Читать книгу Спасти Пушкинскую площадь - Александр Васькин - Страница 2

Удивительное это место – Пушкинская площадь. Чем она так важна для нас? Ведь здесь за что ни возьмись – ничего нет. Страстной монастырь разобрали, храм Димитрия Солунского снесли, «дом Фамусова» будто ластиком стерли, Дом актера сгорел, а памятник Пушкину – и тот не своем месте стоит!

Да и площадь-то сама по себе небольшая (а до сноса Страстного монастыря была еще меньше): на обычной карте Москвы ее название с трудом умещается на крохотном прямоугольничке со следующими границами: Тверская улица – Страстной бульвар – Большой и Малый Путинковский переулки (такой малый, что спрятался на задворках кинотеатра «Пушкинский»).

Но мы, москвичи, продолжаем упорно цепляться за «Пушку». Каждый из нас по-своему объясняет причину столь крепкой и неизменной любви, передающейся, как гены, по наследству. Одни считают Пушкинскую площадь самым «московским» уголком столицы, учитывая, что Пушкин был подлинным москвичом – и по рождению, и по своей огромной любви к родному городу (впрочем, не всегда огромной). Другие говорят, что если Красная площадь – сердце Москвы, то Пушкинская – нечто вроде мозгового центра или солнечного сплетения, источник импульсов и фантазий. Третьи считают, что это признак нашего города, без которого и Москва – не Москва. Четвертые…

«Площадь – незастроенное большое и ровное пространство (в городе, селе), от которого обычно расходятся в разные стороны улицы».

(С.И. Ожегов, «Толковый словарь русского языка»)

Кинотеатр «Центральный» на Пушкинской площади

Спасти Пушкинскую площадь – это не только животрепещущее воззвание, но и своеобразная характеристика всего, что происходило с площадью на протяжении последнего столетия. Как фигуры с шахматной доски, исчезали с площади ее непременные приметы, зато нарождались другие – дом «Известий», кинотеатр «Россия», а в 1950 г. перевезли сюда памятник Пушкину.

Снос кинотеатра «Центральный», 1960-е годы

История площади весьма древняя. Если всех исторических персонажей, когда-либо бывавших здесь, собрать вместе, то пространства нынешней площади не хватит. В деревянный храм, давным-давно стоявший на месте дома № 17 по Тверской улице, приходил великий князь Дмитрий Донской. Последний представитель династии Рюриковичей, царь Федор Иоаннович в конце XVI в. повелел начать строительство стены Белого города именно с этого места, где и была поставлена первая крепостная башня – Тверская. А уже в следующем столетии первый царь из рода Романовых Михаил Федорович встречал здесь чудотворную икону Страстной Божьей Матери, а позднее сын его, Алексей Михайлович основал тут Страстной монастырь, который затем неоднократно удостаивал своим присутствием.

Сын царя Алексея Михайловича, Петр Алексеевич, прозванный Великим, в ознаменование побед русского оружия приказал поставить на площади Триумфальные ворота. Войска вступали в Москву в парадном строю и проходили под аркой с царем-полковником Преображенского полка во главе. А затем арки стали ставить в честь коронации каждого нового российского монарха, приезжавшего из Санкт-Петербурга на торжественную церемонию в Москву по Тверской улице через Страстную площадь.

Так уж повелось, что многое, что начиналось в Москве, впервые появлялось именно на этой площади – первый трамвай, первое такси, первые фонари…

Пушкинская площадь – не просто перекресток древних улиц и старинных бульваров, от которых мало что осталось. Это, если хотите, система координат, в пределах влияния которой возникали центры общественной и культурной жизни Москвы. На рубеже XIX–XX веков здесь сложилась необычная геометрическая фигура (не квадрат, не треугольник): «дом Фамусова» – Страстной монастырь – храм Димитрия Солунского – памятник Пушкину (не забудем, что тогда еще памятник Пушкину стоял на бульваре).

Пушкинская площадь, 1930-е годы: колокольню Страстного монастыря приспособили под рекламный щит Всесоюзной лотереи «Автодор». Памятник Пушкину пока на старом месте…

И вот что интересно: сменялись эпохи – преображалось и окружение площади. Храм Димитрия Солунского перестроили еще при Екатерине Великой, желая подчинить старое городское пространство бывшей столицы каким-то незнакомым доселе бульварам. Заимствовали бульвары из неведомого французского, а оно, это французское, столь почитаемое в московских салонах, через щепотку лет само в Москву явилось, с залпами Бородинского сражения пришло на Страстную площадь, чтобы запалить монастырь.

Будущий писатель Стендаль, приехавший в Москву с французским обозом в 1812 г. все удивлялся – для чего русские жгут свои роскошные дворцы? Впрочем, французские вывески вновь вернулись в Москву вскоре после Отечественной войны. Ну не могли московские франтихи обойтись без французских пуговиц и шляпок!

Праздничное оформление Пушкинской площади к 1 мая. Вторая половина 1940-х годов.

А Страстной монастырь не сгорел, несмотря ни на каких Растопчиных, ни даже на усилия французских мародеров. В 1849 г. сломали старую монастырскую колокольню в угоду архитектурной моде. Правда, новая колокольня вышла какая-то не наша, не московская. Московская, шатровая – она рядом стояла, при храме Димитрия Солунского.

И кажется, что выстоял монастырь двести пятьдесят с лишком лет только для того, чтобы Есенин с бандой имажинистов в 1919 г. измалевали его разными нехорошими словами. Зато, как он писал про коллегу Маяковского – штабс-маляр (стихотворение «На Кавказе»), а и сам оказался маляром.

Малевал Есенин – будто мстил старинной обители за то, что когда-то не приглянулся ей памятник Пушкину. Отсутствие взаимопонимания между московскими церковными властями и Пушкиным – тут, как говорится, к бабке не ходи. Недаром Александр Сергеевич жаловался на митрополита Филарета, запретившего ему венчаться в домовой церкви князей Голицыных на Волхонке. Пришлось бракосочетаться в храме «Большое Вознесение» у Никитских ворот, в приходе которого стоял дом Гончаровых. А между тем, Филарета чтили в Страстном монастыре, освещал он надвратную церковь св. Алексея Человека Божия.

Похоже, что переименование Страстной площади в Пушкинскую в 1931 г. спасло ее, обозначив новый смысл ее существования. И постепенно, к «оттепельным» годам образовался такой интеллигентский «загон»: недоскреб «Известий» – «Новый мир» – кинотеатр «Россия» – редакция «Московских новостей» – Дом актера. И в центре всего этого – памятник Пушкину. А если вспомнить про превратившуюся в 1960-е годы в Бродвей улицу Горького, прорезавшую площадь, получается еще интереснее!

Памятник Пушкину после переезда на Пушкинскую площадь. Слева – Дом актера, справа – дом «под юбкой» (1950-е гг.).

Теперь нельзя было не прийти на площадь, хотя бы для того, чтобы в очередной раз не повстречаться с бронзовым поэтом. Без него – никак. Памятник Пушкину с момента своего появления не давал спать спокойно многочисленным собратьям Александра Сергеевича по перу – ни Есенину, ни Маяковскому, ни тем более поэту Рюхину из «Мастера и Маргариты». В своем знаменитом стихотворении «Пушкину» Есенин писал:

И прозвенело – поставили на Тверском бульваре памятник Сергею Александровичу. А вот и Владимир Владимирович говорит «дорогому Александру Сергеевичу»:

Маяковский так хотел себепамятник, что даже из жизни ушел раньше времени, восстав из гранита на соседней площади.

Нельзя, однако, не заметить странное соседство, образовавшийся треугольник памятников: Пушкин – Есенин – Маяковский. Все трое были поэтами, умерли не своей смертью, споры о причинах и обстоятельствах ухода из жизни каждого из них ведутся по сей день. Вот и не верь после этого в мистику совпадений.

Скульптора Опекушина мало кто сегодня узнает в лицо. Созданный им памятник удивительным образом отвоевал себе право считаться народным произведением. Недаром приходят сюда из года в год люди читать пушкинские строки. Но почему Пушкин стоит, склонив венценосную голову, показательно сняв головной убор? Скорбит он по Пушкинской площади!

Пушкинская площадь отпочковалась, отлетела от своих примет… Как нос гоголевского Ковалева, пустилась она в свободное плавание по Москве, по страницам прозы, поэзии и мемуаристики. И давно уже стала неосязаемым и не только московским явлением, получив на это право по причине того, что родился в Москве за год до начала девятнадцатого века потомок Ганнибаллов. Появился он на свет в Немецкой слободе, в давно сгинувшем доме. Потому Пушкинская площадь приняла на себя право считаться первейшим местом, связанным с поэтом.

Выход этой книги, с одной стороны, ожидаемый, а с другой – нет. Ожидаемость продиктована двойным юбилеем: сто тридцать лет открытию в Москве памятника Пушкину и столько же лет Пушкинскому празднику. Поэтому и появление книги кажется вполне естественным.

Но есть и другая причина – неюбилейная. В последнее время возросла подготовительно-строительная активность вокруг Пушкинской площади, внушающая серьезные опасения по поводу сохранения этого объекта исторического наследия. Порою кажется, что причиной работ является само присутствие Пушкинской площади в таком самом что ни на есть историческом центре. В своем нынешнем виде мешает она организации бессветофорного движения на Тверской улице. Все это напоминает греческий миф о Прокрусте и его прокрустовом ложе, в которое он пытался насильственно вместить любого, кто не подходил под его мерку.

Книга эта – попытка еще раз напомнить об уникальности Пушкинской площади, может быть, уникальности не вполне осязаемой для нас и потому тем более ценной и важной.