Читать книгу Ее андалузский друг - Александр Содерберг - Страница 6

Защелкали вспышки. Ральф Ханке улыбнулся на камеры, пожимая руку низенькому мужчине с усами и редеющими волосами.

Кто-то из журналистов спросил местного политика, уместно ли, с его точки зрения, строить торговый центр на том месте, где похоронены жертвы Второй мировой войны. Политик начал заикаться и через несколько предложений совсем зашел в тупик. Ральф Ханке вступил в разговор:

– Это необоснованное утверждение. Мы затратили много средств и времени на всестороннее обследование данного участка земли…

Журналисты засыпали Ральфа вопросами. Никто уже не вспоминал о предстоящей стройке или захоронениях. Вопросы касались всего, от размеров его состояния до слухов о его романе с украинской фотомоделью.

Ральф Ханке обычно не давал интервью, он показывался на публике лишь иногда и в самых неожиданных местах, где не происходило ничего существенного – как в этот раз на месте строительства будущего торгового комплекса в пригороде Мюнхена.

Его правая рука Роланд Гентц вышел вперед, поблагодарил журналистов за их интерес и вывел Ральфа в заднюю дверь позади президиума.

Они сидели в машине. За рулем был Михаил Сергеевич Асмаров – огромный русский с могучей шеей.

– Он не умеет вовремя заткнуться. Проблема этого низкорослого идиота в том, что он считает себя слугой народа, – проговорил Роланд, сидевший на переднем сиденье.

Ральф смотрел в окно. Мимо проплывали дома, здания, магазины, люди – все они были ему неизвестны, и он понимал, что так нужно. В последнее время все было поставлено на карту – он любил играть по-крупному. Его строительная компания получала все контракты, которые ему хотелось. Строительство торговых центров, верфей, многоэтажных парковок и бизнес-центров выглядело достойно, придавало его деятельности законный вид. Он создавал рабочие места и зарабатывал массу денег – чистых денег, не нуждавшихся в отмывании.

Ральф Ханке был человеком, который сам себя сделал, этого никто не смог бы отрицать. Вырос он в тогдашней ГДР, будучи единственным ребенком в малообеспеченной семье. В 1978 году у него родился сын Кристиан, а двумя годами позже Ханке развелся с его матерью, пристрастившейся к героину.

В течение нескольких лет, предшествовавших падению стены, он работал на почте и писал в Штази[8] доносы на своих коллег. Его деятельность в качестве доносчика обеспечила ему некоторые преимущества, которыми он воспользовался позднее, и свела с некоторыми сотрудниками разведки, предвидевшими падение Восточной Германии. Уволившись с почты, он вместе с некоторыми друзьями из Штази подготовил кражу секретных материалов о доносчиках, чтобы продать их им после падения Берлинской стены.

В последние годы Ральф активно работал на Штази и входил в КоКо – совет по коммерческой координации. Отделу вменялось тайно добывать западную валюту, чтобы поддержать на плаву страну, уже стоявшую на грани полного банкротства.

Ральф Ханке и его дружки распродавали огнестрельное оружие бывшей армии ГДР любым покупателям, которых им только удавалось найти. Свою первую в жизни заграничную поездку он предпринял в Панаму к генералу Норьеге[9]. Тот покупал оружие наличными, за доллары, и Ральф Ханке впервые ощутил, что обрел смысл жизни. 9 ноября 1986 года он, свободный как птица, перешел в Западный Берлин вместе с сыном Кристианом. Солнце, светившее ему в спину, освещало дорогу через Бранденбургские ворота – и вперед, к новой жизни.

Некоторое время Ральф жил у старого друга, обосновавшегося в Западном Берлине, и выжидал несколько месяцев, прежде чем предложить бывшим доносчикам выкупить у него архивные материалы о них самих. Чем больше времени проходило, тем большие суммы ему удавалось выручить за эти документы. Свое быстро сколоченное состояние он употребил на то, что скупал ворованное вооружение распадающейся армии – машины, оружие, прочее оборудование, которое доставалось ему почти за бесценок, перепродавал его и удесятерял свой капитал. Ральф сохранил копии отчетов в Штази, которые продавал доносчикам, – многие из них со временем заняли высокие посты в обновленной Германии.

В конце девяностых, когда большинство из этих людей чувствовали себя в безопасности, их снова посетил Ханке, державший в руках их тайны, – на этот раз вместе с юным Кристианом. Теперь Ральфа интересовали не деньги, он просил об услугах иного рода, которые позволили ему медленно, но верно выстроить свою империю власти и богатства.

Ральф и Кристиан объездили весь мир, заводя новые связи с правительствами и главами крупнейших корпораций, платили взятки и продавали самолеты, машины и радары воюющим странам через подставных лиц и фиктивные предприятия. Всего за несколько лет они создали предприятие «Ханке Гмбх» и начали зарабатывать серьезные деньги.

Вид за окном машины изменился – теперь они находились в центре Мюнхена. Ханке казалось, что этот город сияет – сияет успехом и здравым смыслом.

Кожаное сиденье заскрипело, когда он выпрямился.

– Тебе удалось связаться с Кристианом?

– Да, – ответил Роланд.

Ральф ждал.

– И что?

– Он сидит дома, заливает горе. Видимо, она много значила для него.

– Наверняка.

Ральф посмотрел в окно автомобиля. Когда машина Кристиана взлетела на воздух, он испытал облегчение – облегчение по поводу того, что самого Кристиана в тот момент в машине не было. Он размышлял над тем, действительно ли это ответ Гусмана? Кто был мишенью – Кристиан или его подружка? Или это привет от кого-то другого – в таком случае от кого? Нет, это все же Гусман. Однако методы работы удивили Ральфа. Неужели они приравнивают травму, полученную Гектором на пешеходном переходе, к жизни подружки Кристиана? Или это всего лишь несчастный случай, а на самом деле они охотились за Кристианом, чтобы показать серьезность своих намерений?

Ральф поглядел на Фрауенкирхе. Прищурившись, поднял глаза и посмотрел на ее купола, пытаясь представить, как будет развиваться дальше история с Гусманом. Как поведет себя Адальберто, когда его поставят на колени? Именно это Ральф намеревался сделать – в первую очередь потому, что ему было любопытно, каков же Гусман на самом деле. Только когда человек распростерт на земле, выясняется его истинная сущность. Одни лежали в грязи, жалким голосом прося пощады. Другие поднимались, чтобы получить новый удар и вновь упасть. Некоторые вставали, сваливали все на кого-то другого и продавали душу дьяволу. Кто-то назвал бы это инстинктом самосохранения, но Ральф называл это «страхом за свою шкуру». Однако оставалась еще крошечная группка людей, которые без тени страха беспощадно наносили ответный удар. Они вызывали уважение – может быть, Гусман из таких?

Роланд прервал тишину и стал озвучивать Ральфу дальнейшее расписание на день. Он проработал на Ральфа восемь лет. Роланд Гентц заботился о том, чтобы любая проблема Ральфа превращалась в преимущество и выигрыш. Он имел образование экономиста, юриста и обществоведа, к тому же был человеком без предрассудков – это качество Ральф в нем особенно ценил. Роланд стал его правой рукой, без которой он не мог обходиться; Роланд делал то, что Ральф не смог бы сделать сам. Поддерживал связи с людьми, вел переговоры и следил за тем, чтобы все шло как по маслу. Если кто-нибудь начинал упрямиться, Роланд отходил в тень, и за дело брался Михаил. Простая, но в высшей степени эффективная схема распределения ролей.

– Михаил, ты поедешь в Роттердам встретить груз, не так ли? – сказал Гентц.

– Зачем он поедет в Роттердам? – прервал его Ральф.

Роланд наполовину развернулся к нему.

– Я решил, что кто-то всегда будет лично встречать груз – во всяком случае, в первые полгода. Надежности ради. Вдруг Гусману что-нибудь взбредет в голову?

– Почему Михаил? У нас что, нет никого другого?

– Остальные заняты другими делами. Так будет лучше.

Михаил на своем ломаном немецком подтвердил, что он уже все подготовил, что поедет он еще с двумя парнями и все будет хорошо.

– Кто эти двое?

– Мы вместе служили в Чечне.

– Они нормальные?

Михаил чуть улыбнулся и покачал головой:

– Нет, ни с какой стороны.

Ральфу нравилось отношение Михаила к жизни – ему всегда импонировал этот русский. В нем чувствовалась какая-то естественность: он не задавал лишних вопросов, ему незнакомы были сомнения. Он просто делал то, что ему поручали, а если что-то шло не по плану, проявлял инициативу и решал проблему.

– Хорошо. – Ральф расслабился и закрыл глаза. Несколько минут сна ему бы сейчас не повредили.

Стоя перед зеркалом, София примерила несколько нарядов в разных стилях. Ей показалось, что она одета слишком торжественно, и в конце концов она исправила ситуацию, надев джинсы.

– Мам, ты куда?

Альберт сидел на диване в гостиной. Она увидела его, спускаясь по лестнице.

– На вечеринку.

– Что за вечеринка?

– День рождения.

– Чей?

София остановилась в холле, оглядела себя в зеркале, висевшем над комодом.

– Друга.

– Какого друга?

– Его зовут Гектор.

Наклонившись к зеркалу, она подкрасила губы.

– Гектор? Что еще за Гектор, черт побери?

София сжала губы.

– Не ругайся!

– Так кто он такой?

Она наложила сверху блеск.

– Это мой бывший пациент.

– Мам, это жест отчаяния?

София услышала иронию в его голосе, усилием воли подавила улыбку. Сын поднялся с дивана, направился в кухню. Проходя мимо нее, пробормотал:

– Классно выглядишь, мам!

Он всегда поддерживал ее в тех редких случаях, когда она собиралась «на выход».

– Спасибо, мой дорогой!

Такси высадило Софию возле ресторана «Трастен». Когда она взялась за ручку двери, собираясь войти, навстречу ей вышел молодой человек в белой рубашке и черных брюках. Придержав дверь, он взял у нее плащ и приветствовал на ломаном английском. София вдруг занервничала, начала думать, что напрасно пришла. Из зала доносились голоса и смех.

На этот раз помещение было освещено не лампами, а свечами. Люди сидели за отдельными столиками, смеялись, разговаривали и пили. За ней вошли еще несколько человек. София покосилась на гостей, оценивая, как они одеты. Похоже, она одета не слишком нарядно и не слишком буднично – нечто среднее, как она и хотела. Мимо нее прошла женщина с подносом, на котором стояли бокалы, наполненные шампанским. София взяла бокал, поискала глазами Гектора и обнаружила его за одним из столиков в глубине зала с ребенком на коленях. Мальчик радостно смеялся, когда Гектор раскачивал его своей здоровой ногой. Она направилась было к нему, но тут кто-то настойчиво постучал ножом по бокалу, привлекая всеобщее внимание. Она остановилась, встала у стены и увидела мужчину лет пятидесяти с совершенно лысым черепом и расстегнутым воротом рубашки, который вышел на середину и теперь ждал, пока уляжется гомон в зале. Он снова постучал по бокалу – голос за одним из столов громко произнес что-то по-испански, и несколько человек рассмеялись. Человек, попросивший тишины, дождался, пока смех стихнет, и заговорил по-испански. Время от времени он поворачивался к Гектору, и вскоре стало заметно, что он расчувствовался – голос зазвучал теперь тише и мягче, а порой и вовсе изменял ему. Гектор молча слушал, и мальчик у него на коленях замер, прижавшись к нему. Мужчина закончил речь, поднял бокал и провозгласил тост за Гектора. Остальные присоединились к нему. Когда София поднесла к губам бокал, Гектор заметил ее и помахал ей, чтобы она подошла к нему. Мальчик, сидевший у него на коленях, исчез. Вокруг снова зазвучал гул голосов, София направилась к Гектору. Тот что-то шепнул сидевшей рядом с ним девочке. Девочка встала, уступив свое место Софии – та с любезной улыбкой поблагодарила ее. Гектор тоже поднялся – и словно замер, не сводя с нее глаз. София рассмеялась, он взял себя в руки и расцеловал ее в обе щеки.

– Добро пожаловать, София!

– Поздравляю с днем рождения, Гектор!

София вручила ему небольшой подарок. Он принял его, но разворачивать не стал. Его глаза еще ненадолго задержались на ней.

– Я так рад, что ты пришла!

Она улыбнулась в ответ.

– Пойдем, я познакомлю тебя с моей сестрой.

Они пошли к другому столику. София заметила Арона, сидящего возле барной стойки у дальней стены, – он приветливо кивнул ей.

Навстречу им из-за одного из столов поднялась приятная женщина – короткие темные волосы, темные веснушки на оливковой коже, глаза, выражавшие одновременно радость и любопытство.

– Познакомься, София, это моя сестра Инес.

София протянула руку, но Инес не обратила на это внимания, а просто обняла ее, поцеловав в воздухе, когда их щеки соприкоснулись. Гектор что-то быстро сказал Инес по-испански, и та что-то ответила, глядя на Софию.

– Она хочет поблагодарить тебя за то, что ты позаботилась о ее непутевом братце.

София узнала, что у Инес двое детей, которые остались в Мадриде с ее мужем. Инес сказала, что очень рада встрече с Софией, похлопала ее по руке и исчезла.

– Мой брат не смог приехать. Он океанолог, живет во Франции, но предпочитает проводить время под поверхностью воды. Я не обижаюсь на него, – сказал Гектор.

Мужчина, произносивший речь, подошел и обнял Гектора, потом повернулся к Софии. Его мощная фигура и огромный нос вблизи казались еще больше. На нем были надеты золотые украшения – толстый браслет на запястье, цепь на шее и по золотому кольцу на безымянных пальцах.

– София, это Карлос Фуэнтес, хозяин ресторана.

– Приятно познакомиться, София! Я уже видел тебя, но только мельком, когда ты обедала здесь с Гектором. – Карлос говорил с заметным акцентом. – Как я понял, ты медсестра. Может быть, ты вылечишь мое разбитое сердце?

Карлос приложил руку к груди, улыбнулся ей и отошел от них.

– Почему у него разбитое сердце? – спросила София.

Гектор пожал плечами:

– В глазах женщин он хочет выглядеть безнадежным романтиком. На самом деле у него не разбитое сердце, а две разбитых семьи, которые разбил он сам.

Гектор посмотрел вслед Карлосу. На мгновение Софии почудилось что-то мрачное в его взгляде.

Рядом с ними появилась пара – видимо, родом из Западной Индии. Мужчина был высокий, казался одновременно и стройным, и мощным. Женщина была очень красивая, с пышной круглой прической на голове. Они подошли к Гектору, держась за руки. Казалось, они владеют всем миром, но мечтают с кем-нибудь поделиться. Высокий мужчина дружески похлопал Гектора по плечу, вручил ему подарок, завернутый в яркую бумагу. Гектор просиял, а мужчина схватил Софию за руку:

– Я Терри, а это моя жена Дафни.

София поздоровалась с ними. Дафни улыбнулась. Поговорив с Гектором, Терри и его жена в обнимку удалились, приветствуя на ходу тех, кого знали.

Кто-то захлопал в ладоши, призывая собравшихся снова сесть за столы. Гектор попросил Софию сесть за его стол. Никаких карточек с именами тут не было, но гости, кажется, прекрасно знали, где кто должен сидеть. София увидела свободный стул и присела.

Рядом с ней оказался мужчина неприступного вида в костюме и при галстуке – худощавый, с короткой стрижкой. На нем были очки в золотой оправе, и держался он как-то натянуто. Он представился как Эрнст Лундваль и затем сидел молча, пока молчание не стало невыносимым – вероятно, в конце концов он сам это понял.

– А вы давно знакомы с Гектором? – спросил он.

София рассказала о несчастном случае, о котором Эрнст хорошо знал, и о том, как они познакомились в больнице. Затем задала тот же вопрос ему.

– Я помогаю издательству Гектора в правовых вопросах. Я юрист и адвокат, занимаюсь авторским правом.

Голос у него был гнусавый и невыразительный.

Ужин стал для Софии испытанием. Эрнст Лундваль отвечал на ее вопросы коротко, сам ни о чем не спрашивал и разговор не поддерживал. Он даже не пытался проявить воспитанность и вести себя, как подобает в такой ситуации. Мужчина, сидевший по другую руку от нее, не мог спасти положение – он не говорил ни по-шведски, ни по-английски. В конце концов София сдалась и продолжала есть в полном молчании.

Иногда она поглядывала на Гектора, который увлеченно беседовал с сестрой, сидевшей рядом с ним. С другой стороны от него сидела красивая женщина лет тридцати. Встретившись взглядом с Софией, она поспешно отвела глаза. София поймала себя на том, что пристально смотрит на нее.

Гости иногда выходили покурить. Она воспользовалась этим, извинилась перед Эрнстом и вышла.

Стоя одна у входа в ресторан, она закурила. После нескольких бокалов шампанского у нее слегка кружилась голова, и сигарета показалась ей очень приятной на вкус. Позади нее открылась дверь, и вышел Арон в сопровождении двоих мужчин.

– Привет, София!

– Привет, Арон.

Он огляделся. Один мужчина пошел направо по улице, другой налево. Арон обернулся к ней:

– Могу я попросить тебя зайти внутрь?

София удивилась, но он держался так, словно его просьба была совершенно естественной.

– Да, конечно.

На улице появилась машина. Мужчина, ушедший направо, замахал Арону, и тот вышел на проезжую часть. Машина приближалась. София вернулась в зал.

Пока она выходила покурить, на вечеринке воцарился полный хаос. Все пересели на другие места и теперь разговаривали за чашечкой кофе с ликером. На ее стуле за столом Гектора уже сидел кто-то другой. София нашла свободный стул за другим столом. Вскоре появился Эрнст Лундваль и плюхнулся рядом с ней.

– Они заняли наши места!

Он был явно возмущен произошедшим.

Снова открылась входная дверь, и вошел накачанный мужчина с короткой стрижкой. Он быстро окинул взглядом зал. За ним появился пожилой хорошо одетый человек с седыми волосами и загорелым лицом, а последним вошел Арон, который запер за собой дверь. Гектор поднялся со своего места – вид у него был удивленный, почти растроганный. Пожилой мужчина подошел к нему, и они обнялись.

– Гусман эль Буэно! – выкрикнул кто-то, и все собравшиеся захлопали в ладоши.

Гектор обменялся несколькими фразами с отцом, София видела, как отец похлопал его по щеке. Официантка помогла Адальберто Гусману снять плащ, начали передвигать стулья, кто-то пересел, и Адальберто уселся рядом с сыном. Они немедленно углубились в беседу, при этом отец не выпускал руки сына.

Эрнст Лундваль тем временем напился и стал более разговорчив: принялся рассказывать Софии, какую музыку он любил слушать в молодости и какую предпочитает теперь. София пыталась проявлять интерес, но ее взгляд невольно устремлялся к Гектору и его отцу – в их фигурах было что-то радостное и притягательное.

– Простите. – Она поднялась.

Он не услышал ее слов, продолжая что-то долдонить про свою никому не интересную молодость.

– Это мой отец, Адальберто Гусман.

София поздоровалась, а Гектор тем временем по-испански рассказывал отцу о Софии. Адальберто взял ее за руку и не выпускал, глядя ей в глаза, пока сын говорил.

Затем Гектор поднялся и предложил Софии руку. Они пошли по кругу, Гектор представлял ее своей разношерстной компании, и у нее возникло чувство, что этот проход по ресторану под руку с Гектором создает впечатление, будто они пара, что он хочет показать ее своим друзьям. Высвободив руку, София вернулась на свое место, с удовольствием отметив, что Эрнста Лундваля нигде не видно. Из колонок зазвучала музыка, гости встали и начали танцевать. Через некоторое время подошел Гектор и сел рядом:

– Ты боишься меня?

Она покачала головой. Он посмотрел на танцующих.

– Я ничего не имел в виду, когда представлял тебя своим друзьям.

– Ну и хорошо, – ответила София.

Он взял ее руку в свою:

– Ты не возражаешь?

Она улыбнулась.

Так они и сидели, держась за руки, наблюдая за танцующими. У Гектора была большая и горячая рука, в которой приятно было ощущать свою.

Около двух часов ночи гости начали расходиться, и полчаса спустя музыка зазвучала тише. В зале оставалось человек десять, в основном они собрались вокруг одного стола. Гектор, Адальберто, Инес, Арон и Лежек – тот парень с короткой стрижкой, который прибыл вместе с Адальберто, а также Терри и Дафни. Рядом с Гектором оказалась та красивая женщина. София сидела рядом с Ароном, разговаривая с ним о пустяках. Затем он заговорил со стриженым поляком Лежеком. София оглядела собравшихся за столом, ее взгляд остановился на Инес. Та выглядела как ребенок, обидевшийся на отца, а Адальберто разговаривал с ней с мученическим выражением лица, словно изо всех сил старался порадовать дочь, но тщетно. Терри и Дафни сидели, слившись друг с другом. София перевела взгляд на Гектора. Он не разговаривал с женщиной, сидевшей рядом с ним; за весь вечер он перекинулся с ней лишь парой фраз. София поймала себя на том, что снова разглядывает ее. В женщине чувствовалась внутренняя гордость – холодная красота, немного печальная. Казалось, она грустна и погружена в себя. Однако было что-то величественное во всей ее фигуре – слово «красивая» не могло передать всей сути. София почувствовала укол зависти.

Чуть позднее она увидела эту женщину в дамском туалете – вероятно, та пошла вслед за ней. Они стояли рядом, разглядывая себя в зеркале над раковиной. Женщина подвела губы.

– Меня зовут Соня, – негромко проговорила она.

– София.

Соня повернулась и вышла из туалета.

Вернувшись в зал, София обнаружила, что там опять танцуют. Все, кто только что сидел за столом, теперь танцевали с утроенной энергией. Молодой официант подошел к ней с подносом – на подносе лежали белые таблетки.

– Угощайся, – произнес Гектор у нее за спиной.

– Что это такое?

– Экстази. Я принимаю такую таблетку на каждый свой день рождения с тех пор, как мне стукнуло тридцать. Не бойся, ты не умрешь от нее.

Она поколебалась, посмотрела на оживленных гостей, снова на Гектора:

– Ты уже принял таблетку?

Он кивнул:

– Только что.

– Ты что-нибудь чувствуешь?

Он посмотрел куда-то вдаль, словно оценивая свои чувства, пытаясь понять, появилось ли в них что-то новое.

– По-моему, она еще не подействовала. Хотя… не знаю, – проговорил он и широко улыбнулся.

София обнаружила, что ей безумно нравится танцевать, что невзрачный ресторанчик на самом деле – одно из самых прекрасных мест на земле, такой совершенный и стильный. Время текло теперь каким-то странным образом, вдруг все снова оказались за столом – музыка опять звучала тише, создавая изысканный фон.

София огляделась. Остальные, сидевшие за столом, разговаривали и смеялись, курили и пили. Казалось, каждая тема протягивалась ниточкой к чему-то большому. Инес пригнулась к ней, пытаясь поговорить. Гектор переводил как мог, однако они с Инес то и дело начинали над чем-то смеяться, глядя друг на друга. Соня не смеялась, лишь улыбалась легкой улыбкой, которая придавала ее красивому лицу новое выражение – словно ей на некоторое время все начало нравиться, словно она решила насладиться моментом. Гектор вел себя с мальчишеской растерянностью – ему было весело, она это видела. Всем было весело. Адальберто впал в детство – беспрерывно говорил что-то по-испански, чего никто, кажется, не понимал, однако все смеялись. Дафни и Терри еще теснее прижались друг к другу, сидели, крепко обнявшись. Софии казалось в тот момент, что весь мир совершенен и прекрасен.

Около половины четвертого она вышла из ресторана, ей не хотелось уходить, но вечеринке не было видно конца.

Гектор проводил ее до такси, открыл дверь.

– Спасибо, – сказала она.

– Тебе спасибо.

София чуть подалась вперед, давая ему себя поцеловать. Его губы оказались мягче, чем она могла представить. Однако он держался очень осторожно и тут же оторвался от нее.

Приехав домой, София не могла заснуть. Села на веранде, прислушиваясь к пению птиц, вдыхала сказочные запахи раннего утра и наслаждалась красотой, окружавшей ее. Глубокий зеленый цвет газона, пышные кроны деревьев, совершенство всей картины. Она знала, что это состояние вызвано наркотиком, однако не испытывала ни малейших угрызений совести.

София спросила себя, почему вдруг позволила себе отпустить тормоза и с внутренней улыбкой нарушить так много границ. Что произошло с ней в последнее время?

Ларс стоял, прислонившись к стене. Он смотрел на Эрика, который сидел, положив ноги на выдвинутый ящик стола, и ковырял в ухе карандашом. Эва Кастро-Невес слегка поворачивалась туда-сюда на своем вращающемся стуле, а Гунилла, нацепив очки, изучала какую-то бумагу. Наконец она дочитала бумагу, сняла очки и оставила их висеть на шнурке на шее.

– Начни ты, Ларс.

Ларс заерзал, словно искал дыру, в которую можно было бы скрыться. Когда его просили выступить перед другими, он всегда испытывал страх. Он искал внутри себя спасательный круг, который выручил бы его в этой ситуации, – агрессию, пустоту или что-нибудь еще. Нащупав подходящий имидж, он подключил его и начал довольно ровным голосом рассказывать о том, как София столкнулась с Гектором в универмаге «НК» и как накануне вечером она отправилась на банкет в ресторан «Трастен» в Васастане.

– Но все это я описал в своих отчетах.

Гунилла взяла слово:

– У Софии с Гектором роман, теперь нам это известно. Будущее покажет, что у них за отношения. Ларс, расскажи о банкете.

Он откашлялся, не зная, куда деть руки: они висели как-то странно, и ноги никак не могли прийти в расслабленное положение.

– Я не заметил ничего необычного, помимо двух телохранителей, которые стояли на охране у ресторана после того, как туда зашел пожилой мужчина – по всей видимости, отец Гектора. В три часа двадцать восемь минут София села в такси: с большой вероятностью – чтобы ехать домой.

– Спасибо, – сказала Гунилла и кивнула Эве.

– Я сфотографировал других гостей, когда они покидали ресторан, – добавил Ларс. – Фотографии немного нечеткие, но, может быть, ты захочешь взглянуть на них, Эва?

Голос Ларса звучал чуть фальцетом, и ему это не нравилось.

– Отлично. Дай фотографии Эве, – сказала начальница.

Ларс почесал в затылке.

Эва вернулась к своим бумагам, заглянула в них, перелистала несколько страниц:

– София Бринкман, урожденная Лантц, живет вполне благополучной жизнью – видимо, на наследство, полученное от мужа; иногда общается с подругами и изредка с матерью. Ее прошлое практически безупречно. Окончила школу, оценки выше среднего, год проучилась по обмену в США, после окончания гимназии несколько месяцев путешествовала с подругой по Азии, затем поработала в нескольких местах и поступила учиться на медсестру. Повстречалась с Давидом Бринкманом, два года спустя родила сына Альберта, они поженились, переехали из квартиры в Стокгольме на виллу в Стоксунде. После смерти Давида в две тысячи третьем году она продала виллу и купила небольшой домик в том же районе, где проживает вдвоем с сыном.

Эва остановилась, перелистала свои бумаги и продолжила рассказ:

– Сын Альберт – ее единственный близкий человек. Создается впечатление, что у нее нет хобби или каких-то особых интересов. Ее социальные связи трудно поддаются анализу: мы не знаем ее друзей, кроме подруги Клары, – той женщины, с которой она ходила в ресторан, когда ты следил за ними, Ларс. У меня пока все.

Снова заговорила Гунилла:

– Она и раньше была такой, до того, как мы ею занялись? Ходила по ресторанам с мужчинами? Или была скорбящей вдовой – и Гектор первый, кто заставил ее выбраться из панциря на свет божий?

– Пожалуй, что так, – ответила Эва.

– А именно?

– Что Гектор первый.

– Почему ты так думаешь? – уточнила начальница.

– Ничто не указывает на то, что она встречалась с мужчинами после смерти мужа, но я буду копать дальше.

– Эрик, что ты думаешь? – спросила Гунилла.

– На мой взгляд, это совершенно неинтересно. Вопрос в том, понравилась ли она нашему испанцу – в этом случае она будет выполнять важную функцию. В остальном вопрос лишен смысла.

В комнате наступила тишина, словно все, кроме Ларса, погрузились в свои мысли. Он смотрел на них, и его не покидало чувство, что он внезапно остался один. Гунилла очнулась первой:

– Ларс, ты можешь меня подвезти?

Они ехали в потоке машин, типичном для середины дня. Гунилла сидела на переднем сиденье и подправляла макияж.

– Что скажешь? – спросила она, сжимая только что накрашенные губы.

– Не знаю.

Гунилла закрыла помаду крышечкой и положила обратно в сумочку.

– Мне нужно твое мнение, Ларс. Не рассуждение или аргументация, а только твое мнение.

Он думал изо всех сил, пока они стояли позади автобуса на Стюрегатан.

– Все слишком зыбко, – ответил он.

– Так и есть. Все обычно бывает очень зыбко – чаще всего у нас ничего нет. В данном случае все скорее наоборот – у нас предостаточно материала.

Ларс кивнул:

– Ты наверняка права.

Ему приходилось все время смотреть вперед – движение было оживленным.

– Тебе необязательно со мной соглашаться, – проговорила Гунилла.

Ларс почему-то закашлялся. Ему так хотелось, чтобы она почувствовала, что на него можно положиться.

– Мне кажется, я способен на большее, Гунилла.

– Что ты имеешь в виду?

– Я могу заниматься не только наружным наблюдением. Ведь я аналитик, я многое мог бы привнести в работу группы, как мне кажется. Мы говорили об этом, когда ты предложила мне перейти к вам.

Гунилла показала, где ее высадить.

– Ты очень важен для группы, Ларс. Исключительно важен. Я хочу подключить тебя к основной работе, но чтобы это произошло, нам нужно от чего-то отталкиваться. А добыть это что-то можешь только ты. Я беру на себя все полноту ответственности, если что-то выйдет не так, но сейчас мы должны выйти на новый уровень… новый уровень наблюдения. Ты понимаешь меня?

– Думаю, я понял.

Ларс нашел «карман», заехал в него и остановился.

– Мы на верном пути, – продолжала она. – Не сомневайся в этом. Просто сделай все, что в твоей власти, чтобы продвинуться еще на шаг. – Гунилла закрыла сумочку. – Я пошлю тебе номер. По нему ты найдешь человека по имени Андерс. Он поможет тебе. Андерс отличный специалист.

Гунилла погладила его по рукаву, открыла дверцу и вышла из машины.

Ларс сидел неподвижно, мысли кружились в голове – он испытывал чувство легкой эйфории от того, что начальница только что сказала о нем и его ценности. Однако на душе остался какой-то неприятный осадок – впрочем, он был там всегда. Главное, чтобы Гунилла не разочаровалась в нем. Он сделает все, чтобы ее мнение о нем оставалось прежним.

Ларс снова вырулил на улицу. Телефон звякнул, и на дисплее возник вопрос, хочет ли он сохранить новый контакт: «Андерс».

На море вздымались высокие волны, Йенса обдавало каскадами воды. Он стоял на носу корабля, глядя на плоский берег вдали. Голландия.

Внезапно двигатели корабля смолкли, гудение и постукивание пронеслись по корпусу, когда штурман дал задний ход. Поначалу это даже не ощущалось – большой корабль двигался вперед с прежней скоростью. Нужно время, чтобы остановить судно такого размера. Йенс огляделся, пытаясь понять, почему капитан принял решение об остановке на таком расстоянии от берега.

На горизонте он заметил большую открытую моторную лодку, которая приближалась к кораблю, подпрыгивая на волнах. Прищурившись, Йенс изо всех сил старался разглядеть хоть какие-нибудь признаки, объяснявшие, что это за лодка и кто ее ведет. Так ничего и не разглядев, он покинул свое место на носу, прошел по палубе до железной лестницы, ведущей на капитанский мостик.

Йенс распахнул дверь. Штурман и капитан увлеченно играли в нарды, попивая чай и покуривая омерзительно пахнущие сигареты.

– К нам приближается лодка.

Капитан кивнул.

– Таможня? Полиция?

Капитан покачал головой.

– Пассажир, – спокойно проговорил он и сделал еще глоток из своей чашки.

Йенс занервничал – видимо, это было по нему заметно, потому что капитан повернулся к штурману, что-то произнес по-вьетнамски, и оба расхохотались.

Когда лодка причалила к борту корабля, все пришло в движение. Спустили трап, и по нему на борт поднялись двое мужчин – один коротко стриженный, с накачанными мускулами, второй темноволосый, в темной куртке до талии. Стриженый нес в руке спортивную сумку. Пока моторная лодка отчаливала и снова брала курс на берег, один из мужчин отправился на капитанский мостик. Другой, стриженый, ждал на палубе.

Со своего места Йенс мог наблюдать за ними – видел, как один из них разговаривал с капитаном, который заискивал и отчаянно жестикулировал, словно раскаиваясь в чем-то и пытаясь оправдаться. Разговор был коротким, мужчина вышел оттуда на металлический трап.

– Лежек! – крикнул он второму и жестом показал, чтобы тот шел на нос корабля.

Лежек кивнул и исчез из виду.

Двигатели снова заработали, и корабль лег на прежний курс, двинувшись, рассекая волны, вперед, к Роттердаму. Йенс спустился в трюм.

Капитан запретил ему находиться в трюме во время поездки, но он и не собирался спрашивать у него разрешения.

Йенс взломал два контейнера, собрал оружие и переложил в два небольших ящика, которые легко было бы перенести в фургон, заказанный прямо на причал. В цену, заплаченную Йенсом за перевозку груза через Атлантику, входило условие, что таможня не будет делать выборочных проверок в первый час пребывания в порту. Йенс хотел, чтобы все прошло как по маслу – он намеревался как можно скорее покинуть судно и исчезнуть.

Несколько часов спустя судно вошло в порт. Йенс сидел на крыше капитанского мостика, пил плохой кофе и курил сигарету. Море было спокойное, солнце светило сквозь дымку. Он услышал вдалеке звуки сигнальных сирен, а затем стал отчетливо виден и сам порт Роттердам – огромный, здесь все было гигантское: краны, контейнеры, чудовищных размеров корабли, стоявшие у исполинских причалов. Йенс почувствовал себя ничтожным червяком, пока они пробирались среди всех этих гигантов.

Через час судно пришвартовалось бортом к каменному причалу в отделенном уголке порта. Со своего места на мостике капитан открыл грузовой трюм, над судном наклонились краны, и грузчики принялись крепить ремни и тросы вокруг контейнеров, которые стали медленно выгружать на сушу.

Как раз в тот момент, когда Йенс начал ломать голову, где же заказанный им фургон, на причале появилась машина и остановилась рядом с кораблем. Йенс понимал, что это не его машина – она была слишком маленькая. Из нее вышли трое мужчин. Один высокого роста и широкоплечий, другие немного поменьше. Решительными шагами они направились к кораблю и поднялись по трапу на палубу. Йенс следил за ними взглядом со своего места на крыше. Самый большой из троих взошел на капитанский мостик, двое других остались внизу.

Йенс отставил чашку, спустился по трапу и прошел по палубе мимо двух мужчин. Он поздоровался – так, как это делают в гольф-клубе, а не на контрабандистском вьетнамском корабле. Ни один из них не ответил. Проходя мимо, Йенс успел разглядеть их. Вблизи они казались изможденными, худыми, с ввалившимися глазами и покрытой шрамами кожей. Так выглядят наркоманы.

В тот момент, когда Йенс поставил ногу на трап, ведущий в трюм, у него за спиной раздался голос одного из мужчин:

– Михаил!

Затем вдали раздались один за другим три выстрела. Йенсу показалось, что он услышал где-то за спиной крик, и в следующую долю секунды раздался свист вместе с глухим характерным звуком, который бывает, когда что-то маленькое на большой скорости впивается в мясо. Он инстинктивно слетел по трапу в трюм. В течение последующих секунд на борту царила полная тишина, словно выстрелы отменили все остальные звуки во вселенной. Поднявшись на пару ступенек, Йенс осторожно выглянул наружу. Один из мужчин, с которым он только что поздоровался, лежал в нескольких метрах от него в странной позе – судя по всему, он был мертв. Йенс разглядел у него под курткой пистолет. Против солнца он увидел фигуру Лежека. Тот стоял на коленях на площадке над капитанским мостиком и следил в оптический прицел ружья за вторым мужчиной, бежавшим по палубе. Затем стрелок сделал четыре выстрела подряд. Убегавший от него человек едва успел спрятаться за стеной под капитанским мостиком – пули срикошетили от металла.

Сердце Йенса отчаянно билось. Он видел, как Лежек закинул ружье за плечо, быстро слетел вниз по трапу и исчез. Внезапно послышались еще два выстрела. Они донеслись с капитанского мостика – похоже, стреляли из пистолета. Йенс увидел, как открылась дверь и человек по имени Михаил появился с дымящимся пистолетом в руках. Он крикнул что-то второму, находившемуся на палубе. Они обменялись короткими фразами по-русски. Михаил стал спускаться по трапу – казалось, он никуда не торопится. Затем оба удалились в сторону кормы. Йенс подобрался к мертвому, приподнял полу его куртки, схватил пистолет и пополз задом наперед обратно в трюм, торопясь укрыться в темноте.

Трюм был огромный, сырой и холодный, загроможденный контейнерами, ящиками и холодильниками. Впереди Йенс различил семь больших контейнеров, поставленных друг на друга, – один из них висел в воздухе прямо перед его носом. Когда началась перестрелка, краны замерли, вся работа прекратилась. Йенс нашел укромное место, отдышался, постарался собраться с мыслями. Но как бы он ни напрягал мозги, все время приходил к одному результату – группа Михаила и группа Лежека, стрелявшие друг в друга, знают, кто он, и, скорее всего, воспримут его как врага. Он посмотрел на оружие, зажатое в руке, – это был русский пистолет-пулемет «бизон».

Внезапно почувствовав себя безгранично одиноким, Йенс стал нервно поигрывать предохранителем. Предохранитель щелкал, когда он нажимал на него большим пальцем. Осознав, что этот звук разносится достаточно далеко, Йенс тут же перестал. С палубы больше не доносилось выстрелов. Он тихонько поднялся и стал пробираться между ящиками.

Внезапно из ниоткуда ударил залп – пули веером вонзились в деревянный ящик рядом с ним. Йенс бросился на землю и, не размышляя, приподнялся, выкинул вперед руку с оружием и нажал курок. Пистолет щелкнул, ничего не произошло.

Проклиная все на свете, Йенс присел и изменил положение предохранителя, который раньше теребил пальцем. Он втянул в себя воздух, понимая, что упустил свой шанс, – теперь стрелок знает его местоположение. Он поднялся, пробежал по открытому месту и кинулся в заднюю часть корабля, где спрятался за каким-то холодильником. Задыхаясь, Йенс изо всех сил вслушивался – и в конце концов у него начались галлюцинации. Он осторожно выглянул наружу, ничего не увидел, как раз собирался вылезти и бежать, когда незнакомый голос у него за спиной произнес по-английски:

– Бросай оружие!

Йенс заколебался, но мужчина повторил приказ, и он бросил свой «бизон» на землю.

– Сколько вас? – спросил голос.

– Я один.

– Кто ты?

– Пассажир.

– Почему вооружен?

– Забрал оружие у трупа на палубе для самообороны.

– Ты видел тех, кто вошел на борт? – спросил мужчина.

– Да.

– Сколько их было?

– Трое. Одного убили, второй поднялся на мостик, третий присоединился к нему. Мне кажется, они пошли назад, на корму.

Йенс чуть слышно выругался по-шведски, затем снова заговорил по-английски:

– Кто в меня стрелял? Ты?

Неожиданно мужчина ответил ему по-шведски:

– Нет, не я. В тебя стреляли другие, не мы.

Что-то зашевелилось в открытой части трюма. Йенс посмотрел туда, потом обернулся к мужчине. Тот исчез. Йенс поспешно снова схватил свой пистолет.