Читать книгу Москва 1812 года глазами русских и французов - Александр Васькин - Страница 5

Было время, когда братья Булгаковы пользовались в Москве известностью не меньшей, чем братья Гримм. Но если немецкие сказочники считались мастерами выдумать истории, то их русские коллеги описывали все, что происходило вокруг. Почти три десятка лет сочиняли они друг другу письма и так полюбили этот процесс, что выбрали почтовое дело основным объектом приложения своих сил и возможностей. Александр Яковлевич Булгаков (1781–1863) был почт-директором в Москве, а Константин Яковлевич (1782–1835) – в Петербурге. Нас более всего интересует фигура старшего брата, находившегося рядом с генерал-губернатором Ф.В. Ростопчиным в тяжелые военные дни 1812 г.

Александр (как и Константин) появился на свет в Константинополе, где служил дипломатом его отец Яков Иванович Булгаков, женатый на француженке Екатерине Любимовне Эмбер. Братья учились в Петербургской немецкой школе св. Петра. В 1789 г. Александра Булгакова записали сержантом в Преображенский полк, а в 1796 г. он поступил юнкером в Коллегию иностранных дел и с 1802 г. состоял при миссии в Неаполе и Палермо. Жизнь в солнечной Италии не прошла даром – от Булгакова, по выражению Вяземского, несло «шумом, движением и близостью Везувия».

В 1809 г. Булгакова причислили к так называемым «архивным юношам» – служащим Московского архива Министерства иностранных дел, здание которого и по сей день украшает Хохловский переулок столицы.

Став чиновником для особых поручений при графе Ростопчине в мае 1812 г., Булгаков занял место одного из ближайших сотрудников нового московского генерал-губернатора, став его единомышленником. Обо всех принимаемых Ростопчиным мерах и даже о его несбывшихся планах Александр Яковлевич подробно писал своему брату, который 16 мая 1812 г. советовал ему: «Я был очень рад, мой милый друг, если бы ты мог служить с графом Ростопчиным, ибо по всему, что вижу, он питает к тебе дружбу, и пора уж, чтобы что-то сделали для тебя. Держись его, милый мой, он всегда делал добро: это ведь ему мы обязаны ассесорским званием».

Ростопчина не пришлось даже упрашивать «что-то сделать» для Александра Булгакова. Генерал-губернатор наговорил ему столько хорошего, что позволило Булгакову сделать вывод: «Фортуна улыбается, ибо граф нас любит не на шутку. Он хочет, чтобы я служил обязательно». А после того, как Ростопчин пообещал Булгакову «ревностно» продвигать его по службе, Александр Яковлевич догадался, что займет место начальника тайной канцелярии графа.

Из писем Булгакова мы узнаем о в основном положительной реакции московского населения на назначение Ростопчина: «Он уже неделю, как водворился. К великому удовольствию всего города». Со временем еще более укрепилась уверенность Булгакова, что Ростопчин это и есть тот человек, который так нужен сейчас Москве: «В графе вижу благородного человека и ревностнейшего патриота; обстоятельства же теперь такие, что стыдно русскому не служить и не помогать добрым людям, как Ростопчину, в пользе, которую стараются приносить отечеству», – писал он в июне 1812 г. брату.

Александр Булгаков успел эвакуироваться из Первопрестольной перед нашествием французов. А вернулся уже в октябре в сожженный и обглоданный французами город. 28 октября 1812 г. он вновь взялся за перо: «Я пишу тебе из Москвы или, лучше сказать, среди развалин ее. Нельзя смотреть без слез, без содрагания сердца на опустошенную, сожженную нашу золотоглавую мать. Теперь вижу я, что это не город был, но истинно мать, которая нас покоила, тешила, кормила и защищала. Всякий русский оканчивать здесь хотел жизнь Москвою, как всякий христианин оканчивать хочет после того Царством Небесным. Храмы наши все осквернены были злодеями, кои поделали из них конюшни, винные погреба и проч. Нельзя представить себе буйства, безбожия, жестокости и наглости французов. Я непоколебим в мнении, что революция дала им чувства совсем особенные: изверги сии приучились ко всем злодеяниям… грабеж – единственное их упражнение. На всяком шагу находим мы доказательства зверства их».

Отставка Ростопчина в 1814 г. заставила Булгакова сожалеть об этом событии, по его признанию, «нарушающему мои делишки». Как показывают его письма к брату, более всего в этой ситуации он был обеспокоен своей дальнейшей судьбой, ведь граф наобещал ему золотые горы. В словах Булгакова сквозит даже обида на бывшего градоначальника, ничего не сделавшего для своих подчиненного. «Участь моя в том, – жалуется Булгаков, – чтобы пользоваться доверием и дружбою своих начальников, и не более того. Это отлично, но недоходно; что делать? Может быть, коего близкую дружбу заслужить я не буду иметь счастья, тот и сделает мне более всех добра».

При следующем генерал-губернаторе Москвы – графе Тормасове, Булгаков сохранил свою должность, став в 1819 г. действительным статским советником. А при князе Д.В. Голицыне он дослужился до камергера, в 1826 г. И, наконец, в 1832 г. Булгаков, который «купался и плавал в письмах, как осетр в реке» (даже не верится, что в Оке когда-то водилась такая рыба), получил должность московского почт-директора, на которой просидел почти четверть века.

Булгаков (как и еще один герой этой книги – Шаликов) был непременной составляющей московского общества. Он тесно общался с Пушкиным, Жуковским, Тургеневым, Дашковым, Воронцовым, Закревским и многими другими. Получая, отправляя и составляя письма, он был нужен всем. Московские дамы обращались к нему с просьбой переслать то или иное письмо, выписать из Парижа модный журнал. Члены Английского клуба справлялись о том, что слышно в Петербурге. Булгаков считался первоисточником новостей в Первопрестольной, его не зря прозвали живой газетой – многие известия он узнавал первым, чтобы затем растрезвонить по всей Москве.

Вспомним гоголевский «Ревизор», а точнее, его начало, для того, чтобы понять значение Булгакова-почт-директора для Москвы. Почтмейстер Шпекин появляется уже во втором явлении и простодушно признается, что читает чужие письма «больше из любопытства: смерть люблю узнать, что есть нового на свете» (очень даже похоже на Булгакова!). И далее: «Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслаждением прочтешь – так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!» Неслучайно, что причиной столь комичного конца «Ревизора» является тот же Шпекин с его привычкой совать нос в чужие письма. И про Булгакова говорили, что порою он не брезговал чтением чужих писем.

А какую неоценимую помощь оказали булгаковские письма пушкинистам в деле установления подробностей пребывания великого поэта в Москве! Булгаков жил неподалеку от четы Пушкиных – на Арбате, в доме 20, и был частым гостем у молодых супругов. Пускай иногда он и грешил отсебятиной, но тут, как говорится, не до жиру.

Василий Жуковский говорил Булгакову: «Ты создан быть почт-директором дружбы и великой Русской империи», «ты рожден гусем, т. е. твое существо утыкано гусиными перьями, из которых каждое готово без устали писать с утра до вечера очень любезные письма». И потому сущей драмой стало для Булгакова в 1856 г. известие о его отлучении от почтовых дел и назначении в Сенат, что было вроде бы повышением по службе. Булгакову исполнилось тогда уже семьдесят пять лет. Некоторые современники даже посчитали отставку почт-директора обстоятельством, повлиявшим на скорую кончину Александра Яковлевича, последовавшую в 1863 г. в Дрездене.

Для нас значение Александра Булгакова выразил Петр Вяземский, отметив, что его переписка отразила «весь быт, все движение, государственное и общежительное, события, слухи, дела и сплетни, учреждения и лица, с верностью и живостью», превратившись в «стенографическую и животрепещущую историю текущего дня».

Представленный материал увидел свет в «Русском архиве» в 1864 г. и представляет собою публикацию бумаг, найденных в архиве покойного А.Я. Булгакова, в частности, известий, полученных из Москвы начиная с 6 сентября 1812 г.