Читать книгу Великая речная война. 1918–1920 годы - Александр Широкорад - Страница 2

Раздел I
Боевые действия на верхней Волге и Каме в 1918–1919 гг.
Глава 1
Как два мичмана начали великую речную войну

Оглавление

Река Волга с притоками издревле была самой крупной транспортной артерией России. К началу 1906 г. на Волге было зарегистрировано 2099 паровых и 8445 непаровых судов.[1] Более поздние данные отсутствуют, но к 1916 г. количество судов увеличилось как минимум в полтора раза, что доказывается динамикой роста грузооборота важнейших портов Волги за 6 лет – с 1905 по 1911 г.: Астрахань – с 983 тыс. т до 1350 тыс. т, то есть в 1,4 раза; Нижний Новгород – с 1541 тыс. т до 2317 тыс. т, то есть в полтора раза.

С начала 1918 г. по приказу Ленина из Петрограда в волжские города отправляются отряды революционных матросов Балтийского флота. Так, в середине января прибывший в Казань отряд матросов организовал «1-й социалистический отряд моряков».

24 марта в Самару прибыли два железнодорожных эшелона с имуществом балтийского отряда гидроавиации, 400 моряков и 4 бронеавтомобиля. Через три дня в Самару прибыл еще эшелон со 120 моряками и четырьмя гидросамолетами.

Зачем же большевикам потребовались морские силы на Волге? Увы, для войны с собственным крестьянством. В начале 1918 г. управделами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич обратился к Ленину с просьбой «одним словом выразить, за что мы сейчас боремся». Владимир Ильич, не задумываясь ни на секунду, ответил: «Хлеб!».

Революционные матросы, солдаты и рабочие были посланы на Волгу и Каму, чтобы силой отбирать зерно у крестьянства. Вопрос о хлебе очень деликатный. Дело в том, что крестьяне уже в 1915 г. из-за инфляции и сужения потока товаров из города начали прятать зерно «до лучших времен». Действительно, какой смысл отдавать зерно по строго фиксированным ценам за девальвированные[2] рубли, на которые практически нечего было купить? Между тем, если зерно умело хранить, то оно может лежать несколько лет. Наконец, его можно пустить на самогон или на корм скоту и птице.

А с другой стороны, без хлеба не могут существовать ни армия, ни промышленность, ни население крупных городов. Николай II и его малокомпетентные министры и генералы не смогли решить хлебной проблемы.

После отречения Николая II рухнул миф русской интеллигенции о добром и справедливом мужике, изнывающем под ярмом царизма.

Мужик не повез хлеб в город ни после февраля 1917 г., когда пало самодержавие, ни после октября, когда большевики дали ему землю. Мужик начал еще тщательнее прятать зерно. И большевики решили взять зерно силой. При этом рухнул еще один миф, на сей раз социал-демократический, о революционном пролетариате «с горячим сердцем и чистыми руками». Пролетарии, посланные в деревню, начали грабить, убивать и насиловать.

Летом 1918 г. на Дальний Восток шли десятки эшелонов с солдатами 45-тысячного чехословацкого корпуса, которые ехали во Францию сражаться против немцев. А навстречу из сибирских и уральских лагерей шли эшелоны пленных австрийцев, немцев и венгров, освобождаемых по Брестскому договору. Фактически обе стороны ехали на один и тот же фронт сражаться друг против друга!

14 мая 1918 г. на железнодорожном вокзале в Челябинске произошла большая драка между чехами и венграми. Вспомним, как бравый солдат Швейк вместе с сапером Водичкой колошматили мадьяр. Местный совет обвинил во всем чехов, арестовали несколько человек. Им грозил расстрел. Эшелон взялся за оружие и угрозой применения силы освободил товарищей.

Троцкий счел это достаточным поводом для расправы с «контрой» и издал приказ: «Все Советы депутатов обязаны под страхом ответственности разоружить чехословаков. Каждый чехословак, найденный вооруженным на железнодорожной линии, должен быть расстрелян на месте. Каждый эшелон, в котором окажется хотя бы один вооруженный солдат, должен быть выгружен из вагонов и заключен в концлагерь…»

Возможно, на решение Льва Давидовича повлияли и требования немцев, поскольку тем вовсе не улыбалось увидеть на Западном фронте чехословацкий корпус.

Льву Давидовичу задача разоружения чехословацкого корпуса показалась довольно простой. 45-тысячный корпус был разбросан по эшелонам от станции Ртищево (близ Пензы) до Владивостока, то есть на расстоянии свыше 7 тыс. км. Однако чехословаки взялись за оружие и попросту разогнали местные советы и красноармейские отряды.

Чешские отряды из района Ртищево двинулись на запад. 7 июня они заняли Самару, перерезав таким образом Волгу.

Несколько бывших членов Учредительного собрания (эсеров и меньшевиков) создали в Самаре нечто вроде альтернативного правительства: «Комитет Учредительного собрания», сокращенно «Ко-муч», который приступил к созданию так называемой «Народной армии». Тем не менее как чехословаки, так и офицерские отряды полковника В. О. Каппеля лишь терпели Комуч.

Одной из главных задач чешского штаба было обеспечение провиантом как своего Самарского отряда, так и других подтягивающихся чешских отрядов. Опросив местных жителей, чешское начальство выяснило, что за день до своего бегства из Самары большевики увели вниз по Волге груженную мукой баржу, которая будто бы стоит на якоре верстах в двадцати от Самары. Решено было баржу эту захватить.

Среди записавшихся в Народную армию было два моряка, оба мичманы: один военного времени, другой только что выпушенный из Морского корпуса. Мичман военного времени А. А. Ершов сразу же после записи подошел к мичману Мейреру и сообщил ему о предстоящей экспедиции за баржой. Мичман Георгий (Генрих) Александрович Мейрер происходил из прибалтийских немцев, воевать на море ему до сих пор не приходилось, но в 1917 г. он уже закончил Морской корпус.

Прежде чем пойти в чешский штаб с предложением своей кандидатуры для участия в экспедиции, мичман Ершов, кстати, уроженец Самары, ознакомил мичмана Мейрера с местной обстановкой и сообщил, что считает необходимым для дальнейших действий против большевиков организовать боевую флотилию. Мейрер идею поддержал. Тогда Ершов предложил Мейреру стать командующим этой самой флотилии, а Мейрер в ответ предложил Ершову стать начальником главного штаба. На том и порешили.

Итак, двадцатилетний мичман стал командующим флотилией! Чего только не бывало «на той единственной Гражданской…»!

Вроде бы все шло гладко, недоставало только кораблей. И на следующее утро новоявленный комфлот в сопровождении чешского взвода начал поиски какого-нибудь парохода, на котором можно было бы отправиться за баржой с мукой.

Еще накануне занятия чехами Самары все находившиеся там пароходы отошли от пристаней и стали на якорь метрах в ста от берега. Таким образом, капитаны пароходов решили соблюдать безопасный нейтралитет. Пароходы не подавали никаких признаков жизни, никто из их команд не высовывался на палубу. Тогда Мей-рер отыскал на берегу лодку, и чехи стали стаскивать ее на воду. В этот момент кто-то крикнул, что вверх по реке идет пароход.

Большинство волжских пароходов были колесными, и звук приближающегося парохода походил на шлепанье чего-то плоского по воде. Так прямо в руки комфлота «пришлепала» первая боевая единица Волжской флотилии. Капитан ошвартовал свой пароход к пристани, снял фуражку и по русскому обычаю перекрестился, благодаря Бога за благополучное путешествие. Лоцман и рулевой, стоявшие в рулевой рубке, также, сняв шапки, перекрестились. Но в следующую минуту капитан пожалел, что ошвартовался в Самаре, так как появившийся на мостике Мейрер заявил, что теперь и он сам, и пароход, и вся команда реквизированы Народной армией. Немного поворчав, капитан сдался. Двум матросам из команды парохода все же удалось удрать, но и оставшихся было вполне достаточно.

Чехи погрузили на пароход три пулемета, погрузились сами, и около восьми часов утра пароход под командованием Мейрера отвалил от пристани и пошел в свой первый боевой поход.

Маленький пароходик быстро шел вниз по течению, а комфлот важно расхаживал по мостику и обдумывал способы захвата баржи. Хорошо бы, чтоб баржа не охранялась и на ней находилась бы лишь маленькая команда «ваняев» (так называли волжских матросов) с «водоливом», то есть капитаном баржи. Тогда вся экспедиция свелась бы к буксировке баржи в Самару. А если баржа охраняется красными? Вот тогда положение становилось серьезным. Мука и другой сухой груз на Волге перевозились в деревянных ящиках с очень высоким надводным бортом, доходящим буксиру до мостика, а то и выше, в зависимости от загрузки. А у Мейрера буксир был совсем крохотный, и мостик его соответственно низкий. Да и пулеметный и ружейный огонь с парохода вряд ли может нанести существенный вред шестидюймовым деревянным бортам баржи, в то время как за легкими надстройками пароходика и за его тонкими бортовыми листами укрыться от пуль было невозможно. Поэтому длительная перестрелка недопустима, тут будет явное преимущество красных. И Мейрер рассудил, что единственно верное решение в этом случае – абордаж!

Комфлоту вспомнились заветы Суворова: «Пуля – дура, штык – молодец» и «Смелость, быстрота и натиск», и он улыбнулся тому, что сейчас, в XX веке, да еще на воде, можно применить тактику этого великого полководца.

Вскоре показалась и баржа. Мичман Мейрер приказал всем чехам спрятаться вниз, пароходику придать обычный мирный вид, а машинной команде развить полный ход и сначала пройти мимо баржи, а затем, сделав полный поворот, с полного же хода подойти к ее борту. В этот момент чехи уже выскочили наверх. Буксир, ударившись о борт баржи, сразу же отскочил метров на 10, однако Мейреру и нескольким чехам в момент удара удалось перескочить на баржу. Сопротивления оказано не было, красный караул на барже был просто пьян и совершенно не понимал, что происходит. Комфлот даже несколько разочаровался – как просто прошла задуманная им гениальная операция.

Баржу взяли на буксир и привели в Самару. Накормили всех голодающих русских и чехов, а оставшуюся муку сложили в амбары.

Через несколько дней чешский штаб приказал перевести батальон пехоты к Ставрополю – следующему городу, расположенному вверх по Волге. Для этого перехода мичман Мейрер, осмотрев все суда, стоявшие на якоре, выбрал два буксира и один пассажирский пароход. Буксир «Фельдмаршал Милютин» комфлот отобрал не зря. Это был один из самых больших и мощных пароходов на Волге. Другой буксир – «Вульф» – был несколько поменьше.

Появилась у белой флотилии и своя авиация. Еще 4 июня у железнодорожной станции Липяги (под Самарой) моряки гидродивизиона на своей базе «Фельдмаршал Суворов» пытались прорваться к красным, но сели на мель. Чехи огнем с берега убили свыше ста матросов, лишь нескольким из них удалось прорваться в Симбирск на катере «Фрам». Самолеты гидродивизиона стали добычей чехов. Все офицеры дивизиона перешли на сторону белых.

На захваченных Мейрером буксирах команда была в полном составе. Уговорить команду «Фельдмаршала Милютина» остаться и идти воевать помог помощник капитана – прапорщик по адмиралтейству. И капитан «Милютина» согласился «попробовать», однако капитан «Вульфа» наотрез отказался идти с комфлотом.

Следует отметить, что на территории как красных, так и белых судовые команды, не говоря уж о капитанах и лоцманах, крайне неохотно шли воевать. Тут сказался и их относительный материальный достаток, и пропаганда эсеров и меньшевиков, которые еще весной 1918 г. предложили объявить Волгу нейтральной территорией, а речникам заниматься своими прямыми обязанностями и не участвовать в Гражданской войне.

1

Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник. СПб.: БЛИЦ, 1995. С. 127.

2

В годы Первой мировой войны рубль потерял свое золотое содержание.

Великая речная война. 1918–1920 годы

Подняться наверх