Читать книгу Пылающие горы - Александр Тамоников - Страница 2

Очнулся Николай ночью, и первое, что почувствовал, придя в себя, – дикую боль в ноге и голове. Боль, от которой непроизвольно застонал, чуть вновь не провалившись в бездну беспамятства. Находившийся рядом санитар, услышав стон и увидев открывающиеся, полные страдания глаза офицера, метнулся в коридор, крикнув от дверей:

– Товарищ капитан! Товарищ капитан!

Из соседней палаты вышел мужчина в белом халате:

– Ну, чего ты кричишь? Разбудить всех захотел?

– Тут это, майор раненый, пришел в себя. Стонет и зубами скрипит!

Начальник полкового медицинского пункта танковой части прошел к Есипову, взглянул на него, повернулся к рядовому, приказав:

– Сестру сюда! Срочно! С промедолом!

Санитар выбежал из палаты, громыхая по коридору тяжелыми берцами.

Врач нагнулся к Есипову:

– Вы слышите меня, майор?

Николай прошипел:

– Слышу! Боль сними! Сил нет терпеть!

– Сейчас! Немного терпения!

Вошла медсестра с одноразовым шприцем в руке.

Капитан кивнул на раненого:

– Коли, Катя!

Молодая женщина сделала укол, посмотрела на военврача, ожидая дальнейших его распоряжений.

– Приготовь еще обезболивающий укол, боюсь, одного в данном случае будет мало, и следующие препараты…

Медик назвал лекарства, которые, кроме наркотической инъекции, следовало дополнительно дать майору. Сестра выслушала и вышла из палаты. Санитар застыл в дверях, не зная, что теперь ему делать. До этого все было ясно. Сиди возле майора и жди, когда тот проснется после наркоза. А сейчас? Сейчас молодой солдат переминался с ноги на ногу. Капитан медицинской службы, не оборачиваясь, бросил санитару:

– Ну, чего застыл? Неси сюда таз!

– Таз?

– Да, таз! Знаешь, такой круглый, широкий тазик. А лучше два. У нашего пациента, возможно, рвота начнется! Вот и будешь менять тару! Вперед!

Санитар вышел, начальник полкового медпункта посмотрел на Есипова:

– Держитесь, майор, скоро боль отступит!

Командир штурмовой группы прошептал:

– Сильно меня?

– Как сказать? Могло быть гораздо хуже, а так перебита нога и контузия! Синяки и ссадины не в счет!

– Меня оперировали?

– Да, пришлось!

Есипов закрыл глаза:

– Значит, встану не скоро?

– Как кости срастаться будут. В принципе, вы еще молоды, процесс восстановления не должен затянуться, но как минимум месяца на два гипс вам обеспечен!

– Но потом-то все встанет на свои места?

Капитан вздохнул:

– Встать-то оно, конечно, встанет, но, боюсь, служить в спецназе вы уже не сможете!

Майор приоткрыл веки, взглянув в глаза врача:

– Ну, ты еще покаркай! Я должен вернуться в строй! И вообще, где я?

Врач ответил:

– В полковом медицинском пункте, иными словами, в санитарной части танкового полка, я – капитан Алексей Липатов, начальник ПМП.

Боль немного успокоилась, Есипов спросил:

– Ты, что ли, оперировал?

– Я!

– Собрал нормально?

– В смысле?

– В прямом! Все на место поставил? Ничего не забыл?

– Майор?!

– Ладно, шучу я! Ты вот что, Леша, вместо наркоты своей прикажи сестренке спирту принести, граммов двести!

Липатов отрицательно покачал головой:

– Нельзя, майор, наркоз применяли спинно-мозговой, со спиртным во время действия никак не совместимый. Любой наркоз со спиртным несовместим, а этот тем более! Плюс контузия у вас! Так что нельзя!

Есипов отвел взгляд от начальника медпункта:

– Злодей ты, капитан, хуже чехов, клянусь. У человека, можно сказать, от боли крышу сносит, помощь требуется, а ты? Сам, наверное, не дурак по этому делу, а?

– Ну что говорить о пустом, майор? Полежите до утра. Хуже не станет, налью, так и быть!

Есипов прикрыл глаза:

– Вот это другой разговор! Черт, ногу отпустило, а голова раскалывается. Ты сделал бы чего от головной боли?

– Терпи, майор, все, что надо и можно, сделаем. И давай заканчивай разговор, тебе покой требуется! Сон для тебя сейчас – лучшее лекарство!

– Ага! Это точно, вот только как уснуть-то?

– Уснешь!

Он повернулся к медсестре, уже несколько минут ожидавшей с лекарством и шприцем в палате майора.

– Уколи еще нашего боевого пациента!

Сестра выполнила распоряжение начальника.

Постепенно в глазах майора спецназа окружающие предметы утратили четкость, потолок палаты, казалось, вплотную приблизился к его койке, сплющив и капитана – начальника полкового медицинского пункта, и красавицу медсестру в перчатках со шприцем, отчего-то похожим на велосипедный насос, и санитара-срочника с тазом в руке. Есипов пытался что-то сказать, но вместо этого с его уст начали срываться нечленораздельные звуки, боль, бьющаяся в теле, притупилась и отошла куда-то в пятки. Веки налились тяжестью. И майор провалился в тяжелый наркотический сон.

Капитан, убедившись, что пациент уснул, поднялся с табурета, проговорив:

– А майор молодец! Для своего состояния держится достойно. В его положении другие либо орут, либо теряют сознание, не успев прийти в него. Боль после наркоза действительно адская. А спецназовец молодец!

Сестра спросила:

– И что дальше с ним делать думаешь?

– Ничего! Мы, Катя, большего, чем сделали, сделать не можем. Полежит немного, в Ростов, в окружной госпиталь отправим. Его нейрохирургам смотреть надо. После такой контузии всякое может произойти. И зрение до нуля упасть, и слух, но самое страшное – парализация, вероятность которой при определенных условиях весьма велика. Такие случаи в моей практике, увы, уже были. Хотя все может и обойтись. Но не будем рассуждать, пусть майор спит, идем, Катя!

Солдат-срочник спросил:

– Так я, товарищ капитан, не понял, что мне-то делать?

Капитан ответил:

– У тебя-то отчего в памяти провалы? Я же сказал: сидеть возле больного! Будет рвать, менять тазики!

– А вас звать, если блевать начнет?

– Звать, солдат, звать!

Проснулся Николай в шесть утра. Боль в ноге утихла, а вот голова вновь разболелась.

Майор с трудом повернул ее в сторону умудрившегося уснуть на табурете санитара.

– Солдат! Эй, пехота?

Очнувшись от сморившей его дремы, санитар красными глазами посмотрел на майора и, придя в себя, затараторил:

– А? Что? Что вы сказали? Вам плохо? Врача позвать?

Есипов остановил парня:

– Не суетись, солдат! Спокойно! Не надо никого звать! Пить хочу! Воды налей!

– А?! Это мы сейчас. Одну минуту.

Он встал, взял со стола графин со стаканом и спросил:

– А вам можно пить?

– Ну, ты чего, пацан, совсем без соображалки? Когда это человеку пить простую воду нельзя было? Наливай!

Но рядовой поставил графин на место:

– А кто знает? Может, и нельзя после наркоза! Я сестру вызову! Разрешит, другое дело. А то еще натворим беды!

Есипов поинтересовался:

– Ты откуда родом?

– А что?

– Ничего! Просто спрашиваю!

– Из-под Владимира!

– Сельский?

– Из деревни!

– Понятно! Глухая, наверно, деревня?

Рядовой отвечал вполне серьезно, не замечая легкой улыбки на лице Есипова:

– Да не то чтобы совсем, но и до города далековато!

– А в санитары как попал?

– Да после учебки!

– Ясно! Ну, иди, консультируйся с медсестрой!

Солдат вышел, Есипов поднял правую руку – нормально. Левая тоже в порядке. Отвел без труда в сторону правую ногу. А вот левая не слушается. Но пальцы майор чувствовал и даже пошевелил ими. Нормалек! Вот только голова. С ней проблема, видимо, серьезная. Но ничего, прорвемся! Как в народе говорят? Голова не ж…, перевяжи и лежи! Будем, значит, лежать до победного конца!

Вошла медсестра, мило улыбнулась с порога:

– Доброе утро, товарищ майор!

– Доброе, Катя!

– Что, не слушается санитар?

– Не слушается, Катя! Видимо, с дисциплиной у вас в санчасти не того!

– Ошибаетесь! Рядовой как раз все делает по инструкции.

Есипов поднял руки, прервав девушку:

– Вот только, Катя, об инструкциях, пожалуйста, ни слова. Меня от них тошнит, как с похмелья!

Сестра спросила:

– А без инструкций не тошнит? Вот сейчас?

– Нет! И нога в порядке, и остальные органы, вот только черепная коробка, кажется, может разорваться на куски, причем в любую секунду!

Катя налила в стакан воды, поднесла ко рту офицера, проговорив:

– Попейте! Потом я вам укол сделаю! Будем бороться с вашей головной болью!

Выпив воду, Есипов намекнул медсестре:

– Ночью капитан, твой начальник, про спирт говорил. Мол, если утром все будет нормально, то нальет!

Девушка внимательно посмотрела на Есипова:

– Вам так необходимо спиртное?

Майор повысил голос:

– Да, необходимо, я же алкоголик, разве по мне не видно? И боль в голове от пьянки вчерашней!

От длинной фразы, вызвавшей напряжение, по вискам словно молотком ударило, Есипов закрыл глаза.

Сестра присела на табурет, положив свою ладонь на руку боевого офицера:

– Извините, товарищ майор, я не хотела вас обидеть.

Николай прошептал:

– Все нормально, не извиняйся! А спирт я прошу потому, что знаю, поможет он. Я не первый раз в переделке. Как-то раз нас духи крепко в горах прижали. В группе почти все ранены были, боевые аптечки использовали быстро, а бой не утихал. Так тогда на спирте да злости и продержались до подхода основных сил. Ясно тебе, Катюша?

– Да! Но поверьте, сейчас вам лучше принимать лекарства. Они более эффективны при контузии в условиях лечебного учреждения.

Есипов вздохнул:

– Эх, Катя, Катя, если бы только голова болела. У меня душа разрывается. Ведь это я принял решение проверить ту проклятую кошару, около которой нас подожгли боевики. Сам на броне остался, оттого и выжил, а ребят, что внутри «бэтээра» оставил, получается, на смерть обрек! Сгорели они, Катя, вместе с машиной!

Девушка тихо произнесла:

– Я знаю подробности вашего боя. И не вините себя. Ведь вы сами случайно живы остались! И шли в бой вместе с подчиненными, а не за их спиной.

– Но я же выжил? А они сгорели!

– Эх, майор! Я недавно здесь, в полку. До этого в полевом госпитале служила. Всякого насмотрелась. Вы в бою пострадали, уничтожив целую банду, а к нам доставляли пацанов, которые на своих же гранатах или минах рвались, по неосторожности. Вот чью смерть ничем оправдать нельзя. А вы – другое дело. Ладно, пойду я, если капитан не будет против, принесу спирта.

Но Есипов неожиданно отказался:

– Не надо! Ты права! Не стоит мне сейчас пить! Обойдемся водой и лекарствами!

– Вот и правильно!

Ближе к обеду в санчасть пришли сослуживцы Есипова, благо бывшая школа, где разместился отряд спецназа, находилась недалеко от полкового медицинского пункта. Пришли почти все офицеры, но начмед разрешил посещение только Калинину, и то лишь потому, что полковник особо и не спрашивал у медика разрешения.

Командир отряда, набросив на плечи белый халат, вошел в палату. Поставил на тумбочку две бутылки кока-колы и положил увесистую связку бананов. И только после этого, присев на табурет, поздоровался:

– Ну, здравствуй, Коля!

– Здравия желаю, Александр Иванович! Вам и всем остальным ребятам отряда. Мне же до здравствия, судя по всему, далеко.

– Ты это настроение брось! Поправишься, раз из огня живым вышел. И за гибель парней не суди себя. В той обстановке, что сложилась у кошары, избежать поражения от боевиков было невозможно. Хорошо еще, что ты не все отделение в «бэтээр» усадил, тем самым как минимум пятерым бойцам жизни сохранил.

Есипов взглянул на полковника:

– Скажи, Александр Иванович, что со мной дальше будет? Комиссуют?

Калинин пожал плечами и отвел взгляд в сторону:

– Если честно, Коля, то в спецназ ты, скорее всего, уже не вернешься! Сам должен понимать. Ну а комиссуют или нет, этого не знаю! Одно скажу, каково бы ни было решение медиков, отряд тебя не оставит. Поможем во всем.

Есипов отвернулся:

– Ясно.

– Ну, ты чего, Коль? Расстроился? Брось! Хотя… я тебя понимаю! Но судьба, она видишь, какая штука? Изменчивая и непредсказуемая. Тем более у нас в спецназе, где сегодня вечером ты можешь спокойно чай с семьей в Подмосковье пить да телевизор смотреть, а утром за тысячи верст от дома бой в горах с духами принимать, держа в кармане последний патрон или гранату для себя. И в этой кровавой свистопляске, Коля, никто не застрахован ни от смерти, ни от увечья. Ни рядовой, ни генерал.

Калинин привстал, достал из куртки плоскую флягу. Спросил:

– Выпьешь?

Но и на этот раз Есипов отказался:

– Нет, командир, не буду! Если пить, так пить, а уж коли лечиться, так лечиться. Одно из двух!

– Ну, смотри! А я выпью!

Командир отряда опрокинул в себя граммов сто. Занюхал бананом.

– Ну, ладно, Коль, ты лежи! Тебе здесь, как мне объяснили, не больше недели кантоваться. Потом в Ростов перебросят. Будем навещать. Ну а перед транспортировкой проводим, как положено. Далее связь по рации. Выделю тебе трофейную станцию. Знаю, тосковать по отряду будешь. А свяжешься, поговорим, и легче станет. Пойду я, Коль. Служба!

– Спасибо, товарищ полковник!

– Не на чем! Да, тебе весь отряд привет передает с пожеланием скорейшего выздоровления, ну, а лично я, так это и приказываю. А приказ, майор, ты обязан выполнить! Пока, Коль!

– Пока, командир!

Ровно через неделю майора Есипова перебросили в Ростовский окружной военный госпиталь. И началось лечение. С ногой все было ясно, а вот с контузией дело обстояло сложней. Почти месяц Николай проходил обследование в нейрохирургическом отделении. В итоге была назначена ангиография. Процедура неприятная, связанная с внедрением в мозг специальной жидкости, но необходимая для точного выявления очагов поражения и определения степени их опасности.

И лежа вечером накануне процедуры, читая газету, Николай вдруг почувствовал, что правая сторона текста исчезла. Он потерял объемное зрение и видел только то, что находилось непосредственно перед ним. Да и этому мешало обильное слезоотделение.

Сосед по палате, летчик-капитан, увидев слезы на глазах спецназовца, спросил удивленно:

– Ты чего это, Николай?

Есипов не понимал своего состояния:

– Не знаю, Вить, что-то со зрением!

– Падает?

– Да нет, не могу объяснить, плывет все, куда смотрю – то вижу, а то, что в стороне, – нет.

Летчик предложил:

– Позвать врача?

– Погоди! Может, пройдет!

Майор закрыл глаза. И все вдруг заискрилось, начало переливаться ярким серебристым огнем. Сияние через определенное время сменилось огненными зигзагами, постоянно вибрирующими в правой части. Есипов открыл глаза и увидел палату, но сквозь эти сверкающие зигзаги. Вновь обильно выступили слезы. Пришлось опустить веки. Зигзаги сменились вспышками, которые постепенно затухли, породив одновременно сильнейшую головную боль. Есипов в очередной раз открыл глаза. Блики, зигзаги, вспышки исчезли. И видел он нормально. Четко и объемно. Осталась головная боль.

Капитан-пилот, продолжавший все это время наблюдать за соседом, спросил:

– Ну, что?

– Отпустило вроде! Но что это было?

– Приступ какой-то! Я засек, Коль, с момента, как ты прослезился, до окончания этой непонятки прошло 23 минуты. Отпустило-то совсем?

– Да вроде! Голова только раскалывается! Да еще… еще вроде лицо немеет!

И действительно, началось онемение, сначала носа, потом губ, языка, закончилось кистями рук. При неослабевающей боли. Николай выругался:

– Да что это еще за блядство? Никогда такого не было!

Капитан заметил:

– Все когда-нибудь начинается! Тем более после тяжелой контузии! У тебя, видишь, в приступе проявились последствия. Хорошо, если эти приступы не начнут долбить постоянно.

– Голова раскалывается, Вить! У тебя есть чего?

Капитан-летчик родом был из Ростова. Здесь же жила и его семья, мать, жена и две дочурки-близняшки трех лет каждая. Пилота штурмовика «Су-25» достал «стингер» над Большим Кавказским хребтом. Виктор успел катапультироваться, но получил при этом повреждение позвоночника. Его наши десантники нашли в ущелье и отправили в госпиталь, где он тут же был окружен заботой семьи. В его тумбочке каких только лекарств не было, благо мать заведовала одной из гарнизонных аптек. Порывшись в верхнем ящике, капитан протянул Николаю несколько конвалюток:

– Выбирай любые таблетки! Они все от головной боли!

Но таблетки не помогли. Ноющая боль не реагировала на лекарства, затухнув сама по себе к утру. К утру дня, когда Есипову была назначена ангиография.

С подъема капитан поинтересовался:

– Как чувствуешь себя, майор?

– Да ничего! Сейчас нормально!

– Ты о приступе доктору обязательно скажи! Может, нельзя тебе эту, как ее, графию делать! Был тут случай до тебя, прапора с черепно-мозговой травмой в отделение доставили. И травма-то пустяк, шишак на лбу.

Есипов поинтересовался:

– Травму прапорщик в бою получил?

– Да какой там в бою? Решил, дурила, на турнике «солнышко» покрутить, а ремнями не зафиксировался. Вот и покрутил, руки оторвались от перекладины, и шарахнулся прапор башкой в землю! Но это ерунда, шишка на лбу. Сначала и класть не хотели, а у него вдруг пальцы раздуваться начали.

И вновь Николай спросил:

– В смысле?

– В прямом, Коля! Словно их надували воздухом. За сутки кисти в такие кегли превратились, что он пальцы согнуть не мог. Ну, на обследование прапора. А потом как раз на эту самую графию.

Николай поправил летчика:

– Ангиографию!

– Вот, вот, ангиографию! Сделали, короче, эту процедуру, и Васек-прапорок ослеп на хер! Ему трепанацию. А после операции – парализация! Вот так! Забрала его мать! Жена тут же слиняла. Вот такие дела. Ты поосторожней с головой, особо не давай врачам свободы действий, а то так разделают, что все на свете проклянешь, да поздно будет!

– Ну, спасибо, успокоил!

– Да я ж хочу, как лучше.

– За это и благодарю.

Вошла медсестра. Женщина лет сорока. Анна Владимировна. Поздоровалась, пройдя к кровати майора:

– Ну, что, Есипов, надеюсь, вы не завтракали?

Николай ответил:

– А вчера и не ужинал, да и не обедал!

Строгая медсестра сделала замечание:

– А вот это плохо. Принимать пищу следует даже через силу, ну ладно, сейчас санитары доставят каталку, поедем в операционную! Сам начальник отделения будет с вами работать.

Подполковник медицинской службы Эдуард Леонидович Шагов, начальник нейрохирургического отделения, слыл в госпитале специалистом высококвалифицированным, грамотным, имеющим весьма богатый опыт в сфере своей деятельности. Многие жизни он спас. Это было известно Есипову. И то, что обследование будет проводить сам Шагов, приободрило Николая. Но он запомнил и слова капитана-летчика, поэтому сказал медсестре:

– Анна Владимировна, перед тем как отправиться в операционную, я хотел бы переговорить с начальником отделения!

Медсестра ответила:

– Эдуард Леонидович вряд ли сможет прийти сюда. Он в операционной, там и поговорите!

Но майор заявил:

– И все же, уважаемая, я настаиваю на том, чтобы подполковник прибыл в палату!

Анна Владимировна хмыкнула:

– Тяжело с вами, с боевыми. Гонору много. Но… хорошо, я передам ваше требование начальнику отделения. Уж как он среагирует, не знаю, но передам.

Медсестра, резко развернувшись, вышла из палаты.

Майор взглянул на летуна.

Тот показал поднятый вверх большой палец правой руки:

– Правильно, Коль, эта Анна заноза еще та. Заносчивая, куда там! А все потому, что муженек ее в замах у начальника госпиталя обретается. Вот она и задирает нос, хотя сама укол нормально сделать не может. И то, что решил поговорить с Шаговым, тоже правильно. А то сразу в операционную. На хирургическом столе не до разговоров будет.

Начальник отделения на требование майора спецназа среагировал спокойно. Подполковник уважал офицеров, несущих на себе крест войны. Выслушав медсестру, он тут же отправился в палату к Есипову. Вошел, вежливо поздоровавшись:

– Доброго утра всем. Как прошла ночь? У кого какие жалобы? Сегодня осмотр проводить не буду, день, как понимаете, операционный, так что пользуйтесь случаем.

Он оглядел палату, в которой, кроме Есипова и летчика, находился еще и лейтенант-артиллерист. Но тот, готовясь к выписке, все больше время ночью проводил вне отделения. Но утром лежал на койке, как штык. И судя по ароматам, которые он распространял по возвращении, навещал лейтенант женское общежитие, стоящее через дорогу от госпиталя. Тот и ответил:

– Да все вроде нормально! Я, конечно, только за себя могу сказать!

Подполковник кивнул:

– С тобой все ясно. В понедельник – выписка.

– А отпуск?

– Бумаги оформим, а решение будет принимать твой командир, но отпустить обязан.

Лейтенант, заложив за затылок руки, довольно улыбнулся:

– Раз обязан, отпустит.

Начальник отделения взглянул на капитана-летчика:

– У тебя какие дела, Виктор?

– Порядок! Тоже пора на выписку!

– Разбежался. Полежи пока. Или душа в небо рвется?

– И это тоже.

Подполковник вздохнул:

– Успеешь, капитан, налетаешься еще. Войны, боюсь, нам всем надолго хватит.

Он присел на табуретку возле кровати командира штурмовой группы:

– Вы хотели поговорить со мной, майор? Слушаю вас.

Есипов описал военврачу приступ, который случился с ним. Шагов заинтересованно слушал, задавая по ходу уточняющие вопросы. И задумался после того, как Николай замолчал. Ненадолго. Потом ударил себя по коленям:

– Ясно! Теперь мне все ясно, и в дальнейшем обследовании нет никакой необходимости. Но вот только диагноз, Николай Алексеевич, вряд ли вас обрадует. Да!

Майор напрягся:

– Что-то серьезное, подполковник?

– Все, что связано с мозгом или позвоночником, всегда серьезно. Причиной приступа явилось нарушение мозгового кровообращения, связанное с полученной тяжелой контузией. И с этого дня подобные приступы будут постоянно сопровождать вас. Мне это, к сожалению, уже знакомо. Периодичность приступов назвать не могу. У каждого она различна. Они могут тревожить вас и раз в году, и раз в неделю, и ежедневно.

Подал голос летчик.

– А это, Эдуард Леонидович, болезнь эта излечима?

Майор тоже взглянул на начальника отделения:

– Да, от нее можно избавиться?

Шагов поднялся, прошелся по палате, остановился у кровати Есипова, опершись на ее заднюю дужку:

– Понимаете, Николай Алексеевич, для того чтобы ответить на ваш вопрос, мне надо заглянуть вам под черепную коробку, другими словами – провести трепанацию черепа. Но и это не будет гарантировать, что я смогу определить очаг поражения. И даже определив этот очаг, нет никакой гарантии, что мы устраним причину полученного в результате травмы заболевания. А вмешательство в мозг бесследно не проходит. Никогда!

Николай спросил:

– Так что же делать?

– В этом-то и вопрос, что делать?

Подполковник вновь опустился на табурет:

– Если вы, майор, желаете, я проведу операцию, но при этом предупреждаю, что последствия могут быть любыми. Вплоть до полной парализации. Вам придется давать письменное согласие на проведение данной операции.

– А если не делать операцию?

– На этот вопрос я вам уже ответил: приступы будут сопровождать вас в дальнейшей жизни постоянно.

– Но они могут сами по себе затухнуть? Со временем?

– Теоретически все возможно, практически же… Не знаю! Одно я уже могу сказать определенно, с данным заболеванием вам служить в армии нельзя. Мне придется выводить вас на комиссию, и заключение она даст одно – комиссация. И… инвалидность! И все же, если вам важно мое мнение, в мозг лезть не следует. Это я вам как человек и врач говорю. К сожалению, мы еще не научились воздействовать на мозг таким образом, чтобы не вызвать побочных, иногда весьма негативных последствий. Но решать вам.

Майор закрыл глаза, тихо ответив:

– Чего тут решать? Если меня по-любому комиссуют, то пусть все остается, как есть…

И спросил:

– А если бы я вам ничего о приступе не сказал? И пошел бы на ангиографию? Может, пронесло бы, а?

Подполковник отрицательно покачал головой:

– Нет, Николай Алексеевич, не пронесло. Я в ходе обследования узнал бы то, что услышал от вас.

– И мне, конечно, теперь ни капли спиртного, ни затяжки сигареты?

– Как врач я должен сказать, что спиртное и никотин вреден для любого организма, но вы же все равно не послушаете меня?

– Само собой. Это что ж за жизнь, не пить, не курить, да еще, может, баб не трогать? Да лучше застрелиться к черту!

– Вот и я о том же. Старайтесь во всем знать меру. Приступы, если, конечно, они не начнут ежедневно преследовать вас, пережить можно. В остальном организм скоро восстановится, и вы будете вполне физически полноценным человеком.

Есипов спросил:

– Почему же тогда меня из армии увольнять надо? Если все совсем скоро восстановится?

– А вот это спросите у комиссии. У меня просто нет времени продолжать беседу, впереди две операции.

Начальник отделения поднялся и, пожелав всем скорейшего выздоровления, покинул палату, оставив Есипова лежать на казенной постели. И мысли офицера были мрачные.

Майора перевели в травматологическое отделение, где он находился еще месяц. По истечении которого врачебная комиссия вынесла свой вердикт – признать Николая не годным к строевой службе в мирное время, другими словами, его комиссовали, признав инвалидом II группы. Есипов к этому времени уже свободно передвигался на костылях, и, по большому счету, в окружном госпитале ему делать было нечего. Следовало убыть на подмосковную базу антитеррористической службы для оформления всех положенных при увольнении в запас документов. Вот только как это практически осуществить? Необходимо связаться с отрядом. Но Калинин опередил действия бывшего уже командира штурмовой группы специального назначения, утром понедельника 22 сентября прибыв в госпиталь. Полковник нашел подчиненного в курилке. Есипов сидел на скамейке один и не заметил, как с тыла к нему подошел командир отряда. Только услышал:

– Ну, здравствуй, бродяга!

Майор резко обернулся:

– Александр Иванович? Вот кого не ждал. А ведь сам хотел сегодня попытаться связаться с отрядом.

– Почему попытаться? Я же тебе рацию оставил. Позывной не изменился!

– Так изъяли у меня рацию! Особист местный! Не положено, мол. Да еще допытывался, откуда у меня импортная станция?

– А ты чего?

– Да послал его на хер – и все! Особисты во всех потенциальных предателей видят, вот только почему-то действительных своих клиентов почти всегда пропускают.

– Ясно! Бузишь, значит? Это хорошо! Из этого следует, что пошел на поправку!

Есипов вдохнул:

– А толку? Меня комиссовали, товарищ полковник!

– Знаю! Поэтому и приехал. Забрать в Москву!

Майор оживился:

– Отряд на главную базу возвращают?

– Нет, Коля, отряд пока остается в Чечне! Просто у нас в службе произошли кардинальные изменения.

И Калинин довел до подчиненного, что Кучеров неожиданно подал в отставку, выставив свою кандидатуру на выборы губернатора Переславской области. Но скорее всего, это не личное решение генерала. Видимо, на самом верху решили посадить его в губернаторское кресло. В связи с этим назначен новый руководитель спецслужбы, а конкретно полковник Калинин с присвоением звания генерал-майора. Отряд «Гроза» возглавил бывший заместитель Калинина полковник Данилов, а вместо Есипова командиром первой штурмовой группы стал капитан Волков, приемный сын Калинина. На разведку определили старшего лейтенанта Молчуна.

– Вот такие дела, Коля.

– Значит, вас можно поздравить с лампасами?

– Можно! Но не в них дело. Решено расширить Службу. Руководство требует подготовить предложения по реорганизации нашего департамента. Предстоит куча бумажной работы. В том числе и решить твой вопрос.

Есипов ухмыльнулся:

– А чего его решать? Оформить приказ – и до свидания!

– Что значит, до свидания? У тебя квартира в городке. Никто ее забирать не собирается. И в штабе тебе применение найдем. Или еще где. Сам знаешь, в отделе обеспечения у нас должностей достаточно. Ну, не офицером, а служащим, но останешься в спецназе!

– Нет, товарищ генерал! Тыловик из меня никакой. Поеду к себе на родину. Пять лет, как умерла мать, там не был! Дом пустой стоит. И поселок как раз в Переславской области. Пройдет Кучеров на губернаторство, глядишь, и встретимся! А в городке я жить не смогу. Сами должны понимать.

Калинин приобнял Есипова:

– Поживем – увидим, майор! Тебе все одно еще полечиться надо. Не на костылях же ты пошлепаешь в свой районный центр? Это не меньше месяца. А за месяц много воды утечет! Так что не будем загадывать. Ты давай собирайся, а я займусь документами. В 15.00 у нас с тобой вылет с военного аэродрома.

Есипов удивился:

– Так вы что, ради меня в Ростов борт сажали?

– А разве ты не заслужил этого? Но все, разговоры оставим на потом, а сейчас займемся делом.

Точно по графику транспортный «Ил-76» оторвался от бетонки военного аэродрома, взяв курс на Москву. И уже в семь вечера Николай вошел в свою однокомнатную квартиру дома офицерского состава закрытого и засекреченного городка, раскинувшегося в сосновом лесу недалеко от столицы.

Квартира встретила хозяина нежилым духом и ощущением одиночества. Да, теперь, несмотря на то, что находился среди людей, майор Есипов был одинок. За время службы семьей обзавестись он не смог. Знакомства где-нибудь в метро или ресторане, короткий разговор, от силы пара свиданий и постель. С кем-то ему было хорошо, с кем-то нет. Но практически ни одна связь с женщиной не длилась больше месяца. Да и ухаживать за дамами по-настоящему у Николая просто никогда не было времени.

В результате он один в холодной, неприветливой квартире, которая так и не стала для него домашним очагом. Так, место, где он мог остановиться во время нахождения на базе. И ничего своего здесь у Есипова. Все – казенное. Мебель, телевизор, холодильник, кондиционер, даже шторы на окнах и постельное белье! Эта квартира не могла стать домом Николаю. Его дом в трехстах километрах отсюда, в Переславской области. Дом, в котором он родился и вырос. Дом, из которого он семнадцатилетним юношей уехал поступать в военное училище и в котором умерли его родители. И он вернется туда, откуда когда-то ушел в большую и, как оказалось, весьма сложную, богатую на приключения жизнь. Вернется навсегда в мир своего детства и юности к людям, которые его помнили еще мальчишкой, в поселок, далекий от проклятой войны, сделавшей майора инвалидом.

Есипов прошел на кухню, открыл холодильник, достал бутылку водки, которая всегда ждала своего хозяина, поставленная туда перед очередным убытием на задание. Налил полный стакан, выпил, тут же закурив, тем самым нарушив предписания врачей, но помня слова подполковника Шагова, советовавшего во всем, в том числе и пьянке, знать меру. Но Есипов всегда знал свою меру, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Сегодня он эту меру блюсти не будет. Ни в спиртном, ни в табаке. Идет оно все к черту! Приступов после госпиталя у него больше не было. Пока не было. Может, ошибся нейрохирург, и их вообще не будет никогда? А если и будут, переживем. Устроившись за кухонным столом и глядя в окно, заслезившееся вдруг каплями мелкого дождя, Есипов пил и курил. Бутылки оказалось мало, пришлось вскрыть «НЗ» – армейскую флягу со спиртом. Разбавлять его не стал, пил так. И шел спирт, как вода, слегка пощипывая нёбо и обжигая желудок. Помянул погибших, тех, кого знал лично и кого не видел никогда. Всех, кто не вернулся домой из пылающих гор и ущелий Северного Кавказа. Потом запел. Песню про офицеров, которые не жалели живота своего, защищая Россию. Затем впервые в жизни заплакал, уронив пьяную голову на руки. И дождь плакал вместе с ним. За столом майор и уснул. И всю ночь на кухне горел свет, из крана капала вода, ударяясь о раковину в унисон с дождинками вступающей в свои права осени. Непогашенный окурок прогорел до фильтра и погас, а на полу остались валяться костыли, незаменимый атрибут двух последних месяцев жизни офицера.

Пробыв в закрытом городке еще месяц, больше не напиваясь вдрызг и заменив костыли на трость, попутно оформив все бумаги, связанные с увольнением, майор собрался покинуть территорию секретного объекта. На 26 октября был назначен отъезд. Почему именно на двадцать шестое число? Да потому, что этот день являлся воскресеньем, а каждое воскресенье из городка в столицу ходил служебный автобус, родители ездили проведать в интернате своих детей, сделать покупки, да вообще развеяться! Этим автобусом намеревался уехать и майор запаса Николай Есипов.

Накануне, вечером субботы, он собрал весь свой нехитрый скарб. Джинсовый костюм, новую «тройку», несколько рубашек, кожаную куртку, дубленку с шапкой, нижнее белье, зимние ботинки. Сложил все в объемную черную сумку. Оставил туфли, черные брюки, такие же черные рубашку, свитер и ветровку. В них он поедет. Бумаги сложил в кейс. Взял в руки выданное удостоверение личности офицера, взамен того, что сопровождало его всю службу в спецназе. Пролистал документ. В нем он, майор Есипов, значился командиром мотострелкового батальона Дальневосточного военного округа. Вот где не приходилось бывать Николаю, так это на Дальнем Востоке. И то потому, что там в отношении терроризма было относительно спокойно. А согласно удостоверению он всю службу прослужил в одной войсковой части, пройдя путь от командира взвода до комбата. Открыл страничку, где были указаны награды. Так! Медали «За боевые заслуги», «За безупречную службу» двух степеней и номер наградного пистолета Макарова. Есипов усмехнулся. Медаль «За БЗ», когда у него только орденов Мужества три штуки. А всего пятнадцать правительственных наград. Но, видимо, и они являлись секретной информацией, раз в штабе Службы не посчитали нужным внести их в новое удостоверение. И вообще, в полученных документах правдивым являлись только фамилия с именем-отчеством, воинское звание и статья, по которой Есипова уволили в запас. И то в заключении врачебной комиссии значилось, что травму головы и ноги майор получил не в результате боя, а в банальной автомобильной аварии. На ум пришла фраза, не раз слышанная Николаем, – страна должна знать своих героев! Как же! Должна! Но… не обязана! Ну и ладно! В принципе, не столь важно, кем он выходил на пенсию, командиром штурмовой группы отряда специального назначения или комбатом пехотного батальона. Теперь это не играло никакой роли. Хотя, если признаться, Есипову было немного обидно. Он извлек из кобуры наградной «ПМ». На табличке значилось – «Капитану Есипову Н. А. за храбрость».

Этим оружием командира группы наградили за разгром банды Дикаря – Аслана Алоева, терроризировавшего приграничные с Чечней горные районы Дагестана. Тогда группе Есипова повезло. На Дикаря поступило сразу три наводки, в которых разведка сообщила о трех населенных пунктах, в которых могла появиться банда. Николай выбрал для засады самый, казалось бы, неудобный для прохода боевиков аул. И угадал. Дикарь привел своих дикарей-наемников именно туда, прямо в капкан, умело подготовленный людьми Николая. Штурмовой группе потребовалось чуть более получаса на уничтожение сотни Алоева! Когда это было? В позапрошлом году, в мае? В конце мая! Или в середине? Хотя, какая теперь разница? Тот бой, как и все предыдущие и последующие, с этого дня в прошлом. Незабываемом, но прошлом. А впереди новая жизнь. Как сложится она? Этого не знал никто, включая и самого Есипова. Майор прошел на кухню. Закурил, пытаясь представить себе родной райцентр, в котором не был пять лет. На улице Садовой, что на самой южной окраине поселка Ташаево, было двадцать дворов, по десять с каждой стороны грунтовой дороги, уходящей через сосняк к реке. Дом Есиповых посередине, рядом с вековым дубом, на который пацаном любил взбираться Николай, пугая мать. Справа двор Ольги Галушкиной, первой любви Коли Есипова, вернее, ее родителей. Да, он любил Олю первой невинной, застенчивой любовью. Но так уж получилось, что им пришлось расстаться. Николай учился в училище, когда в поселке появился молодой и стильный комсомольский вожак Герман Шевцов. Он очаровал Ольгу, и та стала его женой. А потом, когда грянули реформы, этот Герман быстренько перевоплотился в бизнесмена, открыв одним из первых продовольственный ларек. И все бы ничего, если бы жажда денег не привела Шевцова к преступлению. Он занялся наркотиками. И в его палатках наряду с конфетами, жвачками и пивом местные пацаны могли купить анашу и героин! Добром это не кончилось, и бывший комсомольский вожак загремел на восемь лет в места, которые почему-то называют не столь отдаленными, хотя в действительности многие лагеря, как раз наоборот, находятся весьма далеко от центра России. Ольга осталась с ребенком и матерью одна. Что с ней было позже, он, Николай, не знает.

По другую сторону жил Володька Соболев, также одноклассник и друг детства Николая. Тот после армии пошел в школу милиции и по окончании ее стал участковым. Вообще на этой окраине жили почти все одноклассники Есипова. Они вместе, улицей, ходили в школу, в местный клуб, где ребята постоянно сталкивались с пацанами из фабричного микрорайона. Фабричным он назывался оттого, что дома в нем населяли работники ватной фабрики, самого крупного промышленного предприятия Ташаева. Пять лет назад эта фабрика на ладан дышала. Интересно, что сейчас с ней?

В этот мир и предстояло вернуться Николаю Есипову, бывшему майору спецназа, по документам обычному армейскому офицеру, списанному в запас по состоянию здоровья.

Размышления майора прервал звонок в дверь.

Николай никого не ждал, поэтому немного удивился вечернему гостю. Но дверь открыл и… увидел на пороге самого руководителя спецслужбы генерала Калинина. Тот спросил:

– Не ждал?

– Нет, даже и не думал, что вы можете зайти!

– А я вот зашел! Ну что в проходе держишь? Или в квартире есть кто, кого мне видеть не обязательно?

– Извините, проходите, Александр Иванович!

Генерал прошел в комнату, увидел баул с кейсом:

– Собрался?

– Так точно! Завтра с утренним автобусом в Москву, оттуда электричкой до Переславля и опять автобусом уже прямиком в Ташаево. К вечеру дома буду!

Калинин взглянул на уже бывшего подчиненного. Как иногда режет слух слово «бывший». Но если выражаться по сути, то так оно и есть.

– Автобусами, говоришь? Электричкой? С баулом, кейсом при больной ноге? От трости, поди, еще не отказался?

– Еще нет. Но скоро брошу.

– Вот именно, что скоро.

Генерал осмотрел квартиру, спросил:

– Где поговорить можем?

– Извините, но лучше на кухне. Удобнее.

– На кухне так на кухне. Выпить найдется?

– Спирт.

– Пойдет.

– Но без закуски. У меня ничего из еды нет. Холодильник и посуду сдал, как и все в этой хате, по описи. С собой бутербродов не готовил.

Калинин махнул рукой:

– Обойдемся без закуски. Впервой, что ли?

Прошли на кухню. Есипов разлил по стаканам остатки своего «НЗ». Выпили. Выдохнув воздух, генерал спросил:

– Телевизор сегодня не включал?

– Нет, а что?

– Напрасно. Новость интересную передали.

– И какую же?

– В Переславской области подвели предварительные итоги состоявшихся выборов губернатора. Кучеров лидирует с большим отрывом, можно уже сказать, что он и станет новым главой области!

Есипов пожал плечами:

– Ну, во-первых, область далеко не моя, в ней проживает более полутора миллионов человек, а во-вторых, каким боком меня касается успех Кучерова? Нет, я, конечно, рад за него, все же наш человек, сколько лет руководил Службой, и все же мне-то до этого какое дело?

– Как – какое? Ты что, Коля? Или забыл, что спецназ своих в беде не бросает?

Николай улыбнулся:

– В какой беде? Это вы насчет меня? Так я в порядке! Пенсию назначили хорошую, пособие солидное получил, да и запасы кое-какие имеются, к тому же дом свой. Что еще нужно пенсионеру для спокойной жизни? Так что я ни в чем не нуждаюсь!

– Что, так и будешь дома сиднем сидеть?

– А что мне еще делать? Цветы разведу, рыбалкой займусь, грибами…

Николай, отвернувшись к окну, повторил как-то печально:

– …да, грибами, ягодами.

Калинин прекрасно понимал состояние Есипова. И его наигранную браваду тоже. На самом же деле Николаю было очень тяжело.

– Ты это брось, Коля. Короче, звонил я Кучерову перед тем, как идти сюда. Рассказал о тебе. Вот, держи визитку, на перед не смотри. А на обратной стороне номер. Мобильный. По нему выйдешь напрямую на Кучерова. И не говори ничего. Главное, знай, он всегда тебе поможет. Как и я, и весь наш коллектив.

Есипов вновь пожал плечами, но визитку принял.

Генерал продолжил:

– Мой номер ты знаешь. Да и радиостанция у тебя останется, та, что особист изымал в госпитале.

– Что, вернул контрразведчик?

– А куда бы он делся? Про автобус забудь. К 10.00 к подъезду подойдет моя «Волга», на ней и поедешь домой. Радиостанцию у водителя возьмешь.

Майор был тронут заботой Калинина, хотя мог бы и догадаться, что генерал по-другому поступить просто не мог.

– Спасибо, Александр Иванович!

– Да ладно тебе. Пойду я, у меня еще сеанс связи с «Грозой».

– Отряд в Чечне? На выходе?

– Нет, в отстое, но скоро, исходя из обстановки, наверное, придется к границе с Грузией перебрасывать.

– Привет всем передайте.

– Обязательно!

Калинин встал:

– Проводить лично утром не смогу, в Москву вызывают, так что давай попрощаемся здесь и сейчас.

Генерал с майором обнялись.

А утром черная «Волга» понесла майора спецназа в провинциальный поселок Ташаево. И глядя в окно на удаляющийся закрытый военный городок, Есипов был уверен, что боевой этап его жизни позади. Впереди скучная, но мирная жизнь. Он не мог и предположить, ЧТО в недалеком будущем ждет его на «гражданке». Не мог и подумать, что ядовитые щупальца террора дотянутся и до его поселка, в одно мгновенье изменив жизнь и судьбы многих людей. И что ему, Есипову, придется достать и впервые применить наградной «ПМ», вновь став офицером спецназа. Но ни о чем подобном майор, покидая секретный объект, не думал, мысленно прощаясь со своим военным прошлым.