Читать книгу Хронограф - Александр Трам - Страница 2

Меня периодически мучили кошмары: сон бросал меня в какую-то пропасть, где я летел не вниз, а куда-то вверх, навстречу щупальцам молний, норовившим не просто обвить меня, а разорвать на мелкие кусочки своими разрядами. Когда это им удавалось – я просыпался в холодном поту, весь липкий от пережитого страха. Мысль о том, что этот кошмар может опять ко мне явиться, вселяла в меня ужас, и я уже не смыкал глаз до утра.

Когда мне это порядком надоело – я пошел к психоаналитику. Не по собственной инициативе. Так, один человек посоветовал. Было ужасно любопытно. Но в результате я получил полтора часа впустую убитого времени. Про деньги – вообще молчу.

Сначала я отнесся к нему всерьез: рассказывал, что меня беспокоит и тревожит, где бываю. Когда он стал расспрашивать о болезнях родителей и болезнях их родителей, о детских страхах – еще ничего. Но когда он спросил, на голубом глазу, что я думаю об астрологии – мне стало ясно, что передо мной проходимец, который должен убедить меня в том, что я и так знаю. После этого я решил подшутить над ним и стал нести всякую ахинею из чужой жизни, выдумывая на ходу несуществующие подробности. Но не повезло – он на удивление быстро меня раскусил. Подсел ко мне и, глядя прямо в глаза, сказал следующее:

– Знаете что, Миша, заведите себе кота. Коты – очень хорошие психоаналитики.

– А сны? – резонно поинтересовался я.

– От своих кошмаров вы избавитесь, как только найдете взаимопонимание сами с собой, – ответил он.

После чего сообщил, что сеанс закончен. Но остаток денег не вернул.

Пять тысяч рублей и полтора часа времени за совет купить себе кота?! Я закипел от наглости этого золотаря человеческого мозга, но сдержал себя.

Но что самое поразительное – он оказался прав!

2 октября 2013. Среда

У меня даже дыхание перехватило от пережитого ужаса. Какая только дрянь не приснится! Опять!

Слегка приподняв голову, я обвел глазами гостиничный номер, в котором жил уже неделю – ничего не изменилось: огромное окно во всю стену, надоевший скучный интерьер.

Страх пережитого во сне кошмара постепенно уходил, оставив на теле липкую испарину. Наверное, пора вставать. На телефоне, лежавшем на прикроватной тумбочке, было 5:50. Через десять минут сработает будильник. Я опять откинулся на подушку и на мгновение закрыл глаза, потом резко приподнялся и сел на кровати.

Мутило. И голова раскалывалась. Сколько раз я давал себе слово не набираться перед полетом – и вот, опять вчера вечером надрался, теперь весь день буду как чумной.

Рассвет за окном едва коснулся неба, пробиваясь сквозь дымку городского смога. Я встал с постели и подошел к окну, чтобы рассмотреть отходящий ото сна большой город с высоты тридцать пятого этажа: автобусы, редкие машины, несколько уже спешащих куда-то прохожих. Часа через два эти улицы превратятся в кипящую массу из тысяч людей, снующих мотороллеров, автомобилей, продирающихся автобусов, и все это будет вариться под душным, влажным, жарким соусом городского шума. Ханчжоу. Семь тысяч километров от Москвы. Десять часов лету.

Через пять часов самолет. Вечером буду дома. Блин, как же раскалывается башка. Я включил торшер, стоявший на столе.

Одежда кое-как висела на стуле, но это не важно. Сейчас – в душ. Потом надену все свежее – и в аэропорт. Главное – не забыть это барахло запихнуть в сумку.

Я стал перебирать сваленные на стуле вещи.

– Так, а это что такое? – В руке у меня была женская блузка. Я на всякий случай посмотрел на огромную кровать, с которой только что встал. Подошел к постели. На противоположном от меня краю постели темнелись разбросанные по подушке волосы. Точно – Ли-Линг. Неужели я ее в номер затащил?!

Я прикоснулся к ее голове.

– Li-Ling, xing-xing./Ли-линг, проснись. (кит.) /

Она сразу открыла глаза.

– Ni-hao, Misa./Привет, Миша. (кит.) /

– Ni-hao, ni-hao. Wo yao likai qu Pudong,/Привет, привет. Я должен ехать в аэропорт Пудонг. (кит.) / – приходилось напрягать мозг, чтобы вспоминать китайские слова. От этого голова еще больше раскалывалась

– Shang-hai? /Шанхай? (кит.) /

– Shi. Wo feidao Mosika. Ni you shi fenzhong./Да. Я улетаю в Москву. У тебя есть десять минут. (кит.) /

Надеюсь, мой китайский не подвел меня. Не думаю, что по-английски она меня смогла бы понять быстрее. Убедившись, что Ли-Линг действительно проснулась, я направился в ванную, чтобы привести себя в порядок. «Надо будет ее хоть каким-то русским словам научить. Типа „привет“ или „пока“», – размышлял я.

Ли-Линг работала в караоке-баре, в который меня систематически таскали мои китайские друзья и где мы так же систематически надирались после окончания переговоров, во время моих визитов в Китай.

Ли-Линг была хорошей девочкой, смешно щебетавшей на китайском английском. Из-за частых поездок в Китай я привык к этому необычному языку, уничтожившему в реальном английском все грамматические правила. Китайский английский – это образы, которые ты передаешь с помощью английских слов, приправляя их интонацией, мимикой и жестами. Очень смешной и веселый язык получился. И главное – тебя понимают. А когда ты понимаешь, что тебе говорят с первого раза, получаешь еще дополнительный бонус в виде восторженной улыбки, при этом не важно, кто твой собеседник – мужчина или женщина.

Конечно, на деловых переговорах я старался избегать этих панибратских языковых экспериментов и вел себя в соответствии с этикетом. Но правильный английский приводил в замешательство моих партнеров, и немедленно требовался переводчик. Хотя после окончания официальной части можно было расслабиться, и тогда все с удовольствием переходили на китайский английский.

Душ окончательно смыл остатки ночного кошмара. Зеркало меня узнало. Я тоже ему ухмыльнулся. Следы вчерашних алкогольных процедур оформились мешками под глазами. Бриться не буду, сохраним эдакую брутальность и изможденность. Плюс десятичасовой перелет. Нельзя из командировки возвращаться довольным и ухоженным – это подозрительно для близких. Прихватив из ванной гостиничные зубную щетку, пасту и бутылку воды (еще раз почищу зубы в аэропорту), я вернулся в комнату.

Ли-Линг уже оделась, крутилась перед зеркалом и пыталась собрать растрепанные волосы в некое подобие прически.

Я достал из шкафа приготовленные загодя вещи, вчерашнюю одежду бесцеремонно запихал в сумку, туда же забросил взятое в ванной. Пока завязывал шнурки, Ли-Линг подкралась сзади и, обняв, прошептала на ухо:

– Dang ni huilai liao?/Когда ты вернешься? (кит.) /

– I do not know. Maybe in a month,/Я не знаю. Может быть через месяц. (анг.) / – перешел я на более привычный английский.

– Wo hui tiang ni, Misa./Я буду скучать, Миша. (кит.) /

– Me too./Я тоже (анг.) /

– Giva me money for taxi, /Дай мне деньги на такси. (анг.) /– перешла она на английский, чтобы мне уж совсем было понятно.

Я достал из кошелька триста юаней.

– Enough?/Достаточно? (анг.) /

– Giva seven,/Дай семьсот. (анг.) / – показала она на пальцах для убедительности.

Я улыбнулся ее наглости.

– You want to go to Shanghai?/Ты хочешь поехать в Шанхай? (анг.) /

– Giva-a… /Ну, да-ай… (анг.) /– капризно, как ребенок, протянула она и надула губы.

– На, – не стал я торговаться.

– I lova you. /Я люблю тебя. (анг.) /– Довольная победой, она чмокнула меня в щеку. – Wo quo ma? /Я пойду? (кит.) /

– Да-да, иди, – кивнул я.

– I lova you, Misa, – улыбнулась она на прощанье и вышла из номера.

Укладывая компьютер и бумаги, лежавшие на столе, я пытался вспомнить, как Ли-Линг попала в мой номер, но четкую картину восстановить не получалось. От напряжения только голова начинала болеть.

Все-таки я не выспался. Я вскипятил чайник и заварил крепкий чай. Неторопливо прихлебывая горячий напиток, еще раз осмотрел гостиничный номер. Порылся в сумке в поиске таблеток – нашел аспирин, выпил и его в надежде, что таблетка хоть немного облегчит похмелье. Посмотрел на свою сумку – решил переложить вещи, чтоб хотя бы у нее был приличный вид. Вывалил содержимое на кровать и неторопливо, по возможности аккуратно стал укладывать содержимое назад.

Вместе с одеждой из сумки выпал слегка примятый томик. Роберт Хайнлайн, «Дверь в лето». Сколько он пролежал в сумке? Месяц? Три месяца? Помнится, я взял его, когда летал в Алма-Ату, но так и не открыл. Я разгладил руками примятые страницы и положил книжку на дно сумки. Закончив с багажом, присел на дорожку. Встал и вышел из номера.

За стойкой мне приветливо улыбнулась девушка – ночной портье, вручила мне гостиничные чеки и пожелала вернуться к ним «soon».

Через десять минут я уже выходил из такси на привокзальной площади. Через полтора часа буду в Шанхае, потом еще около полутора часов в метро до аэропорта (поверьте, это самый быстрый и оптимальный маршрут и транспорт для Шанхая). Пока ехал в скоростной электричке, набросал некое подобие отчета о командировке в блокноте.

Сказать честно, необходимости в этой поездке не было никакой. Все контрактные условия я обсудил с китайцами, не покидая московского офиса. Но не смог отказать себе в поездке, которую оплачивал мой заказчик.

Пять лет назад мне удалось заключить несколько удачных сделок в Китае, познакомиться с очень порядочными и симпатичными ребятами. В результате я смог открыть небольшое, но очень эффективное производство в России. Потом появились несколько знакомых, которым я помог купить какое-то оборудование и технику в Китае, подключив к сделке своих новых друзей. И через пару лет у меня уже была репутация коммерческого эксперта по Китаю. Заказчиков было немного, три-четыре в год, но это давало возможность заработать дополнительные деньги плюс недельную, а то и больше, оплаченную командировку в Китай.

Я обожаю Китай. Мне все здесь нравится: ритм, настроение, сервис. С климатом не всегда легко, но в остальном – просто превосходно. Выйду на пенсию – перееду сюда.

После того как я пересел с электрички в метро, вспомнил, что забыл купить подарок для Юлика. Юлик – мой одноклассник. У него сегодня банкет по поводу защиты кандидатской диссертации, и я обещал быть. В пять я прилетаю в Шереметьево. Часа полтора на дорогу. Заскочу домой, брошу вещи и к восьми буду в ресторанчике, где и будет торжество. Что бы ему взять? Китайской водки? Нет. Это скучновато. Лучше хуандзё – легкий китайский портвешок. Пару бутылок. И галстук. Приличный. По-моему, будет в самый раз.

Юлик появился у нас в девятом классе. Сутулый очкарик с кадыкастой шеей интереса у наших девиц не вызвал. Но у мужской части нашей колонии заслужил уважение тем, что всегда давал списывать физику и математику и не выпендривался своим умением легко щелкать задачи по этим предметам. Лично меня он спас раз сто. Сблизились мы с ним через полгода при следующих обстоятельствах: на перемене мы заскочили в туалет, каждый со своей нуждой. Там курил старшеклассник. После того как мы устроились к писсуарам, тот незлобно так произнес:

– Что, пацаны, обоссались?

На что я ему так же незлобиво ответил:

– Да пошел ты…

За что получил пинок и… Как бы это сказать… Короче, я описал штаны.

– Ты что творишь, урод? – уже менее сдержанно заметил я.

– Ты кого назвал уродом, козел? – поинтересовался он.

– Тебя, мудак! – парировал я и толкнул его в грудь.

В ответ я получил оплеуху. Надо сказать, что на ринг нас бы не выпустили – я не дотягивал до него головы по росту и килограммов десять по весу. Но сдаваться в такой обидной ситуации я не собирался и пнул его в колено, за что получил еще одну затрещину и согнулся. В это время Юлик, завершив то, зачем он, собственно, и приходил в туалет, толкнул его всем телом от меня. Старшеклассник не удержался и свалился на пол. Я на радостях двинул его ногой в грудь и, схватив Юлика за рукав, потащил из туалета. Забежав в класс, мы сели каждый за свою парту, трясущиеся от страха и прилившего адреналина. Потом, конечно, мы были пойманы. Я получил пару раз по голове. Юлику тоже досталось. Но без увечий. Короче говоря, эта дурацкая история нас сплотила.

Потом он пригласил меня на день рождения, познакомил с родителями. Симпатичные такие папа с мамой, оба реаниматологи. Я его приглашал к себе. В общем, стали друзьями-приятелями. После школы он поступил в МФТИ, закончил, работал в институте астрофизики, женился, сделал ребенка. Но это не мешало нам периодически видеться и поддерживать теплые отношения.

Я тоже где-то как-то учился, где-то как-то работал, но в конце концов, разочаровавшись в своих работодателях, решил открыть свое дело, и оказалось очень удачно. Семейными успехами похвастаться не мог. Но я и не беспокоился по этому поводу – всему свое время. Конечно, у меня был постоянный роман – Катя. Мы встречались с ней с разными перерывами лет пять, а последние три года жили вместе. Не так чтобы все время, но бо́льшую часть. Я как-то пообещал ей, что женюсь. Не так чтобы всерьез, я и сам не знаю, как это обещание из меня вырвалось. Короче, она ждала свадьбы, очень терпеливо. Мои родители меня изводили: «Ну, когда?» Я отмахивался: «Не до свадеб. Вот сейчас куплю другую машину, переедем в большую квартиру, мне надо заработать еще чуть-чуть, две кучи денег, я закончу вот эти три-четыре проекта…» Короче, женитьба меня пугала и напрягала. С другой стороны, а зачем? Ведь все и так хорошо. Мне кажется, сама свадьба меня обезручит, обезножит и превратит из веселого и беззаботного человека в скучного, пафосного индюка. А ведь жизнь вокруг так и бьет ключом. А девушки какие! И везде разные: в Китае, в Грузии, на Украине. А какие красотки ездят без мужей отдыхать в Испанию, Грецию и Австрию. Ух! Аж дух захватывает! А тут – кастрюли, телевизор, «дорогой – дорогая» или как там еще – «милый – рыбка», «котенок – лапуля»? Нет. Не сейчас. Годика через три – в самый раз. Мне будет тридцать шесть. Кате – тридцать четыре. Нормально. Если, конечно, еще кто-нибудь не появится.

В аэропорту ждала не очень хорошая новость: рейс задержали на три часа, по́зднее прибытие самолета. Неприятно, конечно, но не катастрофа. Значит, из аэропорта поеду сразу к Юлику на банкет. Я зарегистрировался, прошел паспортный контроль. Сразу купил презенты для школьного друга: очень приличный галстук и две бутылки хуандзё, плюс одну себе «на дорожку». В бутиках аэропорта купил пару веселеньких женских шарфиков, один – Кате, другой – маме, блок дорогих китайских сигарет – на презенты знакомым, себе – дорогую рубашку (не удержался). Через час шатания по аэропорту устал и зашел в бар. До вылета еще более двух часов – надо себя чем-то занять. Устроился за столиком рядом с табло вылетов.

Сто граммов виски, кофе и пару сэндвичей в пластиковой упаковке с таким же пластиковым привкусом помогли скоротать еще час. Виски взбодрил: стало как-то теплее, жизнерадостнее, да и окружающие стали выглядеть не так уныло. Я достал из сумки ноутбук, включил. Из незакрытых программ сразу же всплыли окна почты и «Скайпа». В почте было единственное письмо: от заказчика, с предложением встретить в аэропорту. Сразу отписался: «Не утруждайте себя. Завтра после обеда буду с докладом и подписанным контрактом».

В «Скайпе» просмотрел, с кем вчера вечером общался. Оказалось, с Катей. Три минуты в 18:00. Это по Москве. Значит, в Китае было десять вечера. Я к тому времени был уже никакой. Хорошо, что у себя в номере. Ничего не помню. Что я мог ей такого наговорить за три минуты? Ладно, сегодня вечером узнаю. Надо по дороге цветы купить.

Открыл еще несколько страниц в интернете, но просмотреть их не смог – компьютер выключился, села батарея. Я спрятал комп в сумку и огляделся по сторонам. Обычная картина, как в любом аэропорту: лениво дожидающиеся своего вылета пассажиры, сидящие в креслах, или праздно шатающиеся, в которых еще остались жажда к передвижению или лишние деньги. Я тоже решил пройтись, чтобы не заснуть прямо за столом.

Пудонг – огромный аэропорт. Он настолько грандиозен, что при первом знакомстве с ним захватывает дух. В качестве примера: находясь на третьем этаже зала вылета, ты испытываешь ощущение, будто стоишь на крыше московской девятиэтажки. А стеклянные перекрытия уходят вверх еще этажей на десять. Но при этом не давят и не угнетают. Я медленно прохаживался из одного конца здания в другой, особо ни о чем не размышляя. Рассматривал безделушки в витринах. С важным видом прочитал несколько меню в ресторанчиках. В конце концов устал и вернулся опять в то же кафе, из которого вышел. За моим столом сидели две соотечественницы, попивая красное вино вприкуску с чипсами. Видимо, взяли то, на что хватило словарного запаса. Девицы – ничего, симпатичные. Одна – совсем милашка.

Я присел за соседний столик, подозвал официанта, заказал кофе и еще виски. Демонстративно заказал на китайском, чем, разумеется, сразу обратил на себя внимание этих девушек, что и требовалось доказать.

– Как это у вас ловко получается! – заметила одна из девиц, та, которая не милашка.

– А, ерунда, – небрежно бросил я. – Вы в Москву?

Оказалось, в Москву. Которая миленькая, все больше молчала, чем подогревала к себе интерес. А я блистал, как обычно: ни к чему не обязывающее знакомство в аэропорту – что-то выдумывал, где-то врал, чтобы произвести впечатление. Угостил дам хуандзё, чем привел их в полный восторг. Кокетничал, острил, нес всякую ахинею, разбавлял ее фактами из китайской жизни. В результате добился своего – моя будущая «потенциальная жертва» смотрела на меня восторженно, и дело уже шло к обмену телефонами. Так мы скоротали время до посадки в самолет.

В салон мы заходили веселой компанией. Договорились, что в полете еще поболтаем, и разбрелись каждый на свои места.

Я заснул до взлета. Как только опустился в кресло, пристроил подушку к окну и завернул ноги в плед – моментально провалился в глубокий сон. Несколько раз просыпался, поправлял подушку. Во время этих пробуждений прикладывался к начатой бутылке сливового вина (под неодобрительные взгляды соседки по креслу, молчаливой расфуфыренной дамы лет шестидесяти) и снова уходил в свою нирвану.

Растолкали меня, причем не очень вежливо, когда самолет шел на снижение. Я, ворча, встал со своего места, достал из сумки пасту, щетку и воду, захваченные в гостинице, и как мог, привел себя в порядок в туалете. Выклянчив у стюардессы кофе, опять вернулся на свое место.

Москва встречала хмурой унылой погодой, разбавленной моросящим дождем. После +25 в Ханчжоу +3 в Москве не очень радовало. Но я был дома, а это уже хорошо. В аэропорту застрял. В зале паспортного контроля скопилась туча народу, и пришлось простоять в очереди битый час. Правда, за это время удалось поболтать с девицами, которых я угощал в аэропорту, и все-таки обменяться телефонами. Милашке по имени Клава я дал понять, что позвоню обязательно и просто так от нее не отстану. Судя по всему, она была не против.

Как я и предполагал, домой я уже не успевал – на часах было около девяти вечера. Поэтому я поехал сразу на банкет к Юлику. После девяти по Москве, при условии что направляешься в центр, ездишь с удовольствием. Пробок нет. Можно рассмотреть вечерний сияющий город, вальяжно раскинувшись в кресле машины: Ленинградка, Тверская, потом бульвар. Осень только начиналась: прохлада бодрила, хотя и заставляла прохожих кутаться в забытые с весны куртки, плащи. Некоторые, видимо уже совсем заждавшиеся зимы, закутывали шеи шарфами и напяливали шапки. Но двигались люди совсем по-другому, не так, как днем: суетливо торопясь, лавируя между встречными и попутными пешеходами. Просто шли, разглядывали витрины, заполняли кафе, собирались какими-то стайками, весело размахивая руками. Днем Москва тоже хороша, но вечером – интереснее. Кстати, и москвичи доброжелательнее по вечерам.

Через сорок минут я уже был в ресторанчике на Чистых прудах. Часы в холле показывали 21:35.

Гостей у Юлика было немного: человек десять. Мой одноклассник заметил меня, когда я уже подошел к столу. Я со словами «Ну поздравляю, старик!» сразу выставил на обозрение всей компании две бутылки китайского вина, достал из пакета и повязал Юлику на шею галстук поверх уже имевшегося на нем. Мой был лучше.

– Ты с самолета?

– Ну да. Даже домой не заехал. Самолет задержали.

– Молодец. Что будешь? – Юлик подтащил меня к пустовавшему возле него стулу, усадил и начал накладывать всякую снедь, стоявшую на столе. Вернее, то, что осталось.

– Миша, не обижайся. Мы уже два часа здесь колбасимся. Все, что осталось, – извинялся он. – Но если ты голодный, можем заказать что-нибудь.

– Не надо ничего. Я салатами обойдусь. Катя наверняка что-то приготовила.

– Ну да. Это Мишка, я вам говорил, – быстро представил он меня. – А ты знакомься: Вадик, еще Вадик, Олег, Петя – это все из лаборатории. – Представленные гости добродушно кивали, протягивали руки, которые я пожимал. – Серёга, Лена, Ира, ее муж Валера и Оля. Это ребята из Института мозга.

– А что, у нас и такой есть? – ухмыльнулся я.

– Есть. Если тебе чего не хватает – ребята помогут, – в тон мне ответил Юлик. – Давай, лопай.

Гости Юлика были симпатичные, уже хорошо разогретые застольем, они были доброжелательны, веселы, остроумны. Обменивались какими-то профессиональными шуточками, разглядывали и дегустировали привезенное мной вино. Хвалили, спрашивали у меня, но я не мог отвечать, потому что набросился на еду. Поглощал все подряд: оливье, винегрет с заливной рыбой и мясным ассорти. Юлик сбил поток вопросов о вине, Китае, погоде и так далее одной фразой:

– Дайте человеку поесть.

Смущенные замечанием гости оставили меня в покое и переключились на более доступные, чем я, развлечения: кто-то пошел танцевать, кто-то курил в холле, на одном конце стола остались мы с Юликом, а на другом – молодая пара, неслышно ворковавшая о чем-то своем.

– А супруга где? – поинтересовался я, пресытившись закусками.

– Жена? В субботу дома еще будем отмечать. С родственниками. Можешь к нам еще в субботу зайти.

– Могу и в субботу. Ты лучше расскажи, что вы празднуете.

– Как что? Мою кандидатскую.

– Это понятно. А медики, Институт мозга тут при чем?

– О, старик, – многозначительно провозгласил Юлик, – они здесь, потому что мы создали такое!..

– Какое «такое»? Выключатель для мозгов?

– Круче! Настолько крутое, что это даже не имеет ни описания, ни вразумительного объяснения.

– И что, это необъяснимое и неописанное работает?

– Еще как, мы все в шоке.

– А хотя бы название у этой штуковины есть?

– Есть! Эта штуковина называется «хронограф». Короче. Год назад отец предложил разработать прибор. Говорит: «Ты физик»? Я говорю: «Вроде да». Он говорит: «Можешь сделать компактный реаниматор для выведения людей из комы»? Я говорю: «Папа, дорогой, я астрофизик». Отец: «Никакой ты не физик, а болтун. Потому как астрофизика – понятие абстрактное и неконкретное. А вот жизнь человеческая – совершенно конкретная, и если вы в лаборатории, в качестве халтуры, – все равно, по его мнению, мы там дурака валяем, – сможете создать прибор с заданными характеристиками, то от медицинского сообщества вам будет благодарность от родителей, низкий поклон и, в качестве бонуса, гордость за сына».

– Ну и что? Сделали?

– Представляешь – да! И сделали такое!..

– Так ты диссертацию по прибору защитил? – Я продолжал жевать.

– Нет. Защита – ерунда, хотя я и мусолил тему года три. Сейчас с прибором, если все пройдет гладко, мы все докторами станем.

– Ни фига себе! И как это работает?

– В общем, постараюсь объяснить попроще, чтобы ты своим не изнуренным физикой мозгом понял. Установка была такая: нужен прибор – электростимулятор мозга для выведения человека из коматозного состояния. Основа – TDSC-терапия.

– Чего? – не понял я.

– Не важно. Ну существует такое направление в медицине по исследованию токов в головном мозгу и применению электричества как профилактики или лечения для определенных групп заболеваний.

– Ты как по писаному вещаешь.

– Это я у новых коллег нахватался. Короче. Необходимо было найти оптимальную величину тока, длину волны и кучу других электротехнических параметров для коматозников, определить области воздействия на головной мозг, ну и, соответственно, собрать прибор – эдакий реаниматор. Отец познакомил с ребятами из Института мозга, и мы, без фанатизма, за полгода создали прибор.

– Ну и?

– Первый тест показал такой эффект, что опешили все! К отцу привезли пациента с электрическими ожогами, в коме. Диагноз – не жилец. Отец звонит нам: «Ко мне живо!.. Так и так, человек в коме менее трех часов, родственники предупреждены и согласны на все, запускайте свою машинку». Мы с Вадиком подключаемся. В палате – отец, я, Вадик и Оля, вон отплясывает, – кивнул он в сторону девицы, отчаянно зажигавшей на танцполе, – аспирантка отца. Даем разряд – человек вскакивает на постели.

– Какой человек?

– Коматозник, блин! Представляешь? Ну не совсем вскакивает, его подбрасывает, как от электроразряда. Он смотрит на нас с ужасом. Спрашивает: «Где я?» А мы сами все перепугались, отскочили от кровати. Потом этот уже, так сказать, пациент таким осипшим голосом: «Воды!» Отец быстрее всех пришел в себя, подбежал к нему, протягивает стакан: «Не волнуйтесь. Вы в больнице. Как вы себя чувствуете?» А мужик спрашивает: «Вы меня чем? Электрошокером?» Отец: «Нет, что вы. Это экспериментальный прибор». Пульс через бинты пытается прощупать. Нам машет, чтобы выходили из палаты. Мы вышли. Ольга выбежала почти вслед за нами и понеслась по коридору. Минут через пятнадцать в палату набилось человек двадцать докторов. Консилиум шел часа два. Потом они начали выходить, у всех лица озадаченные, к нам подходят, руки пожимают. Потом вышел отец, не менее озадаченный: «Ну, парни, вы даете!» Мы ему: «Что, получилось?» Он: «Не то слово! Он абсолютно здоров – во-первых. У него нет следов от ожогов – во-вторых. Как это вам?» «Ну и хорошо», – сказал я. «Что хорошо?! – опешил отец. – Человека практически мертвого привезли, с ожогами второй степени. Я сам его осматривал до перевязки. А сейчас сняли бинты с рук – там даже шрамов нет!» Я: «Пап, я не очень понимаю». «Да тут никто ничего не понимает, – говорит он. – Забирайте пока прибор. Вечером обсудим это дело дома».

Вечером отец рассказал, как смог, что ему очень сбивчиво описал этот пациент: будто бы тот прожил этот день еще раз. Но уже не стал лезть в тот злополучный электрощиток голыми руками, а тихонько поправил провод плоскогубцами. Его все равно шибануло током, и он вырубился. А пришел в себя уже в палате.

– То есть как?

– А вот так! Непонятным образом прибор заставил человека прожить еще раз этот день, и он уже не стал делать ошибку, которая ввела его в кому, просто потерял сознание. Представляешь?

– Вот так запросто? Прожил еще раз этот день?

– Не совсем. Мы через неделю с Вадиком к нему поехали, уже домой. Кстати, его выписали в тот же день. Стали его расспрашивать, уточнять. Мужик простой, но говорил очень осторожно: «Ну да, как бы пережил этот день, и еще несколько дней, только в разном возрасте. В школе, в армии, в прошлом году». Мы спрашивали: «Что, полноценный день?» Он: «Ну да». Мы ему: «С момента включения прибора до вашего оживления прошли мгновения. Как получилось, что вы смогли прожить несколько суток? И почему вы совершенно здоровы?» Он: «Насчет прибора ничего сказать не могу, но то, что было – факт». Мы после этого разговора собрали свой консилиум, практически все – сегодня за столом. Стали соображать, что, как и почему.

– И как, сообразили? – Я уже совсем насытился и слушал внимательнее.

– Как бы тебе сказать, – уже с меньшим задором продолжал Юлик. – В науке такое часто бывает: сначала появляется открытие, а потом под него подводят теорию. У медиков своя теория, а у нас – своя.

К столу подошел один из гостей Юлика.

– О чем это вы?

– О хронографе. Это Вадик, – еще раз представил он своего коллегу. – Это мы с ним тогда к отцу ездили.

Мы еще раз пожали друг другу руки.

– Да, хронограф – это событие, – изрек коллега моего приятеля, наливая себе китайского вина.

– А почему «хронограф»? – спросил я.

– Понимаешь, старик, – подключился к разговору Вадик, – для медиков эта штука – реаниматор, а для физика – это путешествие во времени, по строго фиксированным временным промежуткам, как в хронографе.

– Вы что, серьезно?

– Представь себе! Прибор каким-то образом стимулировал сознание на «прыжок» во времени. Более того, сознание не просто забрасывает в какое-то абстрактное время в прошлом. Человек перемещается, вернее его сознание, в рамках конкретной даты, но на протяжении прожитой им жизни.

– То есть? – не понял я.

Тут уже включился Юлик.

– Допустим, есть конкретная дата. Вот сегодня. 2 октября. Мы подключаем прибор, и человек перемещается во времени, попадая во 2 октября пять, семь, тринадцать, двадцать шесть лет назад, не важно. В любой год из прожитых им лет.

– Вы шутите, – засомневался я.

– Никаких шуток, – перебил Юлика Вадим. – Мы после первого эксперимента подрегулировали прибор и на себе все это опробовали.

– Вы сумасшедшие! – опешил я.

– Да, не без этого. А как по-другому? На самом деле все почти безвредно. Куда тебя забросит, вернее по каким годам помотает – таким будет и твое состояние по возвращении.

– И что, так за один раз можно прожить еще раз всю свою жизнь в этот день, но в разные годы?

– Не все годы, конечно. У всех было по-разному. У Юлика было семь «прыжков». В смысле за время работы прибора он пережил себя в семи разных возрастах. У меня – девять. У Ольги – вообще двенадцать. Это пока не регулируемо. Совершенно точно мы можем гарантировать старт и финиш эксперимента. А что там будет происходить – сколько «прыжков», в какой последовательности – пока не знаем. Еще что мы знаем наверняка – это как выйти из поля действия прибора.

– И как?

– Электрический разряд. Удар током. То есть путешественник провоцирует удар электротоком: сунул два пальца в розетку – и все, ты дома, вышел из эксперимента.

– То есть?

– Ты проживаешь какой-то день, и тебе надоели эти «прыжки» во времени. Прикасаешься к оголенному проводу или что-то типа того. Твое сознание получает дополнительный электрический импульс. И передает сигнал в мозг. Прибор этот сигнал фиксирует, включается блокировка – и ты возвращаешься в реальность.

– Да, – озадаченно промямлил я, – круто. Ничего не скажешь.

– Чем дальше – тем больше вопросов, – улыбнулся Вадик.

– А вы потом еще экспериментировали в клинике?

– Нет, – ответил Юлик. – Отец до сих пор в себя не может прийти. Сказал, что когда они сформулируют научное объяснение этому феномену, разработают методики, проведут клинические испытания и так далее. Пока эти все наши эксперименты – самодеятельность.

– Что теперь? Ваш прибор никому не нужен?

– Да ты что! – одновременно возмутились Юлик с Вадимом.

– Медики – медиками, а физики – физиками, – продолжал Юлик. – Сознание, пусть и метафизическое понятие, обладает реальными физическими свойствами, в первую очередь – энергией. Знаешь, что такое «туннелирование»? – Пока я с недоуменным видом переводил взгляд с него на Вадима, он стал пояснять: – Это способность частицы исчезать в одном месте и появляться в другом.

– М-да… – деловито промычал я.

– А хронограф, таким образом, подтверждает и эту, и другие теории квантовой физики. Он создал этот квантовый туннель. Более того, он разорвал границы пространства как статической модели. Выходит, хронограф формально подтвердил теорию струн.

– Теорию чего? – не понял я, окончательно запутавшись в их терминах.

– Юлик, оставь его. – Вадим решил встать на мою защиту. – Ему еще кошмары ночью сниться будут. Понимаешь, Миша, то, что мы сейчас делаем – это эксперимент, исследование. Пытаемся подвести теоретическую базу, но свою, не медицинскую.

Чтобы не выглядеть совсем глупо, я осмелился задать конкретный вопрос:

– А почему только определенная дата – не неделя, месяц или, скажем, год?

– Вот тут как раз и начинается самое интересное, – оживился Вадик. – Видишь ли, Миша, мы нашли этому такое объяснение: Земля у нас как движется?

– По кругу, вокруг Солнца, – блеснул я знаниями.

– Не совсем. Земля вращается вокруг Солнца, но одновременно она движется вместе с Солнцем во Вселенной. Соответственно, такое движение не образует замкнутый круг, а создает спираль.

– Ну да. Я читал где-то.

– Читал? – ухмыльнулся Вадим. – Это научный факт. Земля вращается вокруг Солнца по спирали. Все остальные планеты – тоже. Солнце также движется по спирали вокруг некоей точки в галактике. Галактика, в свою очередь…

– Вадим, не загружай его, – попытался остановить его Юлик. – Это тяжело для неподготовленного мозга. Тем более его.

– Да ладно! – возмутился я. – Вращается по спирали – чего тут не понять?

– Вот, – продолжал Вадим. – Спираль – это ключ. Прибор фиксирует некую точку в пространстве, создавая временной мост между всеми кольцами спирали, но в одной точке. Я лучше нарисую. – Он взял салфетку, достал из кармана ручку и изобразил на салфетке спираль. – Вот. Теперь проведем прямую через все кольца спирали. – Он провел прямую. – Прямая проходит параллельно центру окружности этой спирали. Этой прямой мы как бы нанизываем все кольца спирали в одной точке времени-пространства. И именно в этой точке происходит активация прибора, который привязан к сознанию конкретного объекта. Вернее, субъекта. Крайняя спираль и точка на ней – это сегодняшняя дата. Продолжение спирали, – он изобразил ее пунктиром, – еще не существует. А вот на этом участке… Тебе сколько полных лет?

– Тридцать три.

– Вот на этом участке тридцати трех спиралей мы и будем передвигаться.

– А если я застряну, например, 2 октября 2000 года и буду там все время болтаться?

– Нет. Это исключено. После того как ты прожил во время «прыжка» этот день, прибор тебя перебрасывает в другой год. На другие витки спирали. Хронограф исключает рецидив, отсекая точку прохождения как пройденный результат.

– Вы это знаете наверняка? – засомневался я. – У тебя было восемь «прыжков», у Юлик – двенадцать.

– Двенадцать было у Ольги. Но не суть. За время экспериментов никто не застревал в какой-то фиксированной дате. Прибор и сознание взаимодействуют четко.

– Тогда почему количество «прыжков» разное у вас всех?

– Пока не знаем. Ольга считает, что это связано с эмоциональным календарем мозга. Это она такое название придумала. Объясняет тем, что эмоциональные переживания, связанные с этой датой, создают определенные поля в памяти и таким образом притягивают сознание к ним. А двенадцать «прыжков» у нее было потому, что она экспериментировала с прибором в свой день рождения. Вот и все.

– Все это запутанно, сложно, непонятно. Но интересно, – изрек я, переваривая услышанное.

– А еще – страшно! – ухмыльнулся Юлик.

– Да, – подтвердил Вадим. – Первый эксперимент делали у отца Юлика, в клинике. Вместе с врачами: если что – спасут. Но уже второй эксперимент перевели на уровень бытовухи.

– Это как?

– Дома. Подключаешь прибор, устанавливаешь таймер – бац!

– А какова вероятность, что я опять проживу уже пережитый сегодняшний день?

– Сто процентов. Эмоциональные переживания последнего прожитого дня очень свежи и еще не успели затереться в памяти. Плюс ко всему, сегодняшний день – отправная точка для «прыжка».

– Ну да, – согласился я. – И все-таки я не понимаю, почему я не могу попасть в будущее?

– О нет! – взвыл Юлик. – Тебе же объяснили – будущего у тебя нет еще.

– Не надо так уверенно, – усмехнулся я. – Во-первых, будущее есть у всех. И вообще – вы мне голову заморочили.

– Ладно. В последний раз. – Примирительный тон Вадима остудил Юлика. – Миша, ты – набор химических элементов и структур, которые определяют твое физическое тело.

– Я бы не был так категоричен, – устало отшутился я.

– Тем не менее. А вот сознание – это некий эфир, своеобразная матрица, которая определяет действие этого набора химических элементов, заключенных в физическое тело. В результате наших опытов мы практически доказали, что сознание является независимым от этого набора, но его определяющим. Просто прими это как данность. Прибор активизирует твое сознание, а вместе с ним – мозг, память, воспоминания. Что касается будущего – твое сознание и ты сам еще не прожили это время. У тебя еще нет воспоминаний, твоя память совершенно пуста, поэтому сознание не может выстроить этот мозг в никуда.

Честно говоря, я уже ничего не соображал. Конечно, из вежливости я пытался вникнуть во все эти нюансы их гениального изобретения, но усталость от перелета, смена часовых поясов и, уж если быть честным до конца, слабая тройка по физике в школе не давали мне никаких шансов на просветление в теории путешествий во времени.

– Вадик. Юлик. Мужики. Извините меня, я уже мало что понимаю. Бог с ним, с этим будущим. Честно говоря, я устал как конь – десять часов в самолете. В Ханчжоу уже сколько? – Я взглянул на часы. – Полчетвертого ночи. Извините.

– Да, действительно пора сворачиваться, – согласился Юлик. – Вадим, собери всех, а я пока рассчитаюсь.

Вадик пошел собирать по ресторану застольную компанию: кто-то сидел за барной стойкой, кто-то танцевал, курильщики топтались на улице.

– Юлик, извини, я действительно чертовски устал. Опять же, я не в теме.

– Все нормально. Просто нас с Вадимом клинит, когда мы начинаем говорить о хронографе. А говорим мы об этом все время, – усмехнулся он. – Мы еще сами толком не разобрались, что у нас получилось. Сейчас вот пытаемся какую-то теоретическую базу подвести под него. Опять же, времени, денег не хватает на все, да всего и не перечислишь. Пока это у нас все так, кустарщина.

– Но прибор есть.

– Прибор есть, – хмуро ответил Юлик, просматривая принесенный счет. – Ни фига себе! – воскликнул он. – Эй! – крикнул он уходившему официанту. – Подойдите, пожалуйста.

– Что там? – спросил я.

– Да тут какие-то астрофизические цифры в чеке, – пожаловался он, протягивая мне чек.

– Ну ни фига! – воскликнул я. – 2387650! Это что у вас, милейший? Стоимость вашего заведения? – поинтересовался я у подошедшего официанта.

– Нет, – усмехнулся он, – извините, у нас кассовый аппарат запятую не печатает. 23 876 рублей 50 копеек.

– Другой разговор.

– Миш, добавь пять тысяч. Я что-то поиздержался, – виновато проговорил Юлик, пересчитывая деньги в кошельке.

– Не вопрос.

Официант, получив деньги, удалился, прихватив злополучный счет.

– Я отдам в субботу.

– Не напрягайся. Сочтемся.

К столу подходили гости Юлика. Кто-то налил себе спиртного, кто-то пригубил недопитый кофе, кому-то захотелось ковырнуть остатки салата. К нам с Юликом подошла оторванная от танцпола Ольга. Она лихо подхватила со стола бутылку китайского вина, вылила остатки в пустой фужер, одиноко стоявший на столе. Получилось совсем чуть-чуть.

– Ну вот. Всё выпили, – капризно проговорила она. – А больше нету?

– Больше – нету, – передразнил Юлик. – Хочешь, я тебе в баре возьму?

– Не-ет. Мне этого хочется.

– В следующий раз я вам персонально бутылку привезу, – шаркнул я ножкой.

– Лучше две.

– Хорошо, – со смехом согласился я, – две.

– А когда? – не унималась она.

– Через пару месяцев.

– Ну ладно, – согласилась она, влив в себя остатки хуандзё. – Они вас в свою секту вербовали? – поинтересовалась она.

– Кто? – не понял я.

– Ну эти два гения, Юлик с Вадиком.

– Мы тут о хронографе болтали, – отчитался я.

– Ну и я о том же.

– Оля, какая секта? Перестань, – устало проговорил Юлик.

– Они вам, Миша, наверное, голову заморочили своим хронографом?

– Да нет. Все очень интересно. Я бы даже сказал, познавательно.

– Это все теория, а вы попробовать не хотите? – игриво поинтересовалась она.

– В смысле?

– В прямом. «Попрыгать» по своему прошлому. Масса впечатлений.

– Оля, не морочь голову человеку, – перебил ее Юлик. – Миша с самолета, у него был тяжелый день.

– А что? Пора выносить хронограф в массы. А то мы все в своем соку варимся, а мнения общественности не знаем.

– Вы серьезно? – с недоверием спросил я.

– Конечно.

– Оля, Миша – человек неподготовленный. Это не для него. Тем более он ничего не знает о работе прибора.

Ольга не стала его слушать.

– Юлик, помолчи. Миша, – вкрадчиво произнесла она, взяв меня под руку и помахивая пустым фужером. – Вы мне скажите как пациент – доктору: вы здоровый человек?

– Периодически – да, – ухмыльнулся я.

– Как и все мы. Я это у вас почему спросила? Потому что хронограф к здоровью не имеет никакого отношения. Ну если вы не в коме.

Слушать Ольгу было забавно: пациент на приеме у нетрезвого доктора.

– Я вам вот что скажу: попробуйте. Ощущений – масса. Опять же, для науки дело нужное.

– Да ладно, – скептически заметил я.

– Серьезно. Вы где живете?

– Ольга, остепенись, – смеясь, одернул ее Юлик.

– Спокойно! – И уже мне: – Вы женаты?

– Практически да.

– Как-то у вас все мутно, Миша: периодически здоровы, практически женаты.

– Он женат, – ответил Юлик.

– Допустим. Но это не имеет отношения к эксперименту.

– А к чему это имеет отношение? – поинтересовался я.

– Да ни к чему, – сказала Ольга, дерзко взглянув на меня. – Вы можете положить себя на алтарь науки? Вас это не интересует?

– Честно признаться – не очень.

– А зря! – И уже миролюбиво: – Миша, послушайте доктора – попробуйте. Вещь абсолютно безвредная. И занимательная к тому же. Настоящее приключение. А если по сути – нам просто не хватает материала для работы, денег – нет, добровольцев – нет, – наконец созналась она в своей корысти.

– А на мышах?

– Ну на мышах – да! – передразнила она. – Они нам потом такие отчеты напишут. Зачитаешься!

– Попробуйте, Миша, – подхватил ее предложение вернувшийся к столу Вадик. – Вещь познавательная.

– А почему не попробовать? – сказал я и нахально посмотрел на Юлика.

– Делайте что хотите, – махнул досадно рукой мой одноклассник.

Вадик взял меня под руку с другой стороны.

– Прибор сам по себе прост. Не требуется никаких особых навыков. А то, что вы не знакомы с результатами наших «прыжков», – произнес он, поглядывая на Юлика, – так это еще лучше. Вы не будете чувствовать себя скованно.

– Точно, – согласилась Ольга. – И отчет будет нестандартным.

– Он вам такое в отчетах напишет, – проворчал Юлик.

– Главное – достоверно. А если вы не согласитесь, – наигранно угрожала мне Ольга, – я в следующий раз, когда буду «прыгать», найду вас и сделаю какую-нибудь гадость в вашей прошлой жизни. Ну как?

Я расхохотался.

– Несите ваш хронограф.

– Наш человек, – одобрительно хлопнула меня Ольга по плечу.

– «Несите ваш хронограф», – недовольно передразнил Юлик. – Хронографы в лаборатории.

– А у меня с собой есть, – произнесла Ольга. – Как говорится, «у нас с собой было». – И хихикнула.

– Как с собой?! – возмутился Юлик. – Кто тебе разрешил?!

– А кто мне может запретить? – с вызовом поинтересовалась она в ответ.

– Юлик, – заступился за нее Вадим, – это я дал ей прибор, чтобы она в клинике еще одного добровольца попробовала.

– Да вы что! Отец узнает – нас всех прибьет.

– Не прибьет, – успокоила его Ольга. – Это еще одна его аспирантка. Он ей сам предложил. А тебе дозвониться не мог.

– Ладно. Делайте что хотите, – опустил руки Юлий.

– Миша, тебе куда ехать? – спросил Вадим.

– На «Юго-Западную».

– Чудесно. Мне в Беляево. Пока будем ехать – я тебя проинструктирую. Вызываем такси?

Я еще не был до конца уверен, что согласился на эксперимент, когда мы выходили из ресторана и усаживались в такси. Ольга увязалась с нами. Ей было почти по пути. Вернее, совсем не по пути, но мы согласились сначала завезти ее в Зюзино, не бросать же подвыпившего доктора на улице в двенадцать часов ночи.

Инструкции Вадика сводились к следующему: мне необходимо поставить будильник. Допустим, 8:00 утра. Это необходимо для синхронизации хронографа через сутки. Затем я фиксирую то, что происходит в течение дня: телефонные звонки, встречи, ощущения и впечатления от погоды, знакомых, незнакомых, просто прохожих и так далее, любые события. Затем на следующий день, уже 4 октября, я синхронизирую и включаю прибор точно во время пробуждения предыдущего дня. Когда наступит соответствующий «прыжок», 3 октября 2013 года, я стараюсь максимально запомнить и сравнить свои эмоции, впечатления, действия.

Сидевшая рядом с водителем Ольга, пока Вадик инструктировал меня, не перебивала его. Только иногда разворачивалась к нам, одобрительно кивала или многозначительно поднимала указательный палец вверх.

– В принципе, все ясно.

– Миша, ты, главное, не волнуйся и не бойся.

– А что, следует бояться? – поинтересовался я. – Может, лучше у вас в лаборатории?

– Нет. В лаборатории не сто́ит. Конечно, можно и у нас, но… Короче говоря, возвращение после «прыжков» – вещь очень интимная. Все по-разному реагируют. Впечатлений будет много. Так что лучше сам.

– Но то, что мыши во время эксперимента не сдохнут – это ты гарантируешь?

– Это я гарантирую, – усмехнулся Вадик.

– Не бойтесь, Миша, – произнесла Ольга, молчавшая всю дорогу. – Главное – перед включением прибора составьте простой, коротенький план: что бы вы хотели изменить в этом прожитом дне. Например, проигнорировать встречу с кем-то или какой-то звонок. А может, наоборот – перезвонить кому-то, с кем давно не виделись, и договориться о встрече. А потом, уже после возвращения, посмотреть, сработало или нет. Только не увлекайтесь слишком.

– Хорошо. Только я буду «прыгать» не завтра, ладно? Я завтра буду в полукоме после самолета. Наверное, весь день проваляюсь на диване. А вот в субботу, 5 октября – обязательно. Так что 4 октября я с вами созвонюсь, и вы меня еще раз проинструктируете. Договорились?

– Легко! – ответила Ольга. – Ну все, мальчики. Я доехала. Пока.

Она, покачиваясь, вышла из машины и направилась к своему подъезду, одновременно копаясь в сумке, видимо в поиске ключей.

Мы поехали дальше.

В принципе, мне все было понятно. Ничего сложного. Прожить день, все записывать, фиксируя запомнившиеся мелочи. Потом план на «прыжок» в этот же день, но уже на завтра. Возвращаюсь, пишу отчет. Стоп!

– Стоп! Вадик! А как им пользоваться?

– О, старик, спасибо, что напомнил, – встрепенулся Вадим и достал из коробки, переданной в машине Ольгой, несколько каких-то предметов, опутанных проводами.

– Вот смотри. Это сам хронограф.

Выглядело это устройство как бандаж на запястье, в котором угадывалась какая-то электронная начинка. От этого бандажа отходило несколько проводов.

– Крепится он так. – Вадик взял мою руку, ловко продел ее в устройство и зафиксировал липучей застежкой. – Есть еще три датчика. Эти два, – он взял в каждую руку по небольшой пластине с «грушами» -присосками, – крепятся сюда, – и прилепил их к моим вискам. – А вот это, – напялил он мне на голову пластиковую сетку с небольшой черной коробкой, – надевается на голову. Запомни: датчик должен быть зафиксирован строго посреди лба, вот тут. Потом ты включаешь кабель в розетку.

– В розетку?! – встрепенулся я – Что, двести двадцать вольт?

– Конечно. Хронограф же должен от чего-то работать, – удивился он моей возбужденности. – Хронограф – электрический прибор.

– Ну да, – согласился я, осматривая часть кабеля, предназначенного для розетки. С виду он был похож на обычное зарядное устройство для телефона. Это несколько успокоило.

– Теперь сам хронограф, – продолжал мой консультант. – Здесь два табло. На одном ты устанавливаешь текущее время, на втором – время пробуждения.

– Каким образом?

– Все просто. После включения в сеть вот здесь появятся два экрана, – указал он на бандаж, – два электронных табло. Вот на этом устанавливаешь текущее время, а на этом – время пробуждения предыдущего дня. Корректировка поминутная. Я советую тебе обложиться часами, чтобы точно зафиксировать время пробуждения. А то получится, что ты будильник поставишь на восемь, а проснешься в 7:40. Соответственно, и начало эксперимента должно быть в 7:40. Это очень важно, Миша. Если ошибешься на минуту – хронограф не сработает.

– Понятно. А все-таки почему сутки, только двадцать четыре часа?

– Так сразу и не объяснишь. У медиков своя теория, у нас с Юликом – своя. Пытаемся объединить во что-то среднее, устраивающее обе стороны. Пока это выглядит так: внутренние часы человека синхронизированы с астрономическими. Двадцать четыре часа, сутки – это как цикл для выполнения какой-то программы, за которую отвечает наш мозг. Но это не мы себя запрограммировали, это наша жизнь измеряется сутками, наша планета так работает. А когда планета делает оборот и перемещается на своей орбите относительно Солнца – наступает новый цикл, уже другой. Плюс еще сдвигается в пространстве, понимаешь? Вот я тебе рисовал спирали…

– Извини, Вадик, – отмахнулся я. – Боюсь, что я сегодня уже не потяну лекцию по астрономии. Я бы к вам в лабораторию приехал.

– Конечно, старик. Я думаю, пройдет немало времени, прежде чем мы сможем сформулировать популярный вариант нашей теории. Хотя если честно, мы пока и научную часть толком сформулировать не можем. Пробуем, ищем, иногда ошибаемся.

– Может быть, ты мне еще что-нибудь скажешь о приборе?

– Например?

– Ну не знаю. Например: «Когда прибор начнет работать, не пей из лужи – козленочком станешь». Или: «Сиди дома и никуда не высовывайся».

Вадик улыбнулся в ответ.

– У тебя будут полноценные дни. Единственное, что будет отсутствовать – голод. Но есть и пить обязательно надо.

– Не очень понимаю…

– Во время «прыжка» мозг очень активно работает и съедает огромное количество энергии. В реальности это все длится мгновения, но ты проживаешь в своем сознании реальный день и должен создать для своего мозга иллюзию его подпитки.

– А в туалет?

– Тебе не будет хотеться, – рассмеялся Вадим.

– А еще?

– Я не могу сказать тебе что-то конкретное. Доверься своим чувствам, интуиции, опыту. Ты будешь находиться в разных возрастах, но сознание у тебя будет – тебя сегодняшнего. Отнесись к происходящему как к эксперименту – наблюдай.

– А если у меня появятся вопросы, могу я, допустим, найти вас с Юликом или Ольгу, чтобы проконсультироваться?

– Это нереально. Мы сделали опытный образец два месяца назад. Отец Юлика впервые заговорил о приборе в марте. Так что при всем желании мы даже не поймем, о чем будет идти речь.

– Ясно. А можно поподробнее по поводу отключения?

– Да. Отключение. Это Гриша выяснил, наш лаборант. Он во время «прыжков» хотел починить свет. Его ударило током, и прибор автоматически заблокировался. Там есть такой предохранитель, который разрывает цепь при скачках импульсов токов мозга.

– Хорошо. А какова вероятность, что я обязательно еще раз переживу тот день, который был вчера?

– Ты опять? Сто процентов! Все, кто пробовал хронограф на себе, обязательно попадали во вчера.

– Ладно. А сколько будет у меня этих «прыжков»? У тебя – восемь, у Ольги – двенадцать, у Юлика – семь. А у меня?

– У нас с Юликом нет своей версии. А медики предполагают, что это связано с возрастом. Чем человек моложе, тем плотнее связи в эмоциональном календаре памяти. Мозг еще не забит всякой ерундой. Поэтому и «прыжков» больше. Наверное, это правда. У отца Юлика было всего три.

– Что? И он тоже?

– А как ты хотел, старик? Хронограф, в его версии – реаниматор, был его идеей. Он, собственно, первый и испытал его.

– Ни фига себе! – восхитился я Романом Петровичем.

– Да. Крепкий дядька. Правда, у него свои виды на будущее хронографа, а у нас с Юликом – свои. Знаешь, что он сказал после своего эксперимента? «Не знаю, какие открытия позволит сделать этот прибор, но по крайней мере, он ответил на один из самых непростых вопросов философии: сознание определяет бытие». Вот так-то. Еще вопросы есть? А то я уже к дому подъезжаю.

– Нет. Вопросов нет. Я позвоню тебе завтра вечерком или в пятницу до обеда. Еще раз на свежую голову поговорим.

– Тогда всё. – И уже водителю: – У светофора остановите.

От Беляево до моего дома мы доехали минут за пять. Из машины я с трудом выволакивал себя – устал. Заходя в лифт, вспомнил, что собирался купить цветы для Кати. Завтра. Сходим куда-нибудь, пообедаем или поужинаем. А может, ее хронографом развлечь? Смешно будет.

Сначала хотел позвонить в дверь, но хватило ума посмотреть, который час: почти час ночи. Да, что-то я загулял. Достал ключи. Открыл дверь. Включил свет в прихожей, после чего затащил сумку.

Эта квартира досталась мне от бабушки. Уютная. Две комнаты и кухня. В целом было хорошо.

Я разулся, зажег свет в большой комнате, занес сумку и оставил ее у кресла, чтобы не болталась в коридоре. Не хватало, чтобы кто-то споткнулся. На кухне автоматически открыл холодильник. Вылил остатки сока в чашку. Разбавил сок водой. На столе лежал Катин ноутбук с приклеенным стикером. На стикере Катиным почерком: «Включи и смотри. Файл „Миша, поздравляю!“»

«Что-то новенькое», – подумал я.

Открыл крышку и включил компьютер. Прямо в центре рабочего стола был размещен видео-файл «Миша, поздравляю!» Я запустил его. На экране появилось лицо Кати.

– Здравствуй, Миша. С приездом. – В голосе Кати звенел металл. Хотя скорее дребезжал. Произносимые слова нервно прыгали. – Вот и все… – Она на мгновение замолчала, и тут из нее вырвался рев, из глаз брызнули слезы. У меня все похолодело. – Ты сволочь, Миша. Я тебя любила. А ты так со мной… – сквозь слезы кричала Катя.

«Что происходит?!» – недоумевал я.

– Я звонила тебе вчера по «Скайпу», – понемногу успокаиваясь, продолжала она. – И кто мне ответил?! Какая-то китайская б… дь! В твоем номере! И на ее фоне – ты! В трусах! Выходишь из ванной!!! Что происходит, твою мать?! Я пять лет, как дура, ждала, надеялась! Создавала уют! Я два аборта сделала от такой скотины! Ты хотя бы помнишь, что сегодня юбилей?! 2 октября! Сегодня пять лет, как мы вместе! Пять лет!!!

Точно, 2 октября. Пять лет… Какая же я…

Я кинулся в нашу спальню. Кровать была пуста. В шкафу не было ее одежды, вернее висели пара платьев и блузка, которые она практически не надевала.

Я осмотрел прихожую. Черт! Как я сразу не заметил, что ее обуви нет? И складных зонтиков у зеркала тоже не было.

Я опять бросился на кухню. С экрана Катя продолжала меня поносить, но градус возмущения уже спал.

– Ты просто ничтожество. Просто так все взять и похерить. Ты думаешь, я не знала о твоих похождениях? Каждый раз после твоих командировок ты притаскивал в дом чей-то вонючий запах. А я улыбалась тебе. А ночью шла на кухню и плакала. Все подруги говорили: «Зачем тебе эта неблагодарная скотина?» А я говорила, что люблю тебя. Вот рожу ему ребеночка, он и успокоится. Но нет! Каждый раз, когда я залетала, ты говорил: «Катенька, давай подождем. Не сейчас. Я не готов». Все! Достал! Я ушла! От тебя! Навсегда! К другому мужчине! Мне! Все! Осточертело!!! – Она смотрела на меня с экрана совершенно спокойно. Взгляд уставшей обманутой женщины. – И напоследок. Я опять залетела. От тебя. Но ребенка ты не увидишь. Прощай.

Запись кончилась. Я стоял посреди кухни и недоуменно смотрел на экран.

Стоп! Что произошло? Это Катя? Это Катя. Она что, ушла? Получается, что так. Когда? Сегодня. Так, во сколько была сделана запись? Я навел курсор мыши на файл. В «сведениях» было зафиксировано время – 17:45.

Черт! Если бы самолет не опоздал, я бы успел как раз из аэропорта домой к этому времени. И что бы я сказал? Да, что бы я сказал? Не важно. Наверное, что-то сказал бы.

Я вернулся в комнату, осмотрел ее: Катя забрала духи, шкатулку, в которой хранились колечки и браслеты, картину, которую мы вместе покупали на какой-то выставке. В остальном все было как прежде. Только стерильно чисто. И пусто.

В спальне я еще раз осмотрел все ящики шкафа. Заглянул под кровать. Она забрала почти все свои вещи. Я опять осмотрел прихожую. Заглянул в ванную, на полке уныло стояли мой шампунь, крем для бритья, мои дезодоранты, бритва. В стакане торчала зубная щетка. Одна.

Заглянул в туалет (зачем?). Снова вернулся на кухню.

Включил записанный Катей файл опять.

– Здравствуй, Миша. С приездом. Вот и все…

После этих слов я тут же остановил запись – хватит одного раза.

Вот так, старик. Допрыгался. Догулялся. Докуролесился. Твою мать! И что теперь?

Я достал свой мобильник и дрожавшими пальцами нажал на вызов Катиного номера. Трубка ответила беспристрастным женским голосом: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». А чего, собственно, я мог ожидать? Я открыл холодильник. На одной из полок стояла ополовиненная бутылка водки. Плеснул, не глядя, в чашку, в которой еще оставался недопитый сок. Залпом выпил. Слегка передернуло от дрянной смеси. Плеснул еще, уже побольше. Следующую порцию выпил несколькими глотками.

И что теперь делать, а? Что?!

Я присел к столу, посмотрел перед собой и попытался подумать. Мысли путались между «что делать?», отрывками Катиного монолога, какими-то воспоминаниями: Катя голая, Катя в одежде, Катя улыбается, Катя смеется, Катя целует меня. И наконец – Катя плачет. Так… Где она может быть? Она могла уехать к маме в Зеленоград. Она могла уехать к подруге. Вопрос: к какой? Я не знаю ни одного телефона ее подруг. А адрес знаю только один. Ирки. Мы были у нее на дне рождения.

Хорошо. Завтра утром обзвоню всех, кого найду. Что я скажу ей? «Прости»? Она пошлет меня. На кой черт я привел эту Ли-Линг в номер, тем более пьяный?! Ведь ничего не было. Надо что-то придумать. Приползти на коленях с букетом? Нет. С предложением руки и сердца? Клятвой, что никогда и ни за что? В самом деле, старик, может хватит уже?

Я поднялся со стула и пошел в комнату. Звенящая своей пустотой квартира. Мне стало жутко от этой тишины. И страшно. Я впервые испугался одиночества.

В коридоре рядом с обувью стоял пакет, врученный мне Вадиком. Я на мгновение замер, глядя на него.

Ну конечно! Хронограф! Я перепишу этот день заново! Все можно исправить! Я успею вернуться домой, я застану Катю здесь и все ей скажу. И не будет этого кошмара!

Я схватил коробку и вбежал в комнату.

Сколько времени? Часы на телефоне показывали 1:34. «Так, – лихорадочно соображал я. – Что они говорили про синхронизацию? Нужно точно зафиксировать время пробуждения предыдущего дня. Во сколько я встал?» Мысли настолько перевозбудили меня, что я уже говорил сам с собой в голос.

– Я проснулся от кошмара. Да, точно! 5:50! 5:50 в Ханчжоу – это 1:50 в Москве. Сейчас 1:37. Черт!

Я лихорадочно достал хронограф из коробки. Осмотрел комнату. Передвинул кресло ближе к розетке. Стоявший в углу торшер перенес ближе к креслу и включил его. Надел на руку бандаж хронографа. Провода немного запутались, пальцы дрожали. Я взглянул на часы. 1:40. Распутывая провода, забежал на кухню. Плеснул остатки водки в чашку и залпом выпил. Вернулся бегом в комнату, на ходу выключив свет в комнате. 1:41. С проводами справился. Установил датчики на висках. Сетка-шапочка с последним датчиком прыгала в дрожащих пальцах. Кое-как напялил ее на голову, датчик зафиксировал точно на середине лба. 1:43. Прибор – в розетку. На хронографе загорелись два дисплея, на них мигали окошки обнуленных таймеров, рядом с которыми тускло горели цифры.

Набирай: 0, 1, 5, 0. Нет! Это не установка времени! 0, 1, 4, 7. Черт! Спокойно. Сам хронограф – 0, 1, 5, 0. Все. Старт. Цифры перестали мигать. 01:47 тут же сменилось на 01:48. У меня внутри все похолодело от ожидания. Что я делаю? А если не получится? Нет! Все должно получиться! Все обязательно должно получиться! Нужен план. Как все исправить? Самолет бы не опоздал! А может, в этот раз прилетит вовремя? Или нет. Есть другие рейсы. Сразу в аэропорт. Бегом! Мысли путались, наскакивая друг на друга. А если не успею? Сразу проснусь и буду звонить. Ничего, что ночь. Нет, звонить не надо. Цветы! Заказать цветы с доставкой и записку. Чтобы утром принесли в 7:00 утра. Нет, лучше в 9:00. 1:49.

Я вжал в кресло свое беспутное тело и сцепил пальцы на руках.

Все будет хорошо! Все должно быть хорошо! Эта штука сработает, я все исправлю. Ребенок. Она беременна. У меня будет ребенок. И Катя. И все будет хорошо: главное – успеть все исправить. А я успею!

На хронографе 01:49 сменилось на 01:50. Едва уловимый электрический разряд щекотнул виски, и я взлетел в бездну.

«Прыжок» напоминал кошмар, пережитый прошлой ночью: безумный полет сквозь электрические разряды молний, от которых перехватывало дыхание, а сознание было сковано страхом и ужасом…

Я открыл глаза. Сердце бешено колотилось. Несколько раз глубоко вздохнул.

Я лежал в постели в каком-то помещении. Осторожно приподнял голову и осмотрелся. Помещение оказалось моей комнатой в родительском доме. Сквозь задернутые шторы пытался пробиться лунный свет. В этом свете угадывался уже забытый интерьер: стол у окна, ряд книжных полок, шкаф.

Черт! Получилось!

Я без сил откинулся на подушку.

Да, что-то получилось. В каком я году? «В когда» я? Нервно ощупал себя, дрыгнул одной ногой, потом другой. Ущипнул себя за щеку – больно. Проводя рукой по лицу, случайно коснулся нижней губы. В голову моментально ударила острая боль, сильнее, чем от щипка за щеку. Что за ерунда? Осторожно ощупал нижнюю губу – она была немного припухшей и побаливала от прикосновения. «Что с губой – непонятно. Зато с рефлексами все в порядке», – успокоил я себя. Осторожно приподнялся и сел в кровати. Голова немного кружилась. На всякий случай оперся на стену, чтобы встать с постели. Сделал несколько неуверенных шагов в противоположную от кровати сторону. Обалдеть! Прислонившись спиной к стене, а плечом – к дверному косяку, решил немного отдышаться и осмотреться.

Моя комната. Мы переехали в эту квартиру, когда мне исполнилось двенадцать. До этого родители снимали какие-то квартиры, комнаты, одно время жили с бабушкой, но недолго. Я был так счастлив, когда у меня появился свой угол. Поначалу я демонстративно закрывал перед родителями двери своих владений. Спасибо им – они всегда стучались в дверь, прежде чем войти. А я деловито отзывался на стук: «Кто там?»

Интересно, сколько мне сейчас? Я коснулся пальцами щеки и подбородка. Ага, щетина есть. Значит, я уже большой. Осторожно приоткрыл дверь. В квартире было тихо и темно. Дверь в родительскую комнату была закрыта. Медленно, опираясь на стену, я направился на кухню. Дверь в гостиную была открыта. Я бросил туда беглый взгляд – в темноте угадывались любимый папин диван, журнальный столик, пара кресел, остальной интерьер едва проступал в лунном свете, струившемся из-за балконной двери.

Доковыляв до кухни, я включил свет, который резко ударил в глаза и заставил зажмуриться. Прикрывая глаза рукой, я слегка приоткрыл их. Все узнаваемо, как будто и не было этих последующих лет. На столе лежала газета. Я развернул первую страницу: «1 октября 2004 года. Пятница». Значит, мне двадцать четыре года. Не так плохо. Получается, сегодня…

2 октября 2004. Суббота

Интересно, а есть, пить, спать мне надо сейчас или потом? Я открыл холодильник, достал пакет с молоком и сделал несколько осторожных глотков. Замер в ожидании непонятно чего. Вроде все нормально. На столе был оставлен, видимо после ужина, хлеб. Я отломил небольшой кусочек, положил его в рот и неуверенно прожевал. Запил молоком. «Ну вот. Первый опыт над Мышей оказался успешным», – подумал я и улыбнулся.

Мышей меня называли домашние. Я хорошо помнил, почему ко мне приклеилось это прозвище – оно появилось с детским стишком. Стишок был примерно такой:

Дальше что-то про мышенника, мышень, а в конце:

Вот такие мыши с Мышей. Стихотворение было длинное, но я заучил его быстро и помнил долго. Однако с возрастом эти строки стирались, и в памяти остались только начало и конец этого детского стиха. И еще имя поэта: Тим Собакин. Очень подходящее имя для детского поэта. Интересно, настоящее? Да, и Мышей меня звали класса до пятого. Сейчас вспомнилось: мой день рождения, в гостях одноклассники. Я пригласил почти всех мальчишек из класса. Торт, какие-то игры. Родители несколько раз назвали меня Мышей, я привычно отозвался. Уже после дня рождения один мой одноклассник, не помню из-за чего, но очень злобно, обозвал меня «мышью», и потом еще несколько раз. Я с ним подрался, после чего маму вызвали в школу и уже дома, после всех объяснений, я попросил больше меня Мышей не называть.

К себе в комнату я возвращался более уверенной походкой, хотя и придерживался рукой за стену на всякий случай.

Я опять забрался в свою постель. Как тепло и уютно. Пахнет домом. Ну что ж, я «прыгнул». И занесло меня в мои двадцать четыре. Я могу есть и пить. Ходить. Мысли не путаются.

Двадцать четыре. Год назад я закончил институт. Отец устроил меня на работу к своему приятелю в строительную компанию. Требований особых не было. Как специалист я ничего из себя не представлял, хотя в дипломе было написано «инженер-строитель». Так, копался в проектной документации, был на подхвате то в сметном отделе, то в отделе закупок. Это продлится еще где-то полгода. Через несколько месяцев я пересплю с дочкой директора этого заведения. После чего наши отцы разругаются и меня выпрут. А пока ко мне относятся как к блатному разгильдяю, которого никто всерьез не воспринимает. Да собственно, я и сам пока не знаю, чего я хочу от жизни.

Да, в тот же год я еще встречался с Иркой, моей бывшей сокурсницей. Такой неброской брюнеткой с похотливыми глазками. Нельзя сказать, что у нас было что-то серьезное. Но, по-моему, она строила относительно меня какие-то планы. Может быть, я давал повод? Помню смутно. Возможно, был еще кто-то. Точно, как раз в тот год я снял в метро одну провинциалку. Глазастенькую такую. С косой. Оля, кажется, или Алёна? Веселое время: ни обязательств, ни привязанностей. Для меня было все легко и просто. Я лежал и вспоминал их лица, вечеринки, клубы, осеннюю Москву. Летний отдых в Крыму. Солнце, море, белеет парус где-то там. Яркая подвижная картинка пейзажа. Одного, потом другого, потом какие-то блики, быстрая смена обстановки и окружения. Воспоминания перешли в сновидения: спокойные, умиротворяющие.

– Миша, ты собираешься вставать или нет?

Мамин голос разбудил меня. Она стояла надо мной с недовольным видом.

– Уже одиннадцать часов дня. Сколько можно спать?

– Привет, мам, – улыбнулся я.

– Привет. Вставай. Или ты до вечера будешь валяться в кровати?

Не обращая внимания на ее ворчливый тон, я быстро поднялся с кровати и обнял ее.

– Здравствуй, мама, милая. Как я рад тебя видеть.

Она осторожно отстранилась от меня и стала озадаченно меня рассматривать.

– Сынок, ты здоров?

– Как конь! – бодро ответил я. – Как папа?

– Миша, что-то ты подозрительно бодр и весел с утра. С тобой все нормально? Что у тебя с губой?

– С губой? Не знаю, прикусил, наверное. Мамуля, я бодр и весел, потому что рад тебя видеть! – восторженно заявил я и попытался ее снова приобнять.

– Ты меня пугаешь, – отшатнулась она от меня. – У тебя точно все хорошо?

– Точно. Вернее, не совсем, – успокоил ее я.

– Та-ак, – произнесла мама, отступив на шаг и нервно приложив руку к шее.

– В принципе, все хорошо, но у меня одна проблема, – сказал я, натягивая на себя майку и подхватив валявшиеся на полу джинсы.

– И какая же?

– Мам, ты присядь на кровать.

– Миша, что произошло? – спросила мама, присаживаясь на мою постель и потирая лоб начинавшей дрожать рукой.

– Да не волнуйся ты так, – бодро успокаивал я ее, застегивая штаны и продолжая шарить глазами по полу в поисках носок. – От меня девушка ушла.

– Господи! Миша, нельзя так людей пугать, – облегченно вздохнула мама. – Ира?

– Ира? Нет, не Ира.

– А кто?

– Это не важно. Хотя, конечно, важно. В общем, мам, – я придержал руками пытавшуюся встать с постели маму, – она беременна.

– Что? – просипела мама и опять приложила руку ко лбу.

– Беременна. Она ушла от меня, потому что считает меня раздолбаем.

– Ну, это не удивительно.

– Мам. Я хочу ее вернуть. Что мне сделать для этого?

– Изменить свой образ жизни, Миша.

– Мам, я все это прекрасно понимаю. Я готов измениться. Немедленно. Я уже изменился. Веришь?

– Честно говоря, не очень. А кто эта девочка? Я ее знаю?

– Нет. Пока не знаешь. Но она тебе понравится.

(Через пять лет мама устроит мне серьезную взбучку из-за Кати, требуя, чтобы я немедленно на ней женился. Одна из ее фраз мне запомнилась: «Это самое приличное, что было в твоей жизни и будет». )

– Короче говоря, мама, мне нужен от тебя совет, который поможет мне вернуть будущую мать твоих внуков.

– Почему внуков? У нее что, двойня? – с ужасом всплеснула руками мама.

– Мама! – я начинал раздражаться. – Это я образно говорю. Ты можешь мне что-нибудь дельное предложить?

– Не знаю, – задумалась мама. – Ты должен объясниться с ней, сказать какие-то слова, покаяться.

– Я это все понимаю. Но какие именно слова я должен сказать?

– Миша, во-первых, я не знаю, о ком идет речь. Во-вторых… А давай я ей позвоню. – Мама очень удачно изобразила наивность, чем рассмешила меня.

– Ну да, – сквозь смех согласился я. – Извини, дорогая. Но тебе с ней еще рано знакомиться.

– Что значит «рано»? Он беременную жену в дом собирается привести. С внуками. А ему – «рано».

– Мам, все не так просто.

– Отца обрадовать не хочешь?

– Отнюдь.

Я вышел из комнаты. Папа сидел на кухне и читал вчерашнюю газету.

– Пап, здоро́во, – радостно поприветствовал я его, протягивая руку.

Отец несколько удивленно посмотрел на меня, потом на мою руку, потом опять на меня. Руку пожал, но потом опять уткнулся в газету.

– От твоего сына ушла девушка, беременная, – начала вступительную речь вошедшая вслед за мной на кухню мама.

– Да? – отреагировал папа, не отвлекаясь от чтения.

– Отложи эту поганую газету! – возмутилась мама. – Ты слышишь, что мы тебе говорим?

Папа неохотно свернул газету и спокойно, но с вызовом произнес:

– Я прекрасно вас слышу. От Миши ушла девушка. В чем трагедия? Найдет себе новую. Что с губой?

– С губой? Не важно. Пап, тут такое дело… – начал мямлить я. – Она беременна.

– Ира?

– Нет, не Ира.

– Жаль. Мне Ира нравится – веселая девица.

– Вот, – продолжал я, – короче говоря, я хочу, чтобы она родила. И я хочу жениться на ней.

Отец посмотрел на меня очень внимательно. Снял очки. Протер их. Опять надел. Посмотрел еще раз. Уже с недоверием.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Может быть, ты хотя бы эту даму в дом пригласишь? Познакомишь с родителями?

– И я о том же, – напомнила о себе мама, – так он не хочет! Я ему предлагала: давай я позвоню девочке, поговорю с ней, может быть, помирю. Так он даже имени ее не говорит…

– Подожди, – перебил ее папа и, уже обращаясь ко мне: – Миша, а ты уверен, что ты готов стать отцом? Опять же, где вы будете жить?

– Да! – опять вступила в разговор мама. – А кто ее родители? Чем она занимается?

– Подожди ты с родителями, – опять перебил ее отец. – Миша, мы, конечно, готовы помогать тебе, но хотелось бы понять, на ком ты собираешься жениться.

Прагматизм отца и мамина настойчивость начали меня раздражать.

– Послушайте. Проблема, повторяю еще раз, в следующем: есть девушка. Я ее люблю. Она от меня ушла. Беременная. Я хочу ее вернуть. Как мне это сделать? Мне нужен дельный совет. Понимаете меня?

– Миша, ну как мы можем тебе что-то посоветовать, если мы не знаем, о ком идет речь? – выдержав паузу, сказала мама.

Папа сдвинул очки с переносицы на лоб, потер пальцами глаза и спросил:

– Как давно ты с ней встречаешься?

– Давно… – уклончиво ответил я.

– Хорошо, пусть так. Миша, давай-ка сначала ты подумаешь, что ты нам еще можешь сказать, а потом мы попробуем что-то решить.

– Пусть немедленно даст мне ее телефон! – ультимативно заявила мама. – Пока я с ней не поговорю, я ничего советовать не буду.

– Мама, телефона я не дам. Ты можешь все испортить.

– Как это я, интересно, могу испортить? – возмутилась она. – Я, может быть, смогу спасти и тебя, и ее, и внуков от безотцовщины!

– Так! – Я не выдержал родительского прессинга. – Давайте отложим разговор до вечера. – Развернулся и направился к себе в комнату.

– Что значит «до вечера»? – возмущалась мне вдогонку мама. – Накрутил родителей и ушел? В этом, Миша, ты весь! Ты всегда так поступаешь. А ты почему молчишь? – уже обращаясь к отцу. – Поговори с ним. Не сиди только с этой идиотской газетой!

Я зашел в свою комнату и, не снимая одежды, завалился на неубранную постель.

«Так! Что я творю? – нервно соображал я. – Чем вся эта сегодняшняя история для меня завтра обернется? Ничем хорошим. Ладно, если все это за пределы квартиры не выйдет. Надо срочно выкручиваться, что-то придумать. Скажу, что у меня помутнение. Мне нужно срочно к психиатру. Так еще в Кащенко упекут! Сказать, что пошутил? Мама меня точно прибьет. Уже сейчас видно, как она переживает. Что-то придумать все-таки надо. Для начала – закрыться в комнате и никуда не выходить. Вообще. Комната, кухня, туалет». Размышления прервал дверной звонок. Спустя минуту дверь в мою комнату распахнулась. На пороге стоял Сергей.

– Здоро́во, старик. Что, заболел?

– Нет. Он готовится стать отцом, – прокомментировала мое состояние мама, стоявшая у него за спиной.

– Чего? – усмехнулся мой приятель.

– Мама, я тебя умоляю.

Я встал с кровати. Жестом пригласил Сергея в комнату, одновременно пожимая ему руку.

– Серёжа, ты всех подружек Миши знаешь? Которая из них беременная?

– Мама! – сквозь зубы процедил я и захлопнул перед ней дверь.

– Миха, что происходит? – веселился Серёга. – Ты что, с кем-то залетел? С кем?

– Ни с кем. А ты чего без звонка? Мы договаривались? – сменил я тему.

– Ну да. Ты же сам просил меня к двенадцати прийти, компьютер посмотреть. Что у тебя там стряслось?

– Не знаю, – честно сказал я. Ну откуда я мог помнить, что было с моим компьютером девять лет назад? – Посмотри сам.

– Кофейком побалуешь? – спросил Сергей, включая стоявший на столе ноутбук.

– Да. Сейчас.

Я пошел на кухню готовить кофе. Родители уже переместились в комнату и о чем-то говорили вполголоса.

Пока варил кофе, вспоминал своего приятеля Серёгу. В то время мы с ним общались много, вместе мотались по клубам, вечеринкам. Через год Сергей навсегда исчезнет из моей жизни. И не только из моей: вляпавшись в какую-то авантюру, он займет кучу денег у друзей и знакомых и свалит куда-то в Европу. Надо будет себе где-нибудь напоминалку какую-то оставить, чтобы денег ему не давать. А сколько я ему тогда дал? Две тысячи долларов? Для меня деньги сумасшедшие. Надо бы его сейчас выпроводить побыстрее.

Когда я вернулся в комнату с кофе, рядом с Сергеем сидела мама и о чем-то говорила. Но увидев меня, тут же замолчала, демонстративно встала и вышла из комнаты под моим неодобрительным взглядом.

– Так с кем ты залетел, старик? С Иркой?

– Нет, – ответил я, ставя перед ним чашку. – Что с компьютером?

– С компом все в порядке. Сейчас антивирус обновлю, почистим немного, на полчаса работы. Так с кем ты там… – сиял от любопытства Сергей. – С Иркой?

– Ты ее не знаешь.

– Да ладно!

– Серый, я пошутил. Решил родителей с утра разыграть.

– Судя по виду твоей мамы – ты переборщил.

– Ладно. Я действительно залетел с одной подругой. Но это пока неточно.

– А насчет отцовства? Ты жениться будешь?

– Серёга! У меня сейчас в голове каша. Мне надо самому разобраться.