Читать книгу Пункт назначения – Прага - Александр Усовский - Страница 4

Слова «Пан Вацлав, вам привет от Владимира Нестеровича Кашубы», готовые вот-вот слететь с губ Савушкина – в последнее мгновение замерли, не успев покинуть его рта. И причина этого была проста – на капитана, внесенного в дом на плечах Котёночкина и Некрасова, со всех сторон просторной общей комнаты уставилось девять пар глаз, семь из которых принадлежали жителям Протектората Богемии и Моравии от шести до двенадцати лет от роду – примерно, конечно…. Ну твою ж мать! Савушкин про себя яростно выругался, выдохнул, освободился от опеки своих носильщиков, постарался «включить немца» до того, как пауза начнёт становится опасной – и вымолвил, с железом в голосе:

– Kaltes Wasser für meine Soldaten, schnell! Und transportieren Sie zur Autobahn![7]

Хозяин дома – пожилой, лет пятидесяти, чех в суконных серых бриджах и вязаной кофте, буркнул не то, чтобы недовольно, но явно без особой радости: «Яволь, фюнф минутен аллес фертиг сейн…», повернулся к дородной, кутающейся в просторную шаль матроне, судя по всему – жене – и произнёс извиняющимся голосом: «Vlasta, krmte pánev Němců studené vody…»[8] Та в ответ холодно кивнула, развернулась – причем демонстративно не замечая ни Савушкина, ни стоящих рядом лейтенанта с Некрасовым – и скрылась за кухонной дверью. Пан же Штернберк, вздохнув и сунув ноги в какие-то опорки, исполняющие роль домашней обуви – направился к входной двери. Семеро детишек продолжали молча и настороженно следить за вошедшими в их дом немцами – не издавая при этом ни звука. Однако, дисциплина тут у пани Власты, подумал Савушкин. Кто в этом доме настоящий хозяин – у него никаких сомнений не было.

Савушкин посмотрел на своих. В глазах Котёночкина явственно читалось недоумение, Некрасов же, в силу своей флегматичности, никаких чувств не демонстрировал – раз командир решил играть немца¸ значит, так тому и быть, ему виднее. Савушкин, кивнув на дверь, приказал лейтенанту:

– Rufen Sie alle hier an. Wir gehen runter, auf der bahn.[9]

Котёночкин молча козырнул и через минуту привёл в дом остальных «фельджандармов» – которые тут же припали к принесенному хозяйкой ведру с холодной водой. Вслед за ними в дверях показался пан Штернберк. Хозяин дома, переминаясь с ноги на ногу, негромко и сбиваясь, доложил:

– Герр гауптман, дер ваген ист фертиг. Майне арбайтер вирт мит геген…[10]

Савушкин начальственно кивнул, скомандовал своим на выход, милостиво принял помощь Некрасова, подставившего плечо – и выбрался наружу.

Во дворе их ждала пароконная упряжка гнедых, впряжённая в длинные дроги, наподобие тех, что Савушкин видел в бинокль утром на дальней опушке – но на этих были настелены доски, что, в общем-то, позволяло считать их вполне годным средством передвижения для «панов фельджандармов». Работник пана Штернберка, угрюмый кряжистый малый, судя по внешнему виду, не то цыган, не то босняк, заросший до самых глаз густой чёрной щетиной – мрачно стоял у повозки, держа в руках вожжи. Штернберк, тяжело вздохнув, произнёс, обращаясь к возчику:

– Zdenek, vezměte Panov Gendarmov na silnici a vraťte se zpět[11]

Цыган молча кивнул и, обернувшись к своим пассажирам, так же молча указал на повозку – дескать, карета подана, чего ждём?

Спуск к дороге оказался довольно причудливым – мало того, что просёлок, к ней ведущий, петлял частым серпантином в густом сосновом лесу, так ещё на некоторых особо крутых поворотах возчик-цыган, спрыгнув с дрог, становился перед гнедыми и, упираясь в оглоблю, сдерживал спуск из всей мочи. Савушкин решил было дать приказ своим помочь звероватому кучеру – но быстро понял, что в данной ситуации помогать – только мешать. Судя по всему, для цыгана – или кто он там, босняк? – все эти пертурбации были давно и хорошо известны, и справляться он с ними научился самостоятельно уже давно. Савушкин лишь покачал головой – жизнь в горах налагает на людей удивительные требования, без соблюдения которых прожить здесь просто невозможно…

Впрочем, всё плохое, равно как и хорошее, когда-то кончается – вот и их головокружительный спуск завершился выездом на шоссе, идущее на Врхлаби и далее на Трутнов. Отпустив цыгана с повозкой и выдав ему в качестве гонорара красную пачку сигарет «оберст», Савушкин, дождавшись, пока их автомедон скроется из глаз – промолвил:

– Все разговоры – потом. Лейтенант, помнишь, как эта река называется? – И капитан указал на неширокую, но бурную речушку, несущую своим воды сразу за шоссе. Лейтенант кивнул.

– Помню. Йизерка.

– Верно. Село справа?

– Грабачов.

– Молодец! Хлопцы, – обратился Савушкин к остальным бойцам, настороженно вслушивающимся в диалог отцов-командиров, – сейчас аллюр три креста во-о-он, – и капитан указал на мрачноватое каменное строение без окон, под крышей из дранки, утопающее в зарослях ивы и стоящее практически над рекой, – к той халабуде. Некрасов, Костенко – тащите меня, лейтенант с радистом – мешок. Марш!

Когда через четверть часа, изрядно запыхавшись и вспотев, разведчики оказались у указанного командиром строения – то в растерянности все разом посмотрели на Савушкина. Который, освободившись от объятий старшины и снайпера и вновь опершись на свой костыль – ухмыльнувшись, произнёс:

– Вижу недоумение личного состава. Объясню всё внутри. Костенко, замок вскроешь?

Старшина, буркнув «А шо там вскрывать? Зарэ всэ будэ», достал из мешка чёрный замшевый чехол с инструментом, извлёк из него пару каких-то железяк и связку ключей, минуту поколдовал над замками – и, удовлетворённо кивнув, доложил:

– Готово, товарищ капитан! Даже взламывать не треба!

– Мельница! – Удивлённо вскрикнул Котёночкин, как только они оказались внутри. Капитан хмыкнул.

– А что ты хотел увидеть на берегу реки? Кафешантан?

– А где колесо? Ну, которое крутит механизмы?

Капитан пожал плечами.

– А ты присмотрись. Оно не снаружи, оно внутри. – Помолчав, Савушкин добавил: – Эта мельница – единственный наш шанс.

– Почему, товарищ капитан? – Спросил Чепрага.

– А потому, Андрей, что сейчас апрель. И до июля эта халабуда местной публике будет не нужна. Правда, есть вероятность появления хозяев – проверить имущество, мало ли, война на дворе – но эту проблему мы будем решать по ходу пьесы, ежели она вдруг возникнет. А пока – размещаемся! Недельку мы тут сможем пожить, а там будет видно….

Последние его слова потонули в рёве моторов – на шоссе показалась колонна тяжёлых «манов», заляпанных зелёно-желтым камуфляжем. Машин было много, машины были новые, без обычных для фронтового транспорта отметин боевой работы – Савушкин только головой покачал. Однако…

Как только колонна прошла – лейтенант, кивнув на дорогу, произнёс:

– Эти нам поспать не дадут….

Капитан озабоченно промолвил:

– Поспать – это дело десятое. Ты видел? Сорок семь машин, и все – как только что с конвейера… И солдаты – все в новеньких мундирах. Как будто и не сорок пятый год на дворе….

– Тыловики. – Буркнул Костенко, и тут же, спохватившись, произнёс: – Извините, товарищ капитан, шо не в своё дело лезу.

– В своё. Что ты думаешь об этой колонне, Олег?

Старшина пожал плечами.

– Та бис його знае, товарищ капитан…. Машины тяжёлые, пятитонные. Человек по тридцать, а то и по сорок в каждой. Считай – полк. Новенький, як с картинки. Везут его с юго-востока на северо-запад. Цэ пока всэ….

– Пока да, – кивнул Савушкин. И добавил: – Надо будет контрольных пленных взять. Не здесь, понятно, по окрестностям пробежаться. Чтобы было что в Центр доложить… И с машиной что-то решить. С легковой или в этом роде – для нас. Потому как какие мы фельджандармы без машины? – Савушкин хотел было что-то добавить, но приближающийся шум с юго-востока остановил его. Прислушавшись, он мрачно произнёс: – Опять колонна….

Через пару минут из-за поворота показались грузовики. На этот раз это были чешские трёхосные «татры», в кузовах которых под новенькими оливковыми тентами громоздились какие-то ящики.

Грузовики, числом в две дюжины, прошли, оставив после себя тяжёлый соляровый выхлоп, голубоватым туманом повисший над шоссе. Лейтенант, дождавшись, пока последний грузовик колонны исчезнет за холмом – вздохнув, промолвил:

– Однако и движение тут! А мы хотели на этой дороге Власова поймать…. – Повернувшись, спросил у Савушкина: – Товарищ капитан, вы из-за детей не захотели легализоваться у Штернберков?

Савушкин кивнул.

– Не только, но в основном. Понимаешь, Володя, мы там, наверху, наследили так, что мама не горюй. Думаю, доносы о нас уже лежат на столах у местных полицейских. Как только они дойдут до гестапо – а они дойдут, это дело времени – к Штернберку явятся с обыском и допросом. И то, что он о нас ничего не знает – будет очень большим плюсом… Немцы и немцы, дал воды, снарядил повозку. Ничего противозаконного. Как говориться, взятки гладки. – Вздохнув, капитан добавил: – Не можем мы детей опасности подвергать. Не имеем права…

Лейтенант кивнул. Савушкин, осмотрев мельницу и оценив сноровку своих бойцов, успевших разместиться в её помещениях, удовлетворённо хмыкнул.

– Что-что, а берлогу оборудовать, чтобы отлежатся, мы умеем….

Костенко, оставив в покое деревянный щит, из которого он явно собирался соорудить кровать – вытерев пот со лба, ответил:

– Товарищ капитан, так треба ж з удобствами размещатысь…. З комфортом…Плохо мы ще вспием. В офицерскую мы якись кушетки найшли, ну а соби зарэ шось зробымо….

Савушкин кивнул.

– Годится. Туалет, умывальник тут есть?

– Е. Уборная дуже гарна, як в городе. Помыться тоже е. Забор воды хитро устроен…

Савушкин пресёк попытку старшины рассказать о гидротехнических изысках мельницы – коротко бросив:

– Разговоры отставить. – И добавил командирским тоном: – Некрасов – часовой. Остальным – спать.

– А койку доробыть? – Удивлённо спросил Костенко.

– Потом доделаешь. Куда голову притулить – есть? Есть. Не капает? Не капает. Всё, отбой. Витя, – обратился Савушкин к снайперу, – через час подымешь Чепрагу, а он – лейтенанта. Да, не забывай всё фиксировать. Все проезжающие колонны бери на карандаш.

– Есть! – угрюмо буркнул Некрасов и, достав из мешка свою неизменную «свету», направился к дверям. Савушкин, напоследок ещё раз осмотрев мельницу и своих бойцов, укладывающихся на отдых, поковылял в «офицерскую» – до их прихода бывшую чем-то вроде закутка для счетовода: во всяком случае, стоящие на полке гроссбухи говорили именно об этом. Вдоль стенок стояли два топчанчика – на одном из которых уже устраивался лейтенант. Увидев вошедшего командира, он спросил:

– Товарищ капитан, может, вам для ноги табурет подставить?

Савушкин кивнул.

– Подставь. Тебе через два часа – на пост. Так что постарайся выспаться… Я за тобой.

– Товарищ капитан, у вас же нога!

– Нога. Она мне сторожить вас не помешает. Всё, отставить разговоры¸ отбой! – и Савушкин, сняв бинокль, расстегнув пряжку и стащив с себя ремни немецкой портупеи вместе с кобурой – сгрузил всю «упряжь» у кровати. Шум с шоссе, который, как опасался лейтенант, не даст им заснуть, ничуть не помешал ему тут же погрузится в глухой тяжёлый сон – в который не доносились ни плеск вод бурной Йизерки, ни рёв автомобильных колонн с шоссе, ни шум ветра в ветвях ив.

Лейтенант Котёночкин едва заметно улыбнулся, накрыл командира плащ-палаткой и тоже улёгся – по привычке положив свой «вальтер» под вещмешок, играющий роль подушки. Их первый день на чешской земле подошёл к концу…