Читать книгу История южной Руси - Александр Смирнов - Страница 4

Таинства историографии, или Как сформировалась украинская историческая школа. Основные черты украинской исторической науки

Едва ли не на всем протяжении XVIII в. история Южной Руси еще оставалась на уровне авторского летописания. Оно осуществлялось в среде гетманской старшины, и наиболее известными примерами такого летописания были «Самовидец» неизвестного автора, «Сказания» Самуила Величка, «Действия…» Грабянки, и др. Собственно, научные исследования по истории Украины (Южной Руси), как и по истории России, были начаты европейцами. Но если в случае с Россией это были немцы (Миллер, Шлецер, Фишер), приглашенные русскими императрицами, то украинской (южнорусской) начали заниматься поляки. Среди последних ранее всего – на рубеже XVIII–XIX вв. граф Ян Потоцкий и Фаддей Чацкий. Правда, их взгляды на историю Украины и происхождение украинцев лишь по видимости были научными, а в действительности крайне тенденциозными. Так, Потоцкий отрицал связь с русским корнем населения Южной Руси и называл его украинцами, а Чацкий даже считал, что украинцы произошли от особого племени «укров», якобы обитавших за Волгой как орда и оттуда пришедших.

Логика их рассуждений была проста. Пространство Южной Руси в Польше называли Украиной (пограничьем), а значит, населять ее должны украинцы. В такого рода логике была доля истины. На юге Руси действительно и неоднократно менялось население. Так, фактически 200 лет (середина XIII – середина XV в.) эта территория была опустошена, затем в конце XV в. новые опустошения принесли набеги крымских татар. Но волна нового заселения с середины XVI в. шла, по преимуществу, из западнорусских, белорусских, великорусских земель. То есть, территорию, называвшуюся поляками Украиной, снова заселяли выходцы из пространства бывшей Руси, а значит, русские. Интересно, например, что Галичина, находившаяся намного западнее Киевщины, Брацлавщины и Черниговщины («Украины» в польских терминах), в составе Речи Посполитой продолжала сохранять старое административное название – Русского воеводства. В Великом княжестве Литовском сохранилось старое название Белой Руси. Еще более интересно, что в период Гетманщины, например, по тому же Гадячскому договору 1658 г., возрожденная южнорусская государственность должна была именоваться Русским княжеством.

Причины тенденциозности польских исследователей украинской истории были вполне понятны. Как раз в конце XVIII в. был завершен раздел Речи Посполитой между Россией, Австрией и Пруссией. Причем почти вся территория нынешней Украины вошла в состав России как исконно русская, ранее захваченная поляками. Неудивительно, что польские исследователи стремились доказать извечную нерусскость южнорусского населения, чтобы обосновать необходимость воссоздания Речи Посполитой в прежних границах. Правда, была и объективная причина попыток польских исследователей выделить южнорусское население в отдельный этнос, а Южную Русь превратить в Украину. Она состояла в длительном политическом разделении Южной и Северной Руси, начатого монголо-татарским нашествием (середина XIII в.), а позднее экспансией Литвы. В результате 300-летнего раздельного развития Южная Русь приобрела черты буферного пространства между европейской и мусульманской цивилизациями. Так что новый термин названия Южной Руси – Украина (буквально: пограничье) – соответствовал ее геополитическому положению в XIV–XVII вв. В те же века Северная Русь также перешла в новое геополитическое состояние, превратившись в евразийское царство, охватившее к середине XVII в. всю северную Азию до Тихого океана.

Но парадокс состоит в том, что как раз в конце XVIII в. Российская империя полностью вытеснила из северного Причерноморья мусульманскую Османскую империю и захватила Крымское ханство. Соответственно, Южная Русь перестала быть Украиной, так как изменилось ее геополитическое положение. Южнорусские земли перестали быть пограничьем между европейской и мусульманской цивилизациями, которые Россия воссоединила в пределах своих границ. При этом исчезло и европейское государство, владевшее южнорусскими землями, – Речь Посполитая.

Так что именно в конце XVIII в. произошли такие геополитические сдвиги, которые, казалось, делали неактуальным само определение юга Руси как Украины. Ибо с исчезновением таких политических образований, как Крымское ханство и Речь Посполитая, исчезло и пограничье, их разделявшее, то есть Южная Русь теряла значение буферной территории. Неудивительно, что в это же время на рубеже XVIII–XIX вв. формируется другое направление украинской (южнорусской) историографии – малороссийское, представленное «Историей Руссов», авторство которой приписывают отцу и сыну Полетика. Как и работы польских историков, «История Русов» не являлась в полном смысле научной. Однако для нас важна ее главная идея, которая выражала претензии на политическую обособленность Южной Руси, и отражала взгляды казачьей старшины Гетманщины, переходившей в новое состояние – дворянского сословия имперской России. Неудивительно, что автор «Истории Русов» отвергал название «Украина», навязанное поляками. «История Русов» имела переходные черты: была и завершением летописания малороссийской старшины, и попыткой создания особой истории, претендовавшей на научность, но с точки зрения малороссийской. Но малороссийское направление в истории не получило развития в первой половине XIX в. Некоторые идеи «Истории Руссов» использовались Бантыш-Каменским в «Истории Украины» (1822 г.) и Маркевичем в «Истории Малороссии» (1840 г.). Однако, малороссийское направление почти на протяжении всего XIX в. так и не выделилось из общего русского развития исторической науки. Следовательно, явной была политическая, а не научная причина появления двух направлений в украинской (южнорусской) историографии: польского и малороссийского. Тем более что именно в XIX в. и большая часть Польши, и большая часть Южной Руси находились в составе Российской империи. Естественным и главенствующим было третье направление исторической науки, которым являлась собственно история России, разрабатываемая русскими историками. Фактически уже с середины XVIII в. Ломоносовым и Татищевым, но особенно со времени Карамзина. Для русского направления было характерно игнорирование различий Северной и Южной Руси, причем в самом широком смысле. В политическом, этническом, историческом, языковом, религиозном, культурном. Это была государственная историческая школа в чистом виде, выражавшая также имперский подход в понимании прошлого Руси и России.

Несомненно, для нее также была свойственна тенденциозность. Например, сведение исторических исследований к изучению государства как института. Нередко игнорировалась собственно история народа.

Однако в русской школе были собраны лучшие научные силы империи и на протяжении XIX в. именно она развивала историческую науку в лице своих крупнейших представителей: Карамзина, Погодина, Соловьева, Ключевского и др., и абсолютно доминировала. К тому же, историческая школа государственников достаточно адекватно отражала процессы именно русской (великорусской) истории, где государственная власть в виде монархии деспотического типа – самодержавия, действительно была главной консолидирующей и цивилизующей силой.

Поражения польских восстаний 1831 г. и 1863 г.г. с одной стороны, и интеграция малороссийского общества в государственные и социальные структурами Российской империи с другой, привели к полному преобладанию русской исторической школы. И как мы знаем, это было также следствием того, что южнорусские земли перестали быть буферной территорией, то есть, приобрели новое геополитическое состояние. Вместе с тем, к середине XIX в. начинается формирование нового состояния малороссийской исторической школы, которая однако, изначально восприняла немалое число идей, выдвинутых польскими историками. Реально происходил синтез польской и малорусской школ, из которых впоследствие и сформировалась украинская школа. При этом собственно польская школа переместилась в Краков, передав выработанные идеи украинской.

Однако этот процесс синтеза охватил длинный период времени: с середины XIX в. и до сегодняшнего дня. Даже сегодня украинская историческая школа не получила завершения, ибо не существует обобщающих работ уровня «Истории Украины-Руси», которая сама по себе, как концептуальный труд, безнадежно устарела. Естественно, что зарождение малороссийской школы с середины XIX в. могло протекать как процесс формирования особого направления в русской исторической школе. И действительно, мы видим это на примере крупнейших представителей этого направления: Костомарова, Кулиша, Антоновича, Грушевского, творчество которого и завершило процесс. Все они, кроме последнего, имели двойственные черты в своем научном творчестве. С одной стороны, эти историки еще находились в научном и административном поле русской школы, но с другой стороны, путем синтеза малороссийского и польского взглядов на историю Южной Руси в их творчестве формировались взгляды украинской исторической школы.

Так, Костомаров еще оставался преимущественно на почве малороссийской и даже русской исторической школы, что прекрасно видно по его последней крупной работе «Мазепа». Пантелеймон Кулиш уже гораздо дальше продвинулся в сторону украинизации. Хотя к концу жизни обнаружил сильные колебания во взглядах на историческую судьбу Малороссии. Неудивительно, что над вторым изданием своего крупнейшего труда «Истории воссоединения Руси» он трудился почти до конца жизни.

Особенно интересен для понимания процесса формирования украинской исторической школы пример Антоновича. Причем сразу в нескольких отношениях. Прежде всего, в эволюции его самосознания как неполяка, что было зафиксировано в известной «Исповеди». Хотя все же по происхождению Антонович был поляк. Затем в том, что Антонович умудрялся вести не только двойную политическую, но и двойную научную жизнь. Так, он длительное время оставался профессором русской истории Киевского университета, и в то же время вел у себя на квартире тайные курсы уже украинской истории для избранной группы слушателей, одним из которых и был М. Грушевский.

Наконец, последний окончательно вышел из русской исторической школы, создав во Львове свою, украинскую школу. Как мы увидим далее, для нее свойственно было совершенно необоснованное перенесение термина «Украина» и «украинцы» на всю, даже самую начальную стадию русской истории. Разделение истории Южной и Северной Руси также с самого начала русской истории, отказ от признания значения прихода дружин варягов для основания Руси и многие другие положения, явно отдающие фальсификацией истории ради политических целей. Нетрудно увидеть, что в этом явно прослеживаются идеи польской школы.

На территории собственно России украинская школа не могла получить сколько-нибудь значительное развитие. Как по политическим мотивам, ибо несла в себе идеологию украинского сепаратизма, так и по научным, ибо невозможно согласиться, находясь на научной точке зрения, что Киевской Русью правили украинские князья, и что это было украинское государство. Зато некоторое время украинская школа имела возможность развиваться в СССР. Как известно, и сам М. Грушевский с 1924 г. жил в СССР. Но уже в 30-е гг. украинская школа была разгромлена, а ее представители уничтожены физически.

Развитие украинская школа получила в исторических трудах историков-эмигрантов: Дорошенко, Винниченко, Мазепы, Полонской и др., многие их которых сами были непосредственными участниками революционных и военных потрясений 1914–1920 гг. Эти работы излагали видение авторов событий тех лет и были достаточно объективны. В частности, работы Винниченко, Мазепы, Дорошенко. Однако даже в работах этих авторов многие важные вопросы или замалчивались, или искажались.

Например, степень зависимости украинского движения от Австрии и Германии, марионеточный характер правительств Центральной Рады и Гетманата, безразличие широких масс Малороссии к украинской государственности, глубокие притиворечия между Директорией и руководством ЗУНР и т. д. Работы других историков-эмигрантов отличались еще большим субъективизмом. В том числе и обобщающие работы по всей истории Украины. Для них характерны все те же явные элементы фальсификации: отрицание или искажение факта прихода в Киев варягов-русов и основания ими Руси; отделение истории Украины от истории России уже с периода Киевской Руси; игнорирование буферного характера пространства Южной Руси; замалчивание практически полного ополячивания социального строя, культуры, языка южнорусского населения в XVI–XVII вв. (не говоря уже о Галицкой Руси), явное приувеличение и приукрашивание феномена казачества и т. д.

Безусловно, историки-эмигранты внесли большой вклад в изучение украинской истории. Среди них выделяется такой видный исследователь, как Лысяк-Рудницкий. Он, работая в конкурентной и здоровой научной среде Северной Америки, достаточно объективно подходил к пониманию украинской истории, в том числе к варяжскому вопросу и геополитическому месту украинского пространства. Но Лысяк-Рудницкий так и не написал обобщающей работы. Его исследования представлены отдельными статьями.

Несколько восполнили этот недостаток работы Ореста Субтельного. Он не скрывает важности варяжского фактора для становления Киевской Руси, довольно объективно исследует процесс становления украинства на рубеже XIX–XX вв. Но и в его работах, хотя с меньшей навязчивостью, звучат все те же ноты тысячелетнего украинства, которого не было.

Можно отметить также интересные работы З. Когута, О. Прицака и других современных историков диаспоры.

После 1991 г. украинская историческая школа возродилась и на Украине, но многие работы современных украинских историков по-прежнему тяготеют к сохранению прежних подходов, свойственных Грушевскому. Снова корни украинцев находят едва ли не в палеолите, замалчивается роль варягов в основании Русского государства, древняя Русь подменяется Украиной, русская история отделяется от украинской и т. д. Многие подобные фальсификаты в XXI в. просто смехотворны и свидетельствуют о низком профессиональном уровне повторяющих их историков, ибо игнорируют общеизвестные иточники и факты.

Вместе с тем целый ряд историков создает действительно серьезные работы, что и неудивительно, ведь сегодня далеко не 1900-й и не 1920 г. и на одном фальсификате далеко не уедешь. Тем более, что в Европе появился целый ряд историков, занимающихся украинской историей, не говоря уже об историках Польши, России и Северной Америки.

Среди современных историков на Украине следует отметить работы таких авторов, как М. Коваль, В. Солдатенко, Д. Багалий и др. Но, вероятно, наиболее значительным современным историком можно назвать известного политика В. Литвина. Он авторов серии работ по истории Украины XX в. Причем его более поздние работы отличаются большей объективностью и научностью. В то же время, наиболее выдающимся научным исследованием последнего десятилетия правильно будет считать работу Михаила Коваля «Украина во Второй мировой и Отечественной войне» (1999). Ее отличительные черты: высокая степень объективности и научности, широкий охват сложнейших вопросов, порожденных на Украине трагической реальностью Второй мировой войны.

Тем не менее основная масса работ украинских историков начала XXI в. продолжает нести на себе печать идеологического субъективизма. Все то же противопоставление истории России и Украины, то же замалчивание происхождения украинцев из малороссов и русинов, игнорирование огромного влияния внешнего фактора на украинскую историю и т. д. Неудивительно, что украинские историки (и целые их институты) не в состоянии создать общую и целостную концепцию украинской истории.