Читать книгу Берег Турецкий. Жить счастливо не запретишь - Александр Соболев - Страница 3

Июнь 2021 года. Москва.

Сергей разбудил Катю в пять утра. Пора ехать в аэропорт. Артем со своей девушкой и Лиза с парнем приедут во Внуково самостоятельно. Вылет самолета, он проверил расписание, не задерживался – ровно в 11:05.

Катя накануне плохо спала. Ворочалась и много думала. Зачем ехать на отдых? Ей и дома хорошо. К тому же, перед смертью не надышишься. На идее совместного отдыха настояли дети. Они хотели. Может, кто-то из них еще надеялся на чудо? На смену обстановки и на положительные эмоции. Или просто собирались провести еще немного времени вместе с мамой. В хорошем месте. У теплого моря.

– Сереж, я не хочу, – Катя с трудом разомкнула глаза, – давай отменим. Пускай, дети летят без меня. Им будет интересно. Что мне там делать? Не хочу быть обузой.

– Тебе обязательно надо лететь. Кто кроме тебя сможет по достоинству оценить Артемову Риту и Илью, друга Лизы? Я по-мужски не справлюсь, поверь. Только все испорчу. Начну нудеть, что детям еще рано заводить семьи. Надо сперва встать на ноги, а только потом жить вместе. Ты же меня знаешь.

– Знаю, – улыбнулась Катя, – чем я могу помочь? Они уже большие. Сами разберутся.

– Ма, где мой фен? – в родительскую спальню забежала Маша с мокрыми волосами.

– Маш, волосы вчера нельзя было помыть? – Катя приподнялась на правом локте, – ты прав, Серж. Без меня не справятся. Дети есть дети. Маша, в чемодане твой фен.

– В каком? – еле сдерживаясь от слез, крикнула Маша, с размаху шлепнула себя по коленкам.

– В моем. В твоем места нет. Нарядов нужно меньше брать. Сережа, нас не оштрафуют за перевес?

– Нет, – успокоил Сергей, – у турецких авиалиний лимит 20 килограмма. Это много. Тебе кофе сварить?

– Да. Если не сложно.

После кофе стало легче. Можно еще пожить. Недолго. До следующей чашки с кофе.

Три года назад у Кати проявились сильные головные боли. Давление, – подумала она. Потом неожиданно упала в обморок. Дома. Вечером, когда была одна. Наверное, переутомилась на работе, – решила на этот раз. Вспомнила, что плохо спала накануне. После гибели старшего сына Ивана плохое настроение стало вполне привычным. Катя часто не высыпалась, была раздражительна, теряла смыслы жизни. Два младшие сына и дочь старались вернуть мать к жизни, и Катя хотела бы, но мысли о Ване не отпускали.

В тот первый раз она не обратила внимание на обморок. Очнулась через десять минут, доползла до дивана, отлежалась и пошла делать домашние дела. Через месяц Катя вновь потеряла сознание. Потом третий раз. Четвертый. Когда Катя упала без чувств в супермаркете, Сергей настоял на походе к врачу.

– Я хорошо себя чувствую, – слабо сопротивлялась Катя, – мне надо полежать, и все наладится.

– Вот сходишь к врачу, он тебе выпишет постельный режим. Тогда и полежишь.

Диагноз московских докторов прозвучал приговором. Онкология. Третья стадия. Сергей решил не экспериментировать с отечественной медициной. Дело слишком серьезное. Отвез Катю в Германию. Там сделали операцию. Прошла реабилитацию. Вернулась домой. После временного улучшения, симптоматика повторилась.

Семейство Кати руки не опустило. Сергей настоял на путешествие к докторам Израиля. Понравился русскоязычный медперсонал, пальмы в окне и овсяная каша на завтрак. Вновь операция. Вновь долгая реабилитация. Вернулись в Москву. Снова устойчивого улучшения не случилось. Состояние Кати постепенно ухудшалось.

После двухэтапного заграничного лечения обратились к отечественным специалистам. В Московском центре онкологии подтвердили вердикт израильских врачей: Кате оставалось от шести месяцев до года. И то не факт. Медицина в таких случаях бессильна. Что-то в организме пациента нарушилось, и не желает восстанавливаться.

Катя знала, что нарушилось. У проблемы имелось конкретное имя: сын Иван. Мать не смогла принять и пережить преждевременную гибель сына. Старшего. Первенца. Как такое вообще можно понять? Она не понимала. Лучше бы она. Почему он? Ему бы еще жить и жить.

Теперь рядом с Катей днем и ночью находилась медсестра Лариса, девушка с азиатской внешностью после медицинского колледжа. И медсестра Марина, славянского типа с косой и постарше. Девушки всегда готовы прийти на помощь. Поставить укол, подать стакан воды и проследить прием необходимых лекарств, которые в общем не лечили. Облегчали.

Из двух медсестре в Турцию полетит Лариса. Выбрали простым жребием на спичках. Без медсестры нельзя. Медсестра в Катином положении, как член семьи.

А Сергей, к сожалению, не полетит. У него работа и важные дела.

– Может, с нами? – робко предложила Катя, – мне без тебя плохо. Не представляю себя без тебя на отдыхе.

– Кать, не начинай, прошу тебя, – Сергей вывез в коридор три чемодана, – мы же все обсудили. У меня бизнес. У меня плотный график. В конце концов, я должен зарабатывать деньги!

– Понимаю, понимаю. Не сердись, – опустила глаза Катя, – мне кажется, что вместе будет лучше. Когда мы еще вместе отдохнем?

– Катя! Прекрати! – Сергей открыл входную дверь, – прошу тебя! Обещаю, если появится окошко, я брошу эту чертову работу и прилечу первым рейсом.

Катя поднесла ладони к лицу и, молча, заплакала. Сергей отпустил дверь и чемоданы, прижал Катю к себе. Погладил жену по голове и по плечам. Лариса и Маша молча изучали узоры на половой плитке. К неуравновешенному поведению Кати сложно привыкнуть, но надо. Домочадцы старались. Ларисе за это еще неплохо платили. Сергей показал за спиной супруги жест «О-кей». Маша подмигнула отцу.

– Хорошо, – Катя подняла заплаканные глаза на мужа, – уверена, у тебя получится. Как мне надоело чувствовать себя слабой!

– Все наладится.

– Не наладится, – отрезала Катя и шмыгнула носом.

Присели на дорожку. Спустились в гараж. Как только сели в машину, Маша вспомнила, что забыла фен в ванной.

– Из розетки хоть вытащила? – спросил Сергей.

– Вытащила. Я сбегаю, – собралась дочка.

– Не возвращаемся, – неожиданно жестко остановила дернувшуюся было дочь, – на месте решим. В Турции в каждом номере висит фен. Возвращаться – плохая примета.

Сергей и Маша переглянулись. С матерью сейчас лучше не спорить. Так было всегда. Так будет и дальше. Она – главная. Пока жива.

Летняя утреннее Подмосковье расслабляло своей обыденностью. Редкие еще прохожие спешили по своим делам. Никому ни до кого нет дела. Неужели кто-то сегодня летит в Турцию? Какая разница? Не важно. Главное, вовремя дойти до работы. Это нормально. Надо прожить еще один беспокойный московско-подмосковный день. И так до старости.

– У кого-то есть работа и будущее, – подумала Катя, разглядывая покрытые одуванчиками обочины. – у кого-то волнительные встречи и расставания. Только я ничего не жду. Боже, как же не хочется ехать…

Катя закрыла глаза. Если бы не дети, она осталась дома. Легла на диван. Взяла бы книжку Донцовой или Марининой. Спокойно ждала последнего часа. Или беспокойно. Какая разница? Может, вспомнила и позвонила человеку, которого нечаянно обидела, чтобы не уходить непрощенной. Уйти без прощения – вот, что по-настоящему плохо. Так считала не только Катя. Так было написано во всех ее любимых книгах.

– Кому плохо? – текли Катины мысли дальше по переулкам и автострадам Москвы и Московской области, – скорее всего, плохо тому, кто останется. Со своими мыслями, желаниями, невысказанными и не донесёнными словами.

А ей будет все равно. Равнобедренно. Катя несколько раз просила у родных и друзей прощения. За обиды вольные или невольные. С завещанием тоже не было проблем. Всем поровну. Мирские дела ее больше не держали. Смотрела на уходящий от нее мир отстраненно и спокойно. Была уверена, что жить дети и Сергей будут хорошо. Погрустят немного и успокоятся. Будут приходить на кладбище раз в год. И то хорошо.

Артем и Лиза встретили мать в аэропорту. Сын стоял под ручку с Ритой, девушка приходила в гости на прошлой неделе. Красивая, молодая. Стрижка каре, ростом чуть ниже Артема. Пожалуй, слишком болтливая. И хохотушка. Зато открытая. У такой что в голове, то и на языке. Кате казалось, что Рита у Артема задержится надолго. Может, они даже поженятся. После того, как сын крепко станет на ноги. Необходимое и достаточное пожелание от мужа Сергея. По расчетам того же Сергея, встать на ноги сын должен годам к тридцати. То есть через пять лет. А, значит, не гулять ей на свадьбе сына. Не кричать «Горько!» Не встречать молодых с караваем белого хлеба. А жаль.

Дочь Лиза в поездку ехала тоже не одна. В аэропорту представила матери своего парня. Ухажер проявился перед глазами родителей первый раз. Заочно дочь рассказывала о нем. Парню тридцать лет. Работает менеджером в строительном супермаркете. Машина Фольксваген, часы богатые. Илья производил приятное впечатление. Надежное. Познакомилась Лиза с ним в очереди за хлебом. Илья рассказал, как пекут хлеб у них дома, в Чебоксарах. Девочка и растаяла.

«Возможно, возможно, – подумала Катя, – возможно Лиза сыграет свадьбу раньше Артема. Девочки созревают для семейной жизни пораньше ребят».

– Очень рада знакомству, Илья, – Катя слегка коснулась протянутой ладони Ильи, – когда свадьба?

– Какая свадьба? – неожиданно растерялся ухажер, – мы пока не говорили о женитьбе с Лизой. Хотя я не против, – тут же нашелся Илья и искренне улыбнулся.

– Это хорошо, что не против. Вы подумайте. Может, я еще успею на вашу свадьбу?

– Мам, не смущай Илью, – Лиза обняла мать, – он хороший. Рано жениться в современном мире не принято. Времена другие. И я не хочу пока.

– Почему, девонька моя?

– Как папа говорит, надо состояться, как личность, прежде чем заводить собственных детей.

– Это Сережа так говорит? – Катя покосилась на мужа, который что-то важное рассказывал Артему в сторонке. Старший сын кивал с умным видом, как человек, на которого ложится ответственность за семейную поездку. Что-то добавлял и водил рукой, как будто гладил большого кота размером с небольшую пони. Закончив наставления, муж подошел к Кате, обнял супругу:

– Катенька, я побежал. Не обижайся. Уже Опаздываю. Артем все сделает в лучшем виде и без меня.

Чмокнул жену в губы. Обнял детей. Ларисе пожал руку. И удалился.

Катя посмотрела вслед мужу. Мощная мужская спина. Кругловатая фигура. К пятидесяти трем годам Сергей немного располнел, но оттого не стал не привлекательным. Такие мужчины нравились молоденьким девицам – состоявшиеся, денежные, знающие и понимающие жизнь.

После возвращения из Германии, Катя сразу почувствовала, что в их квартиру приходила женщина. Другая. Это было заметно по расставленным тюбиками и флаконам в ванной. По вызывающему запаху молодой хищницы. Хотя эта женщина не жила здесь. Приходила в ее отсутствие раз или два, чтобы протестировать их кровать. Незнакомка вела себя как хозяйка. Бесцеремонно.

Это не хорошо, – отметила про себя Катя, но была слаба после лечения. Обижаться просто не хватало сил. Сергей похоже, погуливал, но открыто в дом не приводил, и то ладно. Возможно, даже дети не догадываются о любвеобильности отца. Катя успокаивала себя, что одному мужу жить тяжело. А ласка нужна мужчине, и доброе слово, и глаженая рубашка. После ее смерти Катя мысленно разрешала Сергею жениться. Почему здоровый и полный сил мужчина должен доживать свой век в одиночестве? Даже, если в семье есть две дочери и сын. У взрослых детей скоро будут свои семьи.

Катя даже хотела предложить Сергею познакомить ее с любовницей. Так сказать, проверить на кого оставляет мужа. Хороша ли? Хозяйственна ли? Любит ли его самого или только его деньги? От Кати не укрылись бы тайные умыслы девицы. Немного поразмыслив, откинула провокационную идею. Пускай, сам разбирается со своими амурными делами. Предположить, что ей кто-либо из ныне живущих дам на планете Земля понравится, было сложно.

Катю дернулась от спазма в животе, подалась немного вперед, Лариса поддержала ее за руку. Сразу проверила пульс, потрогала лоб. Достала таблетку и бутылочку воды. Катя проглотила лекарство. Закрыла глаза. Нет, лететь в Турцию – очень плохая идея. Это только в голливудских фильмах и у Ремарка люди при смерти пьют кальвадос и катаются на гоночных машинах.

– Теперь поздно отказываться, – сказала Катя сама себе, – решилась, так терпи.

Катя поправила кофту, провела рукой по накидке на волосах. Все не могла привыкнуть, что на голове вместо волос бандана или платок. Придерживаясь за Ларису, направилась к стойке регистрации. Но уже через пару шагов избавилась от опеки медсестры. Дальше пошла, гордо подняв голову. Только вперед, как на амбразуру. В последний и решительный.

В самолете Катя успокоилось. Раздражение и нервозность, преследовавшие ее с утра, отошли. Как будто хотели остаться в майской Москве. Рядом с Катей родные люди. Впереди счастливый отпуск. Чего еще желать? Все будет хорошо. Ее ждет чудесный отдых. Не стоит особо надеяться, но может и не последний. Хорошо бы с мужем-Сергеем наговориться, належаться, наобниматься, попрощаться. А он, наверное, уже позвонил своей принцессе…

На взлете заложило уши. Катя откинулась на спинку кресла. И почти мгновенно заснула.

Через две недели после проводов Алексея, Катя почувствовала свою беременность. Ее не тошнило. По утрам она не занимала ванную и туалет. Нет. Просто месячные в положенный срок не пришли. Катя в городе купила тест на беременность. Результат – две полоски. Мгновенно пришло осознание, что теперь она не одна. И немного растерялась.

Все же потенциальный отец находился далеко, и вернется не скоро. Алексей не знал об отцовстве и свалившемся на него счастье. Мысли о прерывании беременности не возникали. Она будет рожать в любом случае. В каком любом случае? В Алексее она не сомневалась. Неужели бывают еще какие-либо варианты, кроме родов? Нет, что вы, люди добрые? Нет. Ее любимый мужчина будет счастлив. А когда вернется из армии, дома его будут ждать молодая жена и сын. Или дочь. Тогда она еще не решила, какой пол ребенка предпочтительнее. Хотелось и мальчика, и девочку. Вот, если бы сразу двойню!

Катя ходила по деревне и наслаждалась своим новым положением. Никто не знал о ее тайне. Даже родители. Алексей должен узнать новость первым, – так решила Катя и написала письмо.

Здравствуй, мой милый Алешенька.

Не прошло еще и месяца, как ты уехал, а ждать тебя больше нет моих сил. Стосковалась сильно. Пишу уже тебе третье письмо, а ответа от тебя все нет. Ты уж мне пиши, хоть две строчки. Мол, жив-здоров. А то уже не знаю, что и думать.

У меня для тебя радостная новость. Я беременна. У нас скоро будет ребеночек. Я никому не говорю об этом, потому что хочу, чтобы ты узнал первым. Вот теперь ты все знаешь.

Я так тебя люблю и жду поскорее в гости. Когда тебя отпустят в отпуск? Ведь у военных бывают отпуска? Ты уж отпросись у начальства. Ведь повод имеется. Мне тебя не хватает.

Ты знаешь, я собиралась поступать в этом году в институт. Но теперь отложу до твоего приезда. Потом вместе поедем учиться. Вместе мы все сможем.

В остальном у нас все хорошо. Часто встречаю твою мать. Она просто замечательный человек. Очень тебя любит. Я – самая счастливая девушка на свете…

Мать Алексея работала на почте. Катя передала запечатанный конверт в руки будущей свекрови. Вера Никифоровна слащаво улыбнулась, взяла письмо.

– Не волнуйся, дочка. Отправлю. Как сама-то?

– Спасибо, хорошо. Вы как?

– Я-то помаленьку, – часто заморгала Вера Никифоровна, – вот беда, что Алешенька не пишет письма матери. Ты уж ему напиши следующий раз, чтобы не забывал мать.

– Хорошо, напишу. Он мне тоже пока не написал ни одного, хотя это уже третье. Наверное, времени нет или нечего писать. Месяца не прошло.

– Другие пишут, а наш не желает, – отвернулась Вера Никифоровна, в сердцах махнула рукой и пошла на работу.

Письма в советское время шли до Рогани около недели. Можно было купить конверт с наклейкой «АВИА», тогда послание долетит быстрее – дня на три. Катя рассчитывала, что через две недели получит радостный ответ Алексея.

Однако письма в положенный срок от Алексея не дождалась. Странно, что парень ей не писал. В девичьем сердце зародилась тревожная мысль.

Коем того, по деревне поползли слухи, о чем Кате поведала мать.

– Ну-ка погляди мне в глаза, – Надежда Ивановна пришла с работы раньше обычного, и не снимая сапог, зашла на кухню, где Катя чистила картошку к ужину.

– Что случилось, мам? – Катя отправила выбившуюся прядь со лба за ухо.

– Почему мать новости про тебя узнает из деревенских сплетен, Катерина? – Надежда Ивановна оперла крепкие кулаки в бока, – тебе не стыдно?

– Ма, ты о чем? – Катя отложила не дочищенную картошку и ножик в сторону.

– Мне в магазине сказали, что ты беременна! – мать сорвала платок с головы, на плечи упали длинные черные с проседью волосы, – это правда?

Катя опустила глаза. Никогда она не думала, что радостная новость о будущем пополнении семейства будет звучать так грозно в устах матери.

– Извини, мам, – Катя вытерла мокрой рукой лоб, – это правда. И я никому не говорила. Не только тебе. Я только письмо написала Леше.

– Вот так ты к матери относишься! – крикнула мать так сильно, что зазвенели стаканы в шкафчиках, – позор-то какой!

– Откуда люди узнали? – Катя встала, вытерла руки о фартук, – неужели Вера Никифоровна мое письмо вскрыла?

– Что теперь делать-то? Неужели нельзя было по-людски? После свадьбы? – крупные прозрачно-изумрудные слезы потекли из голубых глаз матери.

– Я сейчас, – Катя погладила плечо Надежды Ивановны.

Затем накинула телогрейку и кирзовые батины сапоги на босу ногу. И выскочила на улицу. Мигом добежала до Лешиного дома. Без стука ворвалась в дом. Семья Уваровых ужинала – мать, отец, два младших сына.

– Рановато, что-то вы сегодня за стол сели, – не отдышавшись и не поздоровавшись выпалила Катя.

– Катенька, здравствуй, – отец Леши Петр Фомич привстал, – присаживайся за стол, доча. Поужинай с нами.

– Я ненадолго, – отрезала Катя, – сыта.

– Как хочешь, – Вера Никифоровна спрятала глаза, и хотела выскользнуть из кухни, но Катя перегородила дорогу.

– Читаете письма, значит?

– Не твое дело, – отгрызнулась несбывшаяся свекровь, – отчитываться перед тобой не стану.

– Что случилось? – Петр Фомич переводил взгляд с Кати на жену и обратно, – Вера, объясни!

– Не твое дело, – махнула рукой на мужа Вера Никифоровна, – а тебе девочка вот что скажу: нагуляла ребеночка, нечего к моему Лешеньке приставать. Не нужна ему гулящая потаскуха.

– Я? – дыхание у Кати остановилось…

– И нечего тут из себя царевну строить. А что прочитала твою писанину, в том не раскаиваюсь. Я своего сыночка в обиду не дам!

– Мать, что случилось-то? – Петр Фомич все не мог понять, о чем говорят женщины.

– Вот так значит? – Катя покрылась красными пятнами, надо было бы накричать на вероломную свекровь и поставить на место, но нужные слова не находились. Как будто растерялись по дороге.

– Уходи отсюда, и больше в мой дом не приходи! – отрезала Вера Никифоровна, – я Леше все написала про тебя. Если он подберет такие отбросы с помойки, будет последним дураком. Уверена, что мой сын не такой.

– Я? Да вы… – у Кати наконец прорезался голос, – он не такой! Это его ребенок! Он меня любит!

– Ага! Размечталась! Почему же письма тебе не пишет?

– Не знаю, – Катя сползла по стеночке, Петр Фомич успел подставить табуретку.

– Потому что в Рогани у него большая любовь! Встретил он там женщину молодую и интересную! Не чета тебе!

– Откуда вы знаете?

– От верблюда! Иди с глаз долой! Не доводи до греха!

Вера Никифоровна с чувством превосходства вытерла руки о полотенце и кинула его на холодильник. Младшие братья Леши сидели, разинув рот, хлопали глазищами и ничего не понимали. Петр Фомич встал и подошел к Кате.

– Пойдем, Катенька. Я тебя провожу.

– Я же хотела, как лучше, – прошептала Катя.

– Пойдем, пойдем, – отец Леши взял руку Кати и помог выйти из дома, – ты не серчай. Мать переживает. Я уверен, все наладится.

– Да? – с мольбой в глазах Катя посмотрела на будущего тестя.

– Я поговорю с Верой. Алексею напишу. Все тебе потом расскажу.

– Правда?

– Ты, главное, не переживай. Тебе сейчас нельзя.

– Хорошо. Спасибо, Петр Фомич. Дальше я сама.

Катя отпустила руку тестя, и поплелась домой. Хотела добиться справедливости, но не получилось. Она не понимала, за что такое отношение? Она же честно и искренне любит Алексея? Неужели Вера Никифоровна не видит? Не может такого быть, чтобы Леша завел новую женщину? Зачем мать Алексея так нагло врет? Чем Катя не хороша для ее сына?

Расстроенная Катерина пришла домой и закрылась в своей комнате. Проревела до вечера. Не поужинав, заснула, уткнувшись в мокрую от слез наволочку.

Рано с утра написала еще одно письмо Алексею и опустила конверт в почтовый ящик в городе. В письме, Катя слезно умоляла парня написать письмо. Она больше не может жить в неизвестности! Две мучительные недели прошли, но ответа Катерина так и не получила.

Нельзя сказать, что в деревне только и говорили про Катькину беременность. Но завистливые и жадные до чужого счастья или несчастья люди попадались. Катя много додумывала внутри и стеснялась ходить по деревне. Больше времени оставалась дома, занимаясь семейными делами и огородом.

Видя мучения дочери, в переговорщики подался Виталий Петрович. Надел выходной пиджак, взял литровку самогона и после обеда в субботу направился к дому Уваровых. Вера Никифоровна на порог не пустила непрошенного гостя. Но Петр Фомич, увидев топорщащуюся в боковом кармане пиджака бутыль, вышел на улицу и пригласил односельчанина в баню.

Там и состоялись переговоры глав семейств, который пытались решить участь молодых. Пытались-пытались, но не решили. Самогон, правда, выпили. Закуски взяли с собой маловато, потому Виталий Петрович вернулся домой сильно под градусом. Язык и ноги заплетались, домочадцам ничего рассказать не смог. Хотя пытался.

На утро, немного похмелившись, поведал Кате и Надежде Ивановне, что дело вряд ли выгорит. Мать Алексея настроила все семейство против их дочери. Похоже, написала Вера Никифоровна сыну что-то страшное и непотребное. Леша не обрадовался беременности Кати и не торопится признавать ребенка. Жениться тоже не собирается. Обиделся он на Катю сильно. Даже письма не желает писать.

– А мне что делать? – устало спросила Катя.

– Думать головой надо было, – мудро, но поздновато поучил батя, – короче, девки, дело в следующем: надеяться нам в этой беде не на кого. Только на себя. Потому рожаешь, Катька. Ростим и воспитываем ребятёнка сами. Вернется Алешка из армии, тогда и поговорим. Надь, налей еще пятьдесят грамм, голова раскалывается. Сил моих нет.

– Обойдешься, – отшила мать, и отнесла бутыль в кладовку, – иди навоз у поросят чисти. Там тебе и полегчает.

– Надя! Сжалься! – взмолился глава семейства, – что ж ты за человек-то такой?

Мать посмотрела грозно на мужа.

– Гулять и горевать некогда, – подвела итог Надежда Ивановна, – работа лечит. И тебе, Катенька, тоже дело найдется. Иди огород прополи. Работа в самый раз для беременных.

– Я поеду к Алексею, – тихо сказала Катя.

– Что? – мать удивленно посмотрела на дочь.

– Я поеду к Леше, – четко выговаривая каждое слово, повторила Катя, – мне надо его увидеть. Пускай в глаза скажет, в чем я виновата. Тогда я буду знать, как дальше жить. С мужем ли, без мужа ли, растить ребенка. Для меня это сейчас самое главное.

– И как ты туда доедешь?

– На поезде, мамуля. На поезде.

Катя решительно встала и скрылась в своей комнате. Властность с лица Надежды Ивановны куда-то исчезла. Мать причитала и уговаривала дочь одуматься. Отец с удивлением и одновременно с гордостью за дочь смотрел на повзрослевшее чадо. Тем более, чистка свинарника в сложившихся обстоятельствах теперь откладывалась на неделю, как минимум до следующих выходных. Под шумок отец прошмыгнул в подвал и вышел оттуда через пару минут заметно повеселевший.

Автобус до города Торжка. Электричка до Москвы. Уже в половине пятого Катя вышла на знаменитую площадь трех вокзалов. В справочной узнала, что в Рогань поезда отправляются с Курского вокзала. Немного удивилась, потому что думала, что с кого.

На Курском вокзале оказалось, что билетов до Рогани нет. Ничего не поделаешь, отпуска, лето. Раньше надо было думать. Да. Не порядок. Мне вас искренне жаль. Да. Как я вас понимаю.

– Что же мне делать? – сердце Кати опустилось, казалось нет вариантов, но все же спросила женщину в окошке.

– Если терпеть нет сил, езжайте на электричках, – грустно улыбнулось лицо с малиновой помадой в окошке, – пять-шесть пересадок и доедете. Не так комфортно и быстро, но доехать можно.

– Где билеты продаются?

– Это вон там, – женщина махнула рукой вправо, – вам в пригородные кассы надо.

– Спасибо, – мысленно Катя поблагодарила Вселенную и хозяйку кассы.

Ехала долго, за окном мелькали города, поселки и села. Наконец, увидела долгожданную вывеску – «Рогань». Вместо положенных десяти-двенадцати часов. Катя доехала за 25 часов. Почти не спала. Смертельно устала. Но гордилась своей настойчивостью, что доехала. Смогла.

Автобусы к семи часам вечера в сторону части уже не ходили. На такси ехать не решилась. Молодая красивая и не местная девушка на таксосомторе в Рогани? Страшно. Самое начало девяностых. Не решилась. Катя переночевала в зале ожидания Роганьского вокзала. С утра привела себя в порядок в вокзальном туалете. Еще пару пересадок на чихающих местных автобусах-ПАЗиках и полтора часа на ухабистых дорогах роганщины, и Катя вышла на остановке напротив КПП воинской части.

Катя попросила дежурного солдатика позвать Уварова Алексея. Боец побежал в часть. Катя расположилась под тремя березками на специально оборудованном месте ожидания: две деревянные скамейки и столик. Сердце волнительно билось в ожидании.

Боец вернулся. Сказал, что передал.

– Спасибо, – благодарно кивнула Катя.

Она расправила подол платья. Глянула на себя в зеркальце. Неумело подвела губы помадой.

Прошло пятнадцать, двадцать минут. Алексея все не было.

Катя зашла на КПП.

– Точно передали?

– Передал.

– Точно?

– Точно.

– Что он сказал?

– Сказал, что спасибо. Вы не волнуйтесь, придет обязательно. Наверное, занят.

Прошел еще час. Катю терзали сомнения. Из КПП вышел боец.

– Он, наверное, не придет, – сообщил солдатик.

– Почему? – Катя подняла усталые глаза.

– Я еще раз сходил. Говорит, что не хочет. Наверное, он на вас обиделся.

– Но я же сюда ехала почти два дня!

– Простите. Что я могу поделать?

– Если я напишу записку, передадите?

– Передам.

– Бумага и ручка найдется?

– Найдется.

Парень вынес тетрадный в клеточку листок и ручку. Катя, вытирая слезы, написала короткую записку.

Алёшенька, дорогой мой! Я к тебе приехала по очень важному делу. Мне надо срочно с тобой поговорить. Если ты меня разлюбил, то так и скажи. Не томи. Я не умру, наверное. Хотя жить мне совсем не хочется. Буду жить ради нашего с тобой ребенка.

Не верь никому. Это твой ребенок. У меня больше никого не было.

Я очень устала. Выйди на пять минут. И я уеду.

Твоя Катя.

Боец в пилотке со звездой и погонами с буквами СА убежал в часть. Вернулся через десять минут. Присел на скамейке напротив Кати.

– Я передал, – сказал.

– И что?

– Не знаю.

– Прочитал?

– Прочитал.

– Придет?

– Мне кажется, нет. Вы, девушка, не переживайте. Вы очень красивая. У вас в жизни все будет хорошо.

– Спасибо. Я еще и беременная. А это совсем другой поворот в биографии.

– Я так и понял. Но это же хорошо. Дети – это здорово!

– Выходит, не для всех.

– Мне искренне жаль. Если бы ко мне приехала такая девушка, я бы прибежал быстрее ветра.

– Хорошо вашей девушке, – Катя посмотрела на солдатика. Не высокий, все время улыбается. Карие глаза, темные короткие волосы ежиком.

– Меня дома никто не ждет, – вздохнул паренек, – как-то не успел до армии. Или не встретил любимую.

– Может, оно и к лучшему, – Катя шмыгнула носом, высморкалась, – никто не ждет, значит не будет разочарований. Спокойно прослужите. Потом встретите свою девушку и женитесь.

– Наверное, так и будет.

– Спасибо вам. Вы идите. Я посижу еще немного и поеду домой.

– Извините, если что.

Солдатик ушел. Катя посмотрела на бетонный забор воинской части. На железные с красными звездами ворота. Перелезать бесполезно. Что же с Лешей такое случилось? Ведь всего пару месяцев назад Алексей смотрел на нее влюбленными глазами, которые не врали. Он был полностью его. Она его. Они должны были быть вместе. Так предначертано на небесах.

Катя поглядела на небо. После обеда будет дождь. На западе темнели тучи, парило и хотелось пить.

Как будто предугадывая ее желания, солдатик вернулся еще раз. Теперь со стаканом воды и тремя конфетами, батончиками Рот-Фронт.

– Вы, наверное, пить хотите?

– Да, спасибо. Вы волшебник.

– Жарко сегодня.

– Ага, спасибо, – Катя жадно выпила прохладную воду, – я поехала. Прощайте.

– До свидания, – паренек помахал рукой, Катя зашла в почти пустой, как раз подошедший рейсовый автобус.

На обратную дорогу Кате повезло больше. В кассе нашелся билет до Москвы на пассажирский поезд. Правда, в плацкартном вагоне и на верхней полке. Но это все равно лучше, чем с пересадками на электричках. Вечером следующего дня Катя вернулась домой.

Через две недели пришло письмо из воинской части…

Самолет пошел на посадку, заложило уши, и Катя проснулась. Странно, но чувствовала она себя намного лучше, чем три с половиной часа назад в Москве. Или только кажется? Возможно, на высоте в десять километров над Землей она отдалилась от забот и тревог. Или стала ближе к небесам, ей теперь здесь привычнее и удобнее находиться?

– Идем на посадку? – дежурно спросила она Ларису.

– Ага, – Лариса невнимательно осмотрела Катю, потрогала руку. Пульс и температура в норме, главное было за иллюминатором, квадратики полей и поблескивающие на солнце параллелепипеды турецких теплиц, – Екатерина Витальевна, а я ведь ни разу не была за границей.

– Первый раз всегда самый интересный, – благосклонно посмотрела Катя, – потом всегда будешь сравнивать и искать эти свежие впечатления. Но будет уже не то.

– Наверное, – Лариса, не отрываясь, смотрела на мир с высоты самолетного полета.

– Мне жаль, что ты летишь со мной. Тебе следовало бы лететь со своим молодым человеком. Есть такой? – улыбнулась Катя.

– Есть, – смутилась Лариса, – но у нас пока нет денег на такие поездки. Поэтому я вам благодарна, что взяли меня с собой.

– Не стоит. Это же по работе. Если хочешь, сядь к окошку. Здесь интереснее.

– Ага, спасибо.

Лариса и Катя поменялись местами. Медсестра прильнула к иллюминатору и на несколько минут забыла про подопечную. Катя же, ненадолго избавившись от присмотра, подумала, что хорошо, когда на тебя не смотрят, ожидая, что ты сейчас окочуришься. Как бы сделать, чтобы все забыли про ее недуг. Тогда отпуск получится совсем другим. Наполненным радостными эмоциями. А так не отпуск, а какие-то предпоминки.

Катя закрыла глаза. Направила мысленный взор в тело, руки и голову. Положила руку на правый висок. Нащупала то место, где было «Оно». Больно не было, но это действие обезболивающих лекарств или «в мозгу нет нервных окончаний». Если бы не чрезмерная утомляемость и непредсказуемые обмороки, можно еще пожить, – подумала Катя.

Из-за болезни и, как ее следствия, плохого аппетита, Катя сильно похудела. Если на приглядываться в детали и смотреть издалека, то скорее постройнела. Одежда на ней теперь висела, как на манекенщице. Легко и просторно, подчеркивая хрупкую женственность. Что-то пугающее и завораживающее было в той красоте. Бывало Катя сидела перед зеркалом и вглядывалась в отражение. В зрачки, они были ярче, чем прежде. Наверное, в них отражались последние отблески пламени жизненной энергии. Смотрела на бледные тонкие губы, но их можно обмануть и вернуть к жизни с помощью помады. Катя купила штук тридцать помад под разное освещение, наряды и настроение.

Она не собиралась на пляжах и в отеле выглядеть ходячим укором для живущих. Поэтому тщательно продумывала предстоящий гардероб, наполнила его пестро-просторными накидками, платками и парео.

Катя достала зеркальце и косметичку. Добавила немного румян на бледные щеки. Подправила слизанную за время полета помаду. В косметическом деле главное не переборщить. А то будешь выглядеть, как перекрашенный покойник. Брр…

Самолет коснулся земли. Пассажиры захлопали. Катя улыбнулась. Она подумала, что совсем неплохая идея – слетать с детьми на отдых. Ведь это здорово – беспечно лежать у бассейна. Ходить на однообразные вечерние шоу. Съездить пару раза на скучные экскурсии ради Ларисы, потому что девушка в Турции первый раз.

Вообще, если разобраться, хорошо жить ради других. Тогда собственная жизнь наполняется жизнеутверждающим содержанием. Так и надо. Надо оставить след в сердцах людей, пускай немногих и родных. Надо жить ради детей, ради Ларисы, ради Сергея. Жаль, осталось недолго. А ведь каждый день дарит столько новых возможностей. Бери – не хочу!

– Мам, как ты себя чувствуешь? – над матерью склонился Артем, чем вывел ее из задумчивости, – тебе помочь?

– Не надо, – Катя посмотрела с благодарностью на заботливого сына, – спасибо. Я сама.

Пассажиры дружно встали и забили оба прохода Боинга. Российские туристы устремились на выход, чтобы быстрее окунуться в море и раскинуть руки под теплым южным солнцем. Катя тоже хотела скорее выйти, но толкаться не станет. Она подождала, пока все торопыги вышли. И только тогда спокойно направилась на выход из самолета. Спокойно и с достоинством.

Горячий воздух мгновенно окружил ее добродушным теплом и наполнил легкие. Слегка закружилась голова, Катя оперлась о надёжную руку Ларисы.

– Мам, ты как? – внизу трапа ее встретила Лиза.

– Так, дети! – Катя громко обратилась к родственникам, – у меня для вас объявление. Идите поближе, чтобы мне не кричать.

Катя сняла темные очки, оглядела собравшихся. Молодые, здоровые. Напряженно смотрят на нее.

– Я знаю, что больна, – голос Кати слегка дрогнул, – но я не хочу, чтобы мне на каждом углу об этом напоминали. Если будет нужна ваша помощь, я обращусь. Мне достаточно того, что Лариса всегда рядом. Поэтому правила такие: мы здесь отдыхаем и веселимся. Хорошо?

Дети переглянулись и дружно кивнули.

– Вот и славненько. Тогда вперед!

Многочисленное семейство Громовых достаточно быстро прошло таможенный контроль и расселось в отельном автобусе. В охлажденном кондиционером салоне Кате стало похуже. Тепло – это жизнь. Она закрыла глаза, и подумала, что жаловаться не станет. Если всем пассажирам комфортно в холодильнике, она потерпит. Автобус тронулся, Катя положила голову на плечо Ларисе. Хорошо бы подремать. И она заснула.

Кате приснился сон, что она с мужем собирает грубы. Вокруг – обычный березовый среднерусский лес и мягкая зеленая травка под ногами. Легкий ветерок и пробивающееся сквозь кроны деревьев солнце. Сергей одет в просторные льняные штаны и рубаху с красным поясом. На Кате – широкий ситцевый сарафан и лапти на ногах.

– Древняя изначальная Русь, – подумала Катя, – как мило.

Грибов под ногами росло так много, что супруги собирали только белые. Подосиновики, лисички и подберезовики не котировались. Очень скоро они наполнили все корзинки, пакеты и пластиковые ведра. Откуда во сне под старину взялись современные ведра, Катя ответить не могла. Неважно.

Сергей огляделся и предложил складывать грибы в кучу посреди большой поляны. Мол, потом подъедем на телеге, и все скопом отвезем домой. Муж на пару минут скрывался в лесу и возвращался с полными лукошками. Высыпал грибы и снова убегал.

Катя расположилась у края грибной кучи, и перебирала дары природы. Она отрезала чернозем с толстых ножек. Проверяла не червивые ли грибы. Гора из даров леса быстро росла. Уже метра три в высоту, – оценила Катя.

– Сережа! Хватит грибов! – крикнула она в лес.

Никто ей не ответил. Тишина и шелест листвы зазвенели неспокойными нотками. Солнце из-за крон еле пробивалось. Из глубины леса с болот потянуло тухлыми яйцами.

– Сережа! – вновь прокричала Катя, голос ее дрогнул.

В ответ молчание и скрип раскачивающихся берез.

– Сережа, ты где? Ау! – Катя не смогла больше сидеть, поднялась и обежала вокруг грибной кучи.

Порыв ветра вырвал непослушную прядь волос и бросил ее на лицо Кате. Она поправила волосы и увидела Его. Вернее, их. Из лесной чащи вышли два человека. Оборванные, в полуистлевшей грязной одежде. Рубашки и штаны давно потеряли первоначальный цвет. Куски одежды свисали до земли темными лоснящимися от грязи лоскутами.

Катя задрожала, спряталась за ближайшую березу и выставила перед собой ножик.

– Кто вы? Что вам надо? Где Сережа?

Бродяги молчали. Стояли, пошатывались, и смотрели, не мигая, на нее усталыми глазами. В голове мелькнули образы ушедших из ее жизни людей, как кадры кинохроники Великой Отечественной войны. Катя узнала в этих изможденных лицах тех, кого любила больше всего на свете.

Впереди стоял Алексей. Он повзрослел, возмужал и раздался в плечах. Его длинные русые волосы были собраны на затылке в пучок. Наверное, он может сейчас так выглядеть.

Чуть сзади справа стоял сын Ваня. Скромно улыбался как в тот день, когда последний раз обернулся на пороге родного дома. Он тоже повзрослел. Перед ней уже был не мальчишка, а серьезный мужчина.

– Узнала? – улыбнулся Леша.

Ноги у Кати подкосились. Ваня подбежал и подхватил мать.

– Здравствуй, мама, – прошептал сын на ухо.

Но Кате не понравилось, как звучал голос Вани. Слишком много шипящих звуков и голос шел откуда-то издалека. Сын широко и растянуто раскрывал рот.

– Где Сережа? – спросила обессилевшая Катя.

– Кто такой Сережа? – спросил Алексей.

– Это мой муж. Тебя слишком долго не было.

– Значит, не дождалась? А ведь обещала.

– Извини, Леша, – прошептала Катя.

– Она не виновата, – Ваня грозно посмотрел на отца.

– Ты ничего не понимаешь! – вдруг закричал Алексей, – мы там с тобой! А они здесь!

– Она не виновата! – Ваня аккуратно положил мать на траву, распрямился, сжал кулаки и шагнул навстречу бате.

– Мальчики мои, не надо! Прошу вас…

Отец и сын, наверное, подрались бы. Но Катя проснулась оттого, что ее разбудила Лариса.

– Приехали, Екатерина Витальевна. Выходим.

– Ага, спасибо, – Катя расправила лицо ладонями. Как же она устала. От былой легкости в аэропорту не осталось и следа. Ноги налились упругой тяжестью. Тело не желало подниматься. Не было сил даже смотреть перед собой. Катя достала из сумки заготовленные для подобных случаев темные очки.

– Минутку, – Катя набрала полную грудь воздуха, затем шумно выдохнула, – Лариса, помоги мне. Сил нет.

Катя с трудом вышла из автобуса, опираясь на медсестру. Дети, помня слова матери, молчали. Лишь тревожно наблюдали со стороны.

– Мам, – подошла Маша.

– Я просила! – грозно рявкнула Катя.

– Хорошо, – Маша отошла и спряталась за спиной Артема.

– Быстрее оформляйтесь, хочу в номер! – Катя села в первое подвернувшееся кресло в вестибюле отеля.

Как назло, работники отеля никуда не спешили. Подробно рассказывали о предоставляемых услугах, ценах, порядке заселения и выезда. О камере хранения, сауне, бассейнах и детских горках.

Катя снова подумала, что идея совместного отдыха самое отвратительное, что можно себе представить.

Наконец, вежливые турки проводили туристов в номера. Расселили семейство Громовых в соседних номерах на втором этаже. Артем и Рита расположились в номере справа, Лиза с Ильей – слева. По середине двухкомнатный номер с цифрами 314 достался Маше и Кате с Ларисой.

Катя упала прямо в одежде на роскошную кровать.

– Немедленно выключи кондиционер! – крикнула она Ларисе, – открой окна! Хочу тепла и солнца!

Предвечернее, но все еще жаркое солнце впорхнуло в номер. Воздух с запахами средиземноморских растений наполнил комнату. Катя с удовольствием набрала полные легкие тропической благостью. Тепло разлилось по рукам, ногам и дошло до головы. Сразу стало легче.

– Ох, как же хорошо, – прошептала Катя.

Она заметила на правом предплечье тонометр. Это Лариса проверяла давление.

– Теперь можно жить. Ну, и как?

– Бывало и лучше, но нормально, – все еще напряженно улыбнулась Лариса.

– Испугалась?

– Да, было дело, – Лариса собрала прибор в кейс.

– Думала, небось, что отпуск закончится, не начавшись?

– Нет, об этом вообще не успела подумать. Вот выпейте таблетки. Вам станет полегче.

– Мне и так хорошо.

– Не заметно, – в Ларисином голосе появилась жесткость.

– Алкоголь с этими таблетками можно пить? – вдруг спросила Катя.

– Вы собираетесь напиться? – удивилась Лариса.

– Не то, чтобы напиться, но за приезд надо поднять бокальчик-другой коньяка.

Лариса убрала с ладони желтенькую и оранжевую таблетки. Остались две беленькие.

– Эти можно. Но, я вас умоляю, алкоголя совсем чуть-чуть.

– Хорошо, – Катя проглотила таблетки, запила водой из бутылочки, – теперь хорошо бы отдохнуть.

– Мам, я побежала в бассейн, – Маша выбежала из соседней комнаты, сверкнула голыми ногами и едва прикрытой маленькими треугольниками грудью.

– Доченька, не ходи только одна. Будь рядом с Артемом.

– Хорошо, мамуля, – Маша подбежала к матери, поцеловала в щеку и выпорхнула из номера.

Через минуту зашел Артем и Лиза. Они тоже шли в бассейн.

– Тема, следи за девочками, – напутствовала детей мать, – Лариса, иди с ними. Я здесь полежу одна. Не переживай.

– Не пойду. Даже не думайте, – Лариса достала книжку, очки и расположилась на кресле у окна, довольная собой и понимающая для чего она здесь и почему.

«Хорошая девушка», – подумала Катя.

Она закрыла глаза и вспомнила, как семнадцать лет назад в 2004 году первый раз приехала с семьей в Турцию на отдых. Маше тогда было всего четыре года. Маленькая дочка бегала вокруг мамки, держась за подол платья.

И Ваня был еще жив. Ему было всего тринадцать лет. Но выглядел нмного старше и ответственнее. Сережа с Катей всегда могли оставить детей на Ваню и уйти в номер. Или пойти по магазинам. Ваня понимающе пожимал плечами, махал рукой родителям и командовал детям:

– Громовы! За мной!

Катя из номера отеля часто наблюдала за сыном, как тот держал Машу за руку, не отпуская далеко от себя. Как смотрел за Артемом и Лизой. Как командовал и не позволял слишком многого. Родители никогда не относились к детям так строго, как Ваня. Надежный.

А теперь Вани нет…

Через две недели пришло письмо из воинской части Алексея. Катя обрадовалась письму, и не сразу поняла, что письмо не от любимого. А совсем от другого человека.

Писал тот паренек с КПП, который угостил Катю конфетами.

Здравствуйте, Екатерина!

Я долго думал, прежде чем написать вам письмо. Еще дольше выпытывал у Лешки ваш адрес. Вот решил написать.

Алексей на вас сильно обижен. Он считает, что вы ему изменили с Димой Герасименко. Есть такой парень у вас в деревне?

Об этом ему написала мать и подтвердил сам Дима. Лешка обещает начистить Диме табло. Так что, если что, предупредите односельчанина, что над ним нависла опасность похлеще атомной бомбы. Но у него имеется время, чтобы спрятаться или уехать, куда глаза глядят.

Лично я помню ваши глаза и не верю Леше. Вы так не могли поступить. Вы честная и порядочная девушка. Если разрешите, я вам буду писать. Могу рассказывать, как живет и служит ваш Алексей. Или про то, как служится нам, солдатам-срочникам в Советской Армии.

Коротко о себе: меня зовут Сергей. Я до армии жил в подмосковном Красногорске. Я на год старше Алексея, и уже через десять месяцев у меня наступит дембель.

Из музыки люблю Юрия Антонова и группу Земляне.

После армии хочу поступить в архитектурный институт.

У меня есть младшая сестра Настя.

Мой папа – инженер-строитель. Мама – библиотекарь.

Думаю, для первого знакомства достаточно. Буду теперь ждать вашего письма.

Если вы не хотите, чтобы я вам писал, то просто не отвечайте на это письмо.

Искренне ваш Сергей.

Катя читала письмо Сергея, а по лицу текли слезы. Как же она хотела, чтобы это письмо написал Алексей! Почему ее любимый не пишет? Почему? Почему? Почему пишет другой парень? Почему мир такой непонятный и несправедливый?

По деревне прокатилась очередная волна слухов, что Катьке пишет солдат, и служивый тот совсем не Алексей. Мол, стерва она и не верная во всех отношениях. Катя понимала, что Вера Никифоровна в истории о дискредитации ее чести и достоинства занимала ключевое место. С высоты сегодняшнего дня можно сказать, что не случившаяся свекровка контролировала информационные потоки благодаря работе на почте. Видела злодейка кто кому пишет, и как часто. Одного Катя не могла понять: за что такая ненависть?

А понимать было и нечего. Не родилась еще да девица, которая удовлетворила бы Веру Никифоровну в качестве избранницы сына. Разве что принцесса Монако. Но та далеко, и вряд ли посмотрит на простого русского паренька из деревни Петрово Торжковского района.

Кате внимание солдата Сергея было приятно, но шибко не грело. Симпатичный паренек оставался чужим и далеким. Под сердцем Катя носила ребенка совсем от другого мужчины. Но она Леше не нужна. Эту трагедию невозможно заглушить и сотней писем от других мужчин.

Катя не ответила на письмо Сергея. Зачем обманывать себя и других? Намолотила делов, за всю оставшуюся жизнь не разгребешь. Довольно шалостей и приключений. Разговоров на деревне и без Сергея хватает. Ей предстояло готовиться к родам и к воспитанию ребенка. Она почти смирилась с незавидной ролью матери-одиночки. У нее будет сын или дочь. Это самое главное.

Наволочка на подушке с каждым днем становилась все суше и суше. С сентября Катя устроилась воспитательницей в детский сад. На улице старалась обходить стороной почту, дом Уваровых и лично Веру Никифоровну. Новостей от Алексея не поступало. Чтобы легче пережить утрату, Катя представляла, что Алексей погиб на войне. Так в тысячелетней русский истории бывало не раз, когда мужчина уходил и не возвращался. Русские бабы растили детей самостоятельно. И она сможет.

В середине сентября, когда Катя почти успокоилась, пришло новое письмо от Сергея.

Я понимаю, – писал Сергей, – что я вам никто. И вам совсем не хочется писать мне письма. Но я не знаю, что со мной происходит. Извините, если что.

Я каждый день вспоминаю нашу случайно-неслучайную встречу на КПП нашей части. С ужасом представляю, что было бы, если бы меня не поставили на дежурство в тот день. Ведь, мы бы не встретились. Возможно, даже никогда в жизни.

Вы верите в предначертанность и родственные души, Катя?

Я верю. Порою мне кажется, что мы с вами уже встерчались. Может, вы ездили в Москву на ВДНХ или в Московский зоопарк. И мы стояли с вами рядом в очереди за мороженным. Может, мы сидели рядом в метро, я смотрел на вас поверх книги и не узнавал.

Я понимаю, что все это смешно и наивно, но я не могу не писать. Извините, что не сдержал слово.

После дембеля приглашаю вас на свидание. Побродим по Арбату и Кузнецкому Мосту. Я покажу вам Третьяковскую галерею и Красную площадь.

Если вы не хотите мне писать, то не пишите. Только не запрещайте мне писать. Хорошо?

Искренне ваш, Сергей.

P.S. У Алексея все хорошо. Служит. Жив. Здоров. Получил звание ефрейтора.

Катя удивилась новому письму, ведь она почти забыла про Сергея. Но посланию страшно обрадовалась. Есть человек в мир, которому она не безразлична. Перечитывала несколько раз. Жаль, что добрые строчки написал не ее парень. Хотя почему не ее? В сердце родилась мысль, что не на одном Алексее мир держится. Бывает жизнь и после расставания с бывшими любимыми.

– Кто тебе письма-то пишет? – спросила мать.

– Знакомый, – коротко ответила Катя.

– Скажи, чтоб не писал. Плохо это.

– Почему?

– Люди не доброе подумают.

– Твои люди про меня и так хрень разную думают. Хуже уже не будет. Мне все равно.

– Зря ты так, Катерина! Зря.

– Мам, прости меня. Но мне и так плохо, одиноко и тоскливо. Я ни с кем не общаюсь. Дайте мне хоть письма писать. Вам всем какая разница?

– Да, лучше бы общалась. Вон подружки ходят на танцы, встречаются. Ты бы тоже сходила. Может, кому понравишься. Замуж кто-нибудь возьмет.

– Мам, посмотри на мой живот!

– Он еще не большой, – Надежда Ивановна оценивающие окинула взглядом дочь, – если утянуть шарфом, то вообще не заметно.

– Мам! – грозно сверкнула глазами Катя, – меня сейчас на свидания не тянет! Не желаю!

– Лучше бы тебе на свидания не тянула весной!

Мать громко хлопнула дверью, что звякнули стаканы в серванте. Катя, проводив взглядом мать, только ухмыльнулась. Жаль, конечно, что мать не понимает ее желаний. Наверное, она старается по-своему устроить жизнь дочери. Но не так же! Не утягивать же теперь живот шарфом до родов! Она не стесняется своей беременности, а на разные сплетни ей наплевать. Хуже уже все равно не будет.

Катя взяла ручку и бумагу.

Здравствуйте, Сергей! Спасибо, что вы пишите мне письма. Мне очень приятно. Не знаю, что вы такое рассмотрели в моих глазах. Обычные глаза. У нас тут в деревне каждая вторая девушка с такими же. Приезжайте, поглядите.

Если хотите, давайте переписываться. Не знаю, смогу ли принять ваше приглашение на свидание в Москве, ведь совсем скоро я буду не одна. Я стану мамой.

Вы мне тоже показались симпатичным и интересным молодым человеком. Добрым и отзывчивым. Хочется такого иметь в друзьях. С таким можно ходить в разведку и лазить в соседский сад за яблоками. Шутка.

Я хотела в этом году поступать в Педагогический институт, но планы изменились. Теперь я работаю в Детском саду воспитателем. Можно сказать, по профилю. В дальнейшем буду поступать, и обязательно закончу Институт. Теперь уже заочно.

Из современной музыки я тоже люблю Юрия Антонова и группу Земляне. А теперь еще группу Кино и Виктора Цоя.

Думаю, что мы вряд ли могли пересечься в Москве. Я там была всего лишь пару раз на экскурсиях. Один раз я приезжала на Бородинскую панораму в шестом классе. Второй раз мы приезжали в музей Ленина на Красной площади. Это было в пятом классе. Мы ходили за учителем строем. Так что вряд ли могли сидеть рядом в метро. Извините.

Живу я хорошо. Чувствую себя хорошо. Спрашивайте, если вас что-то интересует.

Катя Устинова.

P.S. Про Алексея мне писать не надо. Я стараюсь забыть его.

Катя предусмотрительно опустила конверт в городе. Чтобы меньше говорили местные сплетники. И чтобы письмо не вскрыла Вера Никифоровна. Никому не надо знать о ее новом друге. Так будет лучше.

Сергей писал Кате на деревенский адрес и, наверное, поэтому за время переписки пропало два письма. Возможно, корреспонденция потерялась в почтовых мешках между Роганью и Торжком. Но скорее всего, большая заслуга в том несостоявшейся свекрови Веры Никифоровны. Не могла она так просто наблюдать и не вникнуть в детали переписки Кати с солдатом Сергеем.

8 января 1991 года Катя родила мальчика. Четыре килограмма триста грамм. Рост – 56 сантиметров. Здоровый. Назвала Иваном.

Переписка с Сергеем прекратилась в середине мае, в связи с демобилизацией солдата. А еще потому, что он приехал в гости самолично.

В конце мая к калитке дома Устиновых подошел молодой человек с букетом сирени. В джинсах Райфл и адидасовских советских кроссовках. Катя как раз полола клумбы в палисаднике перед домом. Ванька мирно спал рядом в коляске.

– Здравствуй, Катя, – сказал бывший солдат, оперевшись на штакетник.

– Здравствуй, Сережа, – ответила Катя, не веря своим глазам, – ты приехал?

Почти год они обращались друг у другу в письмах исключительно на «Вы». С первой же фразы при встрече перешли на «Ты». Это получилось так естественно и просто. Катя не ожидала, что будет так легко.

Обнялись, но не целовались. Они же друзья. Что скажут люди?

Сережа наклонился над спящим Ваней.

– Красивый. На тебя похож.

– Мне тоже так кажется, – согласилась Катя…

– Мам, пошли на ужин, – в номер забежала шумная Маша, мокрая и розовощекая, – там такие запахи! Шашлык, ляля кебаб, жареные овощи! Обалдеть!

– Переодевайся, сейчас пойдем, – согласилась мать.

Предавшись воспоминаниям, Катя совсем забыла где она и зачем. Ведь надо идти на ужин. Отлежавшись, чувствовала она себя вполне сносно. Но аппетита не было. Но появилось желание взбодриться. Но как? В последнее время бодрость встречалась в ее жизни так редко! Где растут эти плоды?

Катя надела черное воздушное платье и черную накидку на голову. Немного поправила макияж. Посмотрела на себя в зеркало. Лариса через плечо в отражении показала «О-кей». Но Катя все равно одела темные очки, потому что глаза выдавали усталость. Пускай, об этом никто не знает.

В шикарном просторном ресторане отеля Артем с Ритой заняли большой стол на всю семью. Катя взяла себе немного овощей и два кусочка шашлыка, стакан апельсинового сока. Не много ли она набрала еды? – спросила сама себя.

– Принеси мне коньячку, сынок, – попросила она Артема.

– Мам?! Может не надо?

– Надо, – Катя сжала столовый нож, – не спорь с матерью. Вот доживешь до моих лет, тогда и поймешь, что надо, а что не надо. Неси!

Артем, извиняюще посмотрел на сестер, принес себе и матери бренди, Рите – красное вино.

– Мог бы и побольше, – сказала Катя, посмотрев на неполные два сантиметра темной жидкости в узком высоком стакане.

– Мам, так наливают. Если захочешь еще, я схожу.

– Ладно, сиди. Ребята, давайте выпьем за наш отдых, – Катя подняла стакан.

Она уже больше года даже не пробовала спиртное. Диеты, анализы и разнообразные терапии не оставляли шанса хоть капле алкоголя попасть в ее меню. Катя пригубила напиток. Бренди показался ей слабоватым. Но уже через минуту почувствовала приятное тепло в желудке, покраснели щеки и заблестели глаза.

С тарелки быстро исчезли овощи и мясо. Это я все съела сама? – удивилась Катя давно позабытому чувству, когда хочется есть много.

– Принести добавки, мам? – спросила Лиза.

– Я сама, – Катя взяла тарелку и направилась к раздаче. Вслед за ней пошла Лариса.

Над каждой стойкой возвышались приветливые официанты и повара. Турки улыбались и пытались наложить Кате кусок побольше и посочнее.

– Гут, гут. Харашо. Пожалуста, – слышалось со всех сторон.

Расслабленные и довольные соотечественники пропускали Катю к подносам с едой. Советовали, что лучше сегодня взять.

– Не забудьте, что вон там есть фрукты – виноград и арбуз. Удивительно вкусные, – поведал ей раскрасневшийся от загара и напитков мужчина, представившийся тут же Егором из Красноярска. Егор работал в Газпроме, и приехал отдыхать большой семьей вместе с тещей, женой и четырьмя детьми. Все это мужчина поведал, пока им накладывали удивительно аппетитно пожаренную рыбу в кляре.

Потом ситуация развивалась слишком стремительно. Катино сознание не успевало за событиями. Вкусная еда. Глоток бренди. Тост и слишком длинная пафосная речь Артема про семейные ценности и его любимую мамочку. Снова вкусная еда и глоток бренди. Затем десерт и обещанный красноярским газовиком виноград.

После ресторана семейство Громовых оказалось в караоке. Катя пела «Рябиновые бусы» и «Виновата ли я». Были даже танцы и прогулки под чернющим звездатым турецким небом.