Читать книгу Карсикко - Александр Симкин - Страница 3

Я бежал изо всех сил, но чем больше я старался, тем меньше у меня получалось. Ноги наливались тяжестью, не слушались меня, отказывались делать широкие быстрые шаги. Когда я смотрел вниз, то видел, что они вязнуть в зеленом мхе, спотыкаются о кочки, заплетаются. Я падал, но догоняющее чувство ужаса заставляло меня подниматься и делать попытки вновь и вновь.

Не знаю, чего сильнее я боялся в этот момент. Позади меня был слышен рев медведя и истошные крики брата. Налетевшее чувство отчаяния разъедало изнутри жгучей щелочью. Оно твердило мне: «Упади! Остановись! Замри! Нет смысла спасаться!» Но чувство самосохранения, страх быть растерзанным, напрягали мышцы и заставляли их работать.

Поэтому я бежал.

В надежде как можно скорее быть услышанным, найти помощь. Однако лес не кончался. Где-то впереди, в начале просеки были видны столбы линии электропередач, но сейчас они были так далеки. И я не знал, хватит ли у меня сил. По обе стороны широкой просеки густым рядом шли деревья и кусты, но я боялся заходить в них. Я не должен был прятаться. Только бежать.

И я бежал. Пытался бежать. Даже не смотря на твердое ощущение, что не смогу достигнуть цели.

Я проснулся около десяти часов дня. Тимофея уже не было в кровати.

Дядя Митя расположил нас в комнате для гостей на втором этаже. Когда строят дом, люди всегда предполагают в нем комнату для гостей, даже если она всегда пустует. Это спасает их от беспощадного чувства одиночества. Спасительная комната для гостей. Здесь же на втором этаже была спальня дяди Мити.

Надо сказать, его небольшой дом не был похож на берлогу холостяка.

Деревянные стены придавали ему уюта. Вся мебель: кровати, тумбы и шкафы, тоже были сделаны из дерева и покрыты прозрачным лаком. У дяди Мити было много друзей, которые связаны с изготовлением мебели, поэтому он смог быстро и дешево обставить свой дом.

Я уже давно в мыслях мечтал о таком вот домике, поэтому присев на кровати и окинув взглядом комнату при утреннем свете, приятно поморщился.

Спустившись вниз по крутой лестнице, я не нашел их в гостиной, но выглянув в окно, увидел, что дядя сидит за столом на небольшом пирсе у озера. Оно было в метрах десяти от дома. Тимофей тоже стоял на пирсе и пытался закинуть спиннинг в воду, однако получалось у него плохо. Дядя Митя подбадривал внука и по-доброму смеялся, когда тот запутывался в леске.

Я огляделся в его гостиной. Вчера вечером мы быстро сбросили вещи, приняли душ и пошли спать, потому что устали с дороги.

Здесь, как и наверху, вся мебель была деревянная. В одном конце первого этажа, который представлял из себя одну большую комнату по типу квартиры-студии, была кухня, в другом диван, кресло качалка и тумба с телевизором. Интересно, что он показывает в такой глуши, подумал я.

Я быстро умылся и пошел на пирс.

– Как спалось, – спросил дядя, когда я подошел. Тим всё также пытался забросить спиннинг в воду. Иногда у него получалось.

– Спасибо, хорошо. Воздух здесь совершенно другой.

– Конечно, другой. Вы же в стране лесов и озер, здесь всё другое.

Я присел за стол на соседнюю лавочку, окинул взглядом озеро. Оно оказалось гораздо больше, чем я себе представлял. Блестящая гладь воды, лишь изредка встревоженная блесной Тима, уходила метров на сто вперед, где встречалась с густой стеной леса, и расходилась далеко в обе стороны. Здесь везде господствовал лес, кроме тех мест, где была вода, болото или дорога, проложенная через дебри этого леса. Создавалось ощущение, что земля оказалась настолько плодородной, что каждый клочок ее норовил обрасти деревьями как можно сильнее.

– Хочешь кофе? – спросил дядя. – Там на столе завтрак. Мы с Тимофеем уже поели.

– Крути быстрее, чтоб блесна не утонула! – крикнул он Тиму.

– Озеро очень большое, – сказал я ему, встав на край пирса.

– Да, я полчаса гребу в ту сторону на веслах, чтобы добраться до его конца. Там небольшая заводь, хорошо окунь берет. Но по местным меркам, – продолжил он, – это озеро маленькое.

Я стоял на пирсе, пытался охватить взглядом водную гладь, но у меня не получалось. Впервые за много лет, я почувствовал непривычную для меня легкость. Она расползалась по всему телу, наполняла грудь свежим воздухом и прочищала мысли. Хотелось просто стоять вот так часами и смотреть. Смотреть на, казалось бы, не меняющийся, скучный пейзаж, но загадочно пробирающий до самой глубины души.

Кажется, я стал понимать, почему, однажды приехав на север, дядя так и не смог вернуться на малую родину.

– Как дорога? – спросил дядя. – Ждал вас днем раньше.

– Я не смог осилить этот путь за один день. И потом мы заехали на Онежское, провели там пару часов. Вообще я старался не гнать. Дорога живописная.

– Почувствовал?

– Что?

– Как она ведет тебя.

Я улыбнулся.

– Давно ты здесь обосновался? – спросил я его.

– Третий год уже как. Два года выстраивал дом. Этим летом вот баню достроил.

– А почему из города уехал?

– А почему все к старости стараются запереться на даче? Устают от людей. Городок у нас хоть и маленький, людей не так много, просторный, удобный, но считай все друг друга знают. Это утомляет.

Я не знал, как подступиться к нему. Между нами все еще ощущалась неловкость, спустя столько лет. После гибели брата мы толком и не разговаривали. Да и я был тогда еще подростком. Наверное, дяде Мите стоило поговорить со мной, напуганным юнцом, столкнувшимся лицом к лицу с беспощадной природой. Однако, получив от жизни очередной удар под дых, дядя Митя не сделал этого. Я не винил его за это.

Спустя годы мы практически не виделись с ним. Поздравляли друг друга по телефону с днем рождения и сообщениями с Новым годом. Справлялись о здоровье у его детей ради вежливости, моих двоюродных брата и сестры. Бывало так, что они сами не общались с ним год другой. Особенно, когда у дяди Мити был очередной тяжелый период.

Последний раз, я видел его на похоронах жены.

Он приехал, хотя я и не звал его. Наверное, стоило, но в тот момент я не подумал об этом. Он узнал о горе в нашей семье от родственников и приехал.

– Рад тебя видеть, – сказал он, когда я встретил его на вокзале. – Жаль, что при таких обстоятельствах.

Не помню, что ответил ему тогда. Но помню, подумал, что развела нас смерть моего брата и свела вновь смерть моей жены. Все оставшееся время дядя Митя вел себя тихо и нелюдимо, хотя в другие времена всегда был душой компании. Лишь вечерами, когда заканчивались похоронные хлопоты, мы садились с ним на кухне за столом и полуофициально, опять же из вежливости, делились друг с другом события и успехами прошедших годов.

Он сдержанно вспоминал истории из своей жизни и странные случаи с севера. Я рассказывал, как нашел себя в писательстве детективов и успешно строил карьеру. Я видел, что он не понимает сути и ценности моего занятия, но уважает и гордится. А потом ловил себя на мысли, что после приезда дяди Мити мне стало легче переносить все тяжелые мысли, которые оползнем сошли на меня. Я не смог объяснить себе происхождение этого эффекта, но запомнил его. Наверное, поэтому спустя время принял решение поехать на север, к дяде Мите, потому что там мне было легче. Может быть, попутно и выяснить, почему так.

Иногда я спрашивал себя: «Зачем он приехал?»

Исправить ошибки прошлого? Быть рядом спустя двадцать с лишним лет, когда я снова столкнулся со смертью, потому что не был рядом после гибели брата? Я не стал прямо спрашивать его об этом. Потом этот вопрос затерялся в повседневности.

Я видел, что мама до сих пор не простила брата. Ее холодное «Здравствуй, Митя» красноречиво сказало мне об этом. Думаю, дядя Митя и не просил ее прощения, как не просит прощения человек, который сам не смог простить себя.

После всех похоронных церемоний на кладбище, дядя Митя попросил показать ему могилу брата. Она располагалась неподалеку. Я отвел его к месту захоронения и оставил одного на время. Не хотелось мне к одному горю добавлять еще и воспоминания о горе другом.

Как мама, я не винил его в смерти брата. В конце концов, не дядя Митя лишил его жизни и не его халатность. Но тогда мне было по-юношески обидно, что убитый горем и чувством вины, дядя Митя совершенно забыл, что его младший племянник нуждается в поддержке и опоре. Но вскоре дядя запил, а мама забрала меня домой. С тех пор мы и не виделись.

Всю следующую половину дня, мы провели на пирсе: плавали с Тимофеем на лодке, пытались рыбачить, кормили приплывших к берегу уток белым хлебом. Дядя Митя делал шашлык и коптил рыбу на открытой беседке. Он рассказал, что уже пару лет работает в местной строительной фирме, которая возводит дома из оцилиндрованного бревна. Строго говоря, своими знаниями в этой сфере он и помог местному бизнесмену открыть строительную фирму, но руководить работникам и следить за технологией постройки отказался. Силы уже не те. Вместо этого изготавливал потихоньку дверные и оконные проемы.

– Как дела с алкоголем? – осторожно спросил я, когда дядя Митя особенно разговорился.

– Как с капризной девушкой, – отшутился он. – То люблю, то ненавижу.

Я ухмыльнулся, сделав вид, что удовлетворен ответом. На самом деле перед поездкой я подготовился. Нашел сайт строительной фирмы, позвонил ее директору, сказал, кем являюсь, и поинтересовался о состоянии дяди. Он уверил меня, что уже больше двух лет ни разу не видел дядю Митю подвыпивши, даже на праздниках и корпоративах тот не оставался надолго, а ехал домой.

– Мама до сих пор боится этих мест. Испугалась, когда я сказал, что поедем пожить к тебе на время.

– Женщинам положено бояться, переживать. Они продолжатели жизни. В них заложено это природой.

– Сказала, что из всех мест в стране, я обязательно должен был выбрать эту чертову Карелию. Мне даже самому стало интересно. Почему?

– Она все еще носит в себе горечь обиды. Что не уберег твоего брата. Хотя странно, обычно обида, злость, ненависть, не живут так долго, как и все чувства, они истлевают со временем.

– Почему ты приехал в Карелию, дядь Мить? – повторил я.

– Любой север – суровое место, особенно если ты вплотную сталкиваешься с природой, а не отсиживаешься в городах. Потому здесь чувствуешь себя живым. Наверное, мне не хватало этого чувства – жизни. Вот и уехал в Карелию. Кстати, у вас какие планы?

– Как успеем тебе надоесть, – ответил я. – Думаю, где-то на год. Тима точно удастся устроить в школу?

– Да, я уже договорился. Что сам планируешь делать?

– Деньги у меня есть. Каждый месяц приходит процент с продаж книг. Это не весть что, всегда по-разному, но нам много и не надо. Скажи, когда сможем доехать до твоей квартиры? Когда ты там был в последний раз?

– Не спеши, – сказал дядя Митя. – Пока лето, поживите у меня. Здесь гораздо лучше, места полно. В город еще успеем съездить.

– Как скажешь.

– Как тебя вообще угораздило книги писать?

– Каждый находит свой способ почувствовать себя живым.

Дядя Митя ухмыльнулся.

На столе завибрировал телефон. Номер был незнакомый. Я ждал звонка от издательства, поэтому решил ответить.

– Михаил Александрович? – спросил приятный женский голос.

– Да.

– Вас беспокоят из Министерства Внутренних Дел республики Карелия. Неклюдов Иван Николаевич, министр внутренних дел, хотел бы назначить вам встречу. Завтра в двенадцать часов вам удобно будет подъехать.

– А в чем собственно дело?

– Иван Николаевич хотел бы лично все разъяснить.

– А куда нужно подъехать?

– Управление находится в Петрозаводске.

– Это далековато от меня.

– Мы может прислать за вами служебную машину.

– Нет, спасибо. У меня своя. Вообще мне нужно подумать. Я только приехал…

– Хорошо, – перебила меня женщина на другом конце трубки. – Будем ждать от вас ответ в течение часа. Спасибо.

Она закончила разговор.

– Интересно, – протянул я.

– Кто звонил?

– Из полиции.

– Что-то случилось?

– Да ничего, собственно. Их начальник хочет поговорить со мной. Как они вообще узнали, что я в Карелии?

– Север большой, но людей здесь мало. Новости расходятся быстро.

– И что же я должен сорваться до Петрозаводска по первому их желанию?

– Если с тобой хочет поговорить сам министр, значит дело серьезное.

– Да, меня тот дпсник сдал, наверное. Сказал, что их главный очень любит мои детективы. Узнал, что автор собственной персоной заявился в их края и хочет, чтобы я приехал к нему на поклон. Не люблю я чиновников.

– Даже если и так. Ты хочешь здесь обосноваться на время. А лишние знакомства, тем более такие, никогда не будут лишними.

– Я и сам могу о себе позаботиться.

– Прям слышу себя в тридцать лет, – дядя Митя улыбнулся. – Дело твое, конечно. Но я бы не стал игнорировать это предложение. Добираться далеко, хотя по нашим меркам и не очень, но, думаю, оно того стоит. Не совершай моей ошибки. Пользуйся людьми, тем более их услугами. Я вот брезговал этим, прям как ты сейчас. Мне было проще позволить другим пользоваться собой. Думал, это точно так же поможет мне, думал, это схема работает и наоборот. Но ничего подобного.

Я задумался после его слов.

– Поедешь утром, к обеду уже будешь там и вечером вернешься. Мы найдем с Тимофеем, чем занять себя.

– Хорошо.

Я набрал секретариат и подтвердил, что приеду завтра к обеду.

– Спасибо, – ответила девушка. – Иван Николаевич будет вас ждать.

– Интересно, это связано как-то с теми медведями? – сказал дядя Митя, когда я повесил трубку.

– С какими медведями?

– Ходят слухи, что этим летом медведи растерзали двух или даже трех человек. В разных местах.

– Один и тот же?

– Да не должно быть. Слишком большое расстояние между ними. Говорят, что и растерзаны люди были уж слишком жестоко, даже для медведя. Хотя опять же, чего только напуганный ум не придумает. Слухи есть слухи. Официально так никто и не подтвердил. Но не могли же они взяться вот так, с пустого места.

– Надеюсь, он хочет просто познакомиться со мной. Еще медведей мне не хватало.

На следующий день в обед я сидел в приемной местного управления внутренних дел.

Ничего примечательного здесь не было. Обычное здание еще советских времен постройки безвкусно отделанное изнутри. Иногда мне казалось, что казенные помещения специально делают в грязно-коричневых оттенках, чтобы вызывать в посетителях чувства дискомфорта и неуютности. Однако сейчас мне было все равно. Во времена молодости мне частенько приходилось бывать в подобных местах, поэтому еще тогда у меня выработался эмоциональный иммунитет.

Как и полагалось высокопоставленному чиновнику, начальник полиции задерживал нашу встречу на полчаса. Буду ждать максимум час, подумал я. Потом просто извинюсь перед секретарем, развернусь и уеду.

Спасало то, что секретарь перед этим предложила чай или кофе. Я видел, что кофемашина, стоящая в углу, новая и дорогая, поэтому не отказался. Кофе оказался, действительно, хорошим.

Еще через двадцать минут к кабинету министра подошли два человека в штатском и присели на длинный ряд кресел по другую сторону двери. Они практически не обратили на меня внимания, но я понял, что это сотрудники полиции. Они держались слишком буднично для простых посетителей и еле заметно поздоровались с секретарем.

Один был высокий худощавый мужчина с вытянутым угловатым лицом. Кожа его была нездорово бледного оттенка. Скорее всего это признаки коренных северян, подумал я, которые видят мало солнечного света. И девушка, практически на голову меньше своего напарника. Я подумал, что они могут быть напарниками. Ее густые светлые волосы были незамысловато забраны в хвост, волевой взгляд через прищуренные глаза быстро оценил меня. На этом и удовлетворился.

Лицо девушки показалось мне немного грубоватым, однако не настолько, чтобы не быть привлекательным. В нем читались черты какой-то местной народности. Особенность заключалась в скулах. Они были немного выступающими вперед, подбородок прямоугольный, четко очерченный. С первого взгляда лицо ее казалось неприятным, но присмотревшись можно было различить в нем свою строгую гармонию. А в любой гармонии всегда кроется красота.

Двери кабинета наконец-то раскрылись. В коридор вышли несколько людей и направились к выходу. За ними следом вышел мужчина шестидесяти лет с виду, плотно слаженный, в мундире. Окинул взглядом ожидающих его, дал знак мужчине с женщиной следовать за ним и повернулся ко мне.

– Михаил Александрович, – начала он. – Доброго дня, простите, что заставил ждать.

Я привстал из своего кресла и машинально подался навстречу.

– Иван Николаевич, – он протянул мне руку. – Неклюдов. Министра внутренних дел республики Карелия и ваш давний почитатель.

Он расплылся в улыбке и пригласил меня в кабинет.

– Здравствуйте, – сказал я. – Очень приятно.

Мы вошли.

Кабинет Неклюдова был светлее, чем другие помещения в здании и просторней. За двойной дверью располагался стол в форме буквы «т», большое кресло в его изголовье, несколько портретов незнакомых мне людей по стенам, видимо, бывшие начальники министерства, книжные шкафы со стеклянными дверцами, заставленные различными книгами, угловой кожаный диван с журнальным столом. Для непринужденных бесед, подумал я.

Неклюдов пригласил меня сесть напротив него.

Сотрудники в штатском без приглашения расположились на креслах, стоящих вдоль стены. Мне показалось, что мужчина был отчего-то хмур и сердит. Весь его вид, особенно после того, как они вошли в кабинет, говорил о недовольстве.

– Вы, наверное, удивлены, зачем я позвал вас к себе, – начал Неклюдов. – Разве что кроме того, чтоб выразить свое почтение?

– Меня больше интересует, как вам удалось узнать мой номер телефона?

Я знал, что за показной приветливостью подобных людей всегда скрываются корыстные интересы, и уже давно не давал задабривать себя подобными методами. Решил держаться сдержанно, но уважительно.

– Я же министр МВД, о чем вы говорите, – отшутился Неклюдов и продолжил. – Спасибо вам за качественные детективы. Я большой поклонник этого жанра. И вы, надо сказать, один из моих любимых авторов. Уж отечественных точно.

– Мне очень приятно, – ответил я.

– Большинство писателей просто хотят рассказать интересную историю. Думают, что чем сильнее закрутят сюжет, чем неожиданней придумают развязку, тем лучше будет их книга. Это отдает неуверенностью, слабым талантом. Не люблю таких. Но ваши книги совершенно другие. Иногда мало похожи на правду, видимо, сказывается, что вы никогда не несли службу в рядах полиции. Однако мне очень нравится, как вы раскрываете психологию убийц, их глубокие мотивы, механизмы поступков, подробности преступлений. Мне кажется, вам не интересны заурядные убийства. Всегда ищете какой-то подвох.

– Вы внимательный читатель.

– Я часто задавался вопросом, когда читал ваши детективы: «А не является ли сам Михаил Стогов потенциальным убийцей?»

Неклюдов засмеялся. Я улыбнулся тоже.

– Уж слишком подробно и в красках он пишет о маньяках и разного рода преступниках.

– Сложно написать хорошую книгу, не погрузившись в мир своих героев, не примерив их шкуру. Но все остаётся в рамках воображения.

– Это очень интересно. Думаю, когда-нибудь я расспрошу вас об этом поподробнее. Что привело вас в наши края, Михаил Александрович?

– Семейные дела. Здесь живет мой дядя, брат матери.

– Кратковременный визит?

– Думаю, долговременный. Я приехал с сыном, чтобы пожить полгода-год в Костомукше.

– Решили сменить обстановку?

– Можно и так сказать. Нам нужно оправиться от смерти жены.

– Неприятный повод. Соболезную.

– Спасибо, – ответил я.

– Думаю, сама судьба привела вас в наши края.

– Смотря что вы имеете ввиду?

– Нам бы пригодился ваш аналитический склад ума, о котором я говорил только что. Нужно проникнуть в голову серийного убийцы, как это вы сказали, примерить его шкуру. В нашем крае совершенно несколько жестоких однообразных убийств. Не случайных. Подготовленных. Продуманных. И очень кровавых. Явно с каким-то странным подтекстом. Убийства происходят глубоко в лесах. Жертвы случайные грибники или ягодники. Возможно, не случайные. Мы еще выясняем это. Первые места убийств мы обнаружили еще прошлой осенью. Еще пару этой весной. Одно буквально на днях.

– Это тот самый медведь, о котором ходят слухи?

– Вот что значит – писатель: уже в курсе слухов. Да, мы берем со свидетелей подписку о неразглашении, чтобы не наводить панику на население, пока мы не разберемся в этом деле. Опасаться медведя в лесу для них привычнее, чем серийного убийцу.

– Есть ли подозреваемые?

– Пока нет. Признаться, такое дело в диковинку для наших людей. Чем дольше мы буксуем, тем быстрее центр пришлет к нам своих специалистов. А мы этого очень сильно не хотим. Они точно не будут шарахаться по лесам в поисках убийцы, а шуму поднимут много. Вы понимаете, о чем я.

Я сделал вид, что понимаю.

– Поэтому, когда я услышал, что к нам пожаловал сам Михаил Стогов, я решил привлечь вас к этому делу. В качестве консультанта, естественно. У вас же есть диплом по психологии?

– Да, есть.

– Вот и замечательно. В качестве внештатного психолога.

– Иван Николаевич, при все уважении, мы только что приехали с сыном. Нам нужно время, чтобы устроиться на новом месте, привыкнуть. Мне очень лестно ваше предложение и интересно, как писателю, но сейчас у меня очень мало времени.

– Я прекрасно вас понимаю. Думаю, мы придумаем какое-нибудь жалование вам, как внештатному специалисту. К тому же это не займет у вас много времени. Ознакомитесь с материалами дела, может посетите пару мест преступлений, самых свежих, поговорите с нашими следователями. Я пригласил их сегодня: Фирсов Сергей Иванович и Хабарова Анна Юрьевна. Но прежде чем я передам слово им, мне нужен от вас ответ.

Я понял, что Неклюдов прижмет меня к стене и потребует согласия или отказа здесь и сейчас. Я колебался. Было чертовски интересно увидеть материалы дела, живые. В основном я черпал вдохновение из старых, давно закрытых дел, доступ к которым мог найти в интернете. С другой стороны, мне придется ходить по лесам, пусть и в сопровождении следователей. А здешние леса пугали меня. Не зря же местные жители так охотно поверили в легенду о медведе. Она выглядела правдоподобно.

– И еще одно, – сказал Неклюдов, пока я молчал в раздумьях. – У вас уже давно не выходили новые детективы.

Этот старый лис решил достать козырь из рукава.

– Либо вы исписались, либо закончились идеи. Соглашайтесь. Если нам удастся закрыть это дело, в вашем распоряжении будут все материалы. А это уже попахивает бестселлером. Да еще по горячим следам.

Он не оставил мне выбора.

– Вы не оставили мне выбора, – сказал я.

– Замечательно. Анна Юрьевна вы захватили материалы?

Следователи, до этого момента сидевшие в полном молчании поодаль от нас, подошли и присели рядом, напротив меня. Блондинка со строгим лицом положила передо мной на стол несколько папок.

– Я хочу, чтобы вы сейчас быстро просмотрели фото с мест преступлений, – сказал Неклюдов. – Первый быстрый взгляд – самый полезный.

Мне показалось, что все происходящее доставляло ему удовольствие. Начитавшись моих детективов, сейчас он будто погружался в мир моих книг, а я был его проводником. Странные бывают эти чиновники, подумалось мне. Пусть даже и так. Я готов ему подыграть.

– Вот, – сказала блондинка и раскрыла передо мной папку с фотографиями. – Всего было обнаружено три места преступления. Но кто знает, сколько их еще в лесу.

Я почти не услышал ее последних слов. Я смотрел на фотографии. На них были люди, подвешенные или распятые между высоких сосен в метре от земли. Кожа бы содрана, внутренние органы извлечены и развешены в разных местах на ветках. Длинные гирлянды кишок, как на новогодней елке, украшали стоящие рядом деревья. Из зеленого окрестный лес окрасился в красный цвет. Земля была залита кровью. Тела были абсолютны голы. Он их раздел. Зачем? На фото были женщины и мужчины, по одиночке или сразу два тела, поодаль друг от друга. И каждый раз картина повторялась точь-в-точь, подвешенный распотрошённый человек, много разлитой крови и внутренние органы по деревьям.

Но лица – их лица были безмятежными. Закрытые глаза, кожа без единой ссадины или пореза. Как на старинных распятиях голова их была опущена к низу.

– Как они были убиты? – спросил я.

– А разве не видно, – фыркнул следователь Фирсов.

– Что стало причиной смерти? Не живьем же он их разделывал?

– Нет, – сказала Анна. – Удар ножом точно в сердце или перерезал горло.

– Это если жертв было сразу две?

– Да, если две сразу.

– Что бы не успел убежать, – сказал я себе под нос. – А потом снова удар в сердце. Да?

Блондинка внимательно посмотрела на меня.

– Чтобы не мучился, – сказал я. – Он милосердный.

– Милосердный? – снова фыркнул Фирсов.

– В детстве, когда бабушка держала у себя на скотном дворе свиней, каждый ноябрь был для нас праздником, потому что поздней осенью зарезали самого большого хряка. На всю деревню было один-два мужика, которые могли быстро и аккуратно это сделать. Хряк жил с нами почти год, мы кормили его, лечили, ухаживали, убирали за ним. У каждой свиньи были свои имена. И хотя растились они на убой, они становились практически членами семьи. Причем очень полезными, давали нам мясо для пропитания, навоз для прикормки растений. Потому и ценились мужики, которые могли как можно быстрее умертвить животное, чтобы оно не мучилось. Это всегда был удар под переднюю правую ногу, под ребро, чтобы сразу достать до сердца. Это был наш акт милосердия, хотя мы точно так же разделывали тушу. Но это не значит, что мы не уважали и не жалели эту тушу. Она была лишь средством выживания для нас. Думаю, для убийцы они точно так же важны. Он жалеет их, потому и милосерден, разделывает после смерти. Они лишь средство для него, для каких-то целей. Если поймем цели, сможет и вычислить его.

Неклюдов увлеченно смотрел и слушал меня. Думаю, ему нравилось все, что я говорил. Министр достиг своей цели и теперь просто получал удовольствие, ощущая себя персонажем одного их моих детективов.

– Жертвы же никак не связаны? – спросил я.

– Да, – сказала Анна. – Мы проверили их, никаких связей. И места преступлений очень далеко друг от друга. Мы пытаемся установить связь между ними, но ничего не выходит.

– Все жертвы местные, – перебил ее Неклюдов. – В основном грибники или ягодники. Слава богу, что не заезжие туристы. Иначе бы газеты уже давно подняли хай. Местных свидетелей нам удалось приструнить, и сдержать шумиху хотя бы на время.

– Места преступлений глубоко в лесу, где убийца натыкался на очередных жертв, – продолжила следователь Хабарова.

– Или они натыкались на него, – сказал я.

– Думаете, он поджидал их?

– Возможно. Кого вы ищете?

– Портрет убийцы очень расплывчатый за отсутствием свидетелей. Мужчина средних лет, достаточно сильный и выносливый. Сейчас мы проверяем всех егерей и лесников, которые знают лес. Составляем психологические портреты. Но их не так много. Гораздо больше охотников и, как сказал Иван Николаевич, ягодников и грибников. Уже начался сезон и с каждый днем они все больше и больше будут наводнять лес. Проверить всех охотников – значит посеять панику. Лесники в системе, их мы может хоть как-то предостеречь не болтать языком.

Пока Анна Хабарова говорила, я рассматривал фотографии.

– Так много крови, – сказал я. – Если убийца достаточно точен и аккуратен, чтобы убить ударом в сердце, он оставил слишком много следов крови. Если только это не сделано намеренно. Такое ощущение, будто он удобряет землю. Будто он специально слил кровь и разлил ее по лесу.

– Да, кровь была обнаружена в радиусе десяти метров от тела.

– Это точно охотник. Ловко обращается с ножом. И, возможно, не средних лет.

– Что вы имеете в виду? – спросила Анна. Остальные внимательно смотрели на меня.

– Я вот думаю, жертвы должны были подойти вплотную к нему, чтобы он быстрым ударом смог умертвить их. Следов борьбы же не обнаружено?

– Да, если только минимальные.

– В лесу так близко вы подойдете либо к женщине, либо к мужчине преклонного возраста, старику. Незнакомый мужчина будет вызывать подозрение, и машинально человек будет держаться поодаль.

– Очень сильный должен быть старик, – вставил Фирсов.

– Я знаю примеры стариков, которые и в семьдесят-восемьдесят лет бегали марафонские дистанции. Дело не в количестве лет, а в состоянии духа. У этого убийцы с крепостью духа все в порядке. Да и с твердостью руки, видимо, тоже. Но это только гипотеза. Надо бы побывать на месте преступления, чтобы представить всю картину целиком.

– Это мы можем устроить, – сказал Неклюдов.

– Анна Юрьевна, введете Михаила Александровича в подробности дела.

– Хорошо.

– Был очень рад познакомиться с вами Михаил Александрович. И спасибо, что согласились. Все остальные вопросы можете выяснить у наших следователей. Если, что-то понадобится, вы знаете, где меня найти.

– Спасибо, мне тоже очень приятно, – сказал я и пожал Неклюдову руку.

– Анна Юрьевна, – сказал он, когда мы уже выходили. – Не забудьте взять подписку о неразглашении.

– Да, конечно, – ответила она.

Мы вышли в коридор.

– Так, господа, мне некогда заниматься с вами домыслами, – тут же проговорил Фирсов. – Всего доброго.

Он развернулся и пошел по коридору.

– У вас есть еще немного времени? – спросила у меня Анна.

Я посмотрел на часы. Было около двух дня и пять часов дороги назад.

– Думаю, час есть. Мне еще долго добираться назад.

– Куда?

– До Костомукши.

– Тогда не задержу вас дольше часа. Можем пройти в наш кабинет.

– А здесь есть тихое место, где можно поесть и поговорить. Я с утра практически ничего не ел.

– Да, конечно. Я вас отвезу.

– Езжайте, я на машине. Поеду за вами.

– Хорошо.

Через пятнадцать минут мы сидели в кафе на берегу Онежского озера, по другую его сторону. Почему-то здесь озеро не производило на меня такого же сильного впечатления. Все это из-за города, подумал я. Он убивает его магию. Готов поспорить, что в километре от него волны Онеги точно также загипнотизируют меня.

– Расскажите мне все, что знаете, – сказал я, когда мы сели в самый дальний угол, чтобы нас не было слышно. Впрочем, в кафе было немноголюдно.

– Первую жертву обнаружили в район Суоярви, глубоко в лесах, еще прошлой осенью. Вот.

Анна достала фотографию.

– Мужчина сорока лет. Живет в Суоярви, двое детей, жена. Как и все подрабатывал осенью на сборе грибов. В прошлом сезоне их было больше обычного. Поэтому за богатым уловом в леса пошли люди, больше обычного. Некоторым приходилось углубляться в чащу, потому что по краям леса грибы просто не успевали вырастать.

– Зачем люди так массово идут в лес за грибами?

– На продажу, конечно. В Карелии развитый рынок продажи грибов и ягод. Население собирает, потом сдает в пункты приема. Здесь многие так живут. Ходят семьями, некоторые даже берут отпуск на сезон.

– Как вы думаете, когда он начал?

– Точно неизвестно. Может быть, прошлым летом, может еще в позапрошлом году. Как и говорил Неклюдов, много жертв мы, возможно, еще просто не обнаружили. Территория лесов здесь очень большая, зачастую непроходимая, легко заблудиться. Прочесать всю территорию в поисках новых мест преступления физически невозможно. Это займет много времени, да и людей столько нет.

– Значит, природа на его стороне.

– Если можно так сказать.

– Должна быть причина, по которой он начал убивать. Что-то послужило спусковым крючком. Любое убийство, пусть даже и серийное, если ритуальное, значит всегда личное. Вы проверили проводников? Что если человек предлагал свои услуги по проходу в грибные или ягодные места, заводил и там убивал своих жертв. Он мог быть близко с ними, так как они доверяли ему.

– Возможно, но так мы бы быстро его вычислили. Родственники погибших не говорили о каких-либо договоренностях с проводниками. Это сложно утаить. Да и расположение по территории слишком разбросано. Обычно проводник знает хорошо одну определенную местность.

Я смотрел на фотографии и думал.

– Были какие-то странности на теле?

– Да, одна была. В анусе у каждой жертвы была осиновая затычка. Колышек. Вставлены после смерти.

– Проверили, что это значит?

– Еще нет, слишком много работы. Пока мы только сводим все показания свидетелей и родственников жертв.

– Я посмотрю. Еще какие-нибудь знаки?

– На телах больше ничего не обнаружили.

– А на деревьях? Камнях?

– Я не припомню. Нужно смотреть в фотоматериалах.

Пока мы говорили, я рассмотрел ее лицо. В профиль оно казалось грубоватым, но анфас, особенно, когда Анна говорила, было привлекательным, несмотря на угловатые черты. Сквозь плотную светлую кожу просвечивали редкие веснушки. Ровный строй небольших зубов подчеркивали тонкие губы. Когда она думала и хмурилась, на лбу проступали пара морщин, а брови мило сдвигались к переносице. И поразительно живые глаза, которые били энергией сквозь узкие щели век.

Анна одевалась просто и удобно: ботинки на завышенной подошве, зауженные темные джинсы, серая сорочка и легкая куртка пуховик сверху. Это лето было холодным даже у меня дома. В Карелии было еще холоднее.

Она заметила, что я изучаю ее, пока она ела.

– Вы, действительно, думаете, что сможете помочь нам? – спросила она.

– Не знаю, – честно ответил я. – Сегодня утром я даже не думал об этом. Я могу изучить материалы дела, может быть, даже посетить пару мест преступлений, хотя мне не хотелось бы, и поделиться своими мыслями.

– Почему не хотелось бы?

– Я боюсь леса.

– Боитесь леса? – переспросила он. – Насколько я знаю, сам лес еще никому не навредил. Только дикие животные или безответственность самих людей.

– Медведи, я боюсь медведей.

– Вероятность встречи с медведем очень мала. Они учуют или услышал вас раньше, чем вы об этом узнаете, и постараются избежать встречи. Опасны только самки с детенышами, но приблизиться к ним тоже достаточно трудно. Если только как-то умудриться столкнуться лоб в лоб.

– Медведь загрыз моего брата, – сказал я. – Много лет назад. В Ругозере.

Анна удивленно подняла брови.

– В районе заброшенного коровника?

– Да. Вы знаете это место?

– Я слышала эту историю. Надо же! Многие слышали эту историю, если честно. Это был ваш брат?

– В юности мы часто приезжали в Карелию к дяде. Это был один из тех приездов. С тех пор я не был в этих краях.

– Мне очень жаль вашего брата.

– Это было давно.

– Мы можем добраться до места убийства в районе поселка Муезерский. Это близко от Костомукши. В двухстах с лишним километрах. Там были убиты муж и жена. Бездетные. Оба в районе тридцати лет. В поселке живет местный проводник, который и обнаружил их тела. Я договорюсь, чтобы он отвел нас.

– Хорошо, – нехотя ответил я. – Уже поздно, мне пора выезжать. Я могу забрать материалы с собой?

– Да, конечно. При условии, что никто их больше не увидит.

– Безусловно.

– Я позвоню вам, как договорюсь с проводником.

Мы распрощались. Я сел в машину и выдохнул. Впереди были пять часов обратного пути. Или четыре, если поднажму.

Дорога располагала к размышлениям. Пробираясь по шоссе среди лесов и болот, где свирепствовал маньяк, я пытался отделаться от призрачного чувства безопасности, которое, как покрывало Майи, застилает нам глаза и заставляет верить, что мы над опасностью, а не перед ней. Мы проложили дороги по непроходимым местам, возвели города и покорили реки, и думаем, что властвуем в этих землях. А на самом деле наши города и дороги находятся в густой чаще непроходимого леса и озер. Природа сторонится нас, но стоит забраться поглубже, она готова укусить.

Перед глазами стояли фотографии убиенных, но они не вызвали жалости во мне. Может, странным образом влияли их спокойные, мирные лица. Но растерзанное тело говорило об обратном.

Почему он не убивал раньше? Почему именно сейчас? Это был главный вопрос, ответ на который мог стать толчком к раскрытию дела. Но я не спешил искать его. Сначала нужно тщательно изучить всю информацию, подробнее рассмотреть фотографии и подумать. Это точно был мужчина преклонного возраста, сильный мужчина, выносливый и хладнокровный.

Он убивал в разных местах, не мог быть проводником у жертв, чтобы не оставить лишних следов и свидетелей, значит натыкался или выслеживал случайных людей в лесу. Одиноких или парами. Я пытался представить всю картину целиком.

Молодая пара шла по лесу в поисках ягод. Наверняка шли они в нескольких метрах друг от друга. Но убиты были вместе, рядом. Убей он одного, и вторая жертва могла бы убежать, дать отпор. Как бы я отнесся к мужчине с ножом в лесу, который хочет приблизиться ко мне, думал я. Даже если я допускаю, что ходить с ножом в руке, когда собираешь грибы, это нормально. Но даже и так я бы не подошел к нему слишком близко.

А пожилой человек, старик, чем добродушнее он будет выглядеть, особенно если будет просить помощи, способен приглушить чувство подозрительного самосохранения. В таком случае он должен быть еще и хороший актер.

Он просит помощи, рассуждал я по пути, говорит, что ему стало плохо, сидит на пеньке, потому что прихватило сердце. К нему подходит жена, потом зовет мужа на помощь, когда они вместе наклонились над ним и пытаются помочь, он быстрым ударом ножа по горлу выводит из строя мужа, хватает женщину, может быть даже оглушает и точным движением между ребер протыкает ей сердце. Затем точно так же добивает мужа, пока тот в смертельной агонии бесполезно пытается зажать руками глубокую рану на шее.

Когда жертвы мертвы, начинается его ритуал.

Я вспоминал, как мы разделывали мясного хряка, которого откармливали весь год. Когда он затихал в стойле с точно такой же раной от длинного ножа, проткнувшего его сердце, мы с братом, помогая взрослым, поднимали его и выкладывали на приготовленные деревянные щиты брюхом к верху. Обычно хряк весил больше ста килограммов. Так что старик точно должен быть сильным, чтобы управиться с телом, пусть и весом в семьдесят-восемьдесят килограммов. Если, конечно, моя теория верна и это, действительно, пожилой человек. Хотя мне нужно было подробнее изучить систему подвязок, которые использовал убийца. Возможно, подвесить тело человека над землей было не так уж и сложно. Но это позже, думал я и углублялся в воспоминания.

Я вспоминал, как мы давали друг другу понюхать снятые опаленные копыта. От них шел вкусный запах копченостей. Даже сейчас он стоял у меня в носу.

После того, как туша поросенка была водружена на настил и опалена, мы делали надрез от головы до хвоста, чтобы оголить грудной и брюшной отдел. Ударом топора разбивали сочленение ребер, которые мешали добраться до легкого и сердца. Вынимали все внутренности: почки, печень, легкое, сердце, желудок, аккуратно омыв и сложив их в металлический тазик. Еще теплые. Я вспоминал, как мы с братом грели руки о внутренние органы свиньи. Пальцы мерзли от постоянного пребывания в воде. Все извлеченные органы нужно было хорошенько промыть.