Читать книгу Дядина зрелость. Тряхнем стариной? - Александр Томин - Страница 3

Оглавление

Глава 2


Наутро, приняв с утра, в компании с котом, необходимое количество  калорий, я отправился на работу. Путь мой пролегал через центр города в другой район, и я в который раз подумал, что привычка к передвижению на автомобиле начинает оборачиваться к жителю мегаполиса боком. Судите сами. Побуждаемые часто не реальной в том необходимостью, а не удовлетворённым тщеславием и доступностью кредитов, граждане приобретают свои машины без особой  потребности. После чего начинают ездить на них "по делам",  в булочную, запруживая и без того не приспособленные к такому обилию транспорта трассы. Не так давно в центре города выделили специальные автобусные линии, занимать которые было чревато штрафом. Соответственно,  проходимость дорог ещё уменьшилось,  и стали не редки картины,  когда добираться на общественном транспорте куда-либо быстрее и комфортнее,  чем на личном. Матерясь под нос и лихo прыгая из ряда в ряд, я прикидывал обоснование для начальства по поводу внеочередного отпуска.


   Зарабатывал я крайние несколько лет тем,  что помогал людям, точнее, юридическим лицам расстаться с деньгами. "Специалист по работе с дебиторской задолженностью" –  примерно так звучала моя должность,  если официально. Закончив  году в девяносто восьмом Универ и оглядевшись, я понял,  что заработать денег можно двумя способами – либо криминалом,  либо торговлей  чем-нибудь особо необходимым.  Например, едой и напитками. Заводы по большей части пребывали в предсмертном состоянии,  в нефтянку влезть тяжеловато,  а кушать бывшие товарищи,  а ныне господа будут хотеть постоянно. Примерно так я тогда размышлял.  Плюс бизнес законный. Ну,  почти. Начал с обычного менеджера, срубив в первый же месяц столько же,  сколько получали оба родителя. Потом стал начальником коммерческого отдела,  одна фирма,  другая,  завод. Сделал себе хату,  дачу и машину,  одел, обул, накормил себя и семью. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, и казалось, что так будет всегда.  Как часто бывает,  надежды не оправдались,  я не прочитал стремление капитала к монополизации бизнеса.  Не способные  конкурировать с мощными столичными организациями,  местные фирмы-перекупы и заводики – производители либо банкротились,  либо вливались во вновь созданные холдинги.  Работягам без разницы, а вот коммерческие управленцы у москвичей – питерцев свои,   чужих не надо.  Обуянный эйфорией,  я своё время не озаботился обучиться ещё какой-нибудь профессии,  а ниша приложения сил стремительно сокращалась. Поскольку кормить семью всё-таки необходимо, пришлось отбросить амбиции. Сначала в смысле финансовом, а потом и карьерном. Нюанс в том,  что продать товар –  дело нехитрое, сложнее получить за него деньги вовремя, согласно договору.  Ещё не все хитрости местного рынка были доступны варягам, а я, отдав этому бизнесу почти двадцать лет, знал ниточки,  за которые можно подёргать.  Так и стал работать в одном из филиалов федерального пищевого комбината,  кем-то вроде юриста – вышибалы. Начальство попалось адекватное и смотрело сквозь пальцы на мои калымы стороне,  если я желал помочь за долю малую ещё каким-либо фирмам. Так и жил, перебиваясь не с хлеба на квас,  но на кофе с колбасой. Амбиции?  Ну да, остались, грызло, признаюсь, меня неудовлетворённое тщеславие, как ни успокаивал себя тем, что семья всем необходимым обеспечена и можно, по заветам Абдуллы, «спокойно встретить старость».  Ладно, хватит о грустном.

      Припарковав свою старушонку рядом с лакированным директорским Лексусом,  я вошёл в офисное здание и,  не пользуясь лифтом, взбежал на третий этаж, направился в приёмную.  С утра у шефа обычно происходила оперативка с начальниками отделов и подразделений.  Я использовал это время,  чтобы,  стащив  у Лариски – секретарши письменные принадлежности и  бумагу,  накатать два заявления. Когда менеджеры среднего звена, с озабоченными  и хмурым физиономиями, покинули огромный начальственный  кабинет,  я вошел и положил перед директором первый из написанных документов.


– Что это?


– Здравствуйте,  Павел Григорьевич.  Это заявление на отпуск.


– Так ты месяц назад отгулял!


– Ещё надо.  Очень. Могу без содержания или в счёт будущего года.


      Морщины на высоком лбу руководства собрались в  недоумённую абстракцию.


– Работать кто будет,  Трофимов?  Дела твои и  так запущены. За  ООО "Центр" просрок больше месяца, " Наш домик" вообще четыре ляма зависли,  плюс мелочёвка.  Юристы ни хрена не справляются…  Что ты лыбишься?


    Внешне шеф  чрезвычайно напоминал героев старых советских карикатур. Маленький,  толстенький, лысоватый,  с простоватым выражением щекастенькой физиономии. При этом в делах это была настоящая акула и те,  кто доверял внешности,  очень быстро начинали жалеть о своей доверчивости.


– Пал Григорич,  все мои аргументы Вам давно известны. Долги не возникли бы  в таком количестве,  если бы вы,  вопреки моим рекомендациям,  не разрешали бы отпускать им товар.  Но ведь план горит,  да?  Как всегда.


– Послушай,  это совершенно не в  твоей компетенции –  обсуждать мои решения. И вообще…


– Вообще, вот, – я положил перед шефом свое второе заявление –  на увольнение.


– Наглеешь? –  в голосе шефа порезался металл.


– Нет.  Вынужден обстоятельствами. –   Я устремил на него тяжелый взгляд. Какое-то время мы смотрели друг на друга, потом директор вздохнул и сказал:


– Не стоит со всеми работать, как должниками.  Хорошего отношения не ценишь.


– Ценю, Григорьич, –  я ответно вздохнул, –  друг детства у меня умер, Батурин Иван, слышал о таком?


– Слышал,  конечно,  но не знал,  что вы друзья, – он помолчал, –  но отпуск то тебе зачем, да ещё на две недели?


– Водки попить.  Тяжко мне, –  я опустил глаза.  Не говоря больше ни слова, шеф  наложил разрешающую резолюцию на моём отпускном заявлении.


– Две недели, не больше.  Понял, Трофимов?


    Я кивнул и,  попрощавшись,  вышел из кабинета. Директор, конечно, мужик неплохой,  но вряд ли оставит совсем без последствий мою наглость.  Да и хрен с ним!


   К помпезному обиталищу областного УВД я подъехал без пятнадцати одиннадцать. Здание было одним из символов Татищева, известным городским ориентиром и получило популярное и широко распространённое название «Башня смерти», будучи объектом и источником многочисленных городских легенд. Несмотря на то, что здание было построено к концу правления товарища Сталина, любящие фантазировать граждане связывают его с периодом Большого террора и даже более ранней историей. Кайфующие от запугивания собеседников болтуны утверждают, что в стенах здания замурованы тела его строителей, что в нём располагались подземные камеры для заключённых и подземные ходы до здания тюрьмы и Егошихинского кладбища, что в нём сотрудники НКВД пытали и казнили невинных людей, сбрасывали их с башни во двор, что один заключённый сам сбросился вниз с башни, что в здании регулярно раздаются глухие звуки выстрелов – расстреливают заключённых, и др.

Не без труда отыскав место на парковке среди могучих красавиц иномарок,  я вспомнил слова одного моего приятеля: " Когда в девяносто девятом году я, будучи капитаном РУОПа,  купил себе "десятку" ,  то на меня глядели многие,  как на коррупционера. А сейчас перед "Башней смерти" толпятся мерины и Тойоты последних марок,  и никого это не смущает." Опрятный милиционер, тьфу-ты, полицейский,  выдал мне пропуск.  Я поднялся к знакомому кабинету,  вошёл без стука.  Серёга Иванов пребывал в одиночестве, с сосредоточенным видом колотя по клавишам ноутбука.


– Я думал,  ты тут жуликов ловишь,  а  ты,  оказывается, в игрушки режешься.  Кнопкотыком  заделался? –  подколол я его.


– Да какие,  к лешему,  игрушки!  Задолбали отчётами и  проверками. Крысы штабные! – он раздражённо захлопнул крышку,  повернулся на стуле, –  да ты располагайся. Кофе? Коньяк? Виски?


   Кабинет Серёгин больше напоминал современный офис. Пластиковые панели на стенах, мини-холодильник, кондиционер, классическая мебель, как в любом торговом центре,  мягкий диван. Ни одной бумажки на столе, всё чинно и  прибрано. Не сравнить с обителями ментов девяностых: десять рыл  в кабинете,  завал бумаг и неистребимый табачный дух.


– Давай кофе,  я за рулём.


    После того,  как мы расположились с чашками в руках,  я приступил к делу.


– Короче,  так,  Серый. Хочу копнуть Ванькино дело. Много неясного.


– Что значит копнуть? –  Иванов поперхнулся кофе, –  расследовать что ли?


– Ну да, – не смутился я, – ты же сам признал,  что там  и на взгляд профессионала не всё чисто.


– Да мало ли  где нечисто. Ты кто? Какие у тебя полномочия людей расспрашивать? Да каких людей!  Ты, вообще понимаешь, в  каких кругах вращался Иван свет Борисович?  Начальство областного УВД   не хочет никуда лезть, а ты "копнуть хочу ". Филипп Марлоу недоделанный!


– Ты что так раскипятился то? Кофе пей,   остынет.


– Да пошёл ты!  Ты понимаешь,  что если своими дилетантскими   потугами  даже зацепишь  что-нибудь,  то слопают тебя,  как комара. Ты же один!


– Брось, –  поморщился я, – "слопают".  Не те времена,  сейчас человека  дешевле посадить или скомпрометировать, чем убирать,  и ты об этом прекрасно знаешь,  потому к тебе и пришёл.  Раз официального дозволения на следствие у вас нет,  отлично.  Сидите ровно на жопе и смотрите. А я буду дёргать за ниточки.  Если пойдут круги по воде, отследите.  Что я тебя,  учить должен?

Дядина зрелость. Тряхнем стариной?

Подняться наверх