Читать книгу Летописец - Александр Танк - Страница 5

Актеон даже не заметил, как пролетели шесть месяцев в качестве диакона. Епископ был доволен вчерашним выпускником. Рвение молодого человека, его послушание, знание канонов и догматов импонировало епископу. Поэтому, когда настал день рукоположения в сан, он не сомневался ни минуты.

Актеону показалось, что у него выросли крылья. Его мечта – стать достойным священником – шаг за шагом превращалась в реальность.

– Надеюсь, ты не подведёшь меня, – напутствовал его епископ.

Новый епископ встретил Актеона радушно.

Когда Актеон прибыл на место своей постоянной службы, было далеко за полночь. Но епископ не спал – бессонница была его подругой уже последних нескольких лет.

Старик сидел на широкой кровати. Под его спину было подложено множество подушек – он уже давно спал полусидя из-за больного сердца. Рядом на кровати были разложены раскрытые журналы на теософские темы и исписанные размашистым почерком листы бумаги.

Служка – мужчина в годах с заметным горбом на спине – с подобострастием подоткнул ему подушки.

– Довольно! Оставь нас, – махнул на дверь рукой старик.

Взгляд горбуна не понравился Актеону. Но в последний момент лицо служки озарилось такой милой улыбкой, что Актеону стало неловко от испытанной им неприязни.

«А он неплох, – подумал епископ, – разглядывая юношу, – Это значит, что в приходе будет больше женщин, которые придут поглазеть на красавца-священника. А если он ещё умён и талантлив…»

– Садись, сын мой!

Актеон почтительно поклонился, протянул верительное письмо епископу и только потом опустился в кресло.

Старый епископ взял в руки письмо, сорвал печать и начал читать.

Актеон обратил внимание, что руки старика немного тряслись.

«Сколько же ему лет?» – молодой священник терпеливо ждал, когда епископ ознакомится с письмом.

Старик закончил чтение, посмотрел пытливым взглядом на Актеона и стал задавать вопросы, которые касались не только знаний канонов католической церкви. Его в первую очередь интересовали взгляды самого Актеона.

Когда беседа подошла к концу, старый епископ удовлетворённо кивнул головой и устало откинулся на спину.

– Могу ли я помочь вам чем-нибудь? – обеспокоенно спросил Актеон.

– Ты же не можешь вернуть мне молодость? – улыбнулся епископ и озорно подмигнул ему. – А сейчас иди отдыхай, завтра будет новый день, и мы продолжим наше знакомство.

Актеон поднялся и потянулся к безвольно лежащей поверх одеяла руке с перстнем.

– Оставим эти условности, – он едва шевельнул пальцами правой руки, – сегодня я очень устал…

Актеон поклонился и вышел…

* * *

Первый год службы Актеона был тяжёлым – молодому священнику приходилось не только вести службы, исповедовать прихожан, но и пополнять казну для ремонта своей маленькой церкви.

Но Актеон был полон энергии. Он писал статьи на церковные темы, вёл переписку с коллегами, открыл воскресную школу для детей прихожан, занимался благотворительностью и по мере возможности восстанавливал старую церковь.

Вскоре слава об интересных и искренних проповедях молодого красавца-священника разнеслась по окрестным городкам, и люди толпами приходили их послушать. Церковная казна пополнялась благодаря щедрым пожертвованиям. Молодой священник был горд – его приход приносил не малую толику денег в общее дело католической церкви.

Но неожиданно для себя он столкнулся с другими проблемами – более важными, чем проведение служб и работа с прихожанами.

Актеон увидел, как разнятся люди, их исповеди, их слова и поступки в деревне и городе.

Деревенские жители, живущие далеко от цивилизации и изнурённые ежедневным трудом, были ближе к природе и искреннее в своих исповедях. Они жили сегодняшним днём, особо не уповая на завтра, которое может и не наступить. Поэтому им не надо было лгать самим себе и другим, чтобы казаться лучше, ведь они все были на виду друг у друга, как на ладони.

Иначе обстояло дело с горожанами. Общество навязывало им определённую манеру поведения, которой они следовали всю свою жизнь, совершенно не задумываясь, правильно это или нет? На исповедях Актеон видел, что люди истово каются в совершённых грехах. Но, выйдя за пределы церкви, они продолжают лгать, изменять, воровать, лицемерить. Глядя на прихожан, Актеону казалось, что они ходят в церковь для «галочки», а вера в Бога у них лишь на словах.

А ведь Актеон, в котором ещё не иссяк юношеский максимализм, был уверен, что он-то как раз сумеет с достоинством нести слово Божие, чтобы люди становились лучше и добрее. Но в жизни получалось иначе.

Актеон понимал, что за много веков посещение церкви стало неким ритуалом – воскресенье наступило, и надо всей семьёй отправиться в храм, чтобы помолиться и попросить у Господа то, что нужно – деньги, здоровье, счастье. Идут века, а проблемы у людей – одни и те же. Но при других обстоятельствах даже особо ретивые в вере прихожане могли показать своё истинное – лицо.

– Почему так? – задавал сам себе вопрос юноша, – Почему люди так поступают?

В первое время он пытался говорить об этом со старым епископом, но тот постоянно ссылался то на мигрень, то на несварение желудка. И Актеон оставил тщетные попытки найти себе достойного собеседника. Он сам начал не просто наблюдать за прихожанами, а занялся серьёзным анализом.

Для начала он решил разобраться, почему люди несчастливы в браке. Ведь юноша и девушка, решив создать семью, уверяли Актеона в том, что они любят друг друга.

Но уже через несколько месяцев после свадьбы у молодожёнов начинались скандалы. Возможно, суть проблемы кроется в иллюзиях, которые каждый создаёт сам. Но в реальной жизни иллюзии рассыпаются, и молодые люди начинают обвинять друг друга во всех грехах. И это – не их вина, а их беда.

Иллюзии заменили людям любовь, а воспитание, данное каждому в родительской семье, только увеличивало пропасть между супругами. Каждый думает о себе и пытается навязать другому свои правила игры. На смену влюблённости приходит разочарование, а потом раздражение друг другом. Но уже поздно менять что-либо в своей жизни – дети, совместное имущество и стереотипы, навязанные социумом, обязывают продолжать нести бремя семейной рутины.

Зачем, собственно, люди вступают в брак? Они боятся! Одиночества, неизвестности, боятся не быть «как все», боятся осуждения или насмешек со стороны так называемого благополучного общества. Люди зависят от всего этого! И самое интересное, что, будучи сами несчастливы в браке, они призывают своих детей идти тем же путем!

– Все так живут, – очень часто слышал Актеон на исповедях, когда к нему приходили супруги, – И мы так живём, – печально констатировали они.

«Выражение благополучия на лицах прихожан – это всего лишь маска! Я же знаю, как живут здешние семьи, их исповеди показывают мне настоящие лица людей. Бедные мечтают о богатстве, а богатые пекутся о сохранении и приумножении своих денег. И те и другие несчастливы, потому что одни не имеют, а вторые боятся потерять», – Актеон, откинувшись в удобном кресле, застыл в задумчивости.

Точно так же обстоит дело и с работой. Страх её потерять и остаться без средств к существованию заставляет людей держаться за скучную и порой изматывающую работу, ненавидя начальство и своих коллег и зачастую выплёскивая негатив на супруга и детей.

Кругом была одна ложь-ложь в семье, ложь на работе, ложь в вере.

А монахи, которые отреклись от светской жизни – так ли искренни они в своих стремлениях? Получают ли они радость от избранного пути? На словах твердя о любви к Богу, на деле эти люди думают о своем превосходстве над остальными, упиваясь своим предназначением и собственной значимостью!

Актеон уставился невидящим взглядом в точку перед собой. А ведь последняя мысль непосредственно касалась и его самого…

Так прошло пять лет. За это время его взгляды во многом изменились.

Человек всегда подсознательно понимает, когда занимается чем-то совсем не тем, о чем мечталось в юности. Но существующая система быстро ломает его и ставит на место. Расхожая фраза «Все так живут!» – не оправдание. Но всех устраивает такая жизнь двойного – и даже тройного! – лицемерия, все принимают это как данность и неизбежность – извлекать выгоду из всего: из любви, из дружбы, из любых отношений.

И зачастую настоящей отдушиной для людей было посещение церкви по воскресеньям. Особую радость приносили Рождество, Пасха, именины, крестины, свадьбы и, как ни кощунственно это звучит, чьи-то похороны.

Вторая отдушина – телевизор, самое доступное зрелище в наше время, хотя город давал обывателям больше развлечений – рестораны, кинотеатры, театр. Но именно город был и источником больших соблазнов.

Актеона удручал тот факт, что люди не хотят думать. Всё свободное время они тратили на развлечения. Молодёжь или тусовалась в ночных клубах, или бесцельно слонялась по городским улицам в поисках приключений.

Старшее поколение сидело в кафе и ресторанчиках, праздно попивая сухое вино и перемалывая косточки соседям и знакомым.

Актеон понимал, что он ничем не лучше остальных прихожан. Мы все не живём, а просто убиваем время.

В обязанности Актеона как священника входило посещение местной тюрьмы. Здесь жизнь протекала по своим, более суровым правилам. Это был совершенно другой мир.

Актеон никогда не забудет свой первый визит в это мрачное место.

Когда тяжёлые ворота за Актеоном закрылись, он физически почувствовал на себе взгляды охранников и заключённых, подметающих тюремный двор. Путь от тюремных ворот до административного здания, где Актеона ждал начальник тюрьмы, показался ему длиной в километр.

Тюремный социум, с которым столкнулся молодой священник, был жёстким и не укладывался в стройную систему его предыдущих умозаключений. До этого он мог наблюдать жизнь обычных прихожан, которые отличались друг от друга только местом проживания и достатком. Но тюрьма была особым миром.

Актеон, постепенно знакомясь с заключёнными и охранниками, неожиданно для себя осознал, что тюрьма – это модель общества в миниатюре. Здесь тоже была иерархия – сильный и влиятельный преступник окружал себя сторонниками, готовыми выполнять каждое его желание. Те же, в свою очередь, находили себе тех, кто был слабее и не имел весомого авторитета. И так происходило до самой низшей ступени тюремной иерархии.

То есть каждый индивидуум находил более слабого, чтобы поднять в собственных глазах свою значимость.

То же самое было и в обычном обществе горожан. Просто в тюрьме это было видно очень ясно, там было только два цвета – белый и чёрный. И всех, кто пытался сопротивляться и пользоваться полутонами, тюрьма безжалостно перемалывала.

Актеон исповедовал в тюрьме не только заключённых. Охранники тоже охотно делились с ним наболевшим. Молодой священник столкнулся с тем, что всё общество больно – кто-то разуверился в справедливости, кто-то подсиживал более удачливого коллегу, кому-то изменяла жена, кто-то сам изменял жене, кто-то ненавидел начальство, считая его виноватым в том, что жизнь не удалась.

Когда подходила очередь исповедоваться заключённым, Актеон никогда не знал, какой спектакль его ждёт. Некоторые уголовники дурачились, говоря ему то, что он хотел услышать, и тем самым пытаясь обмануть священника. Он внимательно слушал длинные, душещипательные рассказы о семье, оставленной на воле, о несправедливости жизни и мысленно улыбался. Актеон вступал в диалог, умело задавал наводящие вопросы и выводил заключённого на чистую воду. Поняв это, люди реагировали по-разному – кто-то злобствовал, кто-то плакал, кто-то начинал говорить без остановки.

В такие моменты Актеон молчал – он давал человеку показать своё истинное лицо.

Тюрьма была мощнейшим переломным местом, где с людей безжалостно срывались маски, а вернее, они просто меняли маски, подстраиваясь под новую реальность.

Две исповеди особенно запомнились Актеону – исповедь бывшего чиновника и исповедь вора.

Чиновника он знал ещё до его заключения. Когда-то тучный и дородный мужчина занимал высокую должность в одном из госучреждений. Но был пойман с поличным, когда брал взятку, чтобы позволить местному бизнесмену получить подряд на строительство.

Когда Актеон увидел этого человека на исповеди, в первую минуту он его просто не узнал. Подобострастная поза, заискивающий взгляд, а ведь когда-то он вершил судьбы целого городка и казался Актеону умным, сильным и влиятельным. Несколько месяцев, проведённых в тюрьме, изменили мужчину полностью.

– Вы, я вижу, не узнали меня, – произнёс заключённый, испуганно глядя на Актеона и теребя в руках тюремную шапочку.

Чиновник по привычке поднял правую руку, чтобы поправить несуществующий галстук, но быстро её отдёрнул.

– Всё меняется в этом мире, – он заискивающе захихикал, – Как говорится… от сумы и от тюрьмы…

По его лицу потекли слёзы, и он начал свой рассказ.

Привыкнув к высокому положению на свободе, здесь, в тюрьме, этот человек прозябал на низшей ступени тюремной иерархии, куда его определили сами заключённые – многие из них помнили, каким чванливым и вороватым он был по жизни.

Актеон поймал себя на мысли, что ему совершенно не жалко этого человека. Хотя полностью винить мужчину было нельзя – именно сложившаяся система дала возможность слабому, глупому и безвольному человеку сделать головокружительную карьеру.

Но жизнь всё расставила по своим местам…

Вторая встреча, запомнившаяся Актеону, была с вором-рецидивистом. Умный, независимый, он занимал в тюрьме среди заключённых верхнюю ступень иерархии. Актеона поразили аристократические манеры этого человека.

Тёмно-карие глаза-бусинки с лёгким прищуром буравили священника. Мужчина сел напртив, не проронив ни слова, внимательно глядя в глаза Актиона, и молчание тягостно повисло в маленькой комнатке, служившей тюремной исповедальней.

Обычно Актеон пытался по лицу определить, что за человек перед ним.

– И не пытайтесь! – вор медленно, с достоинством смахнул пылинку с серых казённых брюк и поменял ноги, положенные одна на другую.

– Что не пытаться? – не понял Актеон.

– Понять меня, – ответил вор, не вкладывая в свои слова ни единой эмоции. – Я – крепкий орешек, – улыбнулся он. – Вам меня не раскусить, мой юный друг! Лучше начните делать то, зачем вы пришли, – он замолчал и выжидательно посмотрел на Актеона.

Актеон начал говорить о человеческих грехах, сделав акцент на воровстве.

В какой-то момент ему показалось, что это не вор-рецидивист на исповеди, а он сам.

– Вы закончили? – спросил тот, когда Актеон замолчал.

Священник открыл, было, рот, чтобы ответить, но заключённый жестом остановил его:

– А теперь послушайте меня, мой юный друг! – он сделал акцент на слове «юный», тем самым давая понять, что исповедоваться не будет, но ему есть что сказать, – Закон писан для…

«Дураков!» – невольно пронеслось в голове Актеона. Он посмотрел в глаза вора, стараясь скрыть неловкость от мысленно произнесённого слова.

– Для обывателей, – закончил фразу вор, глядя на Актеона и улыбаясь.

По его словам, те, кто находится у власти, якобы сторонники закона, являются настоящими ворами, ведь они загребают в сотни раз больше, чем обычные воры, и одновременно лгут о соблюдении закона из-за страха потерять наворованное. и придумывают все эти нормы и правила, чтобы обезопасить в первую очередь самих себя.

– Да, я воровал всю мою жизнь! – лёгкая хрипотца в голосе вора-рецидивиста завораживала. – Но я крал у одного-двух. А такие… – он на секунду запнулся, ища подходящее слово, – «блюстители» воруют у тысяч граждан. Я ограбил один банк, а этот банк ограбил тысячи своих клиентов. Но банк почему-то не судят, а считают отъем денег правильным и законным.

Актеон попытался вставить слово, но заключённый рукой показал, что он не закончил, и продолжил свои рассуждения.

– Вся наша система давно прогнила. Потому что построена на обмане и грабеже людей – налоги, платежи, взятки, без которых твоё дело не сдвинется с мёртвой точки. Закон есть! – кивнул заключённый. – Но он разный для всех. Так же, как и ограбление бывает законное и незаконное. А кто такой «умный» закон написал? Да тот, кому есть что терять. А мне, в принципе, терять нечего, кроме своей свободы. Но я для общества – плохой, и я сижу в тюрьме, а вор, который грабит народ, считается кем угодно, но не вором и стяжателем, и потому он – на свободе. Но если убрать страх перед якобы законом, – вор-рецидивист поддался немного вперёд и вдруг заговорил шёпотом, – то все эти крикуны, которые орут на каждом шагу о законе, первыми начнут грабить, насиловать и убивать друг друга. Поверьте мне – вору со стажем и просто старому человеку, который пожил в этом мире и повидал многое! – закончил свою речь заключённый и сел, откинувшись о спинку стула.

«Да… А ведь трудно с ним не согласиться…» – поймал себя Актеон на неожиданной мысли, но продолжал молчать.

Заключенный внимательно посмотрел на Священника.

– Вы знаете, пару лет назад ученые провели интересный опыт! В курятнике! Взяли самого захудалого петушка, последнего в иерархической цепочке, и нацепили на него самый большой гребень, что вызвало страх у остальных обитателей курятника. И что? Последний очень скоро стал первым! Лучшее место у кормушки – у него, самые роскошные курочки – для него! Загордился наш гребешок, решил, что так и должно быть. Но опыт на этом не закончился. Взяли, да и сняли с нашего петушка его большое достоинство… и разом исчезла вся его власть над этим миром, простите, курятником. И он моментально опустился опять в самый низ. Выводы? Делаем сами. Каждый слабый старается нацепить такой гребешок. Сегодня у вас есть что-то значимое в вашем социуме и вы наслаждаетесь всеми преимуществами теплого местечка у кормушки, а лиши вас вашего «гребешка» и всё – заклюют вчерашние друзья и соратники. Все, кто сейчас находится наверху, – это слабые и бездарные люди, которые нацепили на себя гребни власти. А всё почему? Да потому, что существующая система дает возможность таким вот ничтожествам подниматься к ее вершинам… – Вот как-то так, – вор иронично посмотрел на священника Вызывайте охрану, больше мне нечего вам сказать!

Рука Актеона потянулась к кнопке вызова, задержалась на мгновение и потом опустилась. Наступившую в комнате тишину прорезал резкий звук. Дверь распахнулась, и в комнату вошли два рослых охранника.

– Заключённый, на выход! – гаркнул один из охранников, ткнув вора в плечо дубинкой.

Вор еще раз, уже серьезно, посмотрел на Актеона, поднялся и направился к выходу. Больше этого человека молодой священник не видел.

Актеон так и не понял, зачем вор приходил к нему на исповедь: то ли просто поговорить с человеком с воли, то ли показать наивность и глупость священника.

* * *

После таких встреч Актеон вечером давал себе отдых, чтобы проанализировать день и снять накопившуюся отрицательную энергию.

В тюрьме, оказавшись вне привычного социума, человек надевает на лицо новую маску, стараясь спрятаться за ней. Тюрьма – замкнутое пространство. Чтобы выжить там, нужно лгать и казаться сильнее, чем ты есть на самом деле, чтобы тюремная система не сломала тебя, не сделала изгоем.

Найдя свою нишу в тюремной иерархии, человеку нужно не только укрепиться на этом уровне, но и удержаться на нём в дальнейшем. Проблема в том, что постоянно быть в маске невозможно и рано или поздно одну придётся сменить на другую, всё зависит от обстоятельств. Вот тут-то и вылезает из человека мерзкая сущность, о наличии которой человек даже не. Так кто тогда человек на самом деле?

Так размышлял наш герой отходя от тягостных впечатлений.

– Вам что-нибудь нужно? – от неожиданности Актеон вздрогнул и посмотрел на служку. Горбун был в преклонных летах. Он родился в этом городке и всю свою жизнь прожил тут. Из-за своего уродства он с детства сторонился своих сверстников и потому пришёл в церковь – здесь никто не обращал внимания на его горб.

Актеону было неприятно, что служка нарушил течение его мыслей, но вида он не показал. Горбун имел кошачью поступь и всегда появлялся внезапно.

– Нет, спасибо – пробормотал Актеон.

«Страшно подумать, что будет, если такой человек дорвётся до власти, нацепив известный гребешок» – подумал он, бросив на горбуна мимолетный взгляд.

Уж очень запал нашему герою в память рассказ об опыте в курятнике, который он услышал в тюрьме.

Служка исчез за дверью так же бесшумно, как вошёл.

Актеон поднялся, вышел из комнаты и пошёл по коридору. Ему хотелось побыть одному.

Он вошел под своды церкви и оглянулся. Перед деревянной скульптурой Христа на коленях стояла какая-то старуха. Она что-то бормотала себе под нос и мелко трясла головой. Платок, повязанный поверх седых буклей, сбился, придавая старухе несколько комичный вид.

Актеону было не до смеха. Он был уверен, что в столь позднее время молельный зал будет пуст. Но священник тут же взял себя в руки – никто не может помешать ему поговорить с Богом.

Горбун, который чистил подсвечники, увидел мимолётное недовольство Актеона, подошёл к старухе и попросил её покинуть церковь.

Бедная старуха не понимала, почему её гонят, ведь она пришла помолиться. Старуха смотрела на горбуна, мелко трясла головой и никак не могла подняться с колен. Служка начал тянуть её за рукав, чтобы старуха поднялась.

Актеона поразила сцена, свидетелем которой он стал. Он грозно прикрикнул на служку, подошёл к старухе, помог ей подняться и посадил на скамейку.

– Простите его за невоспитанность, – начал разговор Актеон.

Старуха пыталась перевести дыхание и молча смотрела на Актеона. Поведение горбуна выбило её из колеи, и сердце женщины бешено колотилось в груди, мешая дышать.

– Что это… – еле слышно произнесла старуха, но дыхание её сбилось, и женщина снова замолчала.

– Что, простите? – переспросил старуху Актеон.

– Что это за церковь, – медленно выговаривая слова, начала старуха, – если отсюда гонят старого человека? – наконец договорила она.

Старуха поднялась и пошла к выходу. Актеон попытался ей помочь, но старая женщина оттолкнула его руку и продолжила свой путь, с трудом пробираясь между рядами скамеек.

Она подошла к святой воде, постояла минуту, сделав несколько глотков. Затем окропила святой водой лоб и вышла из церкви.

Актеон перевёл взгляд на служку. Тот, понимая свою вину, углубился в чистку подсвечников и наклонился, из-за чего его горб казался больше его самого.

На улице Актеону стало легче.

Он шагал по мощёным улочкам старого городка, глядя себе под ноги. Он всегда опускал голову, когда думал. Выходка служки лишний раз подтвердила его наблюдения, сделанные им в тюрьме: слабый всегда найдёт более слабого, чтобы показать последнему власть над ним. И это не зависело от местонахождения человека. Суть любого человека могла неожиданно раскрыться в любое время, если была подходящая ситуация.

Актеон вышел на берег моря.

Тонкий аромат плодов и цветов обволакивал Актеона. Мысли, тяготившие его сердце, постепенно уходили. Красота и величие пейзажа завораживали. Актеону не хотелось думать ни о лжи, ни о мелочной сути человека. Он просто вдыхал красоту каждой клеточкой своего тела.

Актеон заворожённо смотрел на солнце, которое опускалось за горизонт, окрашивая море яркими узорами. Казалось, что на волнах рассыпаны золотые монетки Посейдона.

– София… – прошептал Актеон и замолчал….