Читать книгу Картежник 1. Ваши не пляшут - Александр Сухов - Страница 4

Легкий удар в стекло не стал для меня неожиданным, я ждал его, боялся до колик в животе, но ждал.

– Зуб, ну ты как, не передумал? – из темноты раздался приглушенный голос Жома, моего верного другана и наперсника, коему я доверяю все свои самые сокровенные тайны. – Смотри, если сильно очкуешь, не пойдем.

Мне вдруг захотелось отказаться от безумной затеи. Я бы так и сделал, если бы о моем намерении отправиться за Грань знал только я. Ну брякнул языком, что ради Катюхи Трофимовой готов на все. Вот тут-то и подловил меня Сенька Шустров попов сын, мол, лучше всего будет добыть драмарин златолистый и преподнести любимой на день её пятнадцатилетия, которое состоится через неделю. Ну я в запале и поклялся, непременно добыть этот самый цветок и преподнести Екатерине в расписном горшочке. Сказал, разумеется, не подумав.

Сучонок попович, сам чахнет по старостиной дочери, вот и подстроил так, чтобы заманить меня в Прорву. Пидор гнойный! Провокатор, бля! А ведь деваться мне некуда, пацанская гордость не позволит отказаться, бо прилюдно дал слово. Где тогда моя тупая башка была?

– Счас, Колян. – Я прихватил из-под кровати рюкзачок со всем необходимым для недолгого похода. Для собственного успокоения коснулся пальцами деревянную рукоять тесака, сработанного из драчевого напильника в отцовой кузне. Так-то мою затею с оружием батя вряд ли одобрил бы, пришлось ладить кинжал аж целую ночь, покамест тот дрых. Сточил наждачный камень на станке в ноль, пришлось менять на новый. Отец через какое-то время хватился, провел тщательный опрос домашних на предмет пропажи, но до истины так и не докопался. Кузня стоит за садом и огородом на приличном удалении от дома и на самом отшибе села, по причине пожарной безопасности, поэтому шум истираемого наждаком металла никто не услышал.

Щелкнул выключателем и по-тихому выскользнул через окно в духоту напоенной запахами цветущих растений летней ночи. Переживания, испытываемые мной на протяжении последних дней, не способствовали радужному настроению. Да что там самого себя обманывать, мне было страшно, очень страшно. Страшно, как никогда ранее. Холодный ужас сковывал ледяными пальцами мышцы и заставлял выбивать дробь зубами. Но я все-таки старался не подать виду хотя бы перед единственным моим другом Колькой Жомовым, который знает меня как облупленного и прекрасно понимает, что я чувствую в данный момент.

Прорва особое место, куда за просто так попасть невозможно. Нужно пройти через проход между мирами. Бобровская Прорва довольно старая и хоть условно считается безопасной, но раз в четыре-пять лет в деревню наведывается группа боевых магов «для проверки активности и потенциальной угрозы» и пару декад шарят по запределью по каким-то известным только им делам. Во время таких экспедиций тащат оттуда все, что под руку подвернется: травки, камушки, живность всякую, даже воду тамошнюю бочками вывозят. Между походами сидят в корчме косоглазого Хлыста, и о разного рода чудесах и диковинках этой самой Прорвы рассказывают. Местный люд любит послушать байки, даже выпивку оплачивает словоохотливым магам. А те и не прочь языком потрепать дармовщины ради.

Таким, как я мальцам вход в питейное заведение категорически запрещен, однако слухами земля полнится, то есть, сказанное в присутствии ограниченного круга лиц очень скоро становится достоянием всего села. Нам пацанам интересно все, особливо то, что касаемо потустороннего, загадочного. Вот мы усердно и подслушиваем разговоры взрослых, а потом, на общем сборище активно обмениваемся добытыми сведениями.

Вообще-то наша Прорва вполне спокойная. Раз в год какая тварь оттуда и вылезет, тут же сработает сигнальная система, и об этом станет известно участковому-уполномоченному от имперского мажеского корпуса Кузьме Митрофановичу Зосимову. У того ружжо специально имеется для упокоения чудищ. Пошел стрѐльнул и кабздец гадине, на моей памяти еще ни одна тварь до людей и скотины не добралась.

Старики бают, лет пятьдесят тому как, когда Проход только открылся, из него перли орды всякой нечисти. Благо царь-анпиратор своевременно прислал ажно целый полк одаренных. Ну те в течение года зачистили Прорву, благо оказалась небольшой. Грят, под Владимиром Прорва, всем Прорвам Прорва. Лет как двадцать оттуда прет всякая жуть, наши толком туда и зайти не могут, бо зело опасно.

О чудесном цветке драмарине златолистом, коего, по словам все тех же болтливых магикусов, в Прорве не то чтобы видимо-невидимо, но встречается он довольно часто и добыть его несложно я узнал пару лет назад. Информация для меня бесполезная, ибо магический дар у меня до сих пор не проявился и, по словам комиссаров от Академии, регулярно наведывающихся в наши палестины для выявления детей с пробудившимся мажеским талантом, вряд ли вообще когда-либо проявится. Поначалу мне было до слез обидно, поскольку даже прыщавый попович Семен Шустров оказался в этом плане более перспективным, во всяком случае запалить козью ножку взглядом или запулить камушком в обидчика посредством телекинеза был способен. Колька Жомов также одаренный с даром значительно превосходящим возможности поповича, но ему я ну ни капельки не завидую, бо друг, а в отношении друзей завидки не по пацанским понятиям. Насчет отсутствия мажеских перспектив до сих пор сильно горюю, но надежды не теряю, были случаи, когда дар неожиданно просыпался и в более зрелые годы. Надеюсь, несмотря на то, что последний проверявший мой магический потенциал комиссар безапелляционно заявил об отсутствии у меня любых намеков на одаренность хотя бы в состоянии «глубокой латентности». Значение загадочного слова «латентность» мне потом объяснил школьный преподаватель латыни и древнегреческого Кузьма Лукьянович Дроздов-Омелько. Ничего такого чересчур замудреного, всего лишь свойство материальных и нематериальных объектов или каких-либо процессов находиться в сокрытом состоянии. А я уж накрутил себе невесть что.

Напомнил мне о существовании чудесного растения все тот же провокатор Шустров, после того, как у Кати Трофимовой проявились магические способности. Этот хмырь с показушным сожалением вякнул, мол девчонку жалко, талант слабый и его неплохо бы простимулировать, для этого было бы здорово подарить ей драмарин златолистый, благо повод скоро появится. Вот тут-то я и попался в хитроумно расставленные сети, заявив, что вполне способен добыть нужный цветок и преподнести его Катюхе на День Рождения. Это лишь потом я сообразил, что меня развели, как последнего лоха. Семен, не сомневался в том, что, дав прилюдно слово, я непременно зассу лезть в Прорву, а это все равно, что вечером, когда народ после тяжелого трудового дня вываливает на улицу голым по Бобровке прогуляться. А коль на самом деле сдуру надумаю отправиться за Грань, вряд ли отыщу там искомое. К тому же, соверши я подобную глупость, существует реальный шанс избавиться от моего внимания к предмету также и его воздыханий. Екатерина более склонна общаться со мной, нежели с этим пузаном, ибо книжек читать не любит, в разговоре не интересен, но самое главное, избыточно прыщав, на физиономию неказист и вечно воняет от него чем-то неприятным, будто ссаками. Со мной же можно поговорить на самые разные темы, ко всему прочему, ликом я, по словам Катюхи, «чисто ангелок». Пока у нас с ней ничего толком не случилось, даже ни разу не поцеловались, а насчет пообжиматься где-нибудь в укромном уголке, как это делает большинство моих ровесников и ровесниц, и надеяться не приходится. Но я все-таки надеюсь, даже на большее. На что? Пока сам не знаю. Нет, знаю, конечно, но вряд ли мне обломится то, чего я так страстно желаю. Как любит поучать мой батя: «Ты, Вовка, на старостину дочь особливо губишши не раскатывай. Не для тебя девка делана, с таланом ёйным она тебе не ровня. Сполнится осьмнадцать, сдристнет из Бобровки в Москву, Киев или во Владимир в тамошнюю Акадэмию. При таких статях да смазливой мордахе быстро подберет её какой княжонок или боярич, и станет девка блаародного сословию. Про тебя напрочь забудет, поелику ты для её чисто дярёвня». Батя, хоть и с пьяных глаз, но ситуацию описывает вполне реальную. Катя, несмотря на юный возраст, девчонка в соку, грудь аж из сарафана норовит выскочить, талия пальцами рук обхватить можно, толстая русая коса ниже пояса, глазищи, как два синих озера и, вообще, на лицо краше её во всем мире не сыскать.

После вдумчивого осмысления совершённой глупости, мне стала понятна вся глубина коварного плана поповича. Непонятно, только на что он сам надеется, устранив меня в качестве конкурента. Вряд ли знающая себе цену дочь старосты упадет когда-нибудь в объятия этого обоссанца. Наверняка завидует моему привлекательному облику и подлянку измыслил по причине природной вредности.

С выходом в Прорву я тянул два дня, однако, Катин день рождения неуклонно приближается, а данное прилюдно слово все еще висит над моей буйной головушкой дамокловым мечом. Еще и проклятый Сеня каждодневно подливает масла в огонь, мол, когда наш «ерой» изволят отправиться за цветком чудесным. Говнюк похабный. Сегодня мне стало окончательно понятно, что от похода не отвертеться. Договорился с Колькой Жомовым, чтобы показал путь через сигнальную систему – я её не вижу, он как одаренный видит, а потом чтобы подстраховал с этой стороны и вывел обратно, не потревожив магические конструкты. Колян, хоть и кореш лепший, но идти со мной в Прорву категорически отказался, де, ты сам подписался на подобную глупость, никто за язык тебя не тянул, сам и отвечай за свой базар, а мне еще пожить охота. Короче, дружба-дружбой, а табачок врозь. Вообще-то я его понимаю, однако случись с ним что-то подобное, я бы непременно… Впрочем, это я теперь так считаю, когда дело касается меня, но, если подумать, выходит он кругом прав. Все равно в глубине души я на него немного в обиде, ну самую малость, бо на корешей обижаться западло.

– Ты как? – участливо спросил Жом.

– Нормуль, – ответил я, надеясь, что в темноте ночи не разглядеть мертвенной бледности моей физиономии, главное, чтобы голос не дрожал, глядишь и за героя сойду… посмертно.

Ну все хватит душевных терзаний. Я пока что живой, а помру сегодня или нет, бабка надвое сказала. Вот добуду цветок чудесный… Так, о будущем не думать, чтоб не сглазить! Я первым потопал в направлении Кривого леса.

«Кривой» вовсе не метафора, пожилые люди утверждают, что до инфернального прорыва на том месте рос вполне нормальный сосновый бор, куда народ хаживал в сезон за маслятами, боровиками и рыжиками. С появлением прохода в Прорву, характер растительности буквально за несколько лет поменялся кардинальным образом. Теперь там непролазная чаща из переплетенных между собой кривых стволов. Как выразился по этому поводу один мудрый человек из пришлых магов: «мутагенез из-за влияния физических свойств инфернальной реальности на локальный участок нашего мира». Фраза мудреная, но уж-жасно красивая, я запомнил.

Полчаса быстрого, бега. Ночь ясная лунная, звезд на небе россыпи, светло как днем, ну почти как днем. Дорога наезжена, мажескими самобеглыми колясками, но не разбита, бо перед каждой экспедицией основательно присыпается гравием, чтоб, значит, сподручнее ресурсы из Прорвы вывозить было. Бежать по ней преогромное удовольствие.

По мере приближения к проходу мое и без того паршивое настроение становилось все более и более мерзким. Признаться, я был готов пойти в отказ от данного слова, но стоило лишь подумать о том, что, узнав об этом, проклятый Сенька тут же растрезвонит на всю Бобровку, сжимал челюсти до боли в скулах и крепился. Умом понимаю, что ввязался в крайне опасную авантюру, мне страшно, но отказаться и покрыть себя на всю жизнь несмываемым позором еще страшнее. Стоит лишь представить равнодушно-укоризненный взгляд Катюши, мол, сыкло позорное, и ноги помимо воли сами начинали шевелиться всё быстрее и быстрее. Ладно, чем раньше попаду за Грань, тем быстрее вернусь. Не найду драмарин, накопаю каких других растений, по словам магиков, практически всяка травка оттуда добрая, вельми пользительная для развития чародейского дара, жаль, не каждая приживается в наших условиях. Драмарин златолистый в этом плане довольно редкое исключение, отлично чувствует себя в горшках на подоконниках и в оранжереях знати, но всего лишь на протяжении пяти лет после переноса из Прорвы, потом погибает. К тому же, семенами, отростками или какими иными способами не размножается, потому и ценится. Есть еще несколько растений со свойствами драмарина, но они еще более редкие и иметь их доступно лишь очень богатым людям. Оно ведь маги бывают разные. Один из богатого дворянства или купечества, другой – выходец из селян без великих доходов и перспектив устроиться на доходное место. Взять, к примеру Кузьму Митрофаныча нашего штатного мага, забот, особливо в сезон куча: в засуху поля оросить, либо в дождливую погоду прикрыть от избытка небесной влаги, прогнать проволочника с картофельных полей, не допустить огневки и прочих вредителей садов и огородов, коли надобность образуется, грохнуть очередное чудо-юдо, явившееся из Прорвы. А доходов с гулькин писюн, бо крестьяне народ небогатый. То ли дело быть лекарем, хотя бы в самом мелком городишке – денежки рекой в карман текут, бо народ постоянно кто животом, кто зубами страдает, у кого мигрени, горячка и прочие хвори…

От сторонних мыслей, коими я хоть как-то пытался отгородиться от гложущего душу страха, меня отвлек голос товарища:

– Ну все, Зуб, мы на месте. Сразу пойдешь или передохнешь чутка?

– Дык не устал, – через силу улыбнулся я, – веди, Колян.

– Тогда топай за мной.

Жом тут же направился по видимой одному ему тропинке, я за ним след в след. Главное не оказаться в зоне действия локального сторожевого конструкта, коих тут полным-полно понатыкано. Грят, раньше и боевые были. Высунет морду из Прорвы какая тварь, её тут же либо огнем, либо хладом шарахнет так, что угольки да кровавые ошметки в разные стороны. Ну это когда часто вылазили, теперь достаточно Зосимова с его магическим карамультуком. Забавное слово, от кавказских горцев перенял наш чародей, коих Кузьме Митрофановичу в младые годы довелось усмирять в составе армии генерала Самоедова. Про те времена наш храбрый вояка любит рассказывать в корчме Хлыста под хмельком, причем, количество побитых лично им абреков с каждой принятой стопкой отчего-то увеличивается едва ли не в геометрической прогрессии. Впрочем, о горских нравах и тамошних порядках он рассказывает сочно, вкусно и с изрядной толикой юмора, так что слушают его байки наши селяне и пришлый люд с превеликим удовольствием.

Если бы не мой приятель, сам я ни в жизнь не нашел дорогу к проходу, поскольку мне бы и в голову не пришло совершать замысловатые зигзаги и загибы аж на сто восемьдесят градусов с перепрыгиванием невидимых преград и хождением гусиным шагом. Такое впечатление, что зрячий ведет слепого, впрочем, так оно и есть.

Наконец мы приблизились к торчащей из земли одиноким гнилым зубом скале, на которой можно было свободно разглядеть косой крест, намалеванный белой краской.

– Ждем, – приказал Колян. – Когда врата распахнутся, увидишь. Сразу ныряй в проход. Обратно будешь выбираться тем же путем. Выйдешь, махни рукой, я приду и выведу тебя обратно. Не хватает чтобы Зосимов прискакал и стал учинять расследование.

Спустя минут пять, участок скалы, аккурат на месте креста, как бы растворился в воздухе, образовав проход. На той стороне было отлично видно серое небо и участок леса вдалеке. Ну да, именно так всё и должно быть. В таких местах как наша Прорва солнца вообще не бывает, ночь также не наступает, все время что-то наподобие хмурого облачного дня. Откуда свет, никто из побывавших там магов точно сказать не может.

Не теряя времени, я рванул в образовавшийся в каменной толще просвет и в следующее мгновение оказался на другой стороне. Обернулся, помахал рукой корешу, мол, у меня все нормально. Дождавшись, когда проход закроется, осмотрелся. Обстановка угрюмая, давящая на нервы. Впрочем, так оно и должно быть. Это мне обычному человеку тут лишь муторно, одаренному вдвойне, даже втройне хреновее. Экспедиционные маги хоть и похваляются своей удалью, но от глаз людей не скрыть, какими изнуренными они возвращаются после каждой ходки в Прорву и обратно особливо не рвутся, несмотря на то, что за всякую добытую здесь хрень им платят звонкой монетой и, сказывают, что неплохо так платят.

В процессе тщательного осмотра, искомого растения в пределах видимости обнаружено не было. Впрочем, я особо и не надеялся, возле самого прохода найти что-то путное. Пришлось топать в сторону леса. Скромный такой лесок, деревья низкорослые, но не такие уродливые как в Криволесье. Свободных от растительности участков земли не наблюдается, всюду травка, наподобие нашей тимофеевки, иногда куртины «клевера» попадаются. По большому счету, это сорняки. Мне нужно особенное растение, его ни с чем не перепутать, и внешний вид которого крепко-накрепко вбит в мою голову.

Тепло, воздух влажный, неприятно воняет болотной гнилью. Удивительная тишина царит вокруг. Ни стрекота цикад, ни гомона птиц, ни шума ветра, ни каких иных звуков. Впрочем, пернатых и насекомых тут отродясь не бывало, только невиданные твари откуда-то появляются. Что касаемо ветров, таковых и вовсе не бывает. Дожди выпадают довольно регулярно в основном в виде противной мороси. Насчет здешней живности, маги утверждают, что все здешние твари с других планов проникают, поскольку Прорва – есть нечто наподобие переходного шлюза между пространствами с несовместимыми физическими законами, ну как на подводных лодках специальные тамбуры для высадки боевых пловцов или эвакуации личного состава в случае гибели корабля. Как правило, в местах типа нашей Прорвы находят действующие проходы в иные миры и не в едином экземпляре, но, насколько мне известно, посланные туда экспедиции так ни разу и не вернулись обратно, и что творится на иных планах бытия науке пока неведомо.

Место неприятное. Следует как можно быстрее отыскать этот злосчастный драмарин златолистый, выкопать и вместе с комом земли обмотать корни целлофаном, не забыть прихватить с собой толику тутошней почвы и рвать когти обратно.

У самого края леса я неожиданно увидел Катю Трофимову.

– Осподи Боже мой! Катюша, ты откуда здесь?

– Спрознала, Володенька, что ты на День Рождения подарок мне вельми ценный задумал сделать. Для этого в Прорву окаянную решился направиться. Вот и захотелось мне помочь тебе, мил дружок. Пойдем, отведу тебя куда следует. Заберешь драмарин златолистый и возвернемся домой, по дороге обратно будем целоваться-миловаться.

Ух ты! Катюша откуда-то узнала, что я ради нее собираюсь в Прорву и как магиня решила оказать посильную помощь. Мысль показалась мне вполне здравой. Сердечко в груди заколотилось от счастья, да так, что едва из груди не выскочило. Значит, я не только люблю, но любим самой распрекрасной на всем свете девушкой.

– За тобой куда угодно, любимая, – выдал я пересохшим от волнения языком, хотел подбежать к ней, обнять, прижать к груди, но та задорно расхохоталась и при всякой попытке приблизиться, оказывалась от меня на расстоянии десятка шагов.

Ситуация казалась мне вполне логичной. На самом деле мы с ней в местах крайне опасных. Сейчас не до проявлений чувств. Нужно побыстрее добыть то, за чем я сюда вообще явился. Теперь с помощью настоящей одаренной сделать это будет намного проще. Главное, Катя знает, где растет драмарин и отведет меня туда.

И мы пошли, моя любовь впереди, я – за ней. Если не так давно вид мрачного леса вызывал в моей душе неприятные ощущения, теперь он не казался мне сколь-нибудь опасным. И болотная вонь перестала щекотать нос. Ощущение, будто гуляю по светлому бору в поисках грибов с лыковым туесом за плечами. Лепота! От былых горестей и печалей не осталось и следа, будто из моей головы удалили всё дурное нечистое, заменив квинтэссенцией духовного и радостного.

Постепенно реальность начала расплываться перед глазами. Только что пережитое состояние абсолютного счастья мгновенно пропало. Непосильная тяжесть упала стопудовым грузом на мои плечи. В какой-то момент вернулось ощущение реальности. Стою на краю лесной поляны, болотная вонь никуда не пропала, дерева по-прежнему кривые, небеса серые. Но самое ужасное, нет никакой Кати, вместо нее нечто невообразимо гнусное. Старуха, с вислыми грудями, верхняя часть тела которой опирается о землю посредством бесчисленного множества полупрозрачных нитей. При этом существо мерзко усмехается морщинистой будто печеное яблоко рожей и совершает пассы своими тонкими, будто хворостины ручонками, приговаривая при этом что-то невразумительное на неведомом мне языке. Никакими словами невозможно передать навалившееся на меня ощущение ужаса с солидной примесью гадливости.

Впрочем надолго меня не хватило. В какой-то момент белый свет перед глазами начал меркнуть. Я вдруг осознал, факт своей близкой кончины. Ни сил, ни желания сопротивляться ментальному воздействию мерзкой сущности у меня не нашлось. И вскоре я умер.