Читать книгу Танки в плен не сдаются - Александр Тамоников - Страница 3

Капитан Иволгин проснулся в шесть утра, как и всегда. Он хотел было встать, побриться, умыться, выпить кофе да идти на службу, но вспомнил о командировке. Сегодняшний день был отдан подготовке к ней.

Тут в комнату вошла Надежда и заявила:

– Пикник! Вставай, дорогой мой! Сейчас мы с тобой приводим себя в идеальный порядок, одеваемся как на парад и идем на КПП. В восемь часов за нами должен заехать мой шеф.

Иволгин вспомнил вчерашний вечер и заявил:

– Я же сказал, что не поеду ни на какой пикник, да и тебе там делать нечего. Обойдутся как-нибудь без тебя. Мне же завтра улетать в Сирию. Мы с тобой могли бы хоть этот день посвятить друг другу.

– Да? А то, что я обещала там быть, не в счет?

– Позвони своему шефу, объясни ему ситуацию. Только не называй Сирию, скажи просто, что мужа надо собрать в командировку.

Надежда скривилась так, будто съела лимон.

– В командировку? Мужа? До чего романтично! – выдала она.

Иволгин не на шутку разозлился.

– Слушай, а чего это шеф уделяет тебе такое внимание? – осведомился он. – И на повышение выдвинул, и винами разными, которых наверняка в нашем магазине не купишь, угощает, да еще возит из Москвы за сорок километров в какой-то гарнизон!

– Ты на что намекаешь?

– Я не намекаю, просто спрашиваю.

– Глупый вопрос. У меня нет никакого желания на него отвечать.

Иволгин невесело усмехнулся и произнес:

– А ответ, по-моему, очевиден. Ты его любовница. Вот и весь секрет.

– Ты полный идиот, Иволгин! – заявила Надежда.

– А что тут такого? Почему бы и нет? Бабенка ты привлекательная, фигуристая, как говорится, все при тебе. Молода, стройна, лишена каких бы то ни было комплексов. Для тебя любой грех – одно удовольствие. Поэтому шеф вашей конторы на тебя глаз и положил. Выгодная любовница со всех сторон. Замужем, значит, афишировать связь не будет. Живет в военном городке. Это тоже большой плюс для твоего босса. Меньше вероятности, что жена застукает. И, главное, безотказная.

Надежда скривилась и спросила:

– А что же ты тогда с такой мерзавкой живешь? Послал бы меня к черту и подал на развод. Эта процедура быстро закончится. Детей у нас нет, делить нечего. Что можно с каким-то капитаном нажить кроме претензий и головной боли?

– А зачем мне беспокоиться? Ты сама свалишь от меня и оформишь развод. К этому все идет.

– Так, значит, ни себе ни людям, да? Последний раз спрашиваю: ты едешь со мной?

– Нет! Ты же знаешь, я своих решений не меняю.

– Ну и черт с тобой. Однако подумай, дорогой мой, за каким лешим я стала бы настаивать на том, чтобы шеф пригласил бы и тебя, если мы с ним любовники?

– Тут все очень просто. Видимо, твой шеф вынужден будет взять с собой на этот вот пикник свою жену. До нее вполне могли дойти слухи о его повышенном внимании к недавно принятой сотруднице, с которой он иногда ведет себя слишком вольно. А тут она сама с любимым с мужем. Да еще вся из себя такая нежная, ласковая с ним! Сыграть роль без ума влюбленной дамы ты сумеешь получше некоторых профессиональных актрис.

Надежда взялась за голову и заявила:

– Нет, просто невозможно слушать этот бред. Я тебя, дурака набитого, в лучшую, достойную жизнь тащу, а ты еще упрекаешь меня, устраиваешь сцены ревности. Она не имеет никаких оснований. Но это дело твое, дорогой мой. Оставайся со своей солдатней, если тебе так угодно. А я по-человечески жить хочу. И буду!

– Под крылом шефа? Или он, когда у него появится новая обаятельная сотрудница, передаст тебя какому-нибудь товарищу по бизнесу?

– Дать бы тебе в морду, Иволгин!

– Попробуй.

– Скотина!

– Пошла ты…

– Я-то сейчас пойду, а вот что с тобой будет? Так ротным в полку и прослужишь до пенсии. Ну, может, до майора дойдешь. Никак не больше. А потом будешь существовать на копейки в этой каморке. Другой хаты тебе никто не даст. В конце концов ты просто сопьешься.

Иволгин вздохнул и сказал:

– Уйди, не зли.

– Ты водки выпей, а то крыша съедет, – посоветовала любимому супругу Надежда и проскользнула в ванную.

На душе у капитана было плохо. Все же он любил жену, какая бы она ни была. Ревность душила Станислава. Ему горько было осознавать, что Надежда все дальше уходила от него. Это движение, судя по всему, уже никак нельзя было остановить.

Он встал, прошел на кухню, включил электрический чайник, послушал, как плещется под душем жена. Потом капитан махнул рукой, достал из холодильника бутылку водки, которая давно стояла там. Он взял рюмку, посмотрел на нее и поставил на прежнее место. Фужер, вот что сейчас надо. Станислав отрезал от буханки кусок черного хлеба, щедро посыпал его солью. Для закуски пойдет, самое то.

Из ванной вышла жена с чалмой из полотенца на голове, встала на входе в кухню, подбоченилась и заявила с полной уверенностью в своей правоте:

– Ну вот! А я что говорю? Так ты и сопьешься, дорогой. – Она брезгливо фыркнула и пошла в комнату.

Иволгин пить не стал, от души насыпал заварку прямо в большую чайную чашку, залил ее крутым кипятком. Потом он присел на стул у окна.

Вернулась Надежда в легком летнем платье и ехидно осведомилась:

– Ты еще не всю водку выпил, дорогой?

– Тебя это не касается.

Надежда потрогала чайник, убедилась в том, что вода только вскипела. Сделала себе чашку растворимого кофе, встала с ней у стола, глянула на мужа.

– Да, – буркнула она, сделав глоток. – Говорила мне мама, мол, не связывайся с военными. Нет, не послушалась я, дурочка. А какой вариант предложил мне папа! Молодой следователь на очень хлебном месте, сынок самого настоящего банкира. Своя квартира в центре Москвы, загородный дом, крутая тачка. Нет, запала на тебя.

Иволгин прикурил сигарету и проговорил:

– Слышал я об этой истории. У твоего отца, заместителя начальника УВД, и тогда были солидные связи. Работал он честно. Так беспристрастно, что умудрился за три года два коттеджа в элитных поселках купить, роскошный лимузин и квартиру под сто пятьдесят квадратов. Это на зарплату, которая была у него меньше моей. Как-то даже странно, что он до сих пор не в Москве.

– Будет! Он знает, как надо жить.

– Я думаю, что теща моя, Елена Алексеевна, лучше его знает, как продвигаться по службе, не забывая при этом об интересах семьи. Такие деловые родители, а ты за какого-то курсанта вышла замуж. Зачем, Надя? До сих пор не пойму, если честно.

– Потому, что полюбила тебя и была полной дурой.

– Сейчас жалеешь об этом?

– А что жалеть? Свою жизнь всегда можно изменить к лучшему.

Иволгин повернулся к жене и спросил:

– Слушай, а на хрен тебе какой-то шеф коммерческой конторы? Папенька, Георгий Александрович, мог бы и без него пристроить тебя в столице. И хату купить. Мужика подобрать, подходящего с финансовой точки зрения. У него же связи. А ты столько лет просидела в гарнизоне. Или этот вот твой шеф и есть вариант Георгия Александровича? Черт, а ведь точно! Без протекции ты в крутую фирму не устроилась бы. Конечно, папенька подсуетился.

– Он без труда мог сделать это и раньше. Если нашел бы замену тебе, то уж точно не женатого.

– Так у него же были какие-то проблемы, насколько я помню. Ну да, ты сама говорила. Ну вот, все срастается. Папенька сначала был недоволен устройством доченьки, вышедшей замуж не за того человека, за которого надо было. Потом, когда кровиночка вроде образумилась, осознала, что погорячилась, у него на службе начались проблемы. Наверное, ему все же придавили хвост. Но полковник полиции Георгий Александрович Семенов имел солидные связи, выпутался из передряги и вплотную занялся судьбой резко поумневшей дочери. С ходу подобрать нужного человека в будущие мужья не удалось, но ничего страшного, пока сойдет и владелец мутной конторы. Все еще впереди. Так?

– Не смей оскорблять моих родителей! – провизжала Надежда.

Такой вот ее истерический тон явился неожиданностью для Станислава.

– А их можно оскорбить? – полюбопытствовал он.

– Иволгин!.. – Надежда сжала губы, и лицо ее резко подурнело. – Я тебя ненавижу!

– Ну вот, наконец-то я услышал правду! Ты не опоздаешь к горячо любимому шефу? Сейчас уже без пятнадцати восемь.

– Черт!

Надежда поставила чашку в раковину, прошла в комнату, забрала спортивную сумку, в которой было припасено все, что могло понадобиться ей на пикнике. Она выскочила из квартиры, забыв сорвать с крюка в прихожей ключи.

Иволгин прошел за ней и бросил вслед:

– Значит, так, дорогая. Если ты сейчас уйдешь, то между нами все будет кончено.

Но Надежда только фыркнула и захлопнула за собой дверь.

Иволгин прошел на кухню, прикурил очередную сигарету.

«Вот и закончилась наша семейная жизнь, – подумал он, взял в руку бутылку водки, и тут раздался звонок в дверь. – Надежда вернулась?» – мелькнула у Иволгина мысль.

Но это был капитан Быков.

Он стоял в коридоре и улыбался, но при виде друга сразу скис и осведомился:

– Что с тобой, Стас?

– А что со мной?

– На тебе лица нет.

– Да? И куда же оно подевалось? Может, я его вчера в казарме забыл?

– Ты шутишь. Это хорошо.

– Ну да, лучше некуда. Заходи.

Быков шагнул в прихожую.

Иволгин протянул ему руку.

– Здорово, что ли, Леня!

– Привет! – ответил Быков, пожал руку друга и сказал: – Надежды, как я понимаю, дома нет.

– Правильно понимаешь. Хочешь узнать, куда свалила?

– Это не мое дело.

– А я объясню, у меня от друзей секретов нет.

– Не надо, Стас. Это твоя личная жизнь.

– А может, мне легче станет, когда выговорюсь?

Быков пожал плечами и заявил:

– Ну, если так, то я готов тебя выслушать. Светлана моей тревожной сумкой занимается, что-то собирает, так что время у меня есть, поэтому я к тебе и заглянул.

– Видишь, жена готовит мужа в командировку. Это хорошо, Леня. Я тебе по-доброму завидую. Пойдем на кухню.

– Пойдем.

Стас присел за стол, кивнул на бутылку водки и спросил:

– Выпьешь?

– Нет, Стас, не хочу.

– Тогда и я не буду, хотя на душе муторно.

– Что случилось, Стас? Нет, конечно, не хочешь – не говори, но я вижу, что тебе действительно надо высказаться.

– Да. Сейчас. – Иволгин взял со стола чашку, залпом выпил терпкий, почти остывший чай, прикурил сигарету.

Потом он рассказал другу все о своих взаимоотношениях с супругой.

– Вот так, Леня. Видимо, конец нашей семейной жизни, – заявил Станислав.

– Ты горячку-то не пори. Спокойно все обдумай.

– Да тут думать уже совершенно не о чем. Разбилась любовь, не склеишь.

Быков вздохнул и заявил:

– Знаешь, Стас, как говорится, чему быть, того не миновать. Но ты уверен, что тебе надо лететь в Сирию? Я могу переговорить с командиром полка, чтобы все это не выглядело отказом из-за банального нежелания подвергать себя риску. Я возглавлю основной экипаж, а на место командира резервного офицер найдется быстро.

Иволгин покачал головой и произнес:

– Даже и не думай об этом. Для меня сейчас командировка как раз и есть самое то, что мне надо. Здесь оставаться тяжело. А там все же начнется боевая работа. Она отвлечет меня от всей этой дребедени.

– Но твое состояние?..

– А что мое состояние? Хреново, конечно, в душе, но это пройдет. Завтра с утра и растает, как в полк приду.

– Но мысли о Надежде все равно будут преследовать тебя, отвлекать от решения боевых задач, а не наоборот.

– Ничего, прорвемся, Леня.

– Конечно, Стас. Вопрос лишь в том, как и куда именно мы с тобой прорвемся.

– Все будет нормально, товарищ.

– Ладно, в случае чего я смогу подменить тебя и на месте.

В прихожей раздался звонок.

Офицеры переглянулись.

– Может, это Надя вернулась? – сказал Быков.

– У нее есть ключи. Хотя нет, она их оставила дома.

Иволгин прошел в прихожую, открыл дверь и увидел сержанта Буренко, механика-водителя основного экипажа.

– Привет, командир! – заявил тот.

– Миша, привет! Ты проходи.

Сержант вошел в прихожую, снял обувь, шагнул на кухню, поздоровался с Быковым.

– Водку будешь? – спросил Иволгин.

– Нет.

– Чего тогда пришел?

– Слышали, как Рома Рябинин залетел вчера? Вернее, этой ночью.

Быков изрядно удивился и спросил:

– Как это залетел? Они же с Ивасюком в общагу пошли.

– Пошли, да не дошли. Точнее сказать, Дима Ивасюк туда прибыл, а вот Рома к своей пассии намылился.

– Погоди-ка. Это к той самой официантке из офицерской столовой? – спросил Иволгин.

– Ну да, к Гальке Ланко. Она его напрочь отшила, вот Рома и решил выяснить отношения. А эта особа не одна живет. Их в хате трое. Еще связистка и медсестра. Жутко вредная баба. Она дверь и открыла, а Галька заявила, что видеть его не желает, ей спать пора. Рома решил прорваться к зазнобе, да медсестра стеной встала. Он отпихнул ее в сторону и в хату вломился. Короче, шум поднялся до небес. Связистка дежурному по части позвонила, а заступил, сами знаете, начпрод. Был бы кто из командиров рот, тихо замял бы это дело, а начпрод сдуру сразу командиру доложил. Нес какую-то чушь про попытку изнасилования едва ли не всех трех этих красавиц сразу. Галаев отдал приказ начальнику караула метнуться туда кабанчиком вместе с солдатами и повязать сексуального маньяка. Так что Рома сейчас расслабляется на гауптвахте.

– Нате вам! – проговорил Быков. – Слишком уж весело начинается наша командировка. Теперь Рому наверняка из экипажа уберут.

– Уже не уберут, – сказал Иволгин. – Не успеют. Комдив вчера должен был дать команду своим штабистам готовить документы, да и наша строевая часть тоже до полуночи трудилась. К тому же Галаев у нас мужик с понятием. Докладывать наверх он не будет, пока сам не разберется. Чего это Рому понесло на хату к бабам? Не мог в столовой с Галькой поговорить?

Быков улыбнулся и заявил:

– Несчастная любовь! Она сметает все на своем пути. Значит, говоришь, на губе старлей расслабляется?

– Его ночью доставили туда. В общаге он не появлялся, в роте тоже. Значит, до сих пор там сидит.

Иволгин поднялся и заявил:

– Надо идти к командиру полка.

– Ага, – сказал Быков. – Тебя-то как раз там и не хватает.

– А что делать?

– Ждать надо. Вызовет тебя Галаев, тогда и пойдешь. А нет, значит, командир полка сам все решит.

Тут опять раздался звонок в дверь.

Сержант посмотрел на Иволгина и спросил:

– Жена, командир?

– Хрен его знает. – Стас прошел в прихожую и вернулся на кухню с Рябининым. – Позвольте мне, господа, представить вам его благородие поручика Рябинина Романа Викторовича собственной персоной.

– Да ладно тебе, Стас. Ого, у вас водочка еще не откупорена. Я сто граммов выпью, чтобы опомниться. А то башка трещит как чугунный котелок, по которому колотят палкой. Хотя я и совершенно трезвый был.

– По заднице тебе палкой, а не сто граммов! – проговорил Быков. Обойдешься.

– Ну так хоть чаю дайте да хлеба кусок. Оголодал я на губе. Меня там почему-то не кормили.

Иволгин включил электрический чайник и сказал:

– Извини, взводный, не знал, что зайдешь, а то пирожками с мясом угостил бы.

– Но хлеб-то есть?

Иволгин подвинул к нему тот самый густо посоленный кусок хлеба, который приготовил для себя, достал сырую сардельку из холодильника.

Старший лейтенант выпил чай, перекусил, тут же повеселел и закурил. Пришлось Буренко открывать форточку.

– Нормально? – спросил подчиненного Иволгин.

– Теперь да. Сам не знаю, что за беда со мной приключилась.

– Такое с тобой впервые, Рома?

Рябинин ответил фразой, уже набившей оскомину:

– Все когда-то случается впервые.

– Давай рассказывай, как загремел на губу! – заявил Буренко и пододвинулся к нему.

Рябинин посмотрел на товарищей и сказал:

– А что рассказывать-то, когда в башке дыра! Я и половины толком не помню.

– Рассказывай что помнишь, – сказал Быков.

– Ладно. – Рябинин жадно затянулся сигаретой. – Короче, как пошли с Ивасюком до общаги, помню. До трансформаторной будки дошагали, а там словно тумблер какой-то сработал в голове. Полный провал, черная дыра до самого появления караула. Я сам удивился, не понял, где нахожусь, почему тут солдаты. А Валька, медсестра, орет дурным голосом. Дескать, берите его, он нам дверь выломал, грязно домогался. А дверь-то вроде цела. Тут начальник караула, Коля Савостин из пятой роты, под руку меня берет и говорит, мол, пойдем, Рома. Ну я и пошел. Привели меня на губу, выделили постельные принадлежности. Я прилег и отрубился. Вот такие дела. Как я оказался на хате у Гальки? Зачем пошел? Отшила она меня, вот я и психанул. Крышу сорвало.

– А как же ты, болезный, на свободу-то вышел? – спросил Иволгин.

– Дежурный по части, этот козел начпрод, командиру полка о моих приключениях доложил. Галаев после развода явился в караулку, врача с собой привел. Тот первым делом меня, конечно, на алкоголь проверил и сам обалдел, когда ни черта не нашел. Наш милый доктор начал бормотать что-то про частые стрессовые ситуации, недосып, сильное эмоциональное перевозбуждение. Галаев давай меня расспрашивать, что да как. Я все рассказал, что помнил. Он мне и говорит, твое счастье, дескать, что менять уже поздно. Это насчет командировки. Пошел на хрен отсюда! Вот я и свалил.

– Значит, командир полка оставил тебя в экипаже?

– Оставил.

Буренко спросил:

– А зазнобу свою видел?

– Видел, заходил в столовую по пути сюда. Галька губы надула, мол, опозорил ты меня на всю часть. Да, пожалуй, так оно и есть.

– Она же баба, – заявил вдруг Буренко. – Разве можно ее опозорить?

Рябинин гневно взглянул на сержанта и выдал:

– Ты, недоумок, за базаром следи! А то не посмотрю, что механик в экипаже, морду в момент отрихтую.

– Да я ничего. Это бабы в городке о ней всякое болтают.

– Больше слушай. Галька – нормальная баба. Да, одинокая, официантка, разведена. Ну и что? Она со мной любовь крутила, так женщине без мужика нельзя. Мне с ней хорошо было.

– Ты еще скажи, что женишься на ней.

– А может, я так и сделаю. Из нее жена что надо выйдет.

– Ага.

– Миша, не нарывайся!

Буренко на всякий случай отодвинулся от старшего лейтенанта.

Рябинин же сказал:

– Надо будет после обеда ее встретить, поговорить. До того времени она успокоится.

– Все, хорош! Что надо, узнали, – заявил Иволгин. Теперь давайте все по своим норам, готовиться к отъезду. Завтра перелет, тяжелый день.

Буренко вздохнул и заявил:

– Чует мое сердце, в Сирии каждый день тяжелым будет.

Быков увидел в окно своего механика-водителя и проговорил:

– Вот!.. Берите пример с нормальных людей. Сержант Ступин с женой Настей и дочкой Наташей прогуливаются, идут к магазину за кефиром и карамельками.

– Хватит болтать! Расходимся! – довольно резко произнес Иволгин.

Офицеры и сержант пошли к выходу.

Рябинин сразу двинулся к офицерской столовой.

Времени до обеда оставалось достаточно. Галина после завтрака ушла домой и сейчас еще находилась там. Роман решил, что лучше встретить ее на улице. Обычно она приходила на работу где-то за час до начала обеда.

Так было и сегодня. Старший лейтенант еще издали увидел знакомую фигуру и мигом сорвал с клумбы у столовой цветы. У него получился очень даже неплохой букет. С ним он и пошел навстречу ей.

Женщина тоже увидела его, но отвела взгляд.

– Привет, Галя!

– Виделись уже. Извини, я спешу.

– Это тебе. – Старший лейтенант протянул ей букет.

– Иди, своему командиру подари.

– Да ты чего, Галя?..

– Зачем спрашиваешь? Я ведь сказала тебе, что между нами все кончено. Какого черта ты приперся на квартиру в первом часу ночи и устроил жуткий дебош? Мало про меня бабы гарнизона судачат?

– Так вышло. Я не хотел, честное слово. Сам не знаю, что на меня накатило.

– Знаешь, Рома, ты нормальный парень. С тобой было хорошо, но мне уже двадцать шесть лет. Я хочу иметь не любовника, а мужа.

– Но у тебя уже был муж. По-моему, семейная жизнь не особо пришлась тебе по вкусу. Не просто же так ты развелась.

– На то были свои причины. Мой бывший муж оказался еще тем подонком. Я была нужна ему лишь как прислуга. Он же мог позволить себе все. И гулянки в ночных клубах с проститутками, и секретаршу, которая каждый день раздвигала ноги на его рабочем столе, и отдых на престижных курортах в обществе своих сотрудниц. А мне остались дом, кухня и телевизор. Ты смог бы так жить?

– Нет.

– Вот и я не смогла. Подала на развод, и муженек буквально выставил меня на улицу без копейки денег. Да еще сделал так, что я не могла устроиться на более-менее приличную работу. Вот только здесь приткнулась, да и то лишь благодаря подруге, у которой муж служит в штабе дивизии. Теперь я по крайней мере свободна. У меня нет гнетущего чувства, ощущения, что я птица, запертая в золотой клетке. Но дальше так, как у нас было, я тоже не хочу.

Рябинин выслушал ее и озадаченно проговорил:

– А мне казалось, что тебя все устраивает.

– Устраивало, Рома. Знаешь, вчера я подумала, не вернуться ли мне домой, в родное село. Там мама, брат с семьей, у него ферма. Дом большой.

– Ты что это, Галя? Зачем тебе в деревню?

– В село. Деревня и село – не одно и то же.

– Знаю, в селе есть церковь. Так это что же такое получается? Ты мне ультиматум ставишь? Мол, женись или я уеду! Так, да?

Женщина вздохнула и ответила:

– Нет. Я просто сказала, что не хочу больше быть любовницей. Мне рожать пора. А от кого? От тебя? Я бы с удовольствием, но одной поднимать ребенка как-то нет желания. Так что давай разойдемся по-хорошему. Ты молодой, перспективный, у тебя будет семья, любящая жена. В общем, все, что тебе надо.

– Значит, вот так, да?

– Я что-то неправильное сказала?

– Нет, все совершенно правильно. Только вот это решение ты приняла слишком уж быстро. Мы позавчера еще договаривались о встрече в квартире старшины моей роты, который уехал в отпуск и оставил мне ключи. Все было нормально, как обычно. Вчера ты меня вдруг отшила, а сегодня говоришь, дескать, не желаю больше быть любовницей.

– Как решила, так и будет. Пойду я. Ты не приходи больше к нам и не встречай меня.

– Что за полоса в моей жизни пошла? Кругом одна чернуха.

– Это тебе кажется. Для тебя ведь ничего особо не изменилось. В поселке много молодых девушек, женщин. Ты без труда найдешь если не жену, то хотя бы развлечение. Давай прекратим этот разговор. Мне действительно пора на работу.

– Ты, конечно, можешь делать все что хочешь, но прошу, не торопись уезжать в свое село, – проговорил старший лейтенант.

– Почему?

– Не торопись, подожди, пока я не вернусь из командировки.

– Из командировки?..

– Да. В Сирию.

У Галины широко открылись глаза.

– Куда? В Сирию?

– Да. Не справляются сирийцы без нас с головорезами из ИГИЛ. Мы им поможем, немножечко повоюем.

– Ты это серьезно?

– Куда уж серьезней. Завтра в полдень меня уже не будет не только в части, но и в стране. Ты бы не уезжала, пока не вернусь. Подумай об этом, пожалуйста.

– Значит, завтра?

– Да.

– Тогда забудь о том, что я тебе говорила. После ужина приду на квартиру старшины, – сказала Галина, взяла у Романа букет и пошла в столовую.

Рябинин смотрел ей вслед и думал:

«Да уж, женской логики нам, мужчинам, не понять хотя бы потому, что ее просто нет. То у них одно, то другое. То белое, то черное. И вообще, что это было? Попробуй разберись. Не хочу быть любовницей, желаю замуж. Давай закончим, разойдемся. Я уеду. Потом она узнает о командировке и тут же меняет тон. Мол, забудь обо всем, приду в квартиру.

Вообще-то, конечно, понять ее можно. Да и мне придется принять решение насчет того, как жить дальше. Хорошо хоть, что не сейчас. В Сирии у меня будет время на то, чтобы все эти проблемы хорошо обдумать».

Старший лейтенант закурил и двинулся к себе в общежитие. Он решил, что на обед не пойдет, нет аппетита. На ужин тоже. Если что, есть тушенка из сухого пайка. Хлеб найдется у соседей.

А в восемь часов ему надо будет идти в квартиру старшины роты. Там сегодня наверняка произойдет что-то такое, чего раньше между ними не было. А там черт его знает. В голове у старшего лейтенанта бурлила какая-то каша.

Иволгин проснулся, когда за окном было уже светло. Жены в квартире не было. Она до сих пор на пикнике, в гостях у горячо любимого шефа?

Он прошел на кухню, достал сотовый телефон, нашел номер Надежды, нажал кнопку вызова. Ответ на это оказался, в принципе, вполне предсказуемым: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Вот так. Кушайте на здоровье.

Капитан перекусил, выпил кофе. Он ждал, что вот-вот раздастся звонок в дверь. Ладно, пусть, как и в прошлый раз, его побеспокоит дежурный по КПП. Станислав ходил из комнаты на кухню, беспрерывно курил, добил пачку сигарет. Жены не было. Он собрал тревожную сумку, поставил ее в коридоре, лег на диван, хотел еще немного подремать, но не смог.

Звонок в прихожей раздался около шести часов утра, когда на улице уже светило солнце.

Он открыл дверь.

Надежда, растрепанная, в шортах и мятой майке, под которой колыхались крупные груди, босиком ввалилась в квартиру и обдала любимого мужа дивным набором винных ароматов.

Она пошатнулась, бросила сумку, посмотрела на Станислава, поднесла палец к губам и прошептала:

– Только давай без скандала и глупых вопросов. Я иду спать.

– Ты не забыла, что я в полдень уезжаю?

Надежда сморщила лоб.

– Уезжаешь? А, ну да, конечно, помню, но все потом, не сейчас.

Она, держась за стены, с трудом добралась до своей комнаты и, не раздеваясь, упала на диван.

Вот, значит, и весь пикник.

Иволгина обуздала ярость. Он поднял руку, но вовремя опомнился. Нельзя бить женщину, даже такую дрянь!

Станислав прошел на кухню, достал новую пачку сигарет, открыл ее, опять закурил. Так он промучился еще три часа.

Потом Иволгин принял душ, оделся, забрал сумку. В девять утра он вышел из квартиры и направился в часть.

На журнальном столике осталась записка:

«Ну и стерва же ты! Надеюсь, когда я вернусь, твоего духа здесь не будет. Прощай».

Капитан с трудом, но все-таки взял себя в руки. Все же он был старшим группы, отправляющейся в Сирию, и отвечал не только за себя.

Постепенно к Станиславу начали подтягиваться остальные члены группы. Первым явился задумчивый Рябинин, следом – бесшабашный Буренко. Второй экипаж пришел всем составом в одиннадцать часов.

В половине двенадцатого группа подошла к штабу. К ней вышел майор Дронов. Военнослужащие поприветствовали друг друга и прошли в кабинет для собраний.

Туда же пришел командир полка.

Он внимательно осмотрел офицеров и сержантов и заявил:

– Слава богу! Все наши герои вроде в порядке. – Подполковник повернулся к начальнику штаба и спросил: – Борис Степанович, что у нас с автобусом?

– Майор Кузнецов в парке. Он с ним занимается. Скоро должен подойти.

– Ну и ладно. Проводишь наших парней.

– Конечно, товарищ подполковник.

– Извините, но мне надо в штаб дивизии. Удачи вам в Сирии, ребята. Мы ждем вас живыми и невредимыми.

– Спасибо, товарищ подполковник, – за всех ответил Иволгин. – Вернемся, конечно. Куда ж мы денемся!

Командир полка пожал всем руки и ушел.

Ровно в полдень к штабу подъехал полковой «ПАЗ». Танкисты загрузились в него. На место старшего сел начальник штаба.

Водитель повел автобус к контрольно-пропускному пункту. Ворота открылись. «ПАЗ» выехал на площадку, от которой шла дорога к шоссе. Поселок Анинск оставался справа от нее.

На этой площадке стояли жены Быкова и Ступина с детьми. Они пришли проводить мужей и отцов, которые на пару минут вышли к ним из автобуса.

Иволгин посмотрел на них, тяжело вздохнул и отвернулся. Ему вспомнилась собственная жена.

До аэродрома они ехали час.

В 13:05 «ПАЗ» остановился у огромного «Ил-76». Рампа была открыта. Через нее на борт въезжали бронемашины, заходили люди в форме и в штатском, среди них несколько женщин.

Начальник штаба полка прошел к командиру экипажа, который со стороны наблюдал за погрузкой.

– Приветствую вас, майор! – сказал он.

– Взаимно.

– Начальник штаба танкового полка майор Дронов.

– Майор Иванов, командир этой вот ласточки. – Пилот указал на самолет.

– Я своих ребят привез.

– Понял уже. – Летчик открыл планшет, что-то посмотрел в нем, кивнул и заявил: – Пусть загружаются, как говорится, в порядке живой очереди.

– Когда вы будете в Хмеймиме?

– А вот такие вопросы задавать не принято, майор. Надо еще долететь. По плану прибытие у нас в восемнадцать тридцать по московскому времени. По местному на час позже. Летим через Иран, поэтому время в пути увеличивается. Через Турцию быстрее бы вышло, но такой маршрут был определен командованием.

– Долго.

– Ничего. Если все удачно сложится, то прибудем на место засветло, как раз к ужину. Но, повторяю, до места еще долететь надо.

– Понятно.

Начальник штаба посмотрел на своих танкистов, вышедших из автобуса, перевел взгляд на самолет. Очереди там уже не было.

Он подошел к подчиненным и сказал:

– Давай, парни, на борт! Удачи вам! Возвращайтесь.

Люди капитана Иволгина поднялись на борт, устроились на скамейке справа, напротив бронеавтомобиля «Тигр», надежно закрепленного в грузопассажирском салоне.

– Сколько лететь будем? – спросил Буренко.

Быков усмехнулся и ответил:

– Как взлетим, Миша, выйдет стюардесса в короткой до неприличия фирменной юбке и белоснежной рубашке, с огромным бюстом. Вот она-то и расскажет нам о полете. Потом ты, настоящий ВИП-пассажир, сможешь попросить ее принести шампанского и обязательно плед, чтобы ноги прикрыть.

– Ага! Дождешься.

– Хрен его знает, сколько лететь, – сказал Ивасюк. – Я по компу смотрел расстояние от Москвы до Хмеймима. По прямой выходит где-то две тысячи двести шестьдесят километров, может, немного больше. Крейсерская скорость нашего самолета – около восьмисот километров в час.

– Меньше трех часов получается.

– Было бы меньше, но прямой маршрут лежит через Украину. Сам понимаешь, что над ней мы точно не полетим. Значит, будет крюк. Так что можем и четыре часа добираться. Впрочем, какая разница? Главное, прибыть на место.

– Вот и я о том же, – сказал Буренко. – Что-то в последнее время опасаюсь я этих самолетов. Раньше садился в «Ту-154» спокойно, сейчас предпочитаю поезд. На нем-то уж точно доедешь до дома.

– Это называется аэрофобией. От нее лечение проходить надо.

Тут подал голос Иволгин:

– Ерунда все это. Самолет может грохнуться на землю, поезд – сойти с рельсов. Если человеку суждено умереть от старости или пули, то он не утонет и не разобьется ни на самолете, ни на машине, ни на поезде. А если кому свыше предписано склеить ласты в результате аварии, то он и на велосипеде может угодить в могилу.

– Спасибо, Стас. Ты меня успокоил, – заявил Буренко и вздохнул. – Кабы еще бы знать, кому что суждено.

– Не за что меня благодарить. Ты не разобьешься на самолете. Да и все мы, скорее всего, тоже. У нас, танкистов, хватает иных возможностей загнуться. Но все, хорош базарить. Не слышно ни черта.

К этому моменту разговаривать действительно стало труднее из-за шума двигателей, которые начали разгонять пилоты. Самолет вздрогнул, покатился по рулевой дорожке.

Буренко и Ступин смотрели в иллюминаторы.

«Ил-76» прошел какое-то расстояние, дважды повернул и остановился. Последовала короткая пауза, после которой взревели двигатели, вызывая легкую вибрацию всего корпуса. Разбег оказался коротким. Через минуту транспортник оторвался от бетонки, задрал нос, начал набор высоты и скорости.

Иволгин посмотрел на часы.

– Четырнадцать ноль пять, – сказал он. – Идем по графику, учитывая время рулежки и разбега.

Пару часов полет продолжался спокойно. Мерно гудели двигатели, за иллюминаторами виднелись сплошные белые облака, светило яркое солнце. Затем что-то изменилось, самолет стал снижаться, отворачивать влево. За бортом заметно потемнело.

– Мы вроде бы должны без промежуточной посадки лететь, а почему-то снижаемся. Может, неисправность какая возникла? Вроде как двигатели по-другому воют, с каким-то надрывом, – проговорил Буренко.

Ступин, задремавший и разбуженный товарищем, сказал:

– Да успокойся ты. Летуны знают, что делать.

– Конечно, знают. А если сломалось что-то?

– Тогда самолет скоро врежется в землю, и нас торжественно похоронят на Аллее Славы в Анинске. Даже взвод назначат для прощального салюта. Оркестр гимн сыграет.

– Да пошел ты!.. Шуточки у тебя дурацкие.

– Что вы там загалдели? – спросил Иволгин.

Буренко пересел к нему и сказал:

– Видите, товарищ капитан, как темно за иллюминатором. Турбины воют как-то странно. Мы почему-то снижаемся.

– Не только снижаемся, но и уходим в сторону. И что?

– Как бы не того!..

– Что не того?

– Не грохнуться.

– Не волнуйся. Ты в любом случае выживешь.

– Это почему?

– Догадайся сам.

– Да ну вас всех! – заявил Буренко, сел на свое место, обреченно вздохнул и уставился на корпус бронемашины «Тигр».

Из кабины пилотов вышел член экипажа, прошагал по грузовому отсеку, посмотрел показания приборов у бортовой двери, что-то переключил. Все его движения были спокойными и уверенными.

Он посмотрел на пассажиров, понял, что некоторые из них изрядно испуганы, улыбнулся и проговорил:

– Не волнуйтесь, товарищи. Мы пытаемся обойти обширный фронт грозовых облаков. Если сделать это не удастся, то нас немного потрясет. Вашей безопасности ничего не грозит. Это штатная ситуация.

Услышали слова пилота и танкисты.

Ступин посмотрел на Буренко и заявил:

– Ну вот! Штатная ситуация.

– Летуны всегда пассажиров успокаивают. Им так положено.

– Да, не знал я, что можно так бояться.

– Я всего лишь опасаюсь.

Тут самолет довольно сильно тряхнуло, и за иллюминаторами сразу же началось светопреставление. Молнии сверкали совсем рядом с самолетом. Он то поднимался, то проваливался в воздушные ямы. В салоне погас свет. Замигала красная лампочка над дверью пилотской кабины.

– Вот вам и штатная ситуация! – воскликнул Буренко. – Попадет молния в корпус, сгорит электроника, и все, прилетели. Господи, спаси и сохрани!

– Жаль, памперсы ты не взял. Они бы тебе, Миша, сейчас ой как пригодились бы, – заявил Ступин.

– Отвали!

Тряска и вспышки за иллюминаторами прекратились так же неожиданно, как начались. Самолет начал набор высоты. Какое-то время темнота за бортом сохранялась. Затем вновь засветило солнце, внизу появилось безграничное облачное поле. Включился внутренний свет.

Ступин настроился достать Буренко, но его осадил Быков:

– Коля, прекращай! Грех смеяться над больным человеком.

– Посмотрю я на тебя в Сирии, когда нам боевые задачи решать придется, – проговорил Буренко.

– Отставить разговоры! – заявил Иволгин. – Всем отдыхать. Никто не знает, что нас ждет ночью. Мягкая постель в уютном модуле или марш по пустыне.

В связи с отклонением от курса «Ил-76» вышел к базе Хмеймим с отставанием от графика. В 19:47 его шасси коснулось бетонки. Самолет пробежал немного больше километра и остановился у центра управления полетами. Медленно открылась рампа.

Член экипажа вышел в грузопассажирский отсек и распорядился:

– Выход через рампу. Сперва люди, потом выгрузка техники. Начали!

Танкисты загружались на борт последними, поэтому вышли на бетонку первыми.

Быков посмотрел на друзей и заявил:

– А здесь не так жарко, как я думал. И тридцати градусов не будет.

– Какие тридцать? – воскликнул оживший Буренко. – Тут и двадцати пяти нет.

– Да закончите вы ненужные споры! – потребовал Иволгин. – В полете надоели.

Сержанты замолчали.

К танкистам подъехали микроавтобус и «Тигр».

Из бронеавтомобиля выбрался человек в тропической форме, подошел к группе.

– Я заместитель главного военного советника в Сирии, полковник Веденко Анатолий Иванович, – представился он и спросил: – Кто из вас капитан Иволгин?

– Я, товарищ полковник, – ответил Станислав.

– Очень приятно. – Полковник поприветствовал всех танкистов, указал на микроавтобус и сказал: – Это для вас. Загружайтесь. Сначала проедем в столовую, где вы поужинаете. Затем отправимся в модуль. Там проведете ночь.

– Из этого следует, что сегодня мы остаемся на базе, – сказал Иволгин и осведомился: – Надолго, товарищ полковник?

– А что, не терпится в бой? – с улыбкой спросил заместитель главного военного советника.

– Не сказать, что не терпится, но и находиться в неведении не хочется.

– Задачу я вам поставлю завтра. Прошу в микроавтобус.

Офицеры и сержанты проехали в столовую. Там они сразу же убедились в том, что кормили на базе гораздо лучше, чем у них в гарнизоне.

Приятно удивил танкистов и модуль, разделенный на отсеки, рассчитанные на три человека. В них было все, что необходимо для нормальной жизни. Туалет, душевая кабина, кухонный, гостевой и спальный блоки. В гостевом стояли диван, два кресла, небольшой столик, на стене висела панель плазменного телевизора.

Иволгин указал на нее и осведомился:

– Работает?

– Здесь, капитан, работает все, – ответил полковник.

– А мобильная связь? – поинтересовался Быков.

– Желаете позвонить близким? – спросил Веденко.

– Так точно!

– И мобильная связь есть, но только тогда, когда в воздухе нет самолетов. Во время полетов средства радиотехнического обеспечения создают сильные помехи.

– Сейчас вроде не летают.

– Да, – подтвердил полковник. – На сегодня пилоты свои задачи выполнили. Но из модуля звонить не советую. Лучше выйти из здания.

– Понял. Так и сделаю.

– Завтрак для вас в восемь ноль-ноль. Где столовая, надеюсь, запомнили. На довольствие вы поставлены, так что смело идите туда. В девять часов постановка задачи в моем кабинете. Я встречу вас после завтрака и проведу в штаб, – проговорил полковник. – Вопросы ко мне?

– Танки экспортного исполнения или обычные? – поинтересовался Иволгин.

– Обычные, – ответил полковник.

– Мы будем подчинены сирийскому командованию?

– Об этом завтра.

– Понятно. У меня больше вопросов нет.

Полковник посмотрел на остальных танкистов.

– Нет никаких вопросов, – заявил Ивасюк.

– Тогда честь имею! – сказал Веденко и ушел.

Танкисты вышли на площадку перед модулем, где в отличие от их полка имелась действующая курилка. Они сели на скамейки, курящие задымили.

Быков ушел за здание, звонить жене. За ним потянулся Ступин.

– А что? Здесь очень даже неплохо. Чистенько, аккуратно, кондиционеры работают. Спутниковое телевидение наверняка показывает западные каналы. Да и температура терпимая, всего-то градусов двадцать, – проговорил Рябинин.

– Восемнадцать, – уточнил Ивасюк. – У входа термометр висит. Я посмотрел.

– У нас под Москвой жарче. А говорили, что тут настоящее пекло.

Иволгин бросил окурок в центр курилки, в бочку, закопанную в землю.

– Это здесь. Южнее теплее. И чем дальше, тем круче, – произнес он.

– Интересно, куда отправят нас? Я бы не прочь и тут перекантоваться, – заявил Ивасюк.

– Завтра узнаем, – сказал Иволгин, встал и распорядился: – Все, парни! По отсекам. Душ, телевизор, отдых, отбой в двадцать два часа. Никакого брожения по базе. Мы на боевом выходе. Об этом надо помнить всегда.