Читать книгу Лунные дети-1 - Александр Сиваков - Страница 8

ТАМ действительно оказалось повеселей. Довольно большая аудитория была украшена какими-то немыслимыми ёлочными украшениями, блестящими картонными фигурками, разноцветными флажками, массивными гирляндами, переливающимися под светом ярких ламп.

Посреди всего этого мишурного великолепия расположилась кучка детей. Суперы, человек тридцать, впервые, наверное, оставшиеся без родителей, жались к стенкам, растерянно улыбались друг другу, иногда, чтобы побороть смущение, шёпотом заговаривали со своими соседями, но болтовня быстро замолкала.

На меня почти никто не обратил внимания, чему я была очень рада.

Устроившись неподалёку от сооружения, напоминающего институтскую кафедру, я с интересом принялась разглядывать моих будущих одноклассников. Никогда не видела столько суперов в одном месте. Мне даже показалось, что я узнала нескольких девочек, с которыми уже однажды где-то встречалась, но подойти к ним не решилась. Напуганные, как и все остальные, они вряд ли могли бы оказать психологическую поддержку.

Никита помялся рядом с полминуты и ушёл, едва кивнув напоследок. Я даже слегка обиделась. Что он, стеснялся знакомства со мной, что ли?

И тут я увидела того, кого совсем не ожидала встретить. По крайней мере, тут, в «Штуке» в толпе абитуриентов. Я даже слегка расширила глаза, видя, как очень загорелая девочка в коротких шортах и вызывающе яркой футболке, довольно высокая для своих неполных десяти лет, стоит около входной двери, и о чём-то весьма живо общается с дежурным старшекурсником.

Я сразу узнала её. Полина Иванова. Единственная и любимая дочь ныне действующего Сенатора Земли. Самый известный ребёнок нашей планеты. Мне, конечно, было известно, что мы с ней – одногодки (по этому поводу некоторые взрослые даже находили повод для шуток), но то, что мы будем учиться на одном курсе, может быть даже в одном классе – это оказалось полнейшим сюрпризом.

На фоне прочих детей из-за своего самоуверенного вида Иванова казалась ученицей как минимум второго-третьего класса.

Хочу признаться: я крайне любопытна. Мне стало интересно, о чём так долго можно разговаривать с парнем, которого, может быть, видишь впервые в жизни, и я подошла ближе.

– А Васильев тоже здесь учиться? – Спросила Иванова.

– Васильев – в пятом классе, это двадцать восьмой корпус.

– И как его успеваемость?

Дежурный пожал плечами.

– Нормально, как и у всех. Если пять лет оттянул. Иначе бы вылетел.

– Папуля у него противный – жуть, – продолжила девочка. – Сынок, наверное, весь в него.

Было понятно, что старшекурснику не совсем приятно заниматься сплетнями, но прервать свою собеседницу он не решался. Он не останавливал её, иногда поддакивал, но сам не говорил ни слова.

Это могло продолжаться до бесконечности.

Ивановой, наконец, надоело вести монолог, и она развернулась, чтобы уйти, но тут увидела меня.

– Привет! Подслушиваем?

– Я?! – Моё лицо вспыхнуло. – Я нечаянно тут…

Есть у меня такая особенность, унаследованная от папы: у меня очень нежная кожа. Я постоянно краснею по всякому поводу и даже без. Иногда, даже достаточно упомянуть в любом постороннем разговоре моё имя, как я чувствую, как краска заливает лицо.

Полина взглянула на меня. Так оценивающе и внимательно мог смотреть ценитель на произведение живописи. Мне захотелось провалиться сквозь пол.

Само собой, я никуда не провалилась. А Иванова сразу перестала обращать на меня внимание, словно меня тут вообще не было, и опять повернулась к своему собеседнику, забыв, что хотела уйти. В любой другой ситуации я бы обиделась на такое демонстративное невнимание, сейчас же я была этому только рада, и пошла дальше, ускоряя шаги. Только очутившись в другом конце зала, я смогла отдышаться.

Там я наткнулась на ту самую девочку, которую я видела на дороге рядом с военным. Она сидела на своём рюкзачке, держа в руках большую куклу с пушистыми светлыми волосами. Сама девочка была более чем миниатюрной, кукла казалась чуть ли не больше её самой. Теперь я поняла, почему посчитала её намного младше.

Забавный фактик: на кукле был одет джинсовый костюм, точно такой же, как и на её владелице. Интересно, это так задумано или же всё вышло совершенно случайно?

Помню тогда, в парке, меня поразила красота девочки. Вблизи она оказалась ещё привлекательнее. С непонятным благоговением я разглядывала очень правильные черты её лица, греческий профиль носа, большие зелёные глазищи (не глаза, а именно глазищи, они были больше обычного размера и завораживали то ли немного необычным цветом, то ли своей глубиной).

Всё это вкупе создавало ощущение удивительной гармонии. Подобное я видела только однажды, в каких-то очень старых японских мультиках, где персонажей рисовали с утрированно-большими глазами, из-за чего все: и мальчики, и – особенно – девочки, получались трогательно-красивыми.

У незнакомки были очень чёрные волосы и забавная короткая причёска: кончики волос едва доходили до половины щеки…

Неожиданно я поймала себя на том, что совершенно беззастенчиво пялюсь на незнакомого в общем-то человека и с некоторым усилием отвела взгляд в сторону.

А потом мне вдруг подумалось, что если внешность незнакомки оказывает такое впечатление на меня – девочку, то как же должны быть ошарашены представители противоположного пола. Я украдкой оглянулась по сторонам. Мальчишки в пределах видимости занимались своими делами, кучковались по двое по трое, тихонько разговаривали между собой и вроде бы все были заняты своими делами, но при каждом удобном случае косые взгляды то и дело обращались в нашу сторону. Разглядывали, само собой, не меня.

Сначала мне стало обидно, потом – завидно. Хорошо всё-таки быть красивой. Если бы я сама притопала сюда с куклой и вот так вот сидела, обнимая её, тут бы, наверное, такой хохот поднялся бы, что и на улице было бы слышно. А эта маленькая барышня сидит, как ни в чём не бывало, только лицо чуть порозовело, и смотрит в пол.

Смущается.

Интересно, с чего это ей смущаться? Неужели за десять лет своей жизни не привыкла к тому, что на её внешность все обращают внимание? Или это из-за куклы? Если ей уж так нравится это раскрашенное чудо, причём настолько что даже в школу готова её тащить, почему тогда в какой-нибудь пакет эту ляльку не упаковала? Зачем обязательно выставлять на всеобщее обозрение свои пристрастия?

Всё это промелькнуло у меня в голове за какие-то доли секунды, потом я отвернулась и принялась разглядывать ребят.

Снова я подумала, что впервые вижу столько суперов в одном месте, из-за этого на какое-то время возникло ощущение нереальности происходящего. Подумать только, они такие же, как я; и я буду с ними со всеми учиться! Сколько времени я ждала этого дня!

Когда человек хочет чихнуть и что-то вынуждает его сдерживаться, то, чем больше он ждёт, тем большее облегчение испытывает, когда всё-таки чихает.

Я целых три года, учась в обычной школе, с нетерпением ожидала, когда можно будет включить голову на полную мощность. Я, конечно, осваивала литературу всяких направлений, придумывала сама для себя тысячи разных задачек, тут же их решала, находила самые изощрённые темы, о которые можно было поломать голову; если описывать все мои ухищрения – книги не хватит.

Если мне нечего было читать, мне обязательно нужно было что-нибудь слушать, если и это не получалось, приходилось просто над чем-нибудь размышлять. Так уж устроены мы, суперы: для нас насущной необходимостью является получение информации, неважно, какой именно и в какой форме. Я знаю даже случаи, когда, если ничего из серьёзной литературы нельзя было отыскать, суперы наизусть выучивали телефонные справочники. Срабатывал инстинкт крокодила – голодный аллигатор набрасывается на всё, что хоть немного пахнет едой.

Если бы кто-нибудь знал, как это мучительно: читать под партой «Основы экономической статистики» в то время, как остальные ребята с трудом одолевают умножение на четыре… Лучше бы я хотела чихать!

От нечего делать я пересчитала ребят. Их оказалось тридцать восемь. Я – тридцать девятая. Солидно. Когда я училась в обычной школе, у нас в классе было пятнадцать человек, в соседнем – одиннадцать. Здесь качество обучения гораздо выше, следовательно, и нагрузка больше, пожалуй, класса на три нас разобьют, если не на четыре.

Интересно, а Иванова со мной в одном классе будет или нет? До сих пор я видела её только по визору. Везде, где бы ни появлялся сенатор, рядом всегда оказывалась его дочка. Я немного завидовала Полине Германовне; самым обидным, пожалуй, было то, что я была на полгода старше её, потому что родилась двадцатого июня, Иванова, насколько я знаю, четвёртого декабря. А если мы окажемся в одном классе, мне придётся каждый день смотреть на неё и осознавать, насколько большего ей удалось добиться за десятилетие своей жизни в отличие от меня. Пренеприятная перспектива. Хотя, с другой стороны, всё это из-за того, что у нас оказались разные стартовые позиции. Если бы я, к примеру, была дочерью Сенатора…

Дальше я даже и думать не стала. Глупо экстраполировать невозможную в принципе ситуацию, тем более, когда так мало исходных данных. Кто знает, если бы я родилась в сенаторской семье, может я вообще бы сочла за радость учиться в обычной школе и всеми силами старалась бы скрыть, что я супер. (Планета у нас большая, иногда попадаются и такие кадры) Кому известно, что в голове у сильных мира сего, кроме этих самых сильных?

Хотя, пожалуй, очутиться в одном классе с Ивановой – это было бы довольно познавательно; интересно понаблюдать за этой девчонкой в обычной жизни. Какая она? Добрая? Злая? Самоуверенная? Любит командовать? Или подчиняться? Всё-таки у неё папуля – ого-го, обычной девочкой она быть не может – это однозначно.

А ещё хорошо бы очутиться в одном классе с этой самой малышкой, которая всё ещё сидит рядом со мной в обнимку с куклой. Из-за чисто эстетических потребностей. На такую красавицу приятно любоваться, словно в музее на хорошую картину.

Хотя, нет, перебила я сама себя. Пожалуй, я чересчур поторопилась со своими желаниями. Не нужно её в моём классе! Вредина она, скорее всего, несусветная. Ни разу не видела красивых людей с хорошим характером. Всегда почему-то бывает так, что внешняя красота обратно пропорциональна красоте внутренней.

Рядом со мной сидели два мальчика, увлечённых разговором. Специально я не прислушивалась, но некоторые фразы волей-неволей слышала.

– У меня шесть первых мест по математике, – сказал полноватый светловолосый парень своему собеседнику, – это в области. А на материке – три вторых.

– Зато я в НИИ физики полгода работал, – ответил ему сосед. – И деньги за это получал каждый месяц. А ты за зарплату работал?

Мне даже стало за них стыдно. Суперы, а хвастаются друг перед другом, словно самые обычные малыши. Детский сад какой-то! Будь я хоть немножечко посмелее, обязательно осадила бы их. А так мне приходилось сидеть рядом и слушать их болтовню. И как-то обидно становилось, что мне самой нигде поработать не пришлось, хотя несколько раз предлагали трудоустройство с очень хорошей зарплатой.

Эти двое мальчишек отбили у меня всякую охоту прислушиваться и приглядываться к тому, что происходит вокруг. Теперь я поняла Никиту, потому что сама не люблю очень людных мест, предпочитаю лишний раз посидеть в одиночестве.

Я включила персональник и углубилась в чтение средневековой приключенческой книжки. Главный герой – некий капитан Блад, волею судьбы ставший пиратом, – все свои сражения выигрывал за счёт своего недюжинного интеллекта. И сюжет оказался закручен – лучше не придумаешь. Немудрено, что я увлеклась.

Время летело быстро, я едва успевала листать страницу за страницей, не забывая поглядывать на часы. Меж тем девочка с куклой будто начала придвигаться ближе ко мне. Вскоре я совершенно точно заметила, что она смотрит туда же, куда и я.

Я уже не читала, а бессмысленно смотрела на строчки. Я попыталась найти слова, с которыми бы мне обратиться к девочке, но совершенно неожиданно была опережена ею:

– Можно я посмотрю, что ты читаешь? – Вдруг тихо спросила она, настолько тихо, что я её едва услышала.

– Да, конечно, – я чуть повернула экран, не удержалась, чтобы мельком не взглянуть на её личико. Красивая она всё-таки, что тут можно сказать!

– «Капитан Блад»? – Уточнила девочка, заглядывая мне через плечо.

– Он самый.

– Нигде не могу разыскать что-нибудь о Сабатини, хотя много его читала. Историк он хороший, но когда начинает писать что-нибудь о море, то лучше читать без деталей.

– Почему? – Заинтересовалась я.

– Я немножко парусным спортом увлекаюсь, поэтому разбираюсь во всяких тонкостях, – смущённо призналась моя собеседница. – Персонажи делают совсем не то, что нужно делать, как если бы всё происходило на самом деле. Когда дует сильный боковой ветер, Блад даёт команду поднимать крюйсель. Это большой парус на корме судна, – пояснила она. – Всё, что может из этого получиться – это корабль начнёт вращаться на одном месте. Или во время штиля, чтобы использовать небольшие порывы ветра, поднимают грот, когда любой дилетант скажет, что было бы достаточно поднять какой-нибудь брамсель, – девочка безнадёжно махнула рукой. – Плюс ко всему прочему, персонажи постоянно названия парусов путают. Вот скажи, ты бы стала такое читать?

Моя визави испытующе смотрела на меня, ожидая ответа. Я поёжилась под её взглядом, потом неожиданно для себя улыбнулась.

– Стала бы. Чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь? Очень хорошо написано. Мне нравится.

– А мне нет, – она помолчала минуту, потом неожиданно спросила. – Ну, что, знакомиться будем?

– Давай, – я опять не смогла сдержать улыбки. – Я – Настя.

– А я – Марина. Только меня почему-то все Маришей зовут.

– Правильно тебя зовут. Здесь тебя тоже все так будут звать, так что особенно не удивляйся.

– Почему?

– Тебе очень идёт. Круглое какое-то имя. И пушистое. Прямо как ты сама, – всё это я проговорила, внимательно глядя в глаза собеседнице. Я совсем не психолог, но мне было крайне интересно, как она реагирует на прямые комплименты.

Марина опустила глаза, на её щеках появились аккуратненькие ямочки. Всегда завидовала тем девочкам, которые умеют так улыбаться; по-моему, это очень красиво.

Знаете, есть такое понятие «де жавю». По-моему, у меня в то мгновение случилось то же самое. Я смотрела, как улыбается моя новая знакомая, и не могла избавиться от ощущения, что где-то и когда-то я такую улыбку уже видела. Но ведь такого не могло быть, так ведь? Если бы я где-нибудь увидела Марину, то – однозначно – не смогла бы этого никогда забыть, слишком уж впечатляющая у неё была внешность. Да и вообще я редко что-нибудь забываю, только от нервного напряжения или от нестандартных условий, в которых оказывается психика (Как, например, во время экзамена)

Чуть позже, задним числом, вспоминая нашу первую встречу, я отметила некоторую эклектику Маришиного поведения. Она начала диалог довольно бойко, затем вдруг начала смущаться, а через минуту снова обрела уверенность в себя, причём настолько, что начала даже кокетничать.

Интересно, с чего бы её так штормит?

И тут рядом с нами внезапно появился мальчишка. Обычный, в общем-то, мальчик, слегка белобрысый; не очень большой и не очень маленький, так, среднего роста; но выглядел куда старше нас с Мариной (я бы ему дала лет двенадцать), был он слегка хулиганистый, судя по живым глазам; и довольно симпатичный.

– Привет! Вы тут знакомитесь друг с другом, да? Я тоже хочу. Тебя как зовут? – Повернулся он к моей новой подруге, полностью игнорируя моё присутствие.

И вёл он себя со спокойной уверенностью, словно точно знал, что не получит от ворот поворот.

– Марина. – Улыбнулась та в ответ. Мне показалось, что от постоянных улыбок, которые ей пришлось раздавать в последние несколько часов, рот у неё уже должен был бы болеть.

– А я – Ромка, – мальчик тоже на несколько секунд растянул губы. – Кузнецов. Ты только приехала?

И потекла обычная беседа, которая бывает у только что познакомившихся людей. Другие мальчишки на Ромку уже с завистью оглядывались.

Я сама могла бы растрогаться этой пасторальной сценой, если бы меня не останавливал один-единственный факт: мне было точно известно, что и Мариша и Ромка уже знакомы. Именно их я видела, когда сидела на скамейке около дороги, они шли по дороге рядом с военным, Марина держалась за одну его руку, Рома – за другую. Все втроём они болтали между собой и совсем не производили впечатление незнакомых людей.

«Странные, однако, дела начинают твориться вокруг», – мелькнуло у меня в голове.

Я бы с удовольствием поразмышляла, зачем они скрывают от других ребят своё знакомство, но слишком уж мало знала и Маришу, и Рому, чтобы смоделировать нечто более-менее достоверное, и решила заняться этим попозже.

Я снова склонилась над монитором, но капитан Блад как персонаж перестал мне нравится. Тем более, я, используя свои более чем скудные познания в парусном спорте, пыталась себе представить, что именно и как происходит на корабле с парусами – и путалась всё больше и больше. Наконец я выключила компьютер. Делать мне будто больше нечего – разбираться в тонкостях средневековой техники. Хотя, говорят, до сих пор находятся оригиналы, которые не в восторге от того, что живут на самой развитой планете человечества; они стараются быть ближе к природе, полагая в подобной близости обрести душевное равновесие. Они почти полностью отказываются от тех благ, которые может предоставить современная цивилизация, живут в каких-то немыслимых хижинах, не пользуются Интернетом, электричеством, водопроводом… Короче, жизнь у них такая, что я её себе даже близко представить не могу. Именно поэтому Австралия – единственный материк, где мне не хотелось бы побывать, пусть даже совершенно случайно.