Читать книгу Философия возможных миров - Александр Секацкий - Страница 9

Люди, во всяком случае лучшие из них, несломленные и несдавшиеся, имеют на руках некую комбинацию, неведомую окружающим, а зачастую и им самим. Возможно, они никогда не садились за игорный стол и не прикасались к картам, но они, потенциальные Викторы, сделали свои ставки либо пребывают в размышлении, где, когда и как заявить о себе. Имея на руках основополагающую тайную комбинацию, они (они – это мы) пока играют по мелочи, почти понарошку, для поддержания тонуса, всячески избегая выкладывать на первый попавшийся стол свои тайные козыри. Шифр комбинации, остающийся действенным до тех пор, пока не расшифрован, и есть судьба. Теперь один из самых навязчивых вопросов: «Можно ли знать свою судьбу?» – наконец проясняется. Даже странно, что никто до сих пор не произвел напрашивающегося сопоставления с элементарными частицами и их корпускулярно-волновым дуализмом. Можно ли с точностью определить положение электрона на орбите? Можно ли все-таки узнать, жива или мертва кошка Шредингера? Можно ли знать свою судьбу?

Что тут скажешь? Условия, при которых мы можем точно узнать участь квантовой кошки, известны: нужен контрольный эксперимент, он в точности все покажет. Результат эксперимента будет строго альтернативным: кошка жива или кошка мертва, это так называемая исключающая дизъюнкция. Но при любом исходе эксперимента, собственно, кошка Шредингера, Жидохла, погибнет – ну, можно сказать, исчезнет. «Ролия», Жидохла, судьба существуют до тех пор, пока тайная комбинация остается нераскрытой. Вот и среди людей немало ходит тех, кто относится к классу мертвых кошек Шредингера: они вроде бы живы, ходят на работу, покупают сосиски и путевки в Хургаду, они смотрят сериалы и неплохо выглядят. Но, присмотревшись к таким индивидам, хочется сказать про себя: кошка сдохла, хвост облез. Выигрыши и проигрыши могут чередоваться с удивительной скоростью, но в случае раскрытия тайной комбинации, тех самых карт, выпавших при сдаче, потенциальный Виктор (victor) превращается в безнадежного лузера.

Над этим следует задуматься, поскольку речь явно идет о некотором выдергивании, хотя и не вместе с телом. Как если бы множество геделевского типа, в котором мерцали невыводимые элементы, после засвечивания комбинации становилось счетным и это новое множество состояний только по привычке, по инерции продолжало именоваться душой. Произошедшее падение мощности, после которого элементы поведения можно в принципе пересчитать и учесть, уместно назвать группировкой ratio – и это будет «редукция вектора состояния» в экзистенциальном измерении, как говорится, в лучшем случае. Другой исход, связанный с фиксацией состояния n↓, а не n↑, называется помрачением, и он тоже возможен в случае раскомплектации, распада объекта (n↑, n↓). Не будем сейчас вдаваться в соблазнительные этимологические изыскания в области соответствующих оценок – «замкнуло», «переклинило», «сдвинулся», «свихнулся», «съехал с катушек»… В действительности потерявший судьбу новорожденный агент ratio, послушный силам социального манипулирования и прозрачный для других, точно так же съехал с катушек, как и раскомплектованный обладатель состояния n↓, просто он съехал в другую сторону. У него больше нет судьбы, поскольку судьба его известна… А стало быть, как и для всякой квантовой нелокальности, пребывание в состоянии «известно» означает редукцию вектора состояния, то есть расформирование комплекта и переход к иному рангу реальности. Не для всякого положения вещей (Tatsachen в том смысле, в каком этот термин использует Витгенштейн) их познание оказывается безнаказанным. Полностью безнаказанно познается только то, что связано в природу, что уже извлечено из суперпозиций, соотнесено с самим собой, как говорит Гегель. Ну и, так сказать, раскомплектовано до состояний крикетных шаров, роз и лилий. Только в стабилизированной природе, в макромире возможны вторичные букеты, такие сочетания, при которых входящие в них элементы остаются в ранге единичной экземплярности, не переходят в режим мерцающего существования квантовых кошек. Всякая строгая инвентаризация познания есть не что иное, как подсчет дохлых кошек. Иное дело понимание, оно само разворачивается в мерцающем режиме. Понимание, предчувствие, раздвоенность без решающего эксперимента, без Einselection, вовсе не являются чем-то несовершенным, они просто иные виды познания, неприменимые к раскомплектованным объектам, к множествам элементов, соединенных прозрачными каузальными связями. По отношению же к суперпозициям всех видов и предчувствие, и раздвоенность вполне аутентичны: они дают пощаду квантовым кошкам и сохраняют за каждым Виктором возможность виктории.

Судьба принадлежит к классу квантовых нелокальностей, она тоже своего рода кошка из отряда кошачьих Шредингера. При этом она никакая не злодейка, а, наоборот, спасительница, ведь и свобода воли есть мерцающий режим присутствия в соответствии с судьбой. Но простой принадлежностью к квантово-кошачьим дело здесь не исчерпывается. Прежде мы по умолчанию рассматривали линейные суперпозиции, которые как раз и представлены комплектом двух состояний. Судьба, конечно, не является линейной суперпозицией, хотя в частных случаях она и может быть сведена к альтернативе (n↑, n↓). Судьба – это именно тайная комбинация, складываемая даже не из пяти карт, как в обычном покере, а из куда более обширного набора, где одна или несколько карт могут внезапно открыться, причем либо только «для себя», либо для всех участников этой партии. Да и карты судьбы, ее игральные кости, не имеют стандартного вида, они обычно неопознаваемы в качестве альтернатив друг другу.

И все же, и тем не менее. Сравнение человека, идущего по жизни, бесстрашно балансируя между уверенностью и блефом, и человека, Виктора или Игоря, сидящего напротив своего визави с неизвестной для него комбинацией, работает. Когда есть что-то за душой, есть и сама душа, и воистину поразительна сила неразгаданности тайной комбинации, являющаяся судьбой в действии. Очень часто эта сила превосходит рациональные, обозримые ресурсы уверенности и властвования: деньги, покровительство, служебное положение – человек с затейливой комбинацией карт судьбы побеждает раскомплектованного агента хотя бы потому, что является воистину субъектом, пребывающим в полной мерности, а его конкурент, что бы за ним ни стояло и каким бы чином он ни был облечен, остается всего лишь дохлой кошкой Шредингера. А также потому, что тайная, неведомая комбинация дает силу обуздания превратностей бытия.

Носитель неразгаданной, потенциально какой угодно комбинации, конечно, настораживает, но он же и обезоруживает, в том числе и в смысле чувственной притягательности. Пожалуй даже, это свидетельство является наиболее точным, поскольку на поприще собирания урожая влюбленностей, обладатель(ница) судьбы, даже трагической, неизменно побеждает дохлую кошку Шредингера в человеческом обличье. Таким образом, рассмотрение человеческой экзистенции с точки зрения линейных и комплексных суперпозиций приоткрывает новые горизонты постижения: похоже, что контурная карта познания обретает наконец свой объем. Ну а Эрик Берн, написавший когда-то неплохую книжку «Игры, в которые играют люди», сосредоточился почему-то на играх в бирюльки, а до главной игры так и не дошел. Игра судьбы, связанная с наличием тайной комбинации, так и осталась им не замеченной, быть может, как раз потому, что отвлекающие (ролевые) игры он принял за главные.

И вот еще вопрос, в той или иной форме поднимавшийся в большинстве моральных трактатов: что есть счастье или счастливая жизнь? Лучший ответ тут, пожалуй, дал Аристотель, который (как и все греки) считал, что нельзя судить о счастье человека, пока жизнь его не завершена. Если вдуматься, ответ Аристотеля отсылает как раз к тайной комбинации и речь идет о том, чтобы она сработала как ставка целой жизни, которая тем самым осталась бы не проигранной или не разыгранной на кону. Проясняются и слова Григория Сковороды, его великое философское завещание: мир ловил меня в свои сети, да не поймал… Наш пример с игрой в покер сгодится и здесь: пока на руках Виктора нераскрытая комбинация, его параллельная жизнь не отключена от возможности проживания. Мы могли бы вывести эту проекцию на экран: вот южный приморский городок, чайки над морем, Виктор и его женщина идут в ближайший магазин за продуктами, здороваются с соседями, с которыми счастливая пара уже успела познакомиться. Вот в компании здешних жителей Виктор идет через мостик – и он, идущий, пусть даже призрачно идущий, ни о чем таком не подозревает. Разве что поглядывает на мальчишку-велосипедиста, едущего навстречу. В этот момент другой участник игры, Игорь, засвечивает тайную комбинацию, и Виктора тут же выдергивают. Вслед за этим гаснет экран, но мы успеваем заметить недоумение его спутников и то, как мальчишка на велосипеде проехал через образовавшееся пустое место. На проекции все было видно именно так: посторонние участники воображаемого мира на какое-то мгновение пережили (продержались дольше) того, кто этот мир вообразил или воображает. Сейчас, впрочем, важно отметить другое. Следует ввести разделение, не уступающее по своей радикальности различию между живыми и мертвыми. Немало людей, ходящих по мостам и улицам, необратимо раскомплектованы, их ангел-хранитель отлетел, а тайная комбинация раскрыта. Их судьбы исчерпаны. Но они живы, они числятся среди живых, среди полноправных субъектов. Та к вот в некотором смысле они мертвее тех, кого мир так и не поймал в свои сети, тех, кто ушел, не раскрыв до конца комбинации. С угасанием, отмиранием тела их параллельные миры не захлопнулись: они, сохранившие тайную комбинацию судьбы, поступили в распоряжение ангела-хранителя. Они там, куда Серенькому Волчку никогда не добраться.