Читать книгу Туннель. Затерянные во времени - Александр Синдерев - Страница 10

«Старик» в тот день, когда Виталий с приключениями побывал в первый раз в «туннеле», хорошо в своём кабинете накачал его водкой. «Мишка» же затем Виталия, почти смертельно уставшего от стресса и выпитой водки, доставил на автомобиле до дома и помог ему добраться до двери своей квартиры. Через некоторое время после этого первого визита в «туннель» последовал второй, третий и прочие визиты, вплоть до 1990—1991 годов. Сейчас детально вспомнить прошлое уже невозможно, но то, о чём помню, расскажу…

После своего первого визита в «туннель», Виталий в свои 14 лет стал употреблять спиртные напитки. Его, по сути, ещё не окрепшая, юношеская психика после всего увиденного и услышанного, стала давать сбои. Когда человеку очень хорошо или очень плохо ему хочется поговорить с кемнибудь. Этот принцип лежит в основе некоторых методик, позволяющих разговорить некий объект, интересующий спецслужбы. «Случайное» знакомство с очаровательной женщиной, флирт, постель, откровенный разговор и, как говорил герой одного советского фильма, «клиент готов». При другом раскладе объект, под вымышленным или спровоцированным предлогом, оказывается на некоторое время в камере следственного изолятора, где компанию ему составят уголовникиотморозки. Общение с ними стимулирует объект к откровенности в беседах со следователем. Виталькин случай требовал от него молчания, а не разговорчивости, но в 14 лет мы ещё не умеем понастоящему хранить в себе тайны. Я стал для него отдушиной, то есть тем человеком с кем он делился известным, пока только ему, секретом.

Примерно через каждые две или три недели он приходил ко мне с бутылкой вина и пачкой сигарет. Я пил мало и практически не курил. Мне просто было крайне любопытно всё, что он рассказывал. Чекисты из отдела «Т» на первых порах, следили за моим другом, как за вражеским агентом. Прослушивали всё. Таким образом я попал в поле их профессиональных интересов и меня стали изучать. Мой объём информации о «туннеле» и его обитателях, после каждой задушевной беседы с Виталием, увеличивался. Через несколько месяцев чекисты и «старик», как я сейчас полагаю, посчитали, что я знаю достаточно и что мне пора самому увидеть то, о чём последнее время мой друг так активно мне рассказывал.

В первых числах марта 1973 года, выпив на улице на двоих бутылку вина, в двух кварталах от Виталькиного дома и вволю наговорившись, мы решили разойтись по домам. Мой друг всегда пил больше меня и я, как правило, после совместной борьбы с «зелёным змеем», вначале провожал его до дома, а потом уже шёл к себе. В тот день мы уже почти подошли к дому Виталия, как неожиданно из соседнего двора к нам на перерез выехала патрульная милицейская машина. Двое крепких ребят в форме, выйдя из автомобиля, попросили предъявить им любые документы, удостоверяющие наши личности. Я на два года старше Виталия. Паспорт мне выдали в 1972 году, а у моего друга его ещё просто не было. В тот год, то есть 1973, я был учащимся девятого класса средней школы и, отправляясь на улицу погулять, естественно, паспорт с собой никогда не брал. Тогда не было, как сейчас, террористов с Северного Кавказа и гастарбайтеров из Средней Азии. Паспорта у советских граждан иногда годами лежали, за ненадобностью, дома в укромных местах. Выяснив, что документов у нас нет, сотрудники милиции сделали нам предложение, от которого невозможно было отказаться при всём нашем желании. Мы были обязаны проехать сними в отделение милиции.

Менее чем через 10 минут, находясь в клеткесалоне двигающегося милицейского уазика, я понял, что везут нас не в «родное» 42 отделение милиции, а куда то дальше. На мой вопрос: «Куда вы нас везёте?» последовал жёсткий ответ, чтобы я не приставал с расспросами, так как скоро сам всё узнаю. Смеркалось. Вопреки моим ожиданиям по городским улицам милицейский уазик двигался быстро, практически нигде не останавливаясь. На крыше автомобиля, разбрызгивая по сторонам лучи света, работал проблесковый маячок. Ожидание чегото и связанное с этим беспокойство потихоньку улетучилось. Я закимарил. Когда я открыл глаза, то интуитивно понял, что мы едем по лесу. Двигались в полной темноте и значительно медленней, чем в городе. По пути наш автомобиль периодически наезжал на кочки и ухабы. Звуков, издаваемых работающими моторами автотранспорта, двигающегося в попутном или встречном направлениях, слышно не было. Неожиданно наша машина остановилась. Это типичная ситуация, когда не знаешь, где конечная точка маршрута. Открыв снаружи дверь, сопровождающие нас милиционеры, предложили нам выйти из уазика. Габаритные огни автомобиля, мрачные силуэты деревьев. Без сомнений, мы были в лесу. Я не испугался в тот момент, а удивился. Я, как и другие советские люди, верил в нашу, ещё ту милицию. Это уже потом в «перестройку» и позже, граждане стали бояться «людей в форме», так же как и бандитов. Стоя возле автомобиля и пытаясь осмыслить произошедшее, я не заметил, как профессионально ловко на запястье моей правой руки один из двух милиционеров защёлкнул браслет наручников. Ещё несколько секунд и второй браслет моих наручников сковал запястье левой руки Виталия. В общем, картина маслом «Скованные одной цепью». Затем стражи порядка сделали нам предложение, от которого мы, в очередной раз, не смогли и даже не хотели отказываться. Нам предложили сходить в туалет, углубившись на несколько метров в лес. Не помню сейчас, кто кому из нас тогда сказал острую «ковбойскую» шутку, но, засыпающий в надвигающейся ночи лес, был разбужен нашим диким хохотом. Напряжение последних часов прорвалось наружу. Вернувшись к милицейскому «такси», мы закурили Виталькин «Беломор». «Менты», отойдя в сторону, решили то же перекурить и о чёмто пошептаться. Не прошло и пяти минут, как они сделали нам очередное и, судя по дальнейшему развитию событий, последнее предложение, от которого мы вновь не смогли отказаться. Нам предложили прогуляться. Освещая дорогу одним, имеющимся на четверых фонариком, мы по тропинке, петляющей среди деревьев и кустарников, углубились в лес. Бежать нам было бессмысленно. Метров через 80—100 изза стволов деревьев нам в глаза стали падать лучи электрического света, исходящие непонятно откуда. Виталька, словно его осенила догадка, тогда негромко сказал, повернувшись ко мне: «Это «туннель». Я напрягся. Минут через 10—15 мы остановились. Тропинка, резко оборвавшись, вывела нас объекту, в существование которого я до этой минуты до конца не верил. Зрелище было завораживающее. Бетон, прожектора, лес. Огромная стальная плитазадвижка, повинуясь чьейто команде, медленно и тихо стала перемещаться в сторону. Открыв вход в подземелье, отодвинувшись метра на два, она остановилась. На фоне, исходящего из глубины сооружения приглушённого света, обозначились силуэты группы людей, направляющихся к нам. На их стальных касках играли блики электрического света. Пятеро подошедших были весьма рослыми. Они были почти на голову выше меня. Среди них только один человек был в фуражке. Именно он тогда сказал милиционерам: «Спасибо, что доставили наших гостей. Вы можете ехать». «Менты», сняв с нас наручники, отправились в обратный путь своему уазику. Тем временем человек в фуражке, протягивая для рукопожатия моему другу правую руку, сказал: «Здравствуй, Виталий. Представь меня Александру». Услышав от незнакомца своё имя, я слегка вздрогнул и впился в него взглядом. Виталька, както неуверенно, пожав протянутую руку, сказал: «Это «старик». Затем последовала многократно описываемая классиками литературы, немая сцена. Я и «старик», стоя рядом, молча изучали друг друга. Передо мной стоял человек в шинеле серостального цвета. Его рост составлял более 190 см. Типовая эсэсовская фуражка с высокой тульёй делали моего нового знакомого запредельно высоким. На мгновение я ощутил себя карликом в плену у великанов. Протянутая ко мне для приветствия рука и слова старика: «Здравствуй, Александр» вывели меня из оцепенения. Я пожал «старику» руку. «Добро пожаловать в подземелье, – слегка улыбнувшись, сказал он и тут же добавил, – пойдёмте в дом». Последняя фраза, свойственная традициям русского гостеприимства и сказанная применительно к «туннелю», заставила нас с Виталием улыбнуться и пойти… на встречу неизвестности. Оказавшись внутри «дома», я сразу обратил внимание на освещение и воздух. Осмелюсь предположить, мои дорогие читатели, что Вы все знаете, что такое метро. Теперь мысленно представьте, что в метрополитене исчезли электропоезда, и Вы идёте пешком по шпалам от одной станции к другой. Подземный коридор в «туннеле», как минимум в два раза больше, чем в метрополитене. Во время войны на данный объект загоняли железнодорожные составы. Стандарты или технологические требования к военному объекту иные, чем гражданскому. Большинство ламп люминисцентные, свет не режет глаза. Всё хорошо видно. Мы тронулись в путь. Пройдя какойто незначительный отрезок пути, я заметил справа на стене грушевидную лампу красного цвета. Примерно через 100 метров, но уже слева на стене была прикреплена такая же красная лампочка. Эти лампочки крепились к стенам в шахматном порядке и включались с помощью специального рубильника, находящегося в одном из помещений расположения комендантской роты. Излучаемый этими лампами красный свет означал нависшую над «туннелем» опасность, либо сигнал для экстренного общего сбора в подразделениях для ознакомления с какойнибудь срочной информацией. Включение красных лампочек дублировалось специфическим звуком, издаваемым особыми устройствами, закреплёнными на стенах через каждые 400 метров.

В «туннеле» был следующий порядок реагирования по тревоге. Заслышав «пение серен» (из внутреннего жаргона), каждый военнослужащий должен был бегом явиться в расположение своей дивизии и получить оружие с боекомплектом. «Дежурная» дивизия сразу выдвигалась за пределы «туннеля» на свои оборонительные позиции, все прочие формирования находились в режиме ожидания дальнейших указаний коменданта. Срок дежурства каждой дивизии составлял один месяц. Конечно, всё это я узнал значительно позже.

Воздух в «туннеле» был сухой и тёплый, системы вентиляции и отопления работали безупречно. Зайдя в «дом с улицы» на это невольно обращаешь внимание.

Я, Виталий и «старик» молча шли по «туннелю». Случайно обернувшись назад, я обнаружил, что четверо рослых солдат в касках встречавших нас по прибытию, кудато делись. Мы были одни. Всё происходящее казалось мне нереальным, особенно «старик» в его полевой эсэсовской шинеле. Через какоето время мы оказались на краю большой площадки. Помимо основного туннеля, с уходящими вдаль рельсами, на площадке брали начало ещё два туннельных прохода. Один слева, а другой справа от основного. Ситуация, как в русской сказке о былинном витязе и трёх дорогах. Наш с Виталием «проводник» выбрал правую дорогу и мы, доверяясь ему, продолжили путь. Помню, что тогда у меня промелькнула мысль об Иване Сусанине в образе «старика» и о нас с Виталием в роли поляков. Минут через 5—7 мы поравнялись с массивной металлической дверью, окрашенной в серый цвет. В середине двери, в том месте, где смыкались створки, жёлтой краской были изображены две скрещивающиеся гранаты с длинными ручками. Легендарные немецкие М24. «Шмайсер» и «толокушка» (М24) – «визитные карточки» солдат III Рейха.

Как я уже писал ранее, с января 1943 года, по распоряжению Гиммлера, военнослужащим бригады «Дирлевангер» в правой петлице, вместо двух «молний», разрешалось носить две скрещивающиеся гранаты, индивидуальный знак принадлежности к данному воинскому формированию.

Хозяйской рукой «старик» потянул в сторону одну из створок. Вторая при этом, повинуясь техническому решению инженераконструктора, мгновенно и синхронно стала двигаться в противоположную сторону. Войдя внутрь, мы оказались на территории расположения дивизии, командиром которой был «старик». Справа, недалеко от входной двери, было чтото вроде «тумбочки», если проводить аналогию с местом дневального в Советской Армии. На небольшом возвышении стоял, вытянувшись струнку, парень лет 25ти, одетый в военную форму. «Чистая» левая петлица указывала, что перед нами стоит рядовой солдат войск СС. Выше его головы, примерно на метр, на стене висел портрет Гитлера. Немного ниже, по сторонам от него, находились портреты, как я узнал позже, генерала предателя Власова и руководителя Локотской республики Каминского. Приветствуя «старика», дневальный, вскинув правую руку вперёд и вверх, как это было принято у немцев, громко сказал: «Слава великому Рейху!». «Старик» ответил: «Слава». Такое приветствие и ответ меня удивили, так как не прозвучало упоминание о здоровье Гитлера. На плече дневального я увидел ремень от автомата. Сделав незаметно шаг в сторону, я обнаружил за его спиной автомат Калашникова.

Опустив после приветствия руку, парень нажал на кнопку, расположенную рядом с ним в стене. Не громкие, но трескучие звуки стали доноситься отовсюду. Они сообщали личному составу, что прибыл комдив. Мы стояли, «старик» чегото или когото ждал. Послышался приближающийся топот сапог. Два человека с автоматами, резко остановившись на бегу в трёх метрах от нас, вскинув руки, приветствовали «старика». У одного из них на левой руке была, широко растиражированная во всех художественных фильмах о войне, красная повязка с белым кругом и чёрным крестом в нём. Две полоски в левой петлице указывали, что перед нами роттенфюрер СС. Выслушав его краткий рапорт о «больных и раненых», мы направились в кабинет «старика», следуя за ним. Сделав два шага, наш «проводник» повернулся вполоборота к дежурным и на ходу распорядился: «Пусть „Синяя башка“ сбегает на склад и из моего резерва принесёт банку икры». Интересная кличка подумал я тогда про себя, переступая порог кабинета, в котором уже в дальнейшем бывал не один раз.

«Старик» всегда и во всём был рационален и обстановка кабинета лишний раз это подчёркивала. Убрав шинель в шкаф, он предстал перед нами блеске своего мундира и наград. Цвет формы, плетенные серебряным шнуром погоны с двумя четырёхгранными звёздами на каждом. «Рыцарский» крест на шее и «железный» на груди в районе сердца, пестрые наградные планки от неизвестных мне тогда медалей – всё это не давало мне оторвать свой взгляд от «старика». кабинету примыкали персональный туалет и душ. Не хватало только кухни, чтобы назвать это помещение однокомнатной квартирой. Посетив поочерёдно места «индивидуального пользования», мы с Виталием присели к столу, на который «герр» выставлял выпивку и закуску. В дверь кабинета ктото постучался. «Заходи», – громко сказал «старик». На пороге появился парень, примерный возраст которого составлял 25—28 лет. Высокий, худощавый, с сильным волевым лицом и странными потухшими глазами. Обращаясь к «старику» парень сказал, что он выполнил приказ и, подойдя к столу, поставил на его край небольшую банку с красной икрой. «Принеси нам чайник кипятка и можешь быть пока свободным», – проговорил, обращаясь к нему «старик». Парень ушёл. Хозяин кабинета, держа в руке бутылку с водкой, наполовину наполнил три гранёных стакана. После его туманного тоста с пожеланиями честно и верно служить общему делу, выпили по первой. Расслабились, смеялись, говорили ни о чём, до тех пор пока с чайником кипятка не появился вновь тот парень. Когда он ушёл «старик», хитро улыбаясь, сказал, кивнув головой в сторону входной двери: «Это наш Муссолини или «Синяя башка». Прочитав в наших с Виталием глаза немой застывший вопрос, перешёл к рассказу.

«Некоторое время тому назад на самом верху, – тут «старик» загадочно посмотрел в потолок, – было принято решение о том, что те члены военнопатриотических клубов, кем наиболее активно начнёт интересоваться милиция, смогут на любой срок укрыться здесь в «туннеле». Члены клубов участвуют порой в непростых операциях, где невозможно предусмотреть всё на 100%. Иногда на местах остаются улики, позволяющие следствию установить участников произошедших событий. Чтобы спасти члена клуба от надвигающегося ареста, о котором мы всегда узнаём первыми по нашим каналам, его переправляют в «туннель», чтобы здесь, под надёжной «крышей» он смог переждать «грозу». После этой фразы наш рассказчик внимательно взглянул на нас, очевидно, пытаясь определить, поняли ли мы, что он говорит о ДССовцах. Наши кивающие головы, как сигнал подтверждающий понимание сказанного, позволили «герру» продолжить: «Все пребывающие с воли в «туннель» ДССовцы вели себя некоторое время вызывающе, а самые первые «туристы» – крайне вызывающе. В числе первых ДССовцев, оказавшихся в подземелье, был и Игорь Кольцов, которого вы уже сегодня дважды видели. Свою кличку «Муссолини» или «Синяя башка» он «честно» заработал после того, как оказался в центре одного конфликта. Группа недавно прибывших ДССовцев, в составе которой был и Кольцов, возвращалась однажды после обеда из столовой в расположение своей дивизии, то есть той, которой командую я. Шли скопом, не организованно. Игорь решил закурить, хотя знал, что для курения у нас есть специальные места с улучшенной системой вентиляции. Навстречу этой группе «новобранцев» в тот день и час на инвалидной коляске ехал безногий ветеранинвалид гауптштурмфюрер СС Курт Зонтаг. Он до недавнего времени был командиром батальона «ZH», члены которого выполняли и выполняют по сей день многие хозяйственные функции в нашей цитадели».

Забегая вперёд в своём повествовании, я должен заметить, что мне, в дни пребывания в «туннеле» несколько раз встречался этот инвалидколясочник. Каждый день ему с гауптвахты выделяли двух провинившихся военнослужащих, которые, поочерёдно меняя друг друга под надзором сопровождавшего их автоматчика, возили коляску с заслуженным ветераноминвалидом по «туннелю». Отношение «губарей» к наказанию «коляской» был скорее плохим, чем хорошим. Весь день на ногах в роли лошади – это хороший повод для насмешек со стороны сослуживцев. Про таких, как Зонтаг, в мирной жизни говорят, что он «контужен на всю голову». Нервный, крикливый, неуравновешенный и знающий порусски всего несколько слов, да и тех, которые нежелательно произносить вслух в присутствии женщин и детей, он требовал к себе повышенного внимания.

«Увидев человека в гражданской одежде, мирно шагающего с дымящей сигаретой, – продолжал «старик», – Зонтаг стал громко кричать, требуя, чтобы Игорь подошёл к нему. «Новобранцы» притормозили, и Кольцов развязанной походкой подошёл к Зонтагу. Он выслушал от инвалида длинный монолог на немецком. Кольцов ничего не понял из сказанного в его адрес, но догадался, что поводом для «красноречия» инвалида, явилась его сигарета. Недолго думая, Игорь разжал пальцы и отправил её свободное падение. Затем подошвой сапога потушил окурок, втерев его пол. После этого резко повернулся спиной к Зонтагу и зашагал дальше сторону своей казармы. Его друзья«новобранцы» двинулись следом за ним. Некоторое время Зонтаг пребывал в шоке от такого поведения русских по отношению к нему, как к офицеру СС. «Чайник закипел», он взбесился и приказал «лошадкам» довезти его побыстрей к «тому русскому». «Новобранцы» подошли уже к входной двери помещения, где их определили на постой, когда к ним на коляске подъехал Зонтаг и стал требовать на немецком, указывая пальцем на Игооря, чтобы тот вернулся и поднял с пола свой окурок. Свои слова ин продублировал жестом. Игорь понял, что от него хочет этот настойчивый немец и в то же время он отдавал отчёт в том, что прилюдно подняв окурок, он потеряет уважение среди «коллег», которым так же как и ему не позволяли выполнить работу дворника привитые в зоне уголовные понятия.

Послав Зонтага на три широко известные в русской речи буквы, он скрылся за дверью. Старый немец, прошедший войну и участвовавший не одной рукопашной схватке с русскими, прекрасно понял, куда его только что послали. Обида и гнев душили его. Он приказал отвезти его в расположение дивизии «Мёртвая голова», где, до получения увечья, служил командиром одной из рот. Очевидцы рассказывали, что он плакал, сидя коляске, когда рассказывал однополчанам о произошедшем инциденте. Сравнительно большая группа вооружённых эсэсовцев двинулась к «русской» казарме, дабы продемонстрировать кто в «доме хозяин». Игоря, подавив физически сопротивление некоторых его друзей, решивших за него вступиться, они забрали с собой и отвели на гауптвахту. Там на специальной перекладине его повесили за ноги вниз головой. Парень провисел вверх ногами несколько часов, пока в конфликт не вмешался комендант. Когда Игоря снимали с «реи», то его лицо, от вздувшихся кровеносных сосудов, имело ярко выраженный синий оттенок. После этого случая за Кольцовым закрепилась кличка «синяя башка» или «Муссолини». В «туннеле» помнят, как закончил свою жизнь дуче».

Мы с Виталием с интересом слушали «старика», который стал нам рассказывать ещё чтото очень необычное и интересное, когда неожиданно я почувствовал, что несмотря на все усилия, мои глаза извините за каламбур, стали усиленно закрываться. Стресс и алкоголь «вырубили» моё сознание. Сидя на стуле я уснул. Проснулся же я на следующий день около 11 часов дня, не понимая, некоторое время, где я нахожусь. Я лежал на нижнем ярусе панцерной солдатской 2х уровневой кровати. Первое, что я увидел, открыв глаза, был матрац, лежащий на кровати, расположенной надо мной. Посмотрев по сторонам, я понял, что нахожусь в большом спальном помещении. Вокруг никого не было. Изза стены, рядом с которой стояла моя кровать, отчётливо послышался чейто голос: «Вы правильно поняли смысл этого боевого правила, унтершарфюрер Карпов, – с явным немецким акцентом сказал незнакомый голос, – возможно, ктото хочет ещё чтонибудь добавить, – не унимался незнакомец. «Если вам всё понятно, то записываем следующее правило, – произнёс голос и стал медленно под диктовку говорить, – Не испытывай судьбу – превратишь победу в поражение». (Одно из 15ти боевых правил Ваффен СС. – прим. автора).