Читать книгу Дедушка Х - Александр Трешкур - Страница 3

певший каждому не гордый

потому и не погиб

ходит он без ног полгода

износились сапоги

превратились крылья в лапы

только некому помочь

старый раб сидит у лампы

и ему что день что ночь

что война что мир едино

он не выпрыгнет в окно

он бы выпил с алладином

но пройдоха спит давно

даже если эта ветка

и сыграет в прятки с ветром,

дерево не-обижай –

– а-не-то-получишь века

не изменит – и ножа

ёж не тронет, чиж – тем паче.

сыр умрёт – сын не заплачет

по усохшему: не жаль

хорошо от верлибра (век воли

не видать ему!) к ямбу хорею

даже к дактилю: вечным евреям

не страшны ни старания моли

в день съедающей по три страницы

ни вода ни огонь – ведь сумели

пропадая опять появиться

и уже в несгорающем теле –

знать фома не соперник емеле

я чёрный стул к стене придвину

я положу живот под спину

от половины половину

возьму и этого довольно:

героям не бывает больно::

им ямы небывалых роют

высот чтоб помнили о трое

то возникнет окно, то исчезнет,

как и стены, и пол с потолком.

он не станет кричать – много чести,

с этим он заодно, ни о ком

больше думать не надо… не надо

думать больше вообще… почему

человека вернули из ада –

было там так спокойно ему?

и гибнет колобок,

и шепчет еле-еле:

«зачем ты сделал бог

чтобы кого-то ели?»

поёт с утра пораньше птица

о как она собой гордится

тот должен кто может и хочет:

садится один на телегу

на камень другой (он всех прочих

умнее – он genius flexus)

а третий сквозь стену шпионя

себя уподобив ионе

три дня не выходит из дома:

зачем – ему всё тут знакомо

как тяжело на свете жить

но тяжелей не жить.

хоть и прочны времён тяжи

но режут их ножи

антивремён… невелика

присутствия река

и хочет пустоты ликан –

нет сил у дурака

хоть и бескрыл, но не имея ссор

с крылатыми до сей поры, имея

молчания на целый разговор,

не он ли (страстотерпца еремея

ночной железо-каменный двойник)

хотел уйти, однако был притянут

компанией по поискам войны,

объявленной дождём, наверно спьяну,

зиме бесполой, полой до весны,

когда он на горе, горя от горя,

завидовал созданиям лесным

и речь, как мог, чужую хорохорил?

чума нас не убьёт свиная –

нам участь предстоит иная:

мы станем над землёй ночами

летать, нездешними речами

заполнив пустоту – она

и в шаге будет не видна…

узнав что есть ещё

один такой хотя бы

как он (гефест не в счёт!)

не выдержал хоттабыч:

ослеп он и упал

и отвели слепого

два ангела в подвал

и появился повод

для радости простой:

стараться станет легче

целительнице той

что даже старость лечит

вдохни и выдохни – стишок

наметится, а то и ода,

наброски положи в мешок,

достань через четыре года,

не раз прочти их, и не два,

и коль они тебя не тронут,

не жги – бумага не дрова,

брось их в горшок пускай утонут

он покидая отчий шар

ногами (головою лучше б

или руками) не спеша

ощупает сначала лучик

случайный а потом и тьму:

с ним и не то ещё бывало,

и неподвластный никому,

наестся оной до отвала

вода ныряет в воду

здесь так заведено

небесному народу

фруктовое вино

и зёрна на закуску

во избежанье трат

свет был полоской узкой

до самого утра

не понять чего ради

стали ангелов грабить

их спасая на грани

между адом и летом

погибает иуда:

не желающий чуда

он последней минутой

искупает столетья

тело знало бег и шаг

оно лопнуло от пыли.

хоть и с толком не спеша

его мыли – не отмыли.

неторопкая душа

в нём застряла как в запруде

и не стоит ни гроша

только кто её забудет

где-то там за горизонтом

в пузырьке гуляет йод

в царстве сумрачном и сонном

ищет счастье гезиод

где-то там летают кони

и собаки и слоны

я спокоен я спокоен

мне бы только до луны

добежать доплыть доехать

мне бы только долететь

я бы умер там от смеха

и не повторился впредь

звёзды вылезут из клеток.

пироги заговорят.

бог уснёт. замёрзнет лето

снег пойдёт на всех подряд.

поплывут по небу мысли

из далёкой стороны…

знать бы: их бояться, крыс ли,

человеков озорных?

каково собаке в собаках

рыбе в рыбах и птице в птицах –

знать не знает она, но хочет

чтобы чудо могло случиться

и несчастные говорили

на её языке невнятном,

хлеб купили, обед сварили,

отстирали на платье пятна

нет он не бог и никогда им не был

и не хотел им быть, предполагая

что знание даётся не для страха

или печали, но для состраданья.

он птицей был ночной и человеком

при этом оставался, ибо время

сойдясь с его молчаньем стало словом –

единственным из всех возможных ныне

были дыры от уколов,

было много самых разных

мужиков и девок голых –

только не было соблазна.

эти были теми, эти –

были, но не теми, были

злой травой деревья, дети

неродившиеся – пылью,

а родившиеся стали

пеплом или просто болью.

горы пели: «das ist alles!»

возражали птицы: «ой ли?»

в ворота времени не всякий

проходит день – такое дело.

друг друга топят забияки

и жгут, а то что не сгорело

не утонуло – сядет в лодку

и тихо поплывёт на запад

и будет чёрным или кротким

не так уж важно: был бы запах

спит аполлон –

никто к священной жертве

не требует поэта

и неймётся

ему:

он ляжет

встанет

снова ляжет::

скорей бы что ли

мусагет проснулся

а кто-нибудь

в собаку превратился

и в птицу –

и ушёл…

в собакоптицу

и в рыбу –

и уплыл

и растворился…

потом он годом стал

тысячелетним

и дождь пойдёт и спрячутся все луны

за облака и выйдет чемпион

и злую девку-смерть ему подсунут

и может быть её полюбит он

но если и полюбит не расскажет

всех тайн своих… по проволоке кот

ученый ходит молча – не накажут

его за это: мир давно не тот

несчастные они

и водят дружбу с ядом

им отравляя дни…

у них со словом рядом

всегда весёлый дух

а грустный – за спиною:

он молчалив и сух

как дерево больное

вода полощет воду или ветер

поёт другому что-нибудь о горе

его постигшем – всё равно: ведь глине

довольно глиной быть хоть и неволят

её… зачем? божественные лица

дают дневную пищу заплутавшим

ночную – заблудившимся… названий

не принимая бодрствуют деревья

и музыка играет защищаясь

от тишины как ангел от простуды

покинувший речь, он о чём-то другом

и думать не смеет – он болью влеком

и хоть понимает: ещё не пора

неймётся душе (да и телу) – с утра

до ночи он ищет замену словам

и счастлив и это не нравится вам

на четырёх

как сказано

а после

на двух

на трёх

но и холма достигнув

взойдя на оный

сидя на вершине

он знает

что дороги не осилил

и смотрит в небо

полагая бога

или хотя бы ангелов

увидеть

сказать – но больше чем дано

и может – силится оно

и (с крика перейдя на шёпот)

уходит: чтобы невзначай

не навредить молчанью:: чтобы

снял порчу с ночи молочай

за мгновенье до броска

с головою в омут

от меня ушла тоска

к другу дорогому.

он не ангел, он – иной,

он живёт в навозе

и не крылья за спиной

у него а гвозди…

заплачешь –

воздух звуки обретёт

и будет рад

что даже изменившись –

незаменим

(хотя и знал об этом)

как чувствует себя сей организм

легко ли тяжело дышать бедняге?..

к нему идёт кудесник а за ним

слуга бежит – он девясил и ягель

несёт и мёд для раковин ушных

и розмарин (препятствовать распаду)

и лопухи (они для ног нужны –

и нечего тут спорить и не надо!)

чертополох несёт и любисток:

сегодня душу не отпустит тело…

а на заборе ангелы (их – сто!)

ждут тишины: им ненавистен мелос

о, как плачет несчастная рыба!

есть ли кто-нибудь, кто успокоит

эту рыбу: медведь или воин,

или маленький мальчик василий