил в морг), потом неделю искали парня по городу. Вроде бы его видели на рынке – грузчиком работал. Наркоманы говорят – ширялся в какой-то мутной компании, но это не точно. Таджики помнят, как он шаурмой торговал, но это ж таджики… Короче, там видели, сям видели, и при том – не ухватить, не вычислить. Говорят, уехал в Воронеж. Или в Соликамск (это ведь где-то рядом?). Другие слышали, будто собирался в Белгород, а про Воронеж или Соликамск – туфта. Третьи уверены, мол, рванул на Украину, в мир дикого хохлятского Запада.

Вот так вот, не выдержав утраты, мгновенно и пугающе просто без вести пропадают два близких друг другу человека. Была большая счастливая семья – нет семьи…

Старый пёс

Подняться наверх