Читать книгу Че Гевара. Революция длиною в жизнь. Часть 2 - Александр Смольников - Страница 7

Стояла вторая половина марта 1965 года. В одно из известных кабаре Гаваны зашёл мужчина в оливково-зеленом военном костюме майора кубинской армии, в невысоких сапогах и твёрдой, уверенной походкой двинулся через фойе, светящееся ярким золотым светом. Кивнул головой вытянувшимся перед ним чернокожим охранникам в отутюженных костюмах, в белых безупречных рубашках, с улыбающимися лицами, посмотрел в сторону долларового магазина и усмехнулся. Потом поздоровался и прошёл в глубину зала. Прислуга кабаре нервно забегала, перешёптываясь между собой. Военный не спеша занял место на диване, достал из верхнего кармана кителя сигару, не торопясь, обрезал специальным ножичком и закурил, запрокинув подбородок, пуская клубы дыма вверх. Это был Че Гевара.

В ту же секунду перед ним возник, источая максимум любезности, хозяин заведения:

– Буэнас ночес, добрый вечер, Команданте! Очень неожиданно! Но мы рады вас видеть в нашем заведении!

– Не переживайте, амиго, друг! Не обращайте на меня внимания и отдайте распоряжение, чтобы принесли бокал пива и курицу с рисом и чёрной фасолью.

Был очень трудный месяц, мне нужно посидеть одному, подумать, отдохнуть. Хочу насладиться латиноамериканской музыкой и пением.

– О, Команданте, вы очень правильно к нам зашли. В своё время здесь бывал и Аль Капоне, который специально приезжал на Кубу, чтобы посетить наше шоу, говорят, Капоне остался очень доволен увиденным.

– Компанеро, товарищ, давайте выполним то, о чём я попросил, а Аль Капоне меня не очень интересует, тем более, я думаю, вы догадываетесь, что мы были бы с ним по разные стороны баррикад! А то вы так договоритесь до того, что ещё предложите мне сыграть в игровые автоматы, рулетку или игры в кости! – Че Гевара откинулся на спинку дивана и весело рассмеялся, представив себя играющим с Капоне в рулетку.

Хозяин, вмиг покрывшись холодным потом, удалился, на ходу давая распоряжения и переживая за не совсем или совсем неуместное своё высказывание. В это время началось представление. Че, а именно такое прозвище приклеилось к нему здесь на Кубе из-за того, что он беспрестанно на аргентинский манер его употреблял в разговорах, – с испанского вроде «ну», «эй ты!», – посмотрел в зал.

Началось феерической представление, кубинское ассорти из танцев, песен, ярких нарядов и утонченной афро-кубинской эротики. Литые тела креолок украшали кабаре, радуя глаза неповторимыми танцами, запахами… И все, кто был в кафе, начинали себя чувствовать молодыми, сильными, способными на подвиги или хотя бы на необдуманные поступки. Пальмы уходили в ночное небо, к звёздам, кронами огромных листьев, декоративные кусты хорошились разноцветными огнями подсветки. Полное ощущение, что ты находишься в сказочных джунглях.

Зазвучала знакомая мелодия, и красивый голос запел: «Bésame, bésame mucho… – Целуй меня, целуй меня много…». Команданте мельком вспомнилось, что песня написана мексиканской пианисткой Консуэло Веласкес, когда ещё сама ни с кем не целовалась. Он улыбнулся, откинувшись, закрыл глаза, и перед ним появилось лицо Чичины, самой большой любви его юности. Да, первая любовь остаётся в памяти на всю жизнь. Вспомнилось путешествие на мотоцикле по Латинской Америке с его лучшим другом Альберто Гранадо, и как тот остался в Венесуэле, а он вернулся домой в Альта-Грасию, на радость родных и, конечно, мамы.

Воспоминания, воспоминания:

– Многие годы родные беспокоились обо мне, переживали, ведь пресса и радио раза три за эти годы хоронили меня, а я так редко им писал… Бедная моя мама, не чающая души во мне, каково ей было читать, что Че Гевара погиб! Боже, да у нее появились седые волосы! Мама, только она меня всегда ждёт, понимает и молится за меня. Самый святой для меня человек!

Квартет гитаристов в сомбреро, в ярких костюмах играл то зажигательные, то до слёз грустные мелодии.

И опять в голове письма мамы: «Да, сынок, я всегда очень любила тебя, может быть даже больше, чем остальных моих детей, всегда казнила себя за то, что простудила тебя и в результате – твои муки из-за астмы. Ну а редкие письма? Мы понимали, что не часто ты имел оказию, а пересылать по обычной почте «эзоповы послания» – невесть какая информация для нас. Помнишь твое первое письмо с войны в таком стиле?» – Конечно, он помнил.

В декабре 1964 года по поручению правительства Кубы во главе кубинской делегации Че Гевара был восемь дней в Нью-Йорке, на 19-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Его выступление на ней произвело сильнейшее впечатление на всех присутствующих благодаря манере Че говорить, держаться, с юмором отвечать на вопросы, благодаря искренней улыбке, внешнему виду и, конечно, самой речи. Несмотря на оживленные споры, которые она вызвала, все сошлись во мнении, что в этот день с трибуны ООН выступал выдающийся человек, личность, и многие предлагали назвать этот день – его днём в ООН.

17 декабря он покидает США и через Канаду и Ирландию летит в Алжир. Затем направляется в Мали, оттуда – в Конго (Браззавиль), Гвинею, Гану, Дагомею. Затем снова в Алжир и через Париж – в Танзанию. Из Танзании – в Каир, из Каира опять в Алжир и вновь в Каир. Из Каира возвращается в Гавану, где в аэропорту «Ранчо Боерос» его встречают Фидель Кастро, Освальдо Дортикос и другие партийные и государственные деятели, а также жена Алеида Марч.

Че Гевара вздохнул:

– Нет, не моя это тема быть чиновником, ездить на ассамблеи, когда в мире так много несправедливости, спокойная жизнь государственного деятеля не для меня. Я солдат. К тому же пошли пока не открытые, но внутренние разногласия с Фиделем, в том числе и по моей позиции к политике, проводимой СССР. Не могу я молчать или юлить, всегда говорю то, о чём думаю! – Че Гевара усмехнулся, в зрачках появились стальные оттенки.

В 1963 году Че Гевара был с визитом в Москве и до приезда в Кремль успел увидеть жизнь простых москвичей и магазины. Прямо в Кремле, во время банкета, он не постеснялся, выступив с обвинительной речью, резать правду-матку в глаза:

«Неужели, Никита Сергеевич, так, как мы сегодня, питаются все советские люди? В СССР начальники получают всё больше, у лидеров нет никаких обязательств перед массами. Происходит кощунственное шельмование заслуг и личности Сталина. Хрущёвская группа погрязла в бюрократизме и номенклатурном марксизме».

Второе обвинение было вызвано как следствие переговоров по-военному и экономическому сотрудничеству с Китаем и СССР. Че Гевара упрекал социалистические страны в навязывании беднейшим государствам условий товарообмена, подобных империалистическим державам США и Великобритании, и в отказе от военной помощи в борьбе за национальное освобождение.

Че Гевара стукнул в сердцах по столу. Мысли, мысли – и никуда от них не деться. Ещё немного подумал и вслух произнёс, будто кто-то невидимый его слушал:

– После революции работу делают не революционеры. Её делают бюрократы. А они – контрреволюционеры!

Новые звуки оторвали от преследовавших его мыслей. Высоко на подмостках, протянувшихся от одной красавицы пальмы к другой, разыгралось представление не менее прекрасных девушек знаменитого на весь мир кабаре. Мигающие разноцветные лучи прожекторов завершали это великолепие праздника.

От выпитого пива, от музыки и танцев Че расслабился, напряжение последних месяцев ушло в сторону:

– Эх жизнь! Бежит себе, а как много ещё нужно успеть! Аль Капоне был не дураком, желая посмотреть такую красоту! – и Че Гевара второй раз за вечер рассмеялся от души. – Недавно 24 февраля он выступил на заседании Второй афроазиатской экономической конференции, пытаясь открыть глаза всем, рассказав, для чего миру нужны социалистические революции.

Улыбнулся, вспомнив как воодушевлённо слушали все его пламенную речь: «Когда страна обретает свободу – это удар по мировой империалистической системе! Но мы должны отдавать себе отчет, что провозглашение независимости или победа с помощью оружия – это лишь половина дела. Свобода наступает тогда, когда страна разрывает экономические оковы империализма».