Читать книгу Пойди туда, не знаю куда. Книга 3. Три царства - Александр Шевцов (Андреев) - Страница 8

Снаружи гнездо было большим, даже огромным. Но когда Нетот оказался внутри, первое, что ударило по его восприятию, это безмерность пространства, в котором он оказался. Как такая огромность могла умещаться в каком-то гнезде, пусть даже толще, чем ствол великого Древа?! У гнезда изнутри не было границ! И это вызвало вспышку страха: где искать выход, как выбираться из такого места?!

Но эта вспышка была хоть и пронзительной, но очень краткой. Нетот даже не успел ее по-настоящему осознать, потому что в следующий миг по всем его органам восприятия ударил резкий, разрушительный свет! Он лился со всех сторон и с такой силой, что Нетот мгновенно ослеп. И лишь глядя во время, то есть вспоминая свои ощущения, он смог понять, что у пространства этого было устройство.

Уже ничего не видя глазами и полностью отдавшись той силе, что влекла его к середине гнезда, Нетот осознал, что все гнездо состояло словно бы из лучей, разлетающихся от середки во все стороны. Или наоборот, стремящихся в этот узел средоточия. Лучи не упирались ни в какие стенки, они просто уходили в бесконечное пространство, и были такой яркости, что даже воспоминание о них вызывало сильнейшую боль.

Но эта боль тоже оказалась слабой, когда Нетота втянуло в самое средоточие и начало там кружить. С дуру он на миг открыл глаза, чтобы понять, что с ним происходит. И свет выжег его глаза! Но это не помогло. Казалось, что все органы восприятия превратились в зрение. Он видел этот свет слухом, кожей, свет заполнял ноздри, вместо запаха, желудок – вместо голода, рот – вместо вкуса. И заполнял с такой силой, что выжег весь рот и спалил язык, когда Нетот попытался кричать…

Сильнее боли не могло быть. Но в миг, когда Нетот понял, что барахтаться бесполезно, и непроизвольно расслабился, его втянуло головой в самое средоточие, словно в глаз воткнули горячую головню. И он снова закричал, теряя сознание.

Это было удивительное ощущение – потерять сознание там, где потерять его невозможно, потому что сознание рвется в тебя снаружи и возвращается, сколько бы ты его ни терял. Нетот терял его несколько раз, и каждый раз безжалостный горячий свет возвращал его сознание и прорывался глубже, словно у сознания было много-много уровней. Так что, теряя сознание, Нетот оказывался сознающим еще лучше и лучше. Тогда он терял сознание еще раз, но свет прорывался еще глубже, и он снова все сознавал.

Несмотря на нестерпимую боль, Нетот как-то видел то, что с ним происходит, и выглядело это так, будто в глубине его было нечто, что считало себя собой. И это нечто, можно сказать, Я, каждый раз, когда было нестерпимо, пыталось сбежать из тела. Видимо, оно сбегало наружу, сдавая очередной рубеж обороны или своей крепости. Но поток света снаружи загонял его обратно, за этот рубеж, и Нетот видел, что там он тоже сознает себя как Я…

Сколько длилось это бегство от боли вглубь себя, сказать было невозможно. То ли это происходило мгновенно, то ли где-то, в том его прежнем мире, проходили дни и недели… Но Нетот сражался, чтобы сохранить себя и не дать выжечь полностью. И это было больно, чудовищно больно! И длилось, и длилось!

А потом пришел миг, когда Нетот понял, что хочет спать. Он даже вспомнил, как в одной из жизней висел на дыбе, и было так больно, что в какой-то миг он просто уснул внутри этой боли. И он попытался уснуть. Но уснуть – это уйти из тела душой, уйти в привычные миры души, где она отдыхает, путешествуя. Для этого путь наружу должен быть.

А его не было! Был только поток света, с силой мчащийся внутрь. И как только Нетот попытался сбежать из тела, этот поток подхватил его душу и ударил ее о последний барьер. Барьер исчез, словно распахнулся, и поток хлынул сквозь Нетота. Сразу же ушла боль. Она умчалась вместе со светом, который свободно лился сквозь. Теперь, когда ему ничто не мешало, не вставало преградами на его пути, свет просто тек, и даже перестал ощущаться чем-то болезненным…

Он заполнял все внутреннее пространство, и оно ощущалось столь же безмерным, как и то, из которого этот свет лился. Тут Нетот почувствовал себя тем средоточием, которое висело в середине гнезда. Свет из безмерного внешнего пространства собирался в него и, не находя преграды, лился в такое же безмерное внутреннее пространство.

Затем Нетот сообразил, что, похоже, этот так и есть, ведь его затащило внутрь гнезда и воткнуло средоточие ему в глаз, как он помнил. И это было удивительно: он все же что-то помнил. Он только не помнил, в какой именно: правый или левый глаз? Он попытался жмуриться глазами поочередно, но глаза были где-то далеко снаружи того потока, что тек сквозь него, и он пришел к выводу, что поток идет сквозь какой-то внутренний глаз.

Однако при этом ощущения от телесных глаз были разными. Он решил открыть их и заранее сжался от боли, собираясь с силами. Однако левый глаз открыть так и не удалось. Правый же он открыл и не увидел никакой разницы: снаружи был тот же свет, что и внутри. Поэтому Нетот усомнился, что открыл глаз. Похоже, глаза больше не было, и он открывал не глаз, а всего лишь веки…

Боли тоже не было. Точнее, не было новой боли. Глаз просто болел внутри от ожога, как болели язык, небо, ноздри изнутри и кожа. Нетот посмотрел на кожу своего тела изнутри, и ему пришла сумасшедшая мысль: если глаз нет, сможет ли он видеть кожей?

Он попытался посмотреть из груди, и это ему удалось. Вернее, он почувствовал, что смотрит из груди сквозь кожу, но видел он все тот же белый свет. Какая-то разница, правда, была, но определить, в чем она, не удалось… Тогда он высунул язык, предполагая посмотреть им. И тут же спрятал – почему-то язык снова обожгло.

– Не тяни язык, куда не просят! – вдруг засмеялась ехидная мысль, да так громко, что Нетот даже вздрогнул.

– Ты чего орешь?! – прикрикнул он на нее.

– Я?! Это я ору?! – возмутилась ехидная мысль. – Ну, ты не прав! Это ты так слышишь. Лечись!

– Я так слышу… – задумался Нетот, и тут же попытался увидеть свет ушами, точнее, слухом.

И понял, что свет этот действительно разный. Для слуха он как бы нес нечто отличное от зрения, словно был чем-то наполнен. Разобраться в этом отличии, однако, не получилось, потому что пришла мысль посмотреть на свет носом, то есть нюхом.

Нос изнутри был обожжен, но что-то чуял. Чуял он больше, чем видел слух. Но и понять это было труднее. Как только Нетот переключился на нюх, как его потянуло вдоль по лучам наружу. И он внезапно оказался в бесконечном черном пространстве, полном далеких звезд, к которым его стремительно несло.

Это движение напугало Нетота, и он захотел вернуться к своему телу. Тут же вся боль от ожогов вернулась к нему и стала нарастать. Чем пристальнее Нетот в нее вглядывался, тем нестерпимее она становилась. К счастью, мысль про звезды мелькнула в его сознании, и он снова помчался по одному из лучей в то бездонное пространство, полное звезд.

Этот луч что-то напомнил ему. Нетот перевел на него свое внимание, и луч тут же заискрился и заиграл под ним.

– Прямо как жилы того Древа! – вдруг вспомнил он, словно из далекой-далекой жизни.

И оказался внутри кроны, где вились светящиеся ветви, полные своего света. Нетот каким-то внутренним движением потянулся к одной из них и тут же увидел, как сияющая паутинка прикоснулась к жиле. В тот же миг чувство любви наполнило его. Он отдернул паутинку, и это чувство оборвалось, хотя паутинка осталась прилипшей к ветви. Тогда он потянулся к другой ветви, и новая паутинка приклеилась к ней. Чувство радости открылось Нетоту. Но он отдернул паутинку, и радость ушла.

– А что с тоской?! – пронеслось где-то внутри светящейся пустоты Нетота.

Он тут же нашел ветвь тоски и швырнул в нее паутинку, внутренне сжимаясь от предчувствия боли. Тоска не заставила себя ждать, но стоило отдернуть паутинку, как это чувство бесследно покинуло его. Чувство тоски было совсем не тем же, что и тоска. Как не было радостью и чувство радости, а чувство любви любовью.

Так познал Нетот разницу между чувствами и тем, что они чувствуют. Познал, но не понял, потому что сама эта игра в чувства захватила его, и он принялся изучать все ветви и все корни великого Древа. И даже когда приходило к нему привычное чувство голода или жажды, он радовался, потому что в любой миг мог убрать паутинку, и чувство послушно уходило, словно никакого голода не существовало в действительности…

Наконец эта игра пресытила Нетота, и он решил поглядеть на великое Древо снаружи. И это оказалось возможным.