Читать книгу Неистовый узник - Александр Тамоников - Страница 4

В последующие дни Николай усердно налаживал новую жизнь. Ездил по городу, присматривался, как живут люди. Жидкая пачка гривен ушла на бензин и на продукты. Он встречал знакомых – кто-то его узнавал, кто-то нет. Прошедшая война (хотя прошедшая ли?) сильно изменила людей. Многие ожесточились, завернулись в кокон, демонстративно не узнавали знакомых. Кто-то уехал, кто-то погиб. Он тоже не горел желанием общаться с людьми, жил в своей скорлупе. Колесил по Краснодолу, остальное время проводил дома, наводил порядок, прибирался в саду и надворных постройках. Посетил кладбище, с трудом нашел могилку отца – хоронили батю в спешке, ни памятника, ни оградки, хорошо хоть соседка указала нужный ориентир. Он битый час сидел рядом с холмиком, мрачный как туча, дымил махоркой, купленной на базаре.

Несколько дней Николай провел в каком-то тягостном унынии. Днем наматывал километры, вечера проводил в одиночестве, смотрел телевизор, на котором вещал единственный канал из Донецка, тянул мелкими дозами дешевую водку, купленную у коллеги-таксиста. На третью ночь в калитку позвонили. Он долго не открывал: пока услышал, проснулся, добрел через просторный двор – несколько минут прошло. На участок вторгся ночной патруль в полном составе и принялся прессовать. Ему в лицо светил фонарь, хриплый голос настойчиво вгрызался в голову:

– Калаченко Николай Егорович? Это проверка. Вы должны были явиться в комендатуру, чтобы встать на учет, и до сих пор не явились. Позвольте поинтересоваться, чем вызвано столь ярое нежелание следовать установленным правилам?

– Это неправда, – бормотал Николай, пятясь под напором автоматчиков и протирая заспанные глаза. – Я дважды являлся в комендатуру, и всякий раз там чего-то не хватало – то электричества, чтобы занести меня в базу, то ответственного за данную работу делопроизводителя. Если не возражаете, я попробую еще раз…

– Почему так долго не открывали? – наседали ополченцы.

– Побойтесь Бога, товарищи военные! – возмущался Калаченко. – Хотите проверить? Поднимитесь наверх, усните, а я позвоню в калитку и посмотрю, как скоро вы откроете…

– Калаченко, не дерзить! – сверлил мозг хриплый голос. – Вы пока под надзором, невзирая на то, что с вами поступили по-человечески и отпустили на все четыре стороны. И никакие мы вам не товарищи. Забыли, что служили в украинской армии? Кто там у вас – господа, панове?

– Вообще-то товарищи, – бормотал Николай, – это обращение к военнослужащим никто не отменял…

– Показывайте, Калаченко, свои апартаменты. Мы обязаны осмотреть все помещения и постройки. Включите свет во всем доме и во дворе. Это приказ коменданта. И постоянно находитесь у нас на глазах.

– Да пожалуйста, – пожал плечами Николай. – А кого ищете-то, товарищи? У меня даже женщины нет, не обзавелся пока…

Бойцы самопровозглашенной республики с сумрачными лицами ходили по дому, заглядывали во все кладовки и закоулки. Николай покорно следовал за ними, зевая в кулак. Бойцы посматривали на него с подозрением – и в принципе, он их прекрасно понимал. Но чаша терпения уже переполнялась.

– Вы так смотрите на меня, мужики, – дерзил он, – словно я абсолютно не вписываюсь в этот интерьер. И вообще из другого анекдота.

– Помолчите, Калаченко! Мы делаем свою работу. В другом месте острить будете.

Так и подмывало спросить – в каком? Но больше он не дерзил, смиренно терпел посторонних. Патрульные блуждали по саду, словно привидения, похоже, им совершенно не хотелось уходить. Осмотрели сетку, забор. Залезли в подвал, где еще прозябали соленья трехлетней давности, поинтересовались, нет ли на участке других подвальных помещений. Николай развел руками.

– Хорошо, Калаченко, но завтра обязательно зайдите в комендатуру, вас уже заждались, – сказал напоследок старший патруля. – Похоже, жизнь на гражданке у вас также не складывается. Вы не выглядите добрым и счастливым. Мы знаем, что вы работаете таксистом, но в наше время трудно сколотить на этом капитал. Подумайте хорошенько, не желаете ли записаться в ополчение? Зарплату, как в Иностранном легионе, не гарантируем, но, по крайней мере, будете сытым и не умрете со скуки.

Николай обещал подумать, запер за ополченцами дверь и задумался.

На следующий день он сходил на рынок, прогулялся по центру, заглянул в возрождающийся сквер, где гуляли влюбленные парочки и замученные мамы с колясками. Дойдя до церкви, зашел и туда. На выходе бросил несколько монеток безногому старику, сидящему на паперти. Старик щеголял продырявленной шляпой и почему-то георгиевской ленточкой. «Святой вы человек», – вздохнул ему вслед инвалид.

Вторую половину выходного дня Николай опять провел за рулем, подвез в поселок Камышинский двух пожилых женщин. Расплатились гражданки продуктами – парой килограммов картошки, крупным язем и рецептом его приготовления, при котором язь может храниться даже на жаре. Еще один заказ поступил из общежития завода турбин – бывшие погорельцы переезжали в отремонтированный дом, и им требовалось отвезти кучу вещей. «Четыре ходки, приятель, – умолял его прихрамывающий новосел, – и все перевезем. А с нас по двадцать гривен за ходку». С деньгами в этой израненной стране было что-то не так – по неким причинам на всех их не хватало. Уважающий себя таксист за такие деньги из машины бы не вышел. Николай же весь остаток дня крутил баранку за ничтожную сумму. Несколько раз возникало ощущение, что за ним наблюдают – он не мог бы поклясться, что это так, но на всякий случай делал вид, будто ничего не замечает. «Бродячие» патрули больше не донимали, и паранойя по вечерам пропадала. Он поднимался на мансарду, окна которой выходили на три стороны, выключал свет и наблюдал за окрестностями, отогнув шторы. Слежки не было. Лишь баба Люба из дома напротив постоянно торчала у окна. Очень скоро выяснилось, что у старушки по причине смерти единственного сына окончательно «поехала крыша» и она никого не узнает. Несколько раз Николай пытался с ней заговорить, проходя мимо ограды, но та делала испуганное лицо и пряталась.

Немного бодрости придал седьмой день от начала его гражданской жизни. Вернее, поздний вечер. Николай сидел в гостиной, вытянув ноги в полуразвалившемся кресле, сквозь дремоту смотрел телевизор, по которому показывали что-то из советской военной героики. Рядом на табуретке стояли две пустые бутылки «Жигулевского» (это пиво было непобедимо, как и его отвратительный вкус). И вдруг он что-то почувствовал – интуицию не обманешь. Навострил уши, подобрался и услышал скрип на крыльце. Молния в голове – кто-то взломал калитку, пересек двор… «Добрый вечер в нашей хате»? Поздно думать – соображать надо! Он словно предчувствовал, что сейчас произойдет. Только не успел! Входная дверь распахнулась от мощного удара, вылетел с мясом крючок, на который он запирался, когда находился внутри, и в дом ворвались трое – в чем-то черном, мешковатом, с бандитскими рожами. Явно не герои светской хроники. Их намерения явственно читались в динамике движений! Они преодолели короткий коридор, влетели в гостиную.

– Вот падла! – взревел один из них. – Своих предал! Сидит, балдеет! Сейчас ты, сука, за все ответишь! Привет тебе, гаденыш, от лейтенанта Шелеха! Помнишь своего начальника? – И все трое двинулись на него, размахивая кулаками.

Поздно вставать и что-то предпринимать. Но выучка позволила сохранить самообладание. Николай движением бедер вывел кресло из равновесия. Левые ножки оторвались от пола, а сам он перевалился через правый подлокотник, загремел на пол, одновременно отталкивая кресло от себя. Видимо, главный из троицы, летящий в атаку со сжатыми кулаками, запнулся об него, охнул и треснулся грудью о левую боковину. Кресло развалилось на куски. Он откатился, ослепленный болью, освобождая место другим. Второй уже перепрыгивал через раскромсанное кресло. Опять Николай не успевал подняться! Он схватил бутылку от «Жигулевского» – она упала на пол с перевернутой табуретки – и метнул ее с положения лежа. Это был хороший бросок. Посудина дважды перевернулась и ударила мужика по лбу! Кость была крепка, в отличие от стеклянного изделия. Бутылка раскололась на мелкие кусочки, они разлетелись по комнате. Мужик запнулся, как-то растерянно всплеснул руками – и словно задумался, нужно ли падать. Николай уже не думал – подлетел, как на трамплине, хватая за ножку табуретку, и побежал к окну. Даже храбрый человек должен уметь быстро бегать. Три скачка – и он, развернувшись, метнул табуретку. Она усилила аргументацию – увлекла за собой мужика, повалила. Но наперерез летел третий – он немного замешкался, но с направлением не ошибся. Прыгнул на Николая – увы, тот был бессилен перед законом всемирного тяготения, но, падая, успел отвести руку и ударил противника локтем по виску. Он зашипел, словно не до конца раскупоренная пивная бутылка, – второй удар, третий! Николай выкрутился из-под него, словно угорь, и взлетел на полусогнутых. Он понимал, что происходит, и все же имел твердое намерение завершить «разъяснительную работу». В гостиной царил разгром. Он выбежал на открытое пространство, нагнулся, схватил отколотое горлышко бутылки, весьма удачно оказавшееся под ногами. Надо же, «розочка» – популярное оружие уголовников и участников пьяных застолий! Вовсе не пустяк, пусть не убьет, но может навсегда обезобразить лицо. Он стоял, согнув ноги, и хищно скалился, держа на виду всю троицу. А те понемногу приходили в себя, вставали – побитые, униженные, окончательно разозленные, и стали приближаться, жадно пожирая свою жертву глазами. Что-то щелкнуло в руке у одного из «оппонентов» – как у факира из рукава, выскочило тонкое лезвие.

– Ну, все, гаденыш, напросился… – процедил он.

– Шо, Колюнчик, думал, связал концы и выскочил на волю? – сипло хохотнул второй.

– Пошли, братва, дадим корешу треста, – оскалился обладатель ножичка. И приготовился к прыжку.

– Ну, все, товарищи бойцы, хорош блатовать! – возвестил от порога бодрый голос, в котором звенели юмористические нотки. – Уделал он вас, как пить дать, уделал! И не стыдно, ребята? Какой-то «укроп» надавал по сусалам бравому спецназу! Хорош, говорю, расслабились! Калаченко, отставить, выбрось «розочку»!

На середину комнаты вышел ухмыляющийся комвзвода специальной разведки Илья Ткач. Он насмешливо смотрел, как его бойцы, чертыхаясь, принимают «мирные» стойки, натужно ухмыляются. Унизил их парень, конечно, сильно. У одного болела грудина, у второго расцветала роскошная шишка на лбу, третий покачивался, переживая удар в висок. Николай поколебался, выбросил зазубренное горлышко. Если честно, чего-то подобного он и ожидал.

– Да хрен он нас уделал, Илья, – проворчал, опуская глаза, обладатель отбитой грудины. – Все равно бы мы его дожали.

– Ладно, не маши кулаками после драки, Серега, – рассмеялся Илья. – Все, мужики, представление окончено, всем спасибо, до утра свободны! Утром на службу, и чтобы подлечились!

Подчиненные, ворча под нос, поволоклись из дома. Николай угрюмо смотрел на Илью. Перевел взгляд на перевернутую мебель и с досадой сплюнул.

– Ну, извини, – развел руками Илья. – Виноват, что это оказались мои люди, а не твои бывшие кореша, мечтающие перерезать тебе горло. Зато теперь я спокоен – если они придут, ты окажешь достойное сопротивление. Во всяком случае, несколько минут продержишься.

– Проверяешь, старлей? – проворчал Николай.

– Есть такой грешок, – признал Илья. – Не в том плане, что ты заслан, а просто интересно, как ты готов действовать в критической ситуации и на что способен.

– На многое способен, – вздохнул Николай. – Учили меня. Я что, похож на вражеского агента? Считаешь, у меня тут подпольный кружок?

– Да ладно, уймись! Никакой ты не агент, и подпольный кружок в твоей хате – это что-то вроде гей-клуба в подвале гестапо, то есть смешно. А за мебель прости. Кресло жалко – в нем так удобно бездельничать перед телевизором, верно?

– Я работал весь день, – буркнул Николай. – Могу и побездельничать, мое право.

– Конечно, – кивнул Илья и вдруг задал неожиданный вопрос: – Ты не сильно напрягся? Выпить хочешь?

Николай удивленно смотрел, как офицер ополчения извлекает из сумки банки с консервами, кусок сыра, бутылку не самой отвратительной в Донбассе водки. Поколебавшись, он направился к буфету за посудой.

Посидели, в принципе, неплохо. Выпили, закусили. Илья исподтишка разглядывал дезертира, а тот смущался, не знал, как себя вести.

– Не боишься мхом порасти? – вкрадчиво поинтересовался Илья. – Днем занимаешься всякой херней, вечерами, как бука, дома сидишь. Размялся бы, трахнул бы какую-нибудь девчонку. Ты парень видный, неужто не нашел бы? Или недостаточно взрослый?

– Слушай, старлей, я был достаточно взрослый для смерти, – вспыхнул Николай и выругался сквозь зубы. – Дебальцево это четко показало. А выжил, потому что подготовили нормально. Уж как-нибудь разберусь со своими личными делами. Извини, не сдержался…

– Нормально, – отмахнулся Илья, – хорошая беседа, как шахматы, без мата не обходится. Ладно, прекращай свои меморандумы. Нормально сидим, не порть вечер.

– Ага, не порть, – гундел Николай. – Устроил мне проверку по полной программе… Я что, должен был орать твоим архаровцам – не убивайте меня, хлопцы, я свой по самые гланды, я, типа, тут «засланный казачок», выполняю особо важное правительственное задание? Не верите вы мне, мужики, – тоскливо вздохнул он. – Ну, прости, не знал, что это твои люди, иначе не стал бы им рыла чистить, выпить бы предложил… Да ладно, справлюсь, если снова за решетку не посадите. Я же вижу, как за мной следят каждый день, словно я тут шпион под прикрытием…

– Никто за тобой не следит, – возразил Илья. – Ну, может, пару раз патрули поглядывали, не больше. У нас людей не хватит, знаешь ли, отслеживать каждого перебежчика. Ты не один такой, парень. Обещаю, не будет больше слежки, слово офицера. И парней своих подальше задвину.

– Быдловатые они у тебя какие-то, – усмехнулся Николай.

– Ты тоже без высшего образования, – улыбнулся Илья. – Ладно, извини, специально выбирал, старался, не все у меня такие. А проверял я тебя по другому поводу. Вот ты сидишь, ничего толкового не делаешь, а ведь мог бы принести пользу молодой свободолюбивой республике. Понимаешь, о чем я? Не хочу давить, торопить, иначе ты все сделаешь наоборот. Просто подумай. Искупать свою вину все равно надо. Раз уж пришел к нам, будь ласков как-нибудь соответствовать. Сейчас такое время, когда лучше в армии, нежели на гражданке. В армии ты сыт, одет, обут, располагаешь, как и в мирной жизни, свободным временем, поскольку войны сейчас нет, а есть лишь небольшие минометно-бомбовые «недоразумения». А на гражданке надо крутиться, поскольку работы нет, а кушать хочется. Пока еще все устаканится – годы пройдут. А ты не создан для мирной жизни. И мир в наше время уж больно на войну смахивает. Мне надо полностью укомплектовать свой взвод, пока не началась новая заваруха. Присматриваюсь, подбираю достойных. У меня спецназ – разведчики, диверсанты, люди, умеющие не только драться, но и шевелить мозгами. Взвод укомплектован наполовину. Это элита, гордость наших вооруженных сил, служить в ней реально почетно. Мы выполняем любые задачи. Повторяю – ЛЮБЫЕ.

– Ты, по ходу, делаешь мне предложение? – буркнул Николай, отводя глаза.

– Ну, в некотором роде, – согласился Илья. – Время есть, подумай, неволить не буду. Колхоз – дело добровольное. Из-под палки у нас служить – занятие неблагодарное. Не сказать, что я сильно в тебя влюблен, но сегодняшняя сценка впечатлила. Ты же понял интуитивно, что происходит, и все равно в драку ввязался. И бежал ты от своих красиво, с музыкой – мне рассказывали. Обещаю нормальный рабочий день – с выходными, с сидением у домашнего очага. Будут ночные бдения, но нечасто. С дальними рейдами пока туговато. В любой момент, если не понравится, можешь уйти, держать не будем.

– Знаю я вас, – посмурнел Николай. – Вход – рубль, выход – три… Черт… – Он задумался и как-то незаметно для себя проглотил стопку, зажевал «цыганкой сайрой».

– У тебя даже специальности на гражданке нет, – продолжал напирать Илья.

– Я в охране работал…

– И к какому месту ты это приложишь? Скажи еще, что ты не хочешь, потому что у тебя есть большие духовные потребности… Ладно, парень, думай, время есть. – Илья махнул свою стопку и отобрал у Николая банку с консервами. – И не вздумай сразу отказываться, а то обижусь. Ладно, шучу…

– Да подумаю я, подумаю, – вздохнул Николай. – Честно говоря, не знаю, старлей, темная какая-то материя, я вроде навоевался. Но серьезно говорю – подумаю.

В бутылке оставалось еще на пару тостов. За мир во всем мире, за дальнейшее понимание и сближение братских народов. В головах загудело, мозги раскисли – водка была того качества, что снимает тормоза и развязывает языки.

– Слушай, а что ты там бухтел про концлагерь под Беленском? – вдруг поинтересовался Николай. – Сочинял или на самом деле есть такая штука?

Илья рассказал, мрачнея с каждой минутой, во всех подробностях, не приукрашивая. Никакой военной тайны он не раскрывал – наоборот, об этой штуке должно знать как можно больше людей. Пусть знают все, подхватывают, разносят информацию по миру. Даже в Украине найдется немало людей, для которых это неприемлемо. Он прошел через ужас, не сломился, выжил, бежал. Никто другой похвастаться этим не мог. Две недели в лагере отняли десять лет жизни. Организм постепенно восстановился, но только не душа. От воспоминаний сразу начинало трясти. Он старался бежать от этих воспоминаний, но они подстерегали каждый день, в самых неожиданных местах. Теперь вот этот парень – вроде нормальный, хотя и себе на уме. А ведь повстречай он его где-нибудь в окрестностях Беленска или Кашлан – «замочил» бы, не задумываясь…

– Ну, не знаю… – растерянно протянул Николай. – Мне точно с фашистами не по пути. У меня прадед всю войну прошел – под Берлином ранение получил, калекой остался. Деда – тогда еще мальчонку – в Германию угнали, на заводе «Даймлер-Бенц» разнорабочим трудился… Не знаю, старлей, все равно не верю, хотя понимаю, что нет тебе резона сочинительством заниматься… Возможно. Отморозков везде хватает. Можно подумать, у вас их нет.

– Таких – нет, – резонно возразил Илья. – Для самого это стало шоком, приятель. Теперь понимаю, о каких европейских ценностях трындят ваши власти…

Пойло заканчивалось, разлили по последней.

– Шабаш, Николай, – нетвердым голосом проговорил Илья, заглядывая в пустую консервную банку. – О работе поговорили, о политике, осталось о бабах. Девушка есть?

– Где? – так же нетвердо спросил Николай.

– Да хоть где, мне без разницы.

– В Киеве была, – пожал плечами Николай. – Красивая, статная, железная такая бизнес-леди. Целой фирмой командовала. Любила меня без памяти… Ну, как девушка – на четыре года старше. Муж, ребенок, все дела. Приезжала каждый день, запрещала деньги тратить, подарки покупала, следила, чтобы с другими не путался. Не по мне это как-то – неудобняк был страшный. Я вроде не альфонс за бабий счет жить. Да и не любил я ее по-настоящему, просто нравилась, в постели с ней было, как на американских горках. Потом у нее муж заболел чем-то неизлечимым, фирма затрещала… Ладно, не хочу об этом. А у тебя есть девушка?

– Есть, – кивнул Илья, – только далеко – в Беленске.

– Где-где? – удивленно переспросил Николай.

Язык у Ильи развязался, как помело. Хотелось выговориться, облегчить душу. Одна-единственная девушка – просто девушка, ни больше ни меньше, а весь свет на ней клином сошелся, и никакие другие в голову не лезут! Он рассказывал про свой сон, в котором видел эти глаза, про госпиталь, где девушка с этими глазами выхаживала его, практически мертвого, от побоев и истощения. Как Олеся Моравская ответила взаимностью на его чувства, но, когда он сбежал из плена и прибыл в Беленск, чтобы забрать ее с собой, очень некстати всплыла больная мама и маленькая дочка. А у него на «хвосте» висели силовики, и тащить весь этот табор не было возможности… Да, имелась связь с Олесей, он несколько раз звонил ей по мобильнику, с девушкой все было в порядке. Но с некоторых пор он перестал выходить на связь – стало опасно, СБУ может подслушивать (с девушкой неоднократно беседовали сотрудники этой организации). Пока проносило, но рисковать он не мог. И ситуация просто доканывает, мотает нервы, мешает спокойно жить…

И чего он так разнюнился? Даже глаза покраснели. И перед кем? Перед вчерашним украинским дезертиром! Николай, к счастью, не стал выспрашивать подробности, иронизировать. Он мрачно слушал, выражая всем своим видом неловкость, с сожалением смотрел на пустую бутылку.

– Ладно, не слушай меня, несу какую-то муть, – опомнился Илья, посмотрел на часы и присвистнул. Ничего себе! В следующий раз лучше брать пол-литра. Или литр – чтобы другие проблемы отстали. Он поднялся, сунул Николаю руку для рукопожатия и шаткой поступью удалился из дома. А Николай пошатался из угла в угол, потом какое-то время возился с дверью, прибивая назад крючок. Мыть посуду и устранять разрушения сил уже не было. Он доплелся до ближайшей горизонтальной плоскости и рухнул на нее без задних ног…

Но поспать удалось не больше двух часов. Сработал сотовый телефон, который он забрал позавчера у торговца паленой горилкой на базаре и не «светил» им перед людьми. На вид этот торговец был пьянью подзаборной, но дело свое знал. А крохотная «симка» была зашита в обмундировании, в котором он бежал через блокпост. Хмель еще не выветрился, но не мешал думать и удивляться недальновидности подельников! Николай слетел с кровати, на которой вырубился, выскочил из дома и на цыпочках перебежал двор. На улице было тихо. Дул прохладный осенний ветерок. Округа спала, фонари не горели. Он припал к узкой щели между стыками профлиста, сердце его учащенно забилось. На противоположной стороне дороги, укрывшись от дома бабы Любы за развесистой яблоней, стояла машина с погашенными фарами. Старенькие «Жигули», судя по очертаниям. Приглушенно работал двигатель. Николай чертыхнулся – что они себе возомнили! Это же отъявленный риск! Но выбора не оставалось, не хватало, чтобы эти кретины принялись долбиться в ворота! Спокойно, уговаривал он себя, бесшумно открывая ворота, – главное, не забывать, что имеешь дело с идиотами. Машина тронулась с места, развернулась и въехала во двор. Николай высунулся за калитку, оглянулся по сторонам, закрыл ворота и кинулся к парням, вылезающим из машины. Их было двое, лица разъедал сумрак.

– Вы что, охренели? – зашипел он. – Чего вы на хату приперлись? Это же опасно, у меня два часа назад были «сепары»…

– Знаем, что были, расслабься, Колян, – проурчал невысокий и плотный Анатолий Моргун. – Шум у тебя в хате стоял, потом ты квасил с каким-то парнем. Ну, чего стоишь, пыхтишь, не рад друзьям? Тута мы, с тобой. Песчаный карьер – два человека, забыл?

– Давно тут вертимся, нет никого возле дома, – добавил худощавый Петро Драчевский. – Пора, Коля, пора. А то обрадовался, блаженствуешь тут без дела…

– Гы-гы, точно, – хохотнул Моргун. – Ура, у нас каникулы, в натуре… Хрен, работать надо.

– Все равно кретины, – огрызнулся Николай. – Еще и на угнанной тачке приперлись, совсем мозги не включаете.

– А что за «сепар» был? – поинтересовался Драчевский. – Ты, типа, с террористами квасить начинаешь, в доверие втираешься?

– Втираюсь, – процедил Николай. – Это опасный «сепар», начальник местного спецназа. Из «Олимпика» в прошлом месяце бежал.

– Да иди ты! – изумился Моргун. – Тот самый «сепар», про которого нам всю плешь проели? Который свалил, на фиг, из лагеря, прикончив кучу нашего народа? Прикольные у тебя знакомства, Колян, так держать!

– Ладно, хватит глумиться, – злобно буркнул Николай. – Оружие, взрывчатка – все с собой?

– Обижаешь, – ухмыльнулся Драчевский. – Конечно, с собой. С багажом, семьдесят верст по вражеским тылам, не жравши, не спавши. Накормишь, командир? А то желудки бурчат, кишка кишке, как говорится, дает по башке…

– Накормлю. Пусть лежит багаж, не трогайте. В гараже вытащим…

Пришлось второй раз за ночь проявлять активность. Избавляться от угнанной машины нужно быстро, но как от нее сейчас избавишься? Отогнать и бросить где-нибудь в лесу? Найдут. Далеко не отгонишь, и рано или поздно она привлечет внимание к твоей персоне. Ладно, принял опасное решение Николай. Будем надеяться, что старший лейтенант Илья Ткач – человек слова, и обысков и слежки больше не будет. Это и в его интересах, если хочет, чтобы Николай пошел служить в его долбаный спецназ! Он спустился в гараж под домом, вывел оттуда «Ниву», а на ее место загнал украденные «Жигули». Гараж был не просто так, а с небольшим секретом. Справа стояли две колонны, а за ними, словно холст в каморке папы Карло, висели стальные жалюзи, со стороны напоминающие стену. Спасибо бате, обо всем позаботился, старый хрыч! С помощью сослуживцев он вытащил из закутка старые баки, а потом втиснул туда угнанную тачку. Вошла она с натягом, при парковке порвалось заднее крыло, но это не имело значения. Несколько дней простоит, авось не заметят. После этого он заспешил обратно во двор, вернул в гараж свою «Ниву». Постоял в воротах, прислушался. В округе было тихо. До рассвета не такая уж бездна времени. Он вошел в гараж, закрыл за собой ворота и с облегчением вздохнул.

В гараже горел свет. Сослуживцы мялись у впрессованного «жигуленка» с минами бедных родственников. Моргун был крепок в кости, брит почти наголо. Драчевский напоминал пацана-переростка – но образ этот не вязался с его реальной сущностью.

– И чего стоим, словно переночевать негде? – разозлился Николай. – Открывайте багажник, доставайте взрывчатку, или где она там у вас.

– Это самое, Колян, – как-то стушевался Драчевский, – мы откроем, конечно, но ты не удивляйся, добро? Там кроме тротила и сумки с оружием еще кое-что…

«Кое-что» действительно было поводом избить этих бродяг до полусмерти. Никаких представлений о конспирации и осторожности! И как ОНО вошло только в этот багажник? Взору пышущего злобой Николая предстали два мертвых тела, скрученные в какой-то сложный анатомический узел. Это были невысокие и довольно хрупкие парень с девушкой – в джинсах, в невзрачных плащевых курточках. Смерть их была дикая – обоим свернули шеи, в глазах застыл беспросветный ужас. Девчушка была симпатичная, хотя вряд ли достигшая совершеннолетия. Николай обратил внимание, что джинсы у нее расстегнуты и сидели как-то криво. Пальцы на руках сломаны, запястья в ссадинах. «Хорошо хоть не ножами, – подумал он, – а то развлекались бы сейчас со всей их кровищей».

– И как это понимать, бойцы? На хрена вы их сюда привезли? Кто такие?

– Да мы не в курсах, командир, – как-то застенчиво пробормотал Моргун. – Это… трупы… типа.

– Мертвые, – несколько раздвинул рамки познания Драчевский.

– Я понял, мертвые трупы… – пробормотал Николай. – Бойцы, вы совсем белены объелись? Что они делают в вашем багажнике?! Только не говорите, что так и было!

– Мы не виноваты, Колян, – загундел Моргун. – Все нормально шло, часть пути провезли, потом на своих двоих. Заколебались пешком идти – мы же не железные эту тяжесть волочить. Вышли к какой-то ферме. Тачка стояла – дверь открыта, ключ в замке. Ну, мы и сели. А завестись не успели – эти двое влюбленных из-за угла. Тачка их оказалась. Пришлось обезвредить, в машину сунули – и ходу в лес. Не оставлять же их посреди дороги. Нас до этого какие-то грибники срисовали. Примчатся «сепары», перекроют лес и возьмут облавой… А в лес въехали, смотрим – парень помер, а дивчина еще живая, только придушили малость…

– Понимаю, на интимные эксперименты потянуло, – презрительно сплюнул Николай. – Дорвались, кретины, забыли, что на плечах ответственное задание.

– Это все Моргун, – сказал Драчевский. – Мы их в лесу хотели бросить, но это не лес оказался, а перелесок, рядом поле, на него грузовик въехал – бабы деревенские прибыли картошку убирать. Не хотелось оставлять там это «добро» – утрамбовали в багажник…

– И привезли ко мне домой, имбицилы… – схватился за голову Николай. – В общем, слушайте сюда своего командира. Сейчас хватаете лопаты, выносите «жмуров» через заднюю дверь в сад и зарываете там, где я скажу. И чтобы не засек вас никто, уяснили? Лопаты в сарае. Живо за работу! Потом будете жрать и острить!

Вечно самому приходится все контролировать! От трупов уже попахивало – сколько же времени их возили в багажнике? Тела вытащили в сад, благо они были вполне подъемные. Он показал место за сараем в углу забора, где росла крапива. Рыть тут! И не сачковать, чтобы не меньше двух метров в глубину, нечего трупных червей разводить. Моргун и Драчевский покорно трудились – пусть кретины, а признали вину. Николай тем временем бегал от забора к забору, висел на сетке, выходящей на участок Кулика, несколько раз подходил к воротам, прислушивался. Неужели пронесло, слава тебе господи! Шесть килограммов взрывчатки (плюс взрыватели, детонаторы, пульты дистанционного управления) и сумку с оружием он оттащил к неиспользуемому гаражу. Сел передохнуть.

В углу сада трудились, кряхтя, двое. Земля на участке была мягкая, податливая, рыли быстро. Уже и могилку оформили. Мертвые тела сталкивали ногами и при этом скабрезно подшучивали. Драчевский что-то хохмил про надгробный памятник – мол, звездочку лепить или крест? «Два влюбленных сердечка», – хихикал Моргун. Эти двое немыслимо раздражали Николая. Не любил он плодить бессмысленные трупы, от них веяло не только могильным холодом, но и реальным «палевом». Он вошел в гараж на участке, сдвинул жестяной лист, засыпанный мусором, под которым вскрылась крышка подпола. В гараже имелся утепленный и хорошо припрятанный подвал с вентиляцией. С какой целью его вырыл отец, он уже не помнил, но о наличии этой полости под землей, облицованной досками, помнил всегда. Вооружившись фонарем, Николай спустился вниз. Рассеянный свет озарил вытянутое помещение, какую-то старую мебель, два матраса на полу, кипу старых одеял, обветшалые простыни. Он щелкнул выключателем на стене. Загорелась лампочка, прикрученная к цоколю, болтающемуся на проводе. Фонарь можно было отключить. За ним спустились сослуживцы, пристроили в углу взрывчатку и оружие.

– Все сделали? – проворчал Николай.

– Так точно, господин-пан сержант. Пусть спят спокойно, милые голубки, – шутливо козырнул Моргун и стал недоуменно озираться. – Это чего у тебя здесь, Колян?

– Отель «Дом колхозника». Минус «три звезды», – отозвался сержант. – Здесь вы будете жить.

– Ты серьезно? – поскучнел Драчевский. – А поопрятнее и поближе к свежему воздуху ничего нет?

– Только сортир, – усмехнулся Николай. – Скажите спасибо, что на улицу не выгоняю. Из подвала никуда не выходить, еду и питье буду приносить по мере надобности. Вести себя тихо – иногда заходят патрули. Утром постараюсь что-нибудь найти, голодающие, блин! А сейчас спать – о еде ни слова… Прогулки только под моим контролем и с моего ведома. В случае потенциальной угрозы можно уйти огородами через дыру в сетке. Завтра обсудим ситуацию и перспективы на выполнение задания.

– Блин, влипли, – расстроился Моргун.

– Еще не влипли. Но с таким отношением к делу, как у вас, когда-нибудь влипнете. Все, я закрываю вас. – Николай развернулся и заскрипел по лестнице наверх…

Он сидел на крыльце, дымил махоркой. Сон отбило полностью. Новый день был не за горами. Серел восток, над горизонтом расползались облака, освобождая небо. Чертовы подельники! Он никак не ожидал, что они явятся к нему на хату. Встреча планировалась на нейтральной территории, где-нибудь в безлюдном уголке природы. Ладно, может, и к лучшему, незачем разбивать группу. Все началось в Березне восемь дней назад – там стоял, изнывая от безделья, разведвзвод лейтенанта Шелеха. Надежды на наступательную операцию таяли. Поначалу казалось, что вот-вот, со дня на день, вся нависшая над мятежниками армада придет в движение, нанесет стремительный удар, рассечет группировку сепаратистов и погонит ее без остановок к российским границам. Но шли недели, месяцы, власти в Киеве преступно малодушничали, приказа перейти границу так и не поступало. Политики торговались в Минске, чиновники в Киеве делили наворованные деньги. А солдаты в окопах разлагались, усиливалось разочарование, неверие в победу. Бойцы пьянствовали, принимали наркотики, офицеры смотрели на это сквозь пальцы. Прошел слушок, что к Березне подтягивают батарею самоходных гаубиц «Гвоздика» – дескать, скоро начнется, кажется, дождались! Под Березней уже оборудовали замаскированные позиции для САУ. Но гаубицы так и не пришли – их прибытие продолжало откладываться. Восемь дней назад сержант Калаченко и двое бойцов из его отделения ушли в увольнительную. У Моргуна имелись связи с местным блатным по фамилии Карасюк – то ли бандитом, то ли мелким предпринимателем. «Хлопцы, я договорился, – сказал Моргун, глаза его возбужденно блестели. – На всю ночь весь банно-прачечный комплекс этого говнюка к нашим услугам! Он кое-что мне должен, сказал, что плату за ночь не возьмет». Ночка действительно выдалась знатная. Во владениях Карасюка имелась уютная парилка, небольшой бассейн, душ, бильярд. Был стол, еда, горилка рекой. Карасюк даже шлюх подогнал. Две были ничего, а третья – чересчур уж в теле. «Это моя, моя!» – радовался пьяный Драчевский, подверженный весьма причудливым пристрастиям. Свою же пассию Николай помнил смутно. Одним словом, отдохнули славно, забылись. Куда подевались девчонки, история умалчивает, да и бес с ними. Плохо, что перепились, да так и уснули на мраморном полу. Утро началось в двенадцать дня – персонал комплекса уже отчаялся их разбудить. Головы трещали, похмелье рвало на куски. Но делать нечего, побрели на службу, готовясь понести наказание по всей строгости военного времени. Плевать хотели, в таком состоянии даже казнь стала бы избавлением. На КПП дневальный их развернул: в расположение не заходить, сразу к комбату, мол, искал и страшно ругался. «Ну, все, – уныло подумал Николай. – В сауне накосячили, а кто-то слил. Может, из девчонок кто-то помер? Ведь не особо с ними церемонились». У штаба стоял внедорожник – вроде незнакомый. «Заправиться, на начальство не дышать, – предупредил он, прежде чем войти в здание. – И вообще молчать, говорить буду я».

Гильотина в этот хмурый полдень, кажется, отменялась. В помещении штаба присутствовали комбат майор Ветринец Павел Георгиевич, начальник штаба капитан Соловей, а также начальник разведки, он же командир разведвзвода, он же непосредственный начальник Николая – лейтенант Шелех. Помимо перечисленных был еще один субъект – он сидел в углу, невзрачный, какой-то бледный и постный, в форме, но без знаков различия. Видимо, ему и принадлежал тот самый внедорожник. Разведчики стояли по стойке смирно, и четыре пары глаз их пытливо разглядывали. Зрелище было отменное – рожи помятые, осоловевшие, перегаром разило, как от портового кабака. «Хороши, нечего сказать, – скрипнул зубами комбат Ветринец. – И вот это, можете себе представить, Виктор Акимович, мои лучшие люди, опытные разведчики, преданные душой и телом молодой украинской демократии». «Бывает», – пожал плечами незнакомец. У него и голос был невзрачный, ничем не запоминающийся. «Как на духу, Калаченко, – строго сказал комбат, – где ночь провели? Почему опоздали?» Одно из правил разведчика: не знаешь, что соврать, – говори правду. Николай отчитался: увольнительная, все такое. Выпивка, девочки, заодно и помылись. Готовы понести наказание. «Сейчас понесете, – зловеще процедил комбат. – Знаем мы этих девочек. Всяких шлюх из района привозят, а потом лучшие разведчики подхватывают причудливые болезни… Ладно, Калаченко, хоть не дезертировали, и за это спасибо. Они ваши, Виктор Акимович».

Невзрачного человека звали Виктор Акимович Зейдлиц. Майор Службы безопасности Украины. У него был неприятный царапающий взгляд. Говорил он сухо, лаконично и по существу. Мол, безумно рад познакомиться с лучшими разведчиками части и должен сообщить, что долгожданное наступление, о необходимости которого говорят все, кому не лень, скоро начнется. Когда это произойдет, он сказать не может. Военная тайна. Но не сегодня и не завтра. Предстоит кропотливая подготовительная работа. Скоро в квадрат Березни подойдут дополнительные подразделения, в частности батарея САУ, но к группе сержанта Калаченко это не имеет никакого отношения. В войска поступил приказ: усилить диверсионно-разведывательную работу в тылу врага. Необходимо ослабить инфраструктуру террористов, посеять панику в их рядах. А теперь важное и ответственное задание – от имени и по поручению Родины. Калаченко – «дезертировать» с оружием, военные на блокпосте подыграют, убедить сепаратистов в своей ненависти к киевскому режиму и окопаться в Краснодоле, где у Калаченко, как известно, дом. В ополчение не вступать, устроиться на любую работу, желательно связанную с автоперевозками, втереться в доверие к сепаратистам. Драчевского и Моргуна с оружием и взрывчаткой перебросит через кордон спецгруппа. В Краснодоле им следует затаиться и связаться с Калаченко. На адаптацию – несколько дней. Задача – проведение подрыва малой ГРС у села Щучье. Само село украинское командование не волнует, но станция питает ремонтно-механический завод, который «сепары» восстановили, вывели на полную мощность и теперь денно и нощно клепают на нем сломанную и разбитую технику. Внедриться на завод возможности нет (тем более пронести туда взрывчатку), но есть простой способ парализовать его работу – уничтожить газораспределительную станцию. Объект охраняется, но для «лучших» разведчиков это же не проблема? Задача номер два, основная: выждать несколько дней и провести подрыв центральной ГРС в Краснодоле. Объект тоже охраняется, но… см. выше.

– Вопросы есть? – спросил под конец Зейдлиц.

– Так точно, господин майор, – кивнул Николай. – Если мы взорвем одну ГРС, террористы, естественно, бросят все силы на охрану другой. Вы считаете, мы сможем к ней подобраться?

Взгляд Зейдлица сделался пронзительным и немного желчным.

– Но вы же найдете решение, сержант? Вы же войдете в доверие к нашим врагам? Вам никто не мешает проявлять инициативу и принимать нестандартные решения. Мы изучили ваш послужной список. Вы безжалостны к врагам государства, но вместе с тем хорошо работаете головой и умеете завоевывать доверие людей. И небольшая ремарка, господа военные. Если кому-нибудь из вас по ряду причин придет в голову мысль переметнуться к противнику, это будет крайне неудачная мысль. У Калаченко в Киеве мать, у Драчевского родня в Мариуполе, у Моргуна родители в Херсоне. Вы же не хотите, чтобы они ответили за своих детей? Но уверен, такого не случится, мы изучили ваши личные дела и знаем, что вы верны присяге и будете служить Украине до последней капли крови. В случае успешного выполнения обоих заданий я буду ходатайствовать перед начальством о выплате каждому бойцу персональной премии эквивалентом в десять тысяч долларов. Слава Украине, панове…