Читать книгу Нереальные хроники постпубертатного периода - Александр Серёгин - Страница 2

Поутру они пили пиво. Чем еще могут заниматься студенты, которые честно сдали сессию. Впереди маячила практика, это было ново, интересно. Одно плохо, что вставать теперь придется не тогда, когда захочешь, а в семь или даже раньше, но сегодня воскресенье, выходной. Ян и Андрей, как нормальные, рабочие люди или почти таковые, с чистой совестью отдыхали. Первый рабочий день намечался только завтра.

Так исторически сложилось, что какой бы ты дорогой ни шел из общежития в институт, тебе никак не удастся пройти так, чтобы не попасть на пивную точку. Собственно, и путей-то было только два, но по каждой из дорог было минимум три точки, по второй – даже четыре.

Несмотря на то, что сегодня друзьям не нужно было идти в институт, до ближайшего ларька ноги донесли сами, даже с еще не проснувшейся головой и не совсем открытыми глазами. Вчерашний портвейн гудел в голове и требовал орошения.

Точки периодически закрывались, но, видимо, неиссякаемый поток студентов был лакомым кусочком для Одесского пищеторга, и поэтому, как ни старались парткомы нескольких окрестных институтов, после многократных закрытий точки снова открывались и радовали посетителей пенными шапками на бокалах.

Точка, которую сегодня облюбовали Ян и Андрей, находилась в сквере у летнего кинотеатра. На местном студенческом сленге она называлась «У Любезного». Небольшой ларёк, выкрашенный в ровный зеленый цвет, сливался с газонами сквера. Человек семь терпеливо ждали, когда подойдет их очередь. На прилавке, оббитом алюминиевым листом, стояли бокалы на отстое. За прилавком стоял седой старичок в аккуратном белом полотняном пиджачке. Долив бокал до нормального, по его мнению, уровня, он отправлял его в полет по мокрой поверхности прилавка в сторону жаждущего соискателя. Это движение всегда сопровождалось одной и той же фразой на протяжении многих лет: «Будьте любезны», – отсюда и негласное название точки, закрепившееся в среде любителей пива студенческого городка. Все знали, что Любезный, хоть и недоливает, но и никогда не разбавит драгоценный продукт, держит марку, поэтому к дедушке всегда относились с уважением. Эта точка пользовалась доверием, в отличие от многих. Даже в «Гамбринусе» можно было наскочить на разбавленное пиво, а у «Любезного» гарантировалось качество.

– Ну что, повторим? – проговорил Ян, рассматривая дно уже пустого бокала.

– Всенепременно, неполнота впечатлений притупляет воображение, – подтвердил Андрюха.

Они пристроились к небольшой очереди. Погода была чудная, какой она бывает ранним летом в Одессе. Весна в этом году выдалась поздняя, и на тротуаре кое-где еще лежали гроздочки отцветающей акации. Сквер весь состоял из деревьев этого вида, во время их цветения голова кружилась от насыщенного сладковатого запаха. Сегодня этот запах уже только угадывался, а на аллеях маленькие белые кисточки, которые дворник не успел смести, затаптывались прохожими, как воспоминания.

– Что это за девки у нас по коридору вчера шастали? – вопрос Яна адресовался Андрею, но взгляд его фиксировался не на друге, а на стайке девчонок, проходивших мимо. Ян был парень робкий и стеснительный, но влюбчивый.

– Не знаю, Безуглый сказал, что волейболистки.

– На волейболисток они как-то не тянут, ростом не вышли.

– Ну не знаю, какие есть.

– Откуда?

– На практику приехали.

– А причем тут волейболистки?

– Ну, у них команда, и с ними один пацан, вроде как на побегушках.

Накануне Ян, принеся две бутылки портвейна, попал в струю. После успешно закончившейся многочасовой игры в преферанс, участники которой за всё это время, согласно правилам, не имели права выпить ни капли живительной влаги, жаждали восстановить статус-кво. Естественно, двумя бутылками не обошлось, и Ян уверенно снял стресс от происшествия на бульваре. Говорить с кем-то в такой обстановке о том, что с ним случилось, не имело не малейшего смысла. Более того, это было чревато последствиями. Над ним и так посмеивались из-за чудачеств: история, искусство, в театр на органную музыку ходит, – а в этом случае его бы точно подняли на смех и наградили какой-нибудь обидной кличкой вроде Сумасшедший Историк или просто Псих.

Сегодня с сильного похмелья Яну самому казалась вчерашняя история сном, видением – чем угодно, но только не фактом. Одно смущало – разбитая нога и босоножки, которые он сегодня с трудом отмыл от въевшейся сажи.

Они снова взяли поданные Любезным бокалы.

– Андрюха, а ты мне скажи, что ты думаешь о перемещении во времени? – начал осторожно Ян. – Вообще есть в этом хоть какая-то реальность?

– Что тебе сказать, отрок, – напустил на себя важность Новаковский, – современная наука не имеет на этот вопрос окончательного мнения, но теоретически это возможно. Только никто не знает, как это сделать.

– А самопроизвольное перемещение во времени возможно, как ты думаешь?

– Это вряд ли, а вот перемещение в параллельный мир, говорят, возможно без приложения каких-либо усилий.

– Это у сюрреалистов, что ли? Этот Дали, по-моему, полный придурок. У него кроме понтов ничего нет. Хотя конечно техника его письма очень приличная, но вся эта околокультурная ерунда, мне кажется, – полный бред, рассчитанный на оболванивание толпы. Он накушается абсента, вот ему и мерещатся параллельные миры, а он уже не мальчик, семьдесят стукнуло. Как у Сереги Воронова, когда за ним скорая приезжала.

– Ты не путай «белочку» с перемещениями в параллельные миры, там даже водкой не обойдешься, тонкие материи, неизвестные науке, – Андрей мечтательно потянул пиво из бокала.

– Нет-нет, водку я сегодня не буду, – сразу завозражал Ян.

– Да я так, вообще, абстрактно.

– Вот и отлично, давай пивком побалуемся, а потом на пляж, и всё будет тип-топ.

Андрей неопределенно покачал головой. Ян, чтобы сменить тему, снова задал провокационный вопрос:

– Ну а если бы с тобой такое случилось, ну, переход в параллельный мир, как бы ты отреагировал?

– Что ты имеешь в виду? – Андрей подозрительно посмотрел на друга. – Я, слава богу, абсент не пью и водку только в умеренных количествах.

– Причем тут это, ты же сам говорил – не надо путать.

– «Белочку» с «Галочкой»? Правильно, первая бывает когда перепьёшь, а вторая – когда обкуришься.

– Я не об этом. Ты бы поверил, если бы сам оказался там, в параллельном мире, без водки и плана?

– Ну, если б оказался, наверное, поверил бы – куда денешься… Если только в психушке не проснешься после всего этого.

Ян задумался. С одной стороны, ему очень хотелось поделиться вчерашними впечатлениями, с другой – не хотелось показаться идиотом или как минимум фантазером или вруном. Андрей допил пиво, перевернул бокал вверх дном, так что последние капли упали на траву и с чувством сожаления сказал:

– Ну что же, если не хочешь водки, тогда давай на пляж, надо только зайти в общагу покрывало взять.

В комнате, несмотря на давно проснувшееся солнце, поющих птичек и грохот трамвая под окном, громкий храп перебивал децибелами все остальные звуки. Алик Драгой спал. Это был крупный, очень крупный молодой человек. Его крупность распространялась по всем трем изометрическим осям. При росте за сто девяносто он имел сто десять килограммов живого веса, отчетливо наметившийся животик, широченные плечи и двадцать лет от роду. До института он занимался активно спортом, благодаря чему, собственно, и попал в это учебное заведение, но студенческая свобода и природная лень отвернули его от тренировок по какой-то там борьбе, хотя природная физическая сила осталась.

Особым интеллектом он, мягко говоря, не страдал, сессии давались с трудом, но в промежутках между ними Алик предавался наслаждениям студенческой жизни. Проходить сессии помогали личное обаяние, уверенность в своей неотразимости и беспрецедентная наглость.

Яна Ракиту он не любил. Ни по одному из жизненных векторов они не совпадали, особенно Алику не нравилась заумность. Заумными он считал большинство высказываний Яна. К тому же слабых в физическом смысле мужчин он презирал в целом, ну а если этот хлюпик из себя еще и умного корчит – это раздражало Алика вдвойне.

Сессию, в отличие от своих сокамерников по комнате, Алик не сдал, не осилил два экзамена, но до осени оставалось почти три месяца, и он не расстраивался. Ему было не привыкать, каждая сессия заканчивалась примерно так же. К тому же из всякого плохого всегда можно извлечь хорошее: пока он оббивал пороги деканата с просьбами разрешить ему перенос экзаменов на более поздний период, подвернулась работа на практике вместо завода, стройотряда или еще чего похуже, в деканате и в архиве. Этот стокилограммовый увалень должен был помогать хрупким девушкам перекладывать, переносить стопки документов. Работа, конечно, пыльная, но пыль совсем не та, что на стройке или в механосборочном цехе.

Андрей с Яном зашли в комнату и начали, негромко переговариваясь, собираться на пляж. Алик проснулся, недовольно засопел.

– Эй вы, что нормальному человеку поспать не даете?

– Нормальные уже все на море, полдень скоро.

– Кто это там умничает? Андрюха ты поосторожней, а то не посмотрю, что ты после армии, дам промеж глаз – и будешь ветошью в уголке пылиться.

– Про ветошь это ты у Голинея научился? – Андрей не особенно обиделся. – Ты у него и насчет армии порасспроси, а то дела обстоят так, что можешь вскорости туда попасть, вот там из тебя дурь повыбьют.

– Ой-ой-ой, какие мы крутые, мы в армии служили. Знаешь, где я вашу армию видал?

– Если бы видел, то до обеда бы в постели не лежал.

Ян уже собрал сумку и стоял у двери.

– Ладно, Андрюха, пошли, что ты с ним споришь – это бесполезно.

– А ты, сопля заумная, вообще молчи, а то пальцем перешибу и об подошву вытру. Гном сморщенный.

Ян не выдержал и зло ответил:

– Сам ты гном интеллектуальный, тупиковый отросток цивилизации.

– Что? – Алик обомлел от такой наглости. – Да я тебе в порошок сотру, миллиметровым слоем по стенке размажу. – Он вскочил с постели и бросился к Яну, тот не стал дожидаться и выскользнул в коридор, Андрей выдержал паузу, с достоинством проследовал за Яном мимо самоуверенной физиономии Алика.

В коридоре Ян возмущался:

– Чего это ничтожество из себя главного корчит, деловой такой, что поклоны только отбивать осталось?

– Силу свою чует, вот и выпендривается.

– При чем тут сила. Голиней что, сильнее его? Чего же Алик перед ним лебезит?

– Голинею уже двадцать восемь, он в армии, в разведке служил.

– Значит, дело не в силе?

– Так-то оно так, только если Драгой тебе один раз в лоб засветит, ты надолго запомнишь, если вообще память останется. У него же размеры головы и кулака одинаковые.

– Ну, у Голинея кулаки не больше наших, значит, дело не в силе. Почему он Драгого не боится?

– Вот ты у него и спроси, но с Аликом лучше в бутылку не лезь, он тебя и так недолюбливает.

В Отраде было чудесно, теплый песок, слегка прохладное море и море красивых девушек.