Читать книгу Циклон с востока - Александр Тамоников - Страница 3

Сняв полушубок, полковник Крапивин расправил гимнастерку под ремнями и решительным шагом подошел к своему столу. Вся группа Шелестова была в сборе. Буторин приехал вместе с полковником последним и теперь с готовностью помогал секретарю разливать горячий свежезаваренный чай по большим бокалам.

– Вот, спасибо, Зинаида, – похвалил Крапивин девушку. – Ты молодец. И о чашках побеспокоилась.

– Сейчас Леша бутербродов принесет, Илья Валерьевич, – улыбнулась секретарь. – Вы ж и не обедали!

Оперативники взялись за бокалы и стали с наслаждением пить горячий чай. Крапивин отодвинул свою чашку в сторону и расстелил на столе карту района приземления диверсантов. Шелестов, держа в руке бокал, подошел к полковнику и посмотрел на карту.

– Место приземления погибшего диверсанта мы осмотрели, – сказал он, постучав пальцем по соответствующему участку карты. – Там действительно нет больше никаких следов. Бедолага сам выпутывался из создавшейся ситуации, но увы. Он умудрился зацепиться куполом парашюта чуть ли не за самое высокое дерево в округе. И когда сорвался вниз, переломал себе ноги. Тут все понятно. А вот с остальной частью группы у нас проблема, товарищи.

– Да, судя по парашютам, они тоже забрасывались японцами, – согласился Крапивин – Есть основания полагать, что эти четверо и погибший пятый – были членами одной группы. И по направлению ветра в тот день он вполне мог быть отнесен туда, где мы нашли парашют. Наличие грузового парашюта говорит нам о том, что у группы были серьезные намерения. Придется крепко подумать, где и как их искать. Ориентировки мы разослали, оповестили всех, кого могли, в том числе и штаб Дальневосточного фронта.

– За сутки они могли уйти далеко, – вставил Буторин. – Но я думаю, что они, отойдя от места высадки, уехали. Блокировать район мы можем за несколько часов силами местной милиции, охотников, подвижными группами бойцов войсковых частей. Полагаю, что диверсанты это понимают и сразу имели планы, как и в каком направлении уехать.

– За несколько часов диверсанты могли дойти до железной дороги, – согласился Крапивин. – А это значит, что теоретически у них была возможность на тех участках, где составы снижают скорость, сесть на любой товарняк и уехать на север в сторону Комсомольска-на-Амуре или в сторону Владивостока в южном направлении.

– Увы, да, – сказал Шелестов. – В данной ситуации, когда группа ушла у нас из-под самого носа, в ситуации, когда мы понимаем, что это могла быть не единственная диверсионная группа, заброшенная милитаристами на нашу территорию на Дальнем Востоке, выход у нас один – действовать на опережение, а не ждать, когда какая-то вражеская разведывательно-диверсионная группа проявит себя. Мы должны их ждать в тех местах, где они могут появиться. С магистралями мы решили? Так, Илья Валерьевич?

– Совершенно верно, – ответил Крапивин. – Имеющимися у нас в регионе силами мы усилили охрану мостов, тоннелей, усиленно патрулируются шоссейные дороги и железнодорожные магистрали. Так же патрулируются линии электропередачи и телефонно-телеграфной связи. Но мы с вами должны исходить из того, что немцы знают, что советская разведка располагает сведениями о том, что Япония не готова к нападению на СССР. И поэтому часть боеспособных, полностью укомплектованных дивизий советское командование перебрасывает с Дальнего Востока на фронт. Немецкая армия потеряла наступательную инициативу после Сталинграда и Курской дуги. Под Курском вермахт понес невосполнимые потери в танках и самолетах. Берлин всеми силами пытается остановить отправку советских боеспособных войск с Дальнего Востока на советско-германский фронт, не желая, чтобы мы увеличили наши силы. Комиссар Платов предполагает, что, возможно, немецкая разведка решила совершить ряд диверсий, которые заставят советское командование остановить переброску, заставят поверить, что нападение Японии на СССР вот-вот произойдет.

– Вот именно, – согласился Шелестов. – Перед отправкой сюда мы получили от Петра Анатольевича такие же инструкции. Целями диверсионных групп могут быть только очень серьезные объекты, повреждение или уничтожение которых может иметь стратегически важные последствия. Устраивать диверсии на железной дороге, на нефтепроводах или линиях электропередачи враг не будет. После каждой такой диверсии органы НКВД и милиции, как правило, находят диверсантов. А повреждения ликвидируются в течение суток, максимум трех. Враг будет стараться нанести такой урон советским стратегическим объектам на Дальнем Востоке, который реально будет граничить с катастрофой, тем более при угрозе начала войны с Японией и нападения Квантунской армии. Без дизельного топлива и бензина, без патронов, без обеспеченного электроэнергией производства оборона долго не выдержит.

– Они будут бить по тем объектам, угроза уничтожения или сильного повреждения которых реально должна нас испугать, – согласился Буторин. – Именно при угрозе одновременного нападения японцев на Советский Союз.

– Вот наш список, – Коган протянул лист бумаги.

– Да, мы составили список на основе анализа промышленности и инфраструктуры региона, – добавил Шелестов, беря лист бумаги. – И вот что у нас получилось: один тоннель и три железнодорожных моста (они отмечены на карте). Если их уничтожить или вывести из строя сроком хотя бы на пару недель, то это лишит нас в случае начала войны возможности маневрировать частями и соединениями, доставлять боеприпасы, подкрепления, топливо и другие военные грузы. Есть еще несколько важных объектов, интересных для диверсантов. Например, взрыв Артемовской ГРЭС оставит без электричества Владивосток, базы и Артемовское месторождение по добыче угля. Следующий объект: хабаровский завод № 83 имени Горького, выпускающий бомбардировщики и транспортные самолеты. Оружейный завод в поселке Тетюши, выпускающий, как нам сказали ваши товарищи, в огромных количествах боеприпасы. А еще в регионе есть Хабаровский нефтеперерабатывающий завод и нефтеперерабатывающий завод в Комсомольске-на-Амуре. Диверсия на каждом из этих предприятий и объектов нанесет огромный урон вновь созданному Дальневосточному фронту, противостоящему 700-тысячной Квантунской группировке японцев.

– Все это, конечно, правильно, – заговорил Сосновский, крутивший в руках карандаш. – Но нам нужно подумать и о другом. Подойти к ситуации с другого бока. Группы есть, одну мы засекли, но где она, пока неизвестно. Наверняка есть и другие или будут. Можно их ждать в тех местах, где они будут совершать диверсии, и взять, так сказать, с поличным. Безусловно, согласен. Но ни одна группа, учитывая масштабность и серьезность задачи, не пойдет через границу, не будет сброшена с самолета с необходимым количеством взрывчатки. Чтобы взорвать машинный зал или существенно повредить плотину, нужны не килограммы и не десятки килограммов взрывчатки. Речь идет о тоннах. Тем более если взрывы планируются на разных объектах. И они ее где-то должны взять. Это первое. Второе, товарищи! Чтобы взорвать современное предприятие, сложное в инженерном отношении сооружение, нужны знания. Я не думаю, что к нам в Советский Союз будут забрасывать группы инженеров и технарей разного рода. Нет, диверсанты будут искать и вербовать сообщников на конкретных предприятиях и объектах. Искать тех, кто подскажет, где лучше всего и сколько подложить взрывчатки, чтобы нанести максимальный урон технике, оборудованию. Там нужны будут инженерные решения.

– Совершенно верно, Михаил, – соглашаясь, кивнул Шелестов. – Во-первых, полная секретность. Подобные угрозы обычно приводят к панике и даже трагедиям, когда стрелять начинают во всех, даже своих. Во-вторых, паника на руку диверсантам. Ответственные за безопасность сотрудники станут хвататься сразу за все и реагировать на каждый чих. И в таких условиях легче совершить задуманное. Так что нам предстоит успевать сразу и везде. А для этого придется разделиться. Значит, мы с вами поступим следующим образом…

В небо поднимался столб пара. Там, за стеной станции, в машинном зале гудели и бились турбины, вырабатывая электроэнергию. Лидия Храмова шла по нижнему ярусу наружной технической галереи. Даже сквозь толщу бетона ощущался рокот мощных турбин. Девушка шла, придерживаясь рукой в толстой рукавице за ограждение и прикрывая лицо краем платка. Густой туман, поднимавшийся над водой, колол лицо ледяными иголками.

Дойдя до середины галереи, девушка оглянулась. Что за чудеса? Где же Федор Арсеньевич? Там его из главка к телефону требуют, а тут не дозваться. Неужели прошел всю галерею и ушел в машинный зал через другую дверь там, в конце? Храмова кинулась вперед, оскальзываясь на мокром обледеневшем бетоне. Дело-то важное. Главный инженер в отъезде, а Филиппов за него остался. Почему она вдруг бросила взгляд вниз, Лидия потом не смогла объяснить. То ли померещилось что-то, то ли сердце подсказало. А ведь она неравнодушна была к заместителю главного инженера. Федор Арсеньевич слыл красавцем у них на ГРЭС, многие женщины и девушки засматривались на него и тайком вздыхали. Высокий, стройный, с кудрявым чубом, почти как у казаков, строгие красивые усы и темные выразительные глаза, которые могли смотреть то насмешливо, то строго и гневно, а то и удивительно ласково. И таяли женские сердца от таких взглядов. Может быть, и сердце подсказало ей в тот момент бросить взгляд на нижний ярус.

Филиппов лежал на боку, неестественно разбросав руки. Под головой расплывалось пятно крови. Лидия задохнулась от испуга и не могла вымолвить ни слова, только жарко дышала, прикрывая рот рукавицей. И только когда до нее стала доходить реальность происходящего, весь ужас, она закричала и бросилась назад в машинный зал, где была дежурная смена, где были люди. И, даже забежав в помещение, Храмова не сразу смогла выдавить из себя слова. Но по лицу девушки было понятно, что случилась беда, что произошло что-то страшное.

Сосновский на легкомоторном «У-2» прибыл на военный аэродром «Вторая речка» Владивостока, где его уже ждала машина. Меньше чем за час машина доставила оперативника на Артемовскую ГРЭС. Следователь и судмедэксперт были еще на месте, они заканчивали писать протоколы. Тело, накрытое простыней, лежало здесь же, у двери машинного зала. Предъявив удостоверение так, чтобы этого не видели сотрудники ГРЭС, Михаил негромко сказал:

– Предупреждаю, о том, что к этому делу имеется интерес НКВД, потому никому ни слова. Ваше начальство в районном отделе милиции об этом уже предупреждено. И от него вы получите соответствующий инструктаж. А сейчас давайте коротко и самое главное. Что и как случилось.

Следователь – немолодой лысеющий мужчина в очках с толстыми стеклами, откашлялся и стал говорить, тоже не повышая голоса.

– Тело обнаружила технолог Храмова, когда пошла звать погибшего к телефону. Она увидела, что он лежит на нижней наружной технической галерее и под его телом кровь. Сообщила начальнику дежурной смены. Тот с двумя рабочими спустился и не обнаружил признаков жизни у Филиппова. Вызвали милицию. А дальше слово вон медицине, – кивнул следователь на молодую румяную круглолицую женщину.

– По результатам предварительного осмотра могу предположить, – продолжила судмедэксперт, – что смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы. Повреждение кожных покровов и черепа предварительно соответствуют поверхности, на которую упал человек. Очевидно, что он упал с верхней галереи на нижнюю. Могу еще предположить, что у него с правой стороны сломаны два или три ребра, ключица, а также имеется открытый перелом правой лучевой кости. Такие повреждения являются результатами возможного падения с высоты и ударов об ограждение галереи.

– Сомнения есть? – спросил Сосновский, переводя взгляд с лица медика на лицо следователя и назад.

– Подробнее покажет вскрытие, – пожала плечами женщина. – Повреждений много, какие из них могли быть нанесены другим человеком, пока сказать сложно. Это я к тому, если вы предположите убийство.

– У меня пока тоже маловато фактов, чтобы делать выводы, – согласился следователь. – Но если говорить чисто теоретически и исходить из моего многолетнего опыта, то инсценировка несчастного случая – самое удобное и часто применяемое злоумышленниками действие. Если кто-то хотел убить Филиппова, то мог бы найти и более простой способ, не такой, чтобы у всех на глазах. Ведь кто-то мог увидеть его на галерее вместе с заместителем главного инженера. Но и с другой стороны, какого черта Филиппов стал бы падать вниз, зачем ему перелезать за ограждение, рисковать жизнью. Но он упал. И с точки зрения убийцы, если таковой имел место быть, гарантия стопроцентная, что жертва погибнет и не надо самому наносить смертельное ранение.

– Ну, ясно, – проворчал Сосновский. – Могли убить, а могли и не убить. Мог и сам, а могли помочь. Значит, будем искать тех, у кого есть мотивы для убийства.

Побеседовать с Храмовой, которая первой обнаружила тело, не представлялось возможным. Сосновский в момент своего приезда на ГРЭС видел ее один раз, но потом девушку с нервным срывом увезла «Скорая помощь». Дальше все шло, как говорится, «по накатанной». Кто последним видел, о чем говорили, в каком настроении расстались, с кем ссорился, с кем дружил, кого любил. Постепенно вырисовывался образ погибшего человека. Хороший инженер, хороший исполнитель, но слишком мягкий для руководителя. Самое место в заместителях. С людьми ровен в отношениях, помогает молодым специалистам. А в трудное военное время, когда мужчин на ГРЭС поубавилось, а их места заняли простые женщины, порой без специальности, тратил уйму своего личного времени на обучение персонала ГРЭС. Хотя этим никого во время войны не удивишь. Почти все отдавали Родине что могли, включая и опыт, и знания, и личное время. Да, отдавали всего себя без остатка.

Но вот один нюанс не давал Сосновскому покоя. Одна женщина-инженер, рассказывая о личности Филиппова, в порыве эмоций проболталась, что он за ней ухаживал. Сосновский не стал заострять внимание собеседницы на том, что она замужняя женщина. Но мысль об этом засела у него в голове. Холостяк, красавчик, толковый специалист подбивал клинья к симпатичной замужней женщине. Бабник, еще тот ловелас. Или это фантазии женщины? И Михаил стал методично искать других свидетелей подобного поведения погибшего мужчины. Как говорится: один случай – это случай, а три – уже закономерность.

Вторую женщину, которая украдкой вытирала глаза и хлюпала носом, он заметил в бухгалтерии. Разговорить несчастную было просто, учитывая опыт работы Сосновского в загранразведке. Через полчаса она призналась, что любила Филиппова, что у них были отношения, но потом прекратились. О причинах она не стала распространяться, только мотала головой. И было это уже в текущем году. Получалось, что Филиппов любил женщин, но нельзя сказать, что он не пропускал ни одной юбки. Бабником он не был, он был всего лишь холостяком, а вот иметь в качестве врага мужа своей любовницы вполне мог. Он осторожно прощупывал других женщин, которые могли бы отвечать вкусу Филиппова, но тут позвонил врач из больницы и сказал, что в принципе с Храмовой можно поговорить, но только недолго и не расстраивая ее нервную систему. Пришлось Сосновскому сразу бросать все свои дела и бежать в больницу.

Девушка сидела на кровати, опустив ноги в домашних шерстяных носочках на пол и накинув на плечи пуховый платок. Врач, пожилая женщина со строгим лицом, вошла следом и, подойдя к Храмовой, обняла ее за плечи.

– Лида, с вами хотят поговорить, – заговорила она мягким голосом. – Это следователь. Вы же понимаете, как важны ваши показания?

– Да, конечно, – кивнула Храмова. – Я постараюсь, я все понимаю и уже спокойна.

Сосновский подвинул стул ближе к кровати и уселся на него, сложив руки на коленях.

– Вы можете нам помочь, – заговорил Сосновский. – Вы ведь были там, вы могли заметить что-то такое, чего не заметил никто. Мы очень на вас надеемся, Лида.

– Но я ничего не видела, – грустно сказала Храмова. – Я вышла слишком поздно, когда Федор Арсеньевич уже лежал внизу. Скользко было, снег, лед.

– Он решил посмотреть, что-то его заинтересовало внизу? – понимающе кивнул Сосновский.

– Не знаю, может быть, – пожала худенькими плечами девушка. – У нас с фасадом проблемы были, потом еще утеплитель ветром порвало на вводе воды.

Сосновский чисто физически почувствовал, что контакт налаживается, что ему как-то удалось найти точки соприкосновения с этой женщиной, заговорить на темы, которые ей хорошо понятны и привычны. Расспрашивал он о причинах, которые могли заставить Филиппова перегнуться через парапет или пролезть за него, лишь для того, чтобы разговор завязался на профессиональную тему, чтобы девушка втянулась в разговор. Сосновский уже составил свое мнение о причинах, которые могли привести к трагической гибели. Другие специалисты рассказали, что и как могло заинтересовать Филиппова. Так что версия, что мужчина погиб из-за неосторожности, вполне была реальная и рабочая. Но все же… Это «все же» очень беспокоило Михаила, он чувствовал, что есть еще одна тайна. И до этой тайны он никак не доберется. То ли люди молчат, то ли не все знают.

И вдруг Сосновский понял. По глазам, по интонации, по вздохам, по мимике он понял, что Храмова была влюблена в Филиппова. И теперь надо убедиться в этом окончательно, не провоцируя нервную систему девушки на новый срыв. И как же это сделать, ведь любовь для многих очень сильное чувство. Женщины не умеют думать о любимом человек плохо. Если кто-то так думает и говорит, то он просто не заметил, что любовь ушла, что ее уже нет. А в Храмовой она жила до сих пор, скорбела и печалилась.

– Скажите, Лида, а каким был Федор? – спросил Сосновский, умышленно назвав Филиппова просто по имени.

– Добрым и очень хорошим, – мгновенно ответила Храмова. – Самым лучшим. Он был бы замечательным мужем и отцом, замечательным руководителем, только многие говорят, что он был слишком мягок для начальника. Но ведь начальник – это не зверь, ему незачем быть свирепым, злым и грубым, правда же?

– Конечно, – улыбнулся Сосновский и заметил, что губы девушки дрогнули в слабой улыбке ему в ответ. – А почему Федор был не женат? Ведь в него, наверное, была влюблена половина женщин вашего предприятия.

– У мужчин это бывает, – грустно ответила Храмова. – Выбирают долго, не могут решиться, не нашли еще ту, чтобы сразу в сердце загорелся огонь. Вы не думайте, не верьте, если вам кто-то скажет, что Федор был бабником. Увлекающимся он был, это правда, но просто потому, что настоящая любовь к нему не пришла.

– У него была женщина? – решился спросить Михаил, повинуясь интуиции.

– «Женщина», – горько повторила Храмова. – Не женщина, а несчастье это его. Тоже думал, что любовь, а какая она любовь, если женщина замужем.

– Тише, тише, – остановил девушку Сосновский, хотя она и так говорила тихо. Ему нужно было создать обстановку, ощущение, что у них теперь есть общая ото всех тайна. – Не дай бог кто узнает. Вот ведь позора не оберется эта женщина. Опомнится, а семья уже развалилась. У нее, наверное, хорошая семья, да?

– Хорошая, – кивнула Лида. – Уж ей-то совсем нельзя такими вещами заниматься. У нее муж ответственный работник, глава райисполкома.

– И район у него сложный, – предположил Сосновский. – Сутками на работе да по району мотается.

– Междуреченский-то? – вздохнула Храмова. – Да уж. Сел там много, далеко от города. И с врачами плохо, и школы разваливаются. Хоть и война, а детишек учить надо. И стариков лечить.

Михаил сразу перевел разговор на другую тему. А в голове билась мысль: «Междуреченский район, райисполком Междуреченского района». Вскоре поблагодарив Храмову за помощь и пожелав ей скорейшего выздоровления, Сосновский отправился в кабинет главного врача. Оттуда, выпроводив предварительно хозяина кабинета, он позвонил Крапивину.

– Илья Валерьевич, а кто у вас председатель Междуреченского райисполкома?

– Междуреченского? – Голос полковника стал удивленным. – Рубцов Захар Пантелеевич. А что?

– Потом расскажу. А что за человек этот Рубцов?

– Коммунист, хороший хозяйственник. В Гражданскую воевал в этих местах, герой-партизан.

– Герой, говорите…

Сосновский положил трубку и задумался. А что, как раз это многое и может объяснить. Герой, боевой человек, партизанил. Мог из ревности в порыве гнева и убить. Или даже не в порыве, а из чувства ненависти. И не сам, конечно, подговорил кого-то, нанял, убедил. Может, подговорил кого-то из своих бывших и очень преданных ему лично бойцов своего отряда. Вот это поворот!

Чужака видели в семи километрах от поселка, насколько можно было верить словам мальчишки и карте местности. Паренек лет пятнадцати был смышленым и себя не выдал. Он сидел в кустах и смотрел на человека, который, судя по всему, сверялся с картой и что-то искал. Силки были пустыми, птицы сегодня не прилетали в этот перелесок, и мальчишка спокойно сидел и ждал, когда незнакомый мужчины в полушубке и валенках уйдет.

– Оружие у него было? – допытывался участковый.

– Автомат был, – уверенно заявил мальчишка и показал на Когана, – вон как у дяденьки.

– Все, парень. – Участковый нахмурил брови. – Дуй домой и в лес больше не суйся, пока мы чужака не найдем. Понял?

Буторин спрятал карту и поправил на ремне автомат. Отряд у них с Коганом получился маленький. Всего девять человек. Из комендатуры прислали «полуторку» с двумя автоматчиками, да сам участковый привез на своем мотоцикле двух сержантов из райотдела. И военный комендант, и милиция отреагировали оперативно. У них были ориентировки из НКВД, поэтому никто не стал тянуть резину, сразу прислали людей. Ну и самый ценный член группы – охотник Матвей Макарыч.

– Времени у неизвестного было в запасе много, считайте, часов восемь, – заговорил Буторин. – Можно бы и мужиков, охотников поднять для прочесывания. Да только какие бегуны из стариков, а нам пешком много придется преодолеть. Машина не везде пройдет, а мотоцикл и вовсе. Так что, товарищи, выход у нас один – послушаться Матвея Макарыча и выдвинуться туда, где мы можем перехватить неизвестного. Это наверняка диверсант из числа тех, кого мы ищем.

Идея была проста, и, наверное, в данной ситуации это было единственно правильным решением. Люди во всех прилегающих районах, всех населенных пунктах, которые находятся в радиусе ста километров, предупреждены. Но вряд ли этот человек с автоматом старался попасть в город или какой-то поселок. Скорее всего, его интересовало что-то в тайге. Значит, или схрон у них там, или его там ждет остальная группа. А это связник или разведчик.

Возложив на участкового милиционера командование всем поисковым отрядом, Буторин отправил его с проводником на машине в сторону речки Кедровки. Там между сопками самый хороший проход на северо-запад через тайгу. И поваленных деревьев мало, и гари нет, мелкого подроста тоже мало, потому что там каменистая земля. Разделившись, они там могут перехватить незнакомца. А Буторин с Коганом решили уйти севернее, к Моченой пади. Там в эту пору подмерзли болота, и местность стала проходимой. Если диверсанты знакомились с местностью, то могут воспользоваться этим обстоятельством. Например, передвигаясь к железной дороге через Моченую падь, они сэкономят пару дней, если не больше. Этим путем вообще можно выйти к Хабаровску.

– Вы как вдвоем-то? – участковый хмуро посмотрел на оперативников. – Может, пару бойцов возьмете? Ненароком нарветесь на банду, так вдвоем не отбиться. А если их там много?

– Не переживайте за нас, – усмехнулся Буторин. – Мы люди опытные. А если их там много, то мы подходить и показываться не станем. Много людей создают много шума и оставляют много следов. Да и вы, если что, услышите шум стрельбы. В тайге зимой воздух звенит, слышимость за десятки километров отличная. Жаль, что рация ваша не работает. Но мы найдем способ как связаться со своим руководством и сообщить детали операции. Давайте, не теряйте времени. В машину. Высадите нас через пятнадцать километров перед грядой.

Буторин и Коган шли уже около часа. Местами с подветренной стороны на открытых участках снега наметало по колено, а то и выше. И тогда оперативники углублялись дальше в тайгу. Приходилось почти постоянно осматриваться и прислушиваться. Видимость была ограничена, скрип снега выдавал шаги идущих людей. Правда, в кронах деревьев шумел ветер, часто ломались и падали ветки, и это создавало определенный природный шум тайги. Но опытный человек может запросто услышать других людей. А уж устроить засаду и перестрелять врага тут можно очень легко.

Коган, который шел по склону чуть ниже, вдруг предупреждающе поднял руку. Буторин сразу же за деревом опустился на одно колено и изготовился к стрельбе. Быстро осмотревшись, Буторин снова перевел взгляд на напарника. Борис поднял руку, а потом потыкал пальцем куда-то вниз и левее. Буторин перевел туда взгляд и только теперь разглядел цепочку следов. Неосторожно, покачал Виктор головой. Подготовочка у диверсанта хромает? Но уже через минуту он понял, что виной всему лишь случайность. Человек тоже шел по склону, но, видимо, поскользнулся и съехал вниз. Пришлось ему немного пройти по видному месту, чтобы отыскать удобное место, где можно снова подняться по склону чуть выше и укрыться за деревьями.

Буторин развернулся всем телом и расположился спиной к напарнику, пока тот изучал следы неизвестного человека. Опасность была, потому что этот неизвестный мог пройти здесь и три часа назад, и час, а мог и пять минут назад. И он мог увидеть, что за ним идут двое и что они увидели его следы. Наконец сзади послышались шаги и рядом на колено опустился Коган.

– Преимущество у нас час, не больше, – сказал Борис. – Поземка только-только улеглась на открытых участках, а следы глубокие и заметены почти под самую кромку. Где он поднимался вверх, там хорошо видно, что он обут в валенки. Как и тот, которого деревенский мальчонка видел.

– Он идет к болоту? Как нам его перехватить? – Буторин вытащил из-за пазухи карту и развернул ее на нужном участке. – Смотри, если он и дальше пойдет распадком, а ему вроде и нет резона менять направление, то выйдет вот сюда, к изгибу реки.

– Посмотри вот сюда, Витя, – Коган постучал по карте пальцем. – Если он пойдет по правому берегу и по распадку, то мы можем его опередить, если переберемся на левый берег и пойдем по нему. Там удобнее, скорость у нас будет больше, а из-за вот этого изгиба русла он нас вот на этом участке не увидит. А это примерно два часа ходу.

– На конце извилистого участка нам лучше разделиться, – предложил Буторин. – Вот здесь, где намытая каменная коса. Дальше вдвоем опасно топать. Да и зажать его с двух сторон легче.

– Не просмотреть бы под снегом эту косу, – проворчал Коган. – Давай двигаться!

И снова оперативники пошли вдоль склона вперед, скользя по снегу, спотыкаясь о занесенные снегом пеньки и остатки поваленных сгнивших деревьев. И как только показался первый изгиб реки, они стали спускаться вниз. Следы человека, за которым они шли, были хорошо видны. Буторин даже подумал, что хорошо, что сейчас не лето. Летом они бы уйму времени потеряли на то, чтобы найти следы и не потерять. Сомнительно, что они смогли бы так случайно на них наткнуться. Скатившись по снегу к реке, оперативники побежали по открытому участку и сразу нырнули под раскидистые лапы елей. Отдышавшись и осмотревшись, решили, что никто их маневра не заметил. Да вроде и диверсанта впереди не видно. Рано еще, за пару часов, может быть, и удастся его нагнать. Он же тоже человек, тоже устал и голоден.

– Все, – переводя дух, выпалил Коган, – теперь ноги в руки и топаем на максимальных оборотах. Найдем косу – и на ту сторону. Никуда он от нас не денется. Он же не спешит, идет осторожно, силы бережет.

Буторин только кивнул в ответ, набрал в ладонь снега и вытер им разгоряченное лицо. Обтерев лицо воротником полушубка, он подхватил автомат и поднялся. И снова быстрым шагом они пошли вперед, иногда почти переходя на бег, там, где было мало снега и ноги не проваливались, не разъезжались. Берегли силы и старались не сбивать дыхание, потому что, возможно, уже через минуту придется стрелять. А что за прицельная стрельба, когда у тебя сердце в груди скачет и руки ходят ходуном.

Коган бежал первым, успевая крутить головой во все стороны. Буторин смотрел только на правый берег реки, где мог показаться враг. Но больше его занимал вопрос, где сейчас мог находиться участковый со своими бойцами. Если они прошли распадок и поднялись на гряду, то сейчас до них как раз километров пятнадцать. Может быть, и меньше, потому что группа идет медленно, бойцы же прочесывают местность, идут осторожно. Стрельбу Когана с Буториным могут услышать, но на помощь им не успеть. Могут прибыть только через пару часов, если не заплутают в тайге.

– Ложись! – заорал Коган, бросаясь вправо за дерево.

Буторин, еще не поняв, в чем дело и с какой стороны ждать опасности, повалился в снег, ломая кустарник и перекатываясь за большие камни, сползшие за последние сотни лет по склону в пойму реки. Короткая очередь, пущенная с противоположного берега, угодила как раз в эти камни. Каменное крошево полетело на голову, в воздухе уныло пропели отрикошетившие пули. Было слышно, как матерится Коган и как хрустит под ним снег.

– Ты цел? – крикнул Буторин, примериваясь, как лучше выглянуть из-за камней и не поймать пулю.

– Цел, обошлось, – проворчал Борис. – Ты их видишь?

– Их? – удивился Виктор. – Черт, а сколько их там?

– Думаю, что двое, хотя… – Коган помедлил, потом добавил: – Я заметил одного, он как раз нагнулся и за дерево юркнул. Так быстро, что я подумал, что нас заметил. А потом автоматная очередь. Этот не мог стрелять, значит, второй был. Чуть сзади первого шел.

– Сзади, говоришь? – зло прошептал Буторин. – А ну, засекай его. Сейчас выманю!

Сняв шапку и воспользовавшись тем, что его короткие седые волосы сливаются с белым снегом, что на таком расстоянии не сразу заметишь человека, Виктор выглянул из-за камней. Так, несколько деревьев, и не очень толстых. Вон первого видно, край полушубка торчит из-за сосны, росшей на берегу. Второй где-то сзади. Где он мог укрыться, откуда он стрелял или откуда будет стрелять? «Есть, кажется, понял, – подумал Буторин. – Камень, привалившийся к стволу толстой обломанной сосны. Точно, это камень, а не маленький сугроб. Ну, больше ему сидеть негде, а стрелять он может только вперед и влево. Вправо ему будет тяжеловато повернуться. Где-то в подготовке и правда упустили у них тактику индивидуального боя», – хмыкнул Буторин.

Главным было не выманить одного, главное взять или уничтожить обоих. Взять сложнее, потому что неизвестно, сколько их, но помощи ждать неоткуда, а отступать нельзя. Понятно, что двое неизвестных – лишние свидетели для диверсантов, и они обязательно постараются любой ценой ликвидировать этих свидетелей. А ликвидировать всегда сложнее, чем преследовать. Инициативы из своих рук выпускать нельзя ни в коем случае. И, скомандовав Когану «смотри», Буторин выскочил из-за камней, пробежал несколько шагов и рухнул в присыпанную снегом промоину, тянувшуюся вдоль берега. Автоматная очередь прозвучала почти сразу, как только он упал. Пули свистнули над головой и чуть в стороне. «Стреляй, стреляй, у тебя патронов тоже кот наплакал, – подумал с усмешкой Буторин. – Что-то я патронного ящика на твоей спине не заметил и волокуши с патронами тоже».

Прикинув расстояние до другого берега, Буторин постарался посчитать, сколько секунд ему нужно, чтобы перебежать по льду. «Здесь метров пятьдесят-шестьдесят, – думал он. – Летом, да в удобных одежде и обуви, я бы перебежал это расстояние секунд за восемь или восемь с половиной. Даже этого времени автоматчику на том берегу хватит, чтобы прицелиться и срезать меня очередью. Бежать можно зигзагами и периодически падать, но он все равно, если умеет стрелять, срежет меня со второй, третьей, пусть четвертой очереди. А сейчас не лето, на мне полушубок и валенки, а под ногами снег и лед!»

Но выход был, авантюрный, но это выход. Самое главное, что он давал возможность сэкономить время, а значит, диверсанты не успеют сосредоточиться и сориентироваться. Диверсанты еще не поняли, сколько преследователей, кто они и как им быть в подобной ситуации. Стрелять или удирать? Все решают секунды. Буторин стиснул зубы, заранее злясь, потому что Коган будет против этого решения. А времени уговаривать его, приказывать ему нет.

– Боря, ждешь тридцать или сорок секунд, пока я доползу до конца промоины. Им меня не видно…

– Ты спятил? Убьют! – мгновенно набычился Коган.

– Слушай, что говорю! – Буторин едва сдержался, чтобы не обругать друга. – Стреляй короткими очередями и одного, и второго держи на нервах. Найди вторую позицию, маневрируй и береги патроны. Чем сильнее отвлечешь, тем больше шансов у меня перебежать им в тыл на ту сторону. Все, начали!

Коган расстегнул ремень, сбросил на снег овчинный полушубок. Под гимнастеркой у него было только теплое фланелевое белье и командирский свитер. Мороз не очень сильный, а сейчас ему будет даже жарко. По крайней мере, ничто не будет сковывать движения. Прицелившись, Коган дал короткую очередь всего в два патрона в диверсанта, прятавшегося за деревом, и сразу же короткую в сторону второго за камнем. Он видел, как брызнуло каменное крошево, и бросился вправо за следующее толстое дерево. Встав на одно колено за его стволом, он перевел дыхание и снова дал две коротких очереди в сторону одного, а потом второго диверсанта. Теперь ему ответили довольно серьезно. Несколько коротких очередей, и пули выбили кору на дереве, осыпали голову старыми иголками, со свистом прошли над головой.

«Сейчас они подумают, что я пойду назад к первому укрытию, – подумал Борис, чувствуя, как на него находит кураж. – А вот хрен вам, ребятки!» И он снова кувырком вправо преодолел расстояние до следующего дерева с толстым стволом. Автоматные очереди запоздали. Коган тут же вскочил в полный рост, выстрелил в диверсанта за камнями и перебежал еще вправо. «Теперь они будут думать, что я их окружаю. Пусть, пусть они забудут про Виктора, пусть думают, что убили его. Пусть вообще пытаются понять, что происходит», – билась в голове мысль.

Бросив взгляд в сторону Буторина, Коган кивнул другу. Тот был готов к броску. Лучше бы это был не бросок, а медленное переползание, но оно опаснее и вредно для дела. А ведь правильно Виктор расценил ситуацию. Тот второй за камнем, он ведь сзади открыт, ему удобнее стрелять по нему влево от себя. Вправо через автомат поворачиваться всегда неудобно. И Коган выстрелил, потом еще и еще. Несколько очередей заставили диверсанта спрятаться за камень, но первый за деревом начал активно стрелять, прикрывая товарища. Одна из пуль прошла так близко от виска Когана, что голову обдало жаром. «Ну, это жар не от пули, – усмехнулся он, – это жар от нервов».

Давая очередь за очередью, Коган быстро поменял магазин в автомате и наконец посмотрел на напарника. Буторин, пригнувшись, бежал в одной гимнастерке на другой берег. И он преодолел уже почти половину расстояния. И тут его заметил второй диверсант, прятавшийся за камнем. Он что-то крикнул своему товарищу и вскочил, почти открывшись. Коган опоздал всего на секунду, и над замерзшей рекой хлестнула сухая автоматная очередь. Буторин сделал еще два шага и полетел на снег среди белых фонтанчиков, поднятых пулями. Коган выпустил длинную очередь, опустошив вторую обойму.

Резко выдернув пустой магазин из автомата, он схватил полный, но тут над его головой засвистели пули. Две угодили в дерево, и он юркнул за его толстый надежный ствол. Но, самое главное, он успел заметить, что диверсант за камнем не стрелял, а Буторин вскочил и снова побежал к берегу. Еще пара секунд – и он добежал до крайних деревьев. Все, добрался, в укрытии, решил Коган, теперь и мне можно поменять позицию. Перебежав еще дальше вправо и снова спрятавшись за дерево, он посмотрел на противоположный берег. Буторин, пригибаясь, перебегал от дерева к дереву. Вот он достиг камня, за которым прятался диверсант. Нагнулся. Снова выпрямился.

А потом на берегу поднялась отчаянная стрельба. Буторин и диверсант обменивались короткими очередями. Еще несколько очередей – и все стихло. Коган даже не успел рассмотреть, где был противник Виктора и как можно было помочь напарнику, куда стрелять. Он видел, как Буторин не спеша поднялся по склону, остановился возле толстой сосны, нагнулся и взял автомат. Он поднял руку с автоматом и качнул ею из стороны в сторону, делая знак, что все закончилось. Собрав полушубки и расстрелянные обоймы, Коган перешел на другой берег и остановился возле напарника. Тот стоял, рассматривая два трупа, которые он успел положить рядом, и засунув руки глубоко в карманы ватных штанов.

– Вот такие дела, Боря.

– Молодцы мы с тобой, – проворчал Коган. – Два трупа в геройской перестрелке. Легенды разведки, в анналы записать наши имена, в учебники.

– Я-то ладно, с двадцати метров его уложил, когда он кинулся чуть ли не в атаку на меня. Мне показалось, что у него в руке граната. А вот как ты умудрился через всю реку с шестидесяти метров застрелить человека, находящегося в укрытии?

– Учись, пока я жив, – бросая на снег полушубки, ответил Коган и, опустившись рядом с первым трупом на корточки, начал обыскивать его.

Составив на всякий случай портретные описания убитых, оперативники двинулись дальше, оставив тела на снегу. Наверняка лисы обглодают лица, потом личности устанавливать будет сложнее. Но иного выхода не было. Теперь нужно как можно скорее сообщить Шелестову о ситуации и двух убитых диверсантах, которые что-то делали в тайге юго-западнее Хабаровска.

Они прошли около полутора часов, когда Коган остановился и повел своим большим носом. Буторин тоже принюхался. Где-то горел костер, попахивало дымком, а это значит – поблизости люди. Ветер не был встречным, значит, люди очень близко. Оперативники медленно сняли с плеч автоматы, прислушиваясь, и тут раздался приветливый голос.

– Эй, товарищи! Что за стрельба была? Это не ваши там стреляли? Военные маневры, что ли?

Буторин увидел мужчину в ватных штанах, в телогрейке и валенках. Тот стоял с топором в одной руке и несколькими толстыми ветками в другой. Безмятежная улыбка этого человека вызывала по меньшей мере раздражение. В тайге диверсанты бродят, а этот тут как на курорте. Дрова для костра собирает. И наверняка он не один. Кого же это власти не успели предупредить, чтобы не совались в тайгу? Ну, не турист же это, не похож он на туриста.

– Кто вы такой? – подходя вплотную к незнакомцу, осведомился Буторин.

– А вы-то кто? – так же весело, но с твердыми нотками в голосе отозвался мужчина, тем не менее бросив взгляд вокруг. – В тайге принято все взаимно делать. И помогать, и спрашивать, и отвечать.

– НКВД, – коротко ответил Буторин и показал свое удостоверение. – Надеюсь, этого достаточно для того, чтобы задавать вам вопросы и не отвечать на ваши? Даже в тайге.

– Тем более в тайге, – добавил Коган, стоя в двух шагах справа, как и положено, на случай неожиданного нападения как незнакомца, так и его возможных сообщников.

– А-а, ну тогда вопросов нет, – кивнул мужчина и перестал улыбаться. – Служба, понимаю. А мы геологи, геологоразведочная партия.

– Зимой? – недоверчиво уставился на него Буторин.

– И зимой случается, – пожал мужчина плечами. – Пойдемте-ка в наш лагерь, горячего выпьете или поедите. А зимой приходится работать, потому что такие места есть, куда летом не доберешься. Болота. А зимой они промерзают. Конечно, труднее зимой, но работа есть работа. Стране нужны полезные ископаемые. Война же.

Лагерь состоял из небольшой палатки на несколько человек, пары больших санок, видимо для перевозки имущества геологов, и костра, обложенного камнями, над которым висел котелок. Вокруг костра на обрубках стволов деревьев сидели пять мужчин. Одеты все примерно одинаково: в ватную теплую одежду, меховые шапки. У кого валенки, у кого летные унты. Все небритые, а то и бородатые, явно геологи находились в тайге не один день и не неделю. Коган обратил внимание на два охотничьих ружья, стоявших возле палатки, а на коленях одного из геологов лежал охотничий карабин. Один из геологов с угрюмым видом подкладывал в костер дрова, он даже не поднял на гостей глаза. Зато другой, плечистый, с кобурой «нагана» на ремне, поднялся навстречу. Наличие оружия не удивило Буторина. Он прекрасно знал, что геологи в тайгу без оружия не ходят. Хищники, голодно им зимой. Тем более что в этих местах встречаются и тигры.