Читать книгу Цзи - Александр В. Великанов - Страница 3

Автобус был большой и новый, как почти все в Китае. В ноздри бил запах свежего дешевого пластика, видимо, обивка сидений. Это неожиданно напомнило о детстве – так пахли игрушки с китайского рынка в Южно-Сахалинске, которые когда-то приносила Огневскому мать.

Упитанный кондуктор вручил Андрею билет, показал четыре пальца. Огневский протянул четыре бумажки по одному юаню – еще во Владивостоке обзавелся китайскими банкнотами с хитро улыбающимся Мао.

Город за окном быстро кончился, пошла сельская местность. Вместе с новыми, блестящими, словно игрушечными машинами по ней двигались дребезжащие мотоблоки и старики на ржавых велосипедах. Попадались даже живые ослы, тащившие телеги с овощами. И здесь же, у обочины – ряды мощных, новехоньких экскаваторов, готовых ваять светлое будущее исполинскими ковшами.

В глаза бросилась еще одно: почти под каждым мостом спали люди, устраивали целые гнезда из всякого хлама. Бездомных было много, куда больше, чем пресловутых бомжей в России. Похоже, что билетов в будущее хватает далеко не всем…

Пошел сухой колючий снег. Автобус выбрался на пустое шоссе и помчался на запад, в свой неизвестный пункт назначения. Электронное табло над местом водителя показывало температуру за бортом – минус 33 градуса.

«Надо было все-таки ехать в Таиланд… – вздохнул Огневский. – Там хоть тепло. А то променял одну ледяную империю на другую».

– Бу дао Хуанхэ синь бу цы! – заорал где-то рядом мужской голос.

Огневский едва не подскочил, но оказалось, что это всего лишь телевизор.

На экране в передней части салона начался какой-то нелепо-яркий фильм. С воплями и пафосной музыкой носились туда-сюда и лупили друг друга китайцы в одежде под старину. Бюджет у картины был минимальный – декорации явно из фанеры, а про уровень актеров лучше вообще молчать. Впрочем, движения, имитирующие кунг-фу, впечатляли своей замысловатостью.

Пару минут Огневский пытался смотреть местный кинематограф и радовался, что не понимает грозных речей персонажей. Уровень громкости был на максимуме, но пассажиров это совсем не смущало.

«Языковой барьер – это счастье, – подумал Огневский. – Не надо знать, что люди говорят».

В салоне было очень жарко, отопление работало вовсю. Так что, несмотря на вопли киногероев, Андрея стало клонить в сон. Все-таки встать сегодня пришлось в четыре утра, чтобы поспеть к автобусу через границу.

…Темно, лишь изредка луна пробивается через рваные облака. Огневский смотрит под ноги. Его черные берцы ритмично бьют по густой траве.

Почему-то из всего, что было в командировках на Кавказ, вспоминается обычно именно это – долгие часы бега по пустынным горам. Не боевые стычки, не казарменный быт, не полевые испытания новых устройств. Первым в памяти оживает ощущение монотонного, но быстрого движения, вес жилета разгрузки и тяжелого ранца с оборудованием. Сотни минут молчания, прерываемые редкими тихими командами, гул ветра и шорох травы.

В тот день стартовали затемно. Вертолет высадил их на блокпосту, считавшемся относительно безопасным. Служащие на блоке были люди ученые, ничего спрашивать у четверых бойцов спецгруппы не стали, вообще словно не заметили их. Отряд выбрался за периметр и растворился в темноте.

Дальше долго бежали вдоль хребта, обдуваемые сырым ветром. Первым шел Мурзинов, он предпочитал вообще не говорить лишний раз, давал команды знаками. По самому гребню идет неплохая тропа, но на ней группу будет видно из долины, а неподалеку, по сведениям, есть несколько вражеских точек.

Поэтому двигались чуть ниже водораздела, по криволесью на северной стороне. К горам Огневский привычный еще с юности, с походов по Сахалину. Там, правда, не нужно было постоянно ждать нападения.

Уже часа полтора, как они без остановок, не сбавляя темпа, бегут. Интересно, планирует Мурзинов хоть одну передышку? Огневский устать пока не успел, он еще часа два сможет так марафонить, но вот сам старший группы заметно полноват, и слышно, как он тяжело дышит.

Темноту озаряет бледно-желтое пламя. Все четверо на рефлексе бросаются в стороны, залегают в траву, но нет – этот огонь не по их души. Слева, в долине, в километре от группы вспыхивает новый взрыв.

Андрей вспоминает карту – да, там же у наших маленький пост, у моста через узкую речку. Похоже, духи налетели среди ночи, палят из гранатометов. Судя по количеству вспышек, их целая толпа.

Огневский стискивает зубы, представляя, каково сейчас солдатам на том посту. До них всего километр, есть возможность быстро прийти на помощь, но нечего и думать об этом. У отряда свое боевое задание, и рисковать его выполнением, обнаружить себя – немыслимо. Да и что могут четверо, пусть даже спецназовцев, против толпы с гранатометами?

«Хотя не… – думает Огневский, чувствуя на спине увесистый ранец. – Как раз можем, очень даже можем. Но нельзя…»

И от этой мысли только хуже.

Впереди поднимается тяжелая фигура Мурзинова. Быстрый взмах его длинной руки – продолжаем движение…

Андрея разбудил женский голос, что-то протяжно запевший по-китайски. Фильм про древние времена кончился, в салоне автобуса включили музыкальную программу.

Снова разозлился на себя. Чем больше гонишь из башки проклятые воспоминания, тем настырнее они лезут обратно…

Взглянул на часы – проспал чуть больше часа, но голова вся мутная и мышцы затекли, словно полдня продрых. За окном уже метет вовсю, а вот пейзаж не изменился – все то же шоссе, окруженное сопками. В Приморье любят говорить, что на китайской стороне каждый метр распахан и засеян гаоляном, а вот неправда. По крайней мере, тут, в Маньчжурии, как именуют иногда север Китая. Полно пустой земли, заросшей лесом, похоже на окрестности Владивостока… Если бы не гигантские иероглифы на склонах холмов (соцлозунги?).

«Интересно, куда я все-таки еду? – подумал Андрей. – И сколько еще чалиться в этом автобусе, под музычку и вопли из телека?»

Достал из кармана билет, – может, там указан пункт назначения английскими буквами? Нет, только колючие китайские письмена. Красивая штука – иероглифы, выглядят куда занятнее, чем просто буквы. Жаль только, что их много тысяч штук… Как это все вообще можно выучить?

На билете красовались два больших символа: 长春 – это, наверно, и есть название точки, куда несет его неведомая китайская судьба.

За день до отъезда Андрей купил во Владивостоке путеводитель по Китаю. В местном книжном магазине их было на выбор штук десять, взял тот, где меньше всего картинок – а значит, больше текста, информации.

Теперь достал его, полистал, но все географические названия – как назло, кириллицей, без иероглифов.

Дед в ушанке куда-то делся. На соседнем сидении теперь была китаянка средних лет с широким лицом, типичным для жителей Маньчжурии. Она сосредоточенно что-то жевала, глядя за окно.

– How to say that? [Как это произносится? – англ.] – спросил ее Андрей, ткнув пальцем в иероглифы.

Женщина моргнула живыми миндалевидными глазами. Да, соваться к жителям китайской глуши с английским точно не стоило…

– Как прочитать? – переспросил он уже по-русски, зная, что в пограничье некоторые понимают язык Достоевского.

Женщина снова моргнула.

– Харбин? – спросил Андрей, назвав первый пришедший на ум маньчжурский город.

– Хаэрбинь? – удивилась женщина и покачала головой. – Чанчунь!

– Ча?.. – переспросил Андрей.

– Чанчунь!

– Се-се! [Спасибо! – кит.] – ответил Огневский одним из немногих известных ему китайских слов.

Тетка покосилась на него, мол, ты чего, правда не знаешь, куда едешь?..

Поискал в оглавлении – и вправду нашелся такой город. И расположен как раз километров за пятьсот от Хуньчуня, где Андрей пересек границу. То есть на автобусе примерно семь часов.

Что ж, почитаем, что за город такой…

Ого, четыре с лишним миллиона жителей! Это когда во всем Приморском крае и двух миллионов не наберется… Что еще интересного? Оказалось, почти ничего. Для многомиллионного города информации совсем мало. Один из центров китайской автомобильной промышленности – вот где делают эти игрушечные красные легковушки и мопеды для рикш.

А еще здесь в сороковые жил «последний китайским император» – какой-то губастый мужичок, посаженный на трон японцами, занявшими Маньчжурию во время Второй мировой. Можно посетить дворец, где бедный марионетка японских фашистов делал вид, что правит Китаем, от которого ему достался только северный кусок, гордо названный Маньчжоу-Го – «Маньчжурское царство».

На дворце «последнего богдыхана» достопримечательности Чанчуня заканчивались. Что ж, не шибко интересный город, зато название переводится красиво – «Долгая (или даже вечная) весна».

«Ну ладно, – вздохнул Огневский, глядя, как вертятся по ту сторону стекла снежные вихри. – От весны я бы не отказался…»

Огневский вышел из автобуса только под вечер. Автовокзал Чанчуня был раз в пятнадцать больше, чем в захолустном Хуньчуне, и до краев заполнен шумящей черноголовой толпой. Куда все эти китайцы вечно едут?

Когда шагнул через широкие двери на улицу, обожгло морозным ветром, температура явно за минус тридцать – вот тебе и «вечная весна»!

Перед вокзалом тянулась широкая площадь, на ней – высоченный флагшток с алым знаменем, вокруг него – водоворот народа в черных пуховиках. Многие без шапок, хоть температура даже не сибирская, а почти магаданская… Вокруг площади – какие-то здания, увешанные рекламой, по виду торговые центры. Над всем этим гигантские видеоэкраны с аляповатыми роликами, за ними поднимаются высотки, тая в морозном смоге.

«И куда теперь идти?» – с интересом подумал Огневский.

Сперва стоило найти место, чтобы переночевать. Пошел наугад вдоль одной из улиц, забитых транспортом.

«Забавно, – подумал Андрей, глядя по сторонам, – вообще не видно традиционной архитектуры, ни одного здания. А ведь Маньчжурия – древняя земля, со своей большой историей. Неужели всю ее снесли, застроили угрюмыми высотками?..»

Вывески со словом “Hotel” нигде видно не было. Как и любых вывесок латинскими буквами – иероглифы, и только иероглифы. Приморские жители метко называют китайские письмена «пауками», очень похоже.

Вместе с группкой китайцев Огневский перебежал на красный свет ревущую шестиполосную дорогу. Всюду стояли светофоры, но на них никто не обращал внимания – ни водители, ни пешеходы. Автомобили просто ехали, игнорируя красный свет и разметку. А люди выжидали, пока в густом потоке возникнет брешь, и быстро семенили через проезжую часть.

«Анархия – мать порядка», – усмехнулся про себя Андрей. Поправил рюкзак, висевший на одной лямке за левым плечом, зашагал дальше.

Первые полчаса рев транспорта казался оглушительным, но постепенно слух стал привыкать. Натренированный замечать малейшие изменения, Огневский уловил, что сзади приближаются едва слышные, быстрые шаги. Но отреагировать не успел – подрастерял реакцию за полгода без службы и тренировок.

Только повернул голову – и увидел, как на него летит тощая низкая фигура. Китайский мальчишка, не старше лет двенадцати, прыгнул сзади прямо на идущего иностранца. Ручонки совсем тонкие, никогда бы он не смог отобрать сумку у взрослого мужчины. Но с разгона, благодаря силе прыжка, у гаденыша получилось. Сорвал рюкзак с плеча Огневского, ловко приземлился, прижимая добычу к груди, помчался прочь.

«Нехилый навык…» – успел подумать Огневский, а потом вздрогнул. В рюкзаке вещи немудреные, пес бы с ними, но ведь там загранпаспорт! Без него в Китае ни в гостинице не заночевать, ни деньги на юани не обменять. Потерял документы – путь тебе один, в российское консульство, а оттуда – в лапы к военному прокурору. По-другому просто не выживешь, ну разве что стать китайским бомжом… Спасибо, уж лучше на зону.

«Ты дебил?! – обругал себя Огневский. – Нашел время задумываться. Беги за ним!»

Малолетний уголовник уже ловко закинул рюкзак себе на спину. Семеня тонкими ногами в сбитых ботинках, он улепетывал к узкому переулку.

Андрей метнулся следом. Тело, разомлевшее после долгого сидения в автобусе, слушалось плохо. Потребовалось несколько секунд, чтобы дыхание выровнялось, а мышцы и нервы начали работать в полную силу.

И когда это наконец произошло, стало понятно, что мальчишке не уйти. Какой бы он ни был ловкий, но все же не чета взрослому, подготовленному человеку. Да еще ведь и тащит на себе рюкзак, не такой уж маленький, а Огневский теперь налегке.

Они бежали по узкому проходу меж двух серых стен, густо обклеенных ярко-красными объявлениями. Прямо в лицо Андрею ударил столб горячего, пахучего пара – вентиляционная отдушина из какой-то харчевни.

Огневский уверенно сокращал дистанцию, теперь можно было разглядеть, во что одет убегающий, – старый пуховик и спортивные штаны. С большой дырой, через которую, как говорится, видно его пролетарское происхождение.

Впереди бегущих ждала лестница в четыре ступени, за ней переулок заканчивался, выходил на какую-то улицу. На углу, у тележки с чем-то дымящимся, стоял старик в фартуке. Он лениво переворачивал большие клубни батата, жарил их на чем-то вроде высокого мангала с колесиками.

Вот только маленький разбойник тоже понял, что на своих коротких ножках от злого дядьки ему не уйти. Поэтому, взлетев по ступеням, он снова совершил свой коронный резкий прыжок – в сторону торговца бататами. Ударился о старика, оттолкнув его в сторону, и пинком отправил тележку катиться вниз по ступеням, прямо на бегущего по ним Огневского.

Андрей прижался к ржавым перилам, прогнулся в пояснице, уходя от края раскаленного мангала, тот прошел всего в паре сантиметров от его груди. Успел разглядеть, как под решеткой ало светятся пылающие уголья. Горячие бататные клубни разлетались во все в стороны, один едва не угодил Огневскому в лоб.

Торговец яростно что-то заорал, но бегущие уже пересекали улицу, уворачиваясь от машин. Воришка и тут показал изрядную ловкость, уклонялся от сигналящих авто на полной скорости. А вот Андрею пришлось пару раз остановиться, чтобы не угодить под колеса.

Дальше опять был переулок, за ним снова улица, уже без автомобилей – но заполненная толпой. В уши ударила духовая музыка – о, да это парад! Бодрая шеренга китаянок в ярко-алых костюмах маршировала по перекрытой проезжей части. Девушки синхронно поднимали в небо тонкие золотые жезлы.

«Это что, Первомай? – удивился Андрей. – Вроде декабрь на дворе…»

Да нет, вон на плакатах какой-то логотип с большим желтым трактором. День трудящихся в сельском хозяйстве? Или рекламная кампания тракторного завода? В стране, где социализм и капитализм сливаются подобно инь и ян, сложно отличить одно от другого…

Бегущие были уже перед самой колонной. Огневский успел увидеть, как мальчишка шмыгнул между двух красных юбок, женщины взвизгнули, но и только.

Андрей стиснул зубы – ему, бывшему раз в пять больше воришки, так точно не проскочить. И что делать? Не распихивать же дамочек в стороны, воспитание не позволит. Нужно быстро решать…

И он сделал единственное, что пришло в голову. Подбежав, приобнял одну из китаянок за талию, развернулся вместе с ней, словно в вальсе, и оказался по ту сторону шагавших. Получил на прощание по спине золотым жезлом – то ли всерьез, то ли игриво… Выяснять, к сожалению, некогда.

Теперь у вора был серьезный отрыв и неплохой шанс скрыться, шмыгнув в какой-нибудь закуток. Но Андрея уже разбирала ярость от всего происходящего, и она помогла ускориться. В последний момент он увидел, как мальчишка, сверкая дырой на штанине, ныряет в проем под высоким забором.

Огневский еле протиснулся вслед за ним – и закашлялся от пыли. Они оказались посреди большой стройки, бежали теперь среди куч щебня, под рев тяжелой техники.

Паренек двигался уже не так живо, как прежде. Устал, наверно, – рюкзак ведь нелегкий. Да, пожалуй, и перепугался – не часто, видимо, попадались ему настолько сильные и упорные преследователи.

Все тело Андрея горело, шрам на голове пульсировал, но до маленького негодяя оставалось не больше пяти метров.

И Огневский чуть не закричал, когда прямо навстречу мальчишке из-за угла выкатил громадный самосвал, китайский аналог «Белаза» с колесами в человеческий рост.

А вот разбойник не растерялся. Согнулся в три погибели и нырнул прямо под брюхо исполинской машины. Андрей не знал, что с ним стало, да и некогда было думать, самосвал уже ревел в метре перед ним самим. Водитель за толстым стеклом с ужасом глядел вниз на сумасшедшего лаовая, выскочившего прямо под колеса.

Андрей бросился в сторону, громадное рифленое колесо с рыком прошло совсем рядом с его плечом, и тут же еще одно пронеслось с другой стороны – дорога двухполосная, самосвалы катят в обе стороны!

Матерясь Огневский простоял несколько секунд как столб, между двух чудовищных машин, в вихре горячего выхлопа с обеих сторон. Когда они разошлись, Андрей с утроенной яростью, весь серый от резко пахнущей пыли, рванулся дальше.

Едва разглядел через серое марево, как мальчишка перескочил бетонное ограждение дороги и сиганул куда-то вниз. Пара мгновений – и Андрей прыгнул следом, пролетел метра три, приземлился на гору старых покрышек и еще какого-то мусора.

Стройка была позади, а вокруг – какой-то пустырь, заваленный барахлом и деталями ржавых машин. Мальчишка, что-то выкрикнув, кинулся к низкой бетонной будке, из которой выходила вбок толстая труба, обмотанная изоляцией, – теплопровод?

Малолетний вор исчез за дверью, покрытой разводами ржавчины. Огневский подлетел к ней в последнюю секунду и уперся плечом, не дал захлопнуть. С той стороны толкали неслабо, – похоже, сразу несколько человек.

Тяжело дыша от усталости и бешенства, Андрей вломился внутрь. Там было душно, противно пахло, в полумраке видны несколько фигур – все они в страхе попрятались.

Первым делом Огневский нашел воришку, тот сидел на полу и еле дышал от усталости. Андрей отобрал рюкзак, расстегнул, проверил внутренний карман – фу, паспорт на месте…

Быстрым взглядом окинул остальных. После чего немного выдохнул и расслабился, а то тело на автомате приняло боевую стойку. Нападения от этой публики можно было не бояться.

Помимо воришки в дырявых штанах, у стены стояли еще один пацаненок на пару лет младше, женщина с красным обветренным лицом и дед, совсем старый, с обвисшими грязными волосами.

Видок у всех был потрепанный и жалкий.

Огневский хоть и пробыл в Китае меньше суток, но успел заметить изнанку здешнего бурного роста – множество нищих и бездомных, целые семьи, оказавшиеся на обочине дороги к процветанию.

– Ну ядрена мать… – прошептал Андрей, глядя, как младший мальчишка прижимает к груди термос, тот самый, Володькин.

Еще бы, при такой холодрыге для этой нищей семейки, пытающейся согреться у отопительной трубы, возможность сохранить горячий напиток – настоящее счастье.

Огневский не против был бы отдать термос этим бедолагам, не жалко.

Но помешал принцип, усвоенный еще с малых лет, с дикого детства на Дальнем Востоке девяностых. Нельзя позволять, чтобы тебя разводили. Никому, никогда и ни по какой причине. Один раз позволишь себе стать терпилой – им и будешь до конца своих дней.

Он подошел, аккуратно, но твердо забрал у парнишки термос. Достал из кармана сто юаней, положил на пыльный стол.

– Купите себе термос, – сказал он им по-русски (а как еще?). – И малому, – он кивнул на воришку, забившегося в дальний угол, – штаны новые. Удачи…

Развернулся, вышел из пахучего тепла наружу. Закинул рюкзак на спину, пообещав себе никогда больше не носить его на одной лямке. Побрел, ища выход с пустыря на нормальную улицу.

Да уж, как угодно представлял себе первый близкий контакт с китайцами, но не так…

И снова послышались легкие, детские шаги за спиной.

«Ну это уже свинство!» – разозлился Огневский, резко оборачиваясь. Опять тот самый мальчишка. На этот раз он остановился в шагах пяти от Андрея.

Протянул тонкую чумазую руку – в ладошке лежало что-то яркое.

– Это чё? – удивленно спросил Огневский. – Чжэ ши шеньмэ? – перевел он. Пока ехал в автобусе, как раз выучил пару новых фраз.

Пацан робко улыбнулся и сделал шаг вперед, все еще протягивая руку. Андрей осторожно взял с нее маленькую картонную карточку, что-то вроде открытки. Она была помятая, оборванная с одной стороны. Ярко-алая, а в середине оттиснут золотой иероглиф 吉, который Огневский, кажется, где-то видел, но значения вспомнить не смог.

– Спасибо, малой, – улыбнулся Огневский, убирая клочок во внутренний карман куртки. – Давай кончай воровать. Как видишь, рано или поздно поймают.

Пацаненок внимательно выслушал фразу на непонятном ему русском языке, серьезно кивнул и убежал обратно в будку.

Понадобилось минут сорок, чтобы выбраться из зоны строек и пустырей на обжитую улицу. Пришлось снять пуховик и долго сбивать с него пыль, а то прохожие косились на грязного иностранца. Начинало темнеть, становилось все холоднее, а Огневский еще не знал, где будет ночевать. Шел по улицам, ежась от ледяного ветра, ища что-то похожее на гостиницу.

Спустя еще полчаса, изрядно замерзший, решил пристать к какому-то молодому парню, шагавшему навстречу. Может, тот понимает по-английски?

– Excuse me, I’m looking for a hotel [Извините, я ищу отель. – англ.], – неуверенно обратился Огневский.

Парень наморщил лоб за дужкой толстых очков.

Андрей вздохнул, изобразил пантомиму – сложил руки под щеку, закрыл глаза. Китаец, кажется, понял, но завертел головой:

– Цзюдянь? Мэйю!.. – Он смотрел на Андрея, быстро моргая. – А! – воскликнул китаец после продолжительной паузы. Почему-то хихикнул и дал знак рукой, мол, иди за мной.

Привел Огневского к невысокому зданию. Вроде и правда отель: на первом этаже небольшой холл и стойка, почему-то ярко-розового цвета. За стойкой сотрудница. Да такая, что Андрей пожалел о своем незнании китайского, – очень захотелось с ней поговорить.

Довольно высокая для китаянки, с каким-то отрешенно-томным взглядом и приятными формами. Свойственная местным широколикость консьержку совсем не портила, наоборот, скорее подчеркивала чувственный рот. Вот только накрашена слишком аляповато.

Брови девушки подскочили, когда она увидела иностранца. Спутник Огневского стал быстро что-то говорить, девушка кивнула. Андрей достал и положил на стойку свой красный паспорт с византийским орлом.

– Се-се, – искренне поблагодарил он китайца.

Тот широко улыбнулся, взмахнул рукой и пошел к выходу.

Консьержка удивилась, что тот уходит, о чем-то его спросила. Парень засмеялся, покачал головой и вышел.

Девушка вручила Огневскому карту-ключ от номера на третьем этаже. Андрей улыбнулся ей и пошел вверх по густо-бордовым ступеням лестницы. Ну и гостиницы у них, хоть глаз вырви от такой цветовой гаммы…

Войдя в номер, Андрей еще больше засомневался в китайской индустрии гостеприимства. Жизнью в отелях он был не избалован, всего пару раз останавливался в России во время коротких отпусков. Так что сравнивать было особо не с чем.

И все же что-то было сильно не так…

Во-первых, дизайн. Мебель и стены в комнате оказались тоже бордово-розовые, да еще кое-где с сердечками. Во-вторых, на одной из тумбочек у широкой кровати аккуратно разложены коробки презервативов, какие-то тюбики и еще хрен знает что. На другой – пачка комиксов, вроде японской манги. Заглянул – ого-го себе…

Но больше всего впечатляла уборная. Ее не было. Вместо этого санузел находился прямо в углу номера, в метрах двух от кровати. Отгороженный совершенно прозрачной стеклянной стенкой, с большим проемом без двери, даже без занавески.

«Тьфу ты, – ругнулся Огневский, вспоминая усмешку парня, приведшего его сюда. – Это какая-то гостишка для сексуальных утех. Хотя чего сексуального в гальюне без дверцы?!»

Уже потом он прочитал в интернете, что «отель любви» – это специальное заведение, куда китаец и китаянка приходят, чтобы провести ночь вместе. Штука весьма популярная – народу в стране много, живут скученно, и уединиться бывает непросто.

«Мне бы ваши проблемы…» – вздохнул Огневский. В его жизни всегда было наоборот – пространства навалом, а вот с любовью туговато.

Не раздеваясь завалился на пышную кровать.

Вспомнил, как работница удивилась, что молодой китаец уходит, а Андрей остается в отеле один. Думала, что они с парнем собрались воспользоваться гнездышком для того самого?..

«Вот тебе и первая ночь в Китае… – поморщился Огневский. – Страна хочет показать мне, что встречает с любовью? Или что меня тут отымеют?»

Лежать одному в этом «гнезде порока», на огромном «сексодроме» было странно и неприятно. Чтобы отогнать мутные мысли, выбрался обратно на морозную улицу в поисках ужина. Пустой живот уже серьезно протестовал. За день перебраться по земле от Владивостока до Чанчуня – не шутка, больше полтысячи километров. А потом еще и беготня за мелким воришкой через все что угодно – как не проголодаться?

Благо с едой проблем точно не возникнет – запахи ее слышались отовсюду. Андрей миновал пару каких-то заведений, выглядевших совсем уж бедно и мрачно. Наконец увидел харчевню поприятнее: крохотное помещение метра на четыре в квадрате, но с большим окном и отделанное чистой белой плиткой. А главное, через окно виден плетеный лоток с какими-то белыми кругляшами. Как большие пельмени, или скорее кавказские манты. Решил попробовать.

Зашел внутрь, где сидели на табуретках китайские дед с бабкой, с виду совсем древние. Но оба тут же бодро подскочили с криком «Лаовай!» [«Белый иностранец!» – кит.], с интересом уставились на Огневского снизу вверх.

Он показал рукой на лоток с «мантами», поднял пять пальцев. Старики добродушно засмеялись. Бабка засеменила к лотку, стала звенеть тарелками, а дед проводил Андрея за пластмассовый столик.

И вот перед гостем лежали пять дымящихся паровых булок и стоял стакан кипятка из термоса.

Приборов, кроме деревянных одноразовых палочек, не было. Андрей не особо умел такими пользоваться. Видел, как мажоры ими орудуют в московских суши-барах, но самому пока не доводилось. Что ж, теперь пора осваивать.

Наловчился быстро, голод научит и не такому. Андрей не заметил, как уничтожил все пять булок за пару минут, показал бабке еще три пальца. Вскоре и с новой порцией справился. Достал деньги расплатиться. Интересно, на сколько наел? Почем каждая булка? Протянул бумажку в десять юаней.

Дед прищурился, достал пачку банкнот и отсчитал сдачу: восемь юаней и пятьдесят местных копеек, Андрей забыл, как они называются. Вся трапеза стоила полтора юаня! На рубли это вообще нисколько, самый маленький пирожок на вокзале будет дороже.

Порадовался честности старика: ведь сразу видно, что «лаовай» понятия не имеет о местных ценах, обсчитывай не хочу. Но нет, выдал сдачу с точностью до копейки, ну или как эти монетки здесь называются.

«А в Китае очень даже неплохо, – подумал Огневский. – И люди душевные, – Он погладил пальцами открытку во внутреннем кармане пуховика. – Холодновато только. Поеду-ка я на юг… В Даляне, говорят, интересно, и море есть. А оттуда и до Пекина недалеко. Сегодня высплюсь в этом, блин, секс-отеле, а с утра на поезд».