Читать книгу Вся эта жизнь. Рассказы - Александр Солин - Страница 6

Добравшись до сплющенного, словно океанский корабль дома, чей тупой нос уткнулся в проспект, как в причал, Вова поднялся к себе на третий этаж и, не снимая одежды, рухнул спиною на кровать.

«Что ты тут делаешь?» – тут же принялась крепкими толчками допрашивать его проникшая в кровь головная боль.

«Чертова боль! С тобой с ума можно сойти!.. – отвечал он, прикрыв глаза. – В самом деле, какого черта я сюда приперся? Теперь вот лежи здесь один и подыхай!»

Для свидания с Парижем он выпросил у судьбы три дня, сегодня был первый. Разумеется, добрый доктор Айболит выписал ему таблетки, но посоветовал не злоупотреблять, а он и так уже принял их сегодня две. Вова лежал неподвижно, ощущая себя ненужной частью чужого пространства. Банальные мысли о близком конце уже не донимали его назойливыми окриками, а превратились в ровное гудение миниатюрного компрессора, все более наполнявшего его отупляющим эфиром бессмысленности дальнейшего существования. Надежда же при этом вела себя крайне стеснительно. Конечно, от подобного состояния его на какое-то время могли избавить французские друзья (а они у него были), но от одной мысли об умных разговорах его тошнило. Горизонтальное положение вскоре все же облегчило его страдания, и он стал замечать стертые звуки улицы, мешающиеся с волнообразно набегающим и стекающим шумом шагов и голосов за дверью. Обнаружился запах – душноватый, глуховатый, настороженный – безвылазный сожитель и хранитель следов визитов сотен постояльцев, сложная субстанция, пропитанная памятью об их поте, чемоданах, вещах, то есть, всего того необходимого и ненужного, что сопровождает человека в его передвижениях и метит неодушевленными железами места его пребывания.

На него вдруг нашла охота принять душ, и он, сев на кровати, принялся подтягивать обстановку номера к своему плану. Да, в то кресло он сбросит серый с зеленью, мятый по последней моде пиджак, на спинку набросит потную рубашку. Брюки расстелет на кровати, а в том, в чем останется, пойдет в ванную, кинув по пути в прихожую ботинки. Интересно, закрыл ли он дверь? Он употребил волю и встал на ноги. До бессилия, слава богу, дело еще не дошло, но вялость была необыкновенная. Расправившись с одеждой, он двинулся в ванную, обосновался там и провел в ней около часа, едва не задремав среди пенного легкомыслия. После ванны ему стало легче, он убрал с кресла одежду и, расположив его боком к окну, сел, прислушиваясь к фонограмме расстроенного городского пищеварения. И тут в голове его возник смутный, но дерзкий позыв.

«А почему бы и нет?» – прислушавшись, ответила влажная голова на подпольную работу мысли.

Он вскинулся, оживился, принялся оглядывать номер, будто оценивая поле битвы, затем встал и облачился в брюки и рубашку, после чего покинул номер и спустился вниз. Судя по тому, как сосредоточенность его движений боролась с их же неловкостью, им завладела некая противоречивая цель. Внизу, в холле, он принял независимый вид и стал присматриваться к малочисленной публике. Не найдя среди чопорных зевак того, кто ему был нужен, он перевел внимание на рецепцию. Там за стойкой находились мужчина и женщина, причем на достаточно близком расстоянии, так что задай он вопрос мужчине, его обязательно услышит женщина. Бедный Вова обнаружил все признаки нерешительности. Он явно хотел спросить нечто своеобразное, но не знал у кого. Вот по холлу из одного конца в другой неторопливо проследовал в дежурном ореоле служебных обязанностей администратор, как нельзя более подходящий для удовлетворения священного любопытства постояльцев. Приметив его, Вова сделал было шаг в его пользу, но передумал и остался на месте. Наконец его взгляд наткнулся на прозрачную фигуру швейцара, что нес службу за стеклянными дверями. Вова встрепенулся и двинулся к нему, едва не насвистывая от избытка независимости.

– Бонжур! – приветствовал он швейцара.

– Бонжур, мсье! – приветствовал его швейцар.

– Я здесь живу. Вы можете мне помочь? – с особым выражением произнес Вова, чувствуя, как краснеет.

– Конечно, мсье, – заиграл догадливой улыбкой швейцар, ухватив намек с полуслова.

– Вы правильно поняли! – подхватил догадливую улыбку Вова и тут же успокоился.

– Мсье желает?.. – поощрительно улыбнулся швейцар.

– Что-нибудь худенькое, беленькое и чистенькое из местных…

– Может быть, две?

«Какие к черту две! Тут с одной дай бог управиться!»

– Нет, другие три в следующий раз, – ответил Вова, играя теперь уже фамильярной улыбкой.

– Ваш номер? – склонился к нему швейцар.

– 322.

– И к какому часу?

– К восьми, пожалуйста.

– Мсье прекрасно говорит по-французски, – похвалил швейцар, подтверждая сделку.

– Мсье – потомок французского офицера армии Наполеона, родом из России, – не моргнув глазом, представился Вова.

– О-ля-ля! – почтительно склонился швейцар, не пряча масленых глаз. – Желаю заранее приятного отдыха. К вашим услугам!

– Спасибо!

И они расстались.

Возбужденный Вова поднялся к себе, взял самое необходимое и отправился на прогулку в город, да так успешно, что добрался до Люксембургского сада, побывал в нем, дивясь слепому своему фанатизму прежних дней, и, как ни в чем не бывало, вернулся назад, заметно взволнованный предстоящей встречей с пороком, отодвинувшей в сторону все прочие переживания. На входе в отель швейцар ему улыбнулся. Вова ответил тем же. А почему бы, собственно, и нет?

Вова не был женат, но это вовсе не означало, что он сторонился женщин. Напротив, или au contraire, как говорят французы. Само его служение языку чувственности предполагало, так сказать, обратное влияние, поскольку язык намеков и недомолвок не может не родить игривость, а вслед за ней желание ею воспользоваться. Вова ценил женские прелести и знал в них толк. Вот только до проституток не опускался – ни дома, ни здесь. Связи имел достойные и уважительные, соблазнов же было не счесть. Сколько он перевидал этих деревенских дурочек, что, пренебрегая гласными и напуская на себя всезнайство и бывалость, коверкали лицо и язык в желании любой ценой произвести на него впечатление и проникнуть в мир, у дверей в который он служил швейцаром! Но там речь шла о посильном достижении женской цели. Здесь же – о том извращении, что совершается при взаимном согласии и под присмотром денег. Даже странно, как он, лицедей от филологии, до сих пор не познал святая святых французского лицемерия! Или, может, потому, что Мопассан давно переведен?

Стучат, однако. Итак, святотатство начинается. Только без нервов – волноваться ему вредно. Пусть это будет чисто познавательная акция. Можно просто пообщаться. Без рук. В конце концов, он клиент и он платит.

И Вова открыл дверь.

– Бонсуар! – пропело в шаге от него худенькое, беленькое, чистенькое создание. – Са ва?

– Са ва! Антре! – гостеприимно отступил Вова.

Создание вошло и остановилось посреди номера, с легкой улыбкой уставившись на Вову. Никакого смущения. Вова же, напротив, разволновался пуще прежнего.

«Но почему я должен волноваться! Ведь это же самая обычная проститутка!» – попробовал он себя утешить.

Не тут-то было. Проститутка-то она, конечно, проститутка, только выглядит – дай бог каждому! На улице встретишь – не подумаешь. Швейцар словно в душу к нему залез – она была именно та, какую он хотел. Ну, как тут не волноваться. И Вова суетливо указал ей на кресло:

– Я вас прошу, садитесь.

Ну, кто же здесь проституток величает на «вы». Дева мягко присела.

– Как вас зовут? – спросил Вова, устраиваясь напротив.

– Адель. А тебя?

– Зовите меня ВладИ.

– Влади… – чирикнула беленькая птичка.

«Господи, да сколько же ей лет? – соображал Вова. – Восемнадцать-то хоть есть?»

– Надеюсь, вы совершеннолетняя, – как бы пошутил с улыбкой Вова, пристально следя за ее лицом.

– Да, да, не беспокойся! – буднично сообщила дева, будто комнату пришла убирать.

Она была спокойна и почти благообразна. В ней не было ни капли вульгарности, по крайней мере, в той степени, в какой Вова ожидал. Но и та степень, которую он мог подметить, была ничтожна. Во всяком случае, пока.

– Ты хочешь заняться любовью сейчас или позже? – пропела Адель, не меняя позы, где ее сжатые обнаженные коленки склонились немного вбок, служа поддержкой для тонких, уложенных одна на другую ладоней.

– Позже, если вы… ты не против.

– Как хочешь. Ты куришь?

– Я? Да, но сейчас нет.

– Я тоже не курю. Это вредно для здоровья.

– Очень хорошо! Кстати, ты торопишься?

– Но это зависит от тебя! – удивленно вздернула интонацию жрица любви.

– Тогда давай сначала поужинаем! Что скажешь?

– Конечно, раз ты хочешь. Мы пойдем в ресторан?

– Нет, я закажу в номер. Что бы ты хотела?

– Какую-нибудь рыбу и салат.

– Очень хорошо!

Вова снял трубку и перечислил все, что положено, включив туда шампанское, клубнику и десерт. Адель с симпатией взглянула на Вову.

– Очень мило с твоей стороны, – мурлыкнула она. – Если хочешь, я могу раздеться и ужинать нагишом!

– Нет, нет, не надо! – покачал Вова рукой. – Спасибо, не надо! Потом.

– Как хочешь. Тогда, если у нас есть время, я могу пройти в ванную?

– Ну, конечно! Тебе нет нужды об этом спрашивать!

– Спасибо.

И подхватив сумочку, она исчезла.