Читать книгу Отпуск с убийцей - Александр Силецкий - Страница 9

Проснулся Невский по привычке очень рано – еще не было и семи утра.

Минут десять он по инерции нежился в мягкой постели, вяло вспоминая минувший день.

Лидочка, подумал он, забавная девчонка… Это хорошо, что так получилось… Хорошо, что повстречал ее. А с другой стороны… У нее ведь – муж, семья… И я – заезжий курортник, каких и до меня, наверное, хватало… Вот таких – случайных, приходяще-уходящих… Стоп! Я что, ревную? – удивился он. Да ерунда! К кому мне ревновать? К фантомам?! И с чего вдруг? Батюшки, неужто я и впрямь влюбился?!

От этой мысли ему сделалось щемяще-радостно и вместе с тем не по себе.

Он этого хотел – да! И притом – боялся…

Обыкновеннейшая психология закоренелого холостяка…

И все же – хорошо!

Потом внезапно в голову пришла еще одна шальная мысль: а не попробовать ли – вот сейчас, немедля! – повыдергивать из бороды дурацкие седые волоски, чтоб больше соответствовать предмету вожделений, так сказать?

Тут Невский не на шутку разозлился на себя.

Совсем уж, разбежался!.. Что он – люмпен секса, впавший в старческий маразм?! Да Лидочка сама, если угодно, невзирая ни на что!..

Нет, точно – у тебя поехали мозги, сказал себе печально Невский, ты, дружок, такие мысли брось, не то в грядущем ничего хорошего тебе не светит. Уж какой ты есть, таким и будь, а что другие скажут – это их забота. Главное – не дешевить и не придумывать чего-то там за остальных.

За остальных придумывать он, к сожалению, любил.

Иначе никогда не стал бы заниматься психологией. Не оказался бы в конечном счете здесь…

Кому сказать!..

Он глубоко вздохнул, раскрыл глаза и, сбросив одеяло, сел на край кровати.

Куплетова в номере не было.

Посреди стола лежала записка:

«Милейший! Я играю в карты».

Где, с кем – не известно.

Записка осталась еще с вечера, когда Невский вернулся в номер.

Стало быть, Куплетов ночевать не приходил…

Да уж, и впрямь – затейник!..

Невский быстро оделся и сунулся было в тумбочку, где стояла, припасенная с поезда, бутылочка «Байкала». Однако замер, неприятно пораженный.

Роскошного охотничьего ножа, на кожаных ножнах которого тонкой медной проволокой было вышито: «Невскому – не Александру, но Михаилу», в тумбочке, рядом с бутылкой, не оказалось.

Невский прекрасно помнил, что перед тем, как идти к Лидочке, он положил его именно туда.

Еще раз обшарив тумбочку, он на всякий случай переворошил все вещи в своей половине гардероба, однако и здесь ножа не отыскал.

И тотчас в памяти услужливо всплыл злополучный галстук, также неведомо куда пропавший, припомнилось странное поведение Куплетова, когда он, Невский, только вошел вчера в комнату…

Тупое, гаденькое подозрение невольно поднялось и заскребло в душе.

Понимая, что это не слишком порядочно с его стороны, он все же отворил и соседнюю створку шкафа и несколько времени разглядывал чужие полки.

Никаких следов.

Может, вообще из номера украли?

Но тогда – кто? И для чего?

Ладно – нож… Это и вправду вещь первостатейная, другой такой, пожалуй, не найдешь. Но галстук!.. Где в нем щеголять? Не в санатории же – на глазах у бывшего владельца!

В коридоре громко закашляли, и вслед за тем на пороге возник Куплетов.

Вид у него был понурый, глаза слипались, а седоватые баки топорщились, как шерсть на морде кота, которого с позором отогнали от пролитой валерьяны.

Определенно, картежная ночь не принесла ему никакого удовлетворения.

– Милейший! – сипло, без прежней наглой уверенности, провозгласил Куплетов. – А вот и вы! А вот и я!.. Смешно!.. Поутру, на заре… – нараспев сказал он и слегка покачнулся. – С добрым утром! Или – спокойной ночи, малыши? У меня – второе. А у вас?

– С добрым утром, с очень добрым… – невнятно пробормотал Невский, ловко, как ему показалось, захлопывая чужую створку шкафа.

– Дождь еще идет? – спросил Куплетов, хотя и его пиджак, и его брюки носили явные следы недавнего дождя, причем весьма изрядного.

– Не знаю, я только что встал, – пожал плечами Невский, радуясь, что обнаружилась вдруг подходящая уловка. – Кстати, как там?

Не двигаясь с места, Куплетов устремил испытующий взор в окно.

Этого вполне хватило, чтобы Невский прикрыл благополучно и другую створку шкафа.

– Ну так что же?

– Дождь, проливной. Мерзость, – твердо произнес Куплетов. – Мне видятся струи косые… И, кажется, здорово похолодало…

– Почему вы так решили?

– Х-м… Да я же только с улицы! Вот… Прихожу – и застаю… Нехорошо.

Невский внутренне сжался.

Значит, все видел, голубчик, все заметил… Может, и пьяного только разыгрывает из себя?

– Я искал галстук.

– Привет! – хохотнул Куплетов. – С утра пораньше – на банкет?! А меня с собой не хотите взять? У меня есть бабочка! Дамы просто мрут…

Так, подумал с досадой Невский, на галстук не клюнуло. О ноже тогда вообще нет смысла говорить. Но если эдак пойдет и дальше, я уеду отсюда голый! Ничего себе соседушка… Массовик-затейник…

– А вы? – спросил он, вызывающе и с неприязнью глядя на Куплетова.

– Пардон?

– А вот и не пардон! Вы вчера чем тут занимались? Думаете, я слепой?

– Вчера? – как бы недоумевая, повторил Куплетов. – Мало ли, чем занимался… А-а, понимаю!.. Так я здесь чехол искал! От инструмента… Я чехол всегда засовываю, чтоб не мельтешил. А потом ищу…

Ну ты поговори-поговори, зло подумал Невский. А я-то еще там, в столовой, высмотрел его, решил: интеллигентное лицо, приятный будет собеседник. Господи, с каким давеча восторгом он заглядывался на мой нож!.. Ведь все же ясно! Мелкий мошенник, уездный аферистик – даже не аферист! Пойти с жалобой в дирекцию? Или куда там?.. Впрочем, это я всегда успею. Подождем еще…

– Ну ладно, хорошо, замнем, – стараясь, чтобы голос его звучал дружелюбно, сказал Невский. – Это все пустяк. Нам с вами жить здесь да жить…

– Конечно! – с готовностью подхватил Куплетов. – Я своих соседей уважаю. Предлагаю дружбу! – Он протянул руку и, отлепившись от косяка, торжественно вышел на середину комнаты. – А хотите, будем выступать на пару?

– Это как?

– Да чтоб потешней было. Как Ширвиндт и Державин. Или – Винокур с бригадой… Скажешь глупость, а люди смеются. – Куплетов неожиданно погрустнел и, подойдя к своей кровати, тяжело опустился на нее. – Закон эстрады. Вы думаете, отчего у нас такая эстрада глупая? Чтобы зритель себя уважал. Это дело то-онкое…

– Увы, – вздохнул Невский, притворяя за ним дверь в коридор, – затейник из меня никудышный. Не умею по заказу развлекать. Хотя – полезный дар, не спорю, кусок хлеба гарантирует всегда… Да вы бы прогулялись все-таки немного! Голова небось гудит?

– Нет, не гудит, – обиделся Куплетов. – Я ведь только разик вчера – по случаю… Мне пить нельзя.

– Так всегда говорят, – с иронией заметил Невский.

– Но мне действительно нельзя! Я не шучу. А вот – себя не берегу… Дурной совсем… Вы знаете, милейший, проигрался в прах!

– А вообще чем в жизни занимаетесь? Ну, чем кормились до сих пор?

– Вообще? – уныло повторил Куплетов, разваливаясь на кровати. – А всем понемногу. Можно целый день рассказывать, во как!.. Был матросом, был токарем, был поваром, был грузчиком, был спекулянтом колбасой, был сутенером – да, представьте, есть такая интересная профессия! – был электромонтером, санитаром в дурдоме, писал босяцкие стишки в многотиражки, работал гримером, шофером, вахтером, шпрехшталлмейстером, официантом… Богатая биография… Как у писателя Максима Горького, к примеру. Знаете такого? Про буревестника еще писал… Настоящий народный талант. Не иссякает Русь!.. И не иссякнет – это я вам говорю! И – что особо радует и удивляет, при всех житейских загогулинах – еще ни разу не сидел!..

Невский невольно хмыкнул.

– А сейчас?

– И сейчас не сижу, – с достоинством парировал Куплетов. – Лежу вот на кровати – и о чем-то интересном с вами говорю. А может, и не интересном…

– Почему же? Очень любопытно. Но я все-таки хотел бы знать: где нынче служите?

– Я не служу, милейший, это слово мне претит. С душком каким-то… Я тружусь! Всегда и всюду. Рук не покладая… А сейчас в Доме пионеров кружком руковожу. Дети любят выжигать, вот я их и учу. Первые робкие шаги в огромное искусство. Да… И там же, по совместительству, уроки бокса даю. Есть очень шустрые ребята. Родители меня уважают, разных жизненных знакомств и связей – куча!..

Куплетов разулся и прикрыл ноги краем одеяла.

– Но здесь-то вы зачем за эти фокусы взялись? – не удержался Невский.

– Не могу видеть скучающих людей… У меня и так печенка болит, а как на эти рожи взглянешь – еще хуже. Человек на таком культурном отдыхе звереет, я вам точно говорю. Я почему потешаю? Из жалости. От презрения, если хотите… Не желаю быть таким, как они… Вот вы, к примеру. Шастали вчера весь день с этой девчонкой… В другое время, на службе, стали бы себя так вести? Дали бы себя околпачить?

– Во-первых, никто меня не одурачивал, – сухо произнес Невский. – Не так-то это просто… А во-вторых, откуда вы все это взяли?

– Да ведь, милейший, видно! – Куплетов даже привстал на кровати. – За версту все видно! Что ж, вы полагаете, кругом одни слепые?

– Вас интересуют сплетни? – с откровенной неприязнью спросил Невский. – И вы им доверяете – вы, презирающий всех тех, кто эти сплетни распускает?! Или, может быть, снисходите до того, чтобы подглядывать самолично?

– По мне – вы хоть со всем санаторием переспите. – Куплетов меланхолично запустил в нос безымянный палец и на миг застыл, словно ловя ускользающую мысль… – Тоже мне, надомник-первооткрыватель!.. Да о вас забочусь! Подцепить кого-нибудь недолго – санаторий!.. Для того и существует…

– Что ж, весьма признателен…

– А, ерунда! Мне на эту Лидку наплевать. Смазливая, хохочет… Доиграется. Вас жалко! Вы же – только приехали, ничего не знаете… А у нее жених!

Невский остолбенел.

– Извините, но… вы говорите чушь! – произнес он зло. – Эта женщина замужем.

Куплетов лениво повернулся на левый бок и, подперев ладонью небритую щеку, блаженно-укоризненно уставился на Невского.

– Естественно, – прокурлыкал он, тихонько ухмыляясь, словно нарочно подзадоривая своего соседа. – Там все – шито-крыто. Не подловишь. Она небось три часа распиналась о разных прелестях семейного уюта. Это она умеет. Романтику развела. А вы уши и развесили… Замужем! – презрительно фыркнул он. – Еще бы! А у нее – любовник, почитай, четвертый год… По-интеллигентному – жених.

– Что вы там плетете?!

– Да ведь всем известно! Каждому. Она и не скрывает… Женщины порядочные, а особо шлюхи, – не скрывают ничего. Шарманный моветон! Эх вы, рыцарь… как его… веселого образа! Уж лучше в карты по ночам играть, как я.

– Не верю! – сдавленно выкрикнул Невский. – Вы – дешевый циник! И к тому же пьяный.

– Тяпнул лишку, спору нет, – будто стихи, продекламировал Куплетов. – Да, и циник – тоже. Непременно. Вы это тонко подметили… Жизнь у меня бедовая, всего насмотрелся. А тут, под старость, ну, такое искушение нашло!.. Стань циником, сказал мне внутренний голос, пора, мой друг, пора, цинизма сердце просит, без него теперь не проживешь, народы не поймут!.. И знаете что? Я согласился. Сразу!

С хмельного глазу Куплетова неудержимо потянуло к патетическим речам.

– Поверите, Куплетов, в вас есть что-то от мелкого мошенника, – неожиданно проникновенным голосом сообщил Невский. Он был взбешен до крайней степени. – Мне кажется, это ваше основное призвание.

– Я – весь внимание, – дурачась, произнес Куплетов. – Мысль очень продуктивная.

– Да, быть мошенником – всегда и везде! С вами опасно иметь дело, даже пустяковое! – не унимался Невский. – Вы страшный человек, Куплетов.

– Правда? – хохотнул тот. – Вот бы не подумал… Две ноги, две руки, одна голова… И все остальное – на месте. Нечем вроде бы пугать…

– С вами препираться – только время зря терять, – вздохнул Невский. – Живите, как хотите.

– Милейший, – обрадовался Куплетов, – наконец-то вы попали в точку! – Как видно, эта перепалка его совершенно не задевала. – Браво! Сто воздушных поцелуев! А позвольте-ка узнать, чем вы занимаетесь? Не здесь конечно же об этом скромно умолчим, а дома у себя, на службе?

– Чабаном служу, – огрызнулся Невский.

– Что ж… Пасти баранов – дело благородное. Шагает прямо в двадцать первый век. И – далее, вперед. И все нужней, нужней… Я вам завидую, милейший, да, завидую. – Он сонно зевнул и прикрыл глаза. – И всё вы врете, – добавил он через секунду. – Всё! От и до. И я вам тоже вру.

– А я не сомневался, – пожал плечами Невский.

– Не в том смысле, – устало махнул рукой Куплетов и снова беззастенчиво зевнул. – Может быть, и вы говорите правду, и я… Не в том смысле.

– А тогда – в каком?

– Слова, слова… Шекспир в них толк отменно понимал, не зря писал… Они-то уж случаются – правдивей не найдешь, тютелька в тютельку метят, опять же на словах, а вот – что спряталось за ними… Это надо каждый раз особо обмозговывать, усиленно трудиться! Вам не кажется, милейший, что мы всю жизнь стараемся говорить одну правду – и оттого только еще больше врем? Начинаем говорить правду, и не представляя, где она иссякнет… Начинаем говорить правду, которая оправдывает нашу ложь… Видите, и тут без игры слов не обойтись! А это ведь пока по мелочам…

– Не хватало большего, – криво усмехнулся Невский. – Спиноза вы наш!..

– Я с вами полностью согласен, – с готовностью закивал Куплетов. – И насчет Спинозы, и насчет остального… Заметьте: мы оба сказали правду и пришли к взаимопониманию. И не верим друг другу ни вот на столько. Конец света на сегодня отменяется. Давайте дружить!

Он закинул руки за голову и, уставясь в потолок, горестно вздохнул.

– Пойдемте завтракать, – предложил Невский.

– Идите, – не поворачивая головы, глухо отозвался Куплетов. – Я лучше посплю.

Вид у него и в самом деле был усталый и вызывающий скорее жалость, нежели другие чувства.

Но ведь он взял! – с внезапным отчаянием подумал Невский. Он! Больше некому. Взял и молчит… И даже не раскаивается. Вот человек!..

– Насчет Лиды – это верно? – спросил он тихо.

Куплетов взглянул на него, как-то брезгливо морща лоб, и зарылся щекой в подушку.

– Все – вранье! – провозгласил он. – Ну конечно нет! Успокоились? Ведь может человек вот просто так, потехи ради… Не со зла же…

Невский ничего не ответил. Он сдернул с вешалки красно-оранжевую куртку с сине-белым капюшоном, уже просохшую к утру, и, на ходу натягивая ее на себя, вылетел из комнаты.

Он знал, что Куплетов потешается над ним, но ждал именно этих слов. И – дождался наконец. Вот что обидно.

Двери из вестибюля на улицу были настежь.

Снаружи по-прежнему моросил мелкий дождь, но на площадке перед домом толклось много народу.

Все о чем-то разом говорили.

Невскому удалось только разобрать: «И всё… Убили… Нынче ночью… Как она теперь – одна?..»