Читать книгу Жизнь рядом с нами - Александр Ведров - Страница 4

Часть 1
Люди и звери
Волчица

Оглавление

Нет сказок лучше тех,

которые создала сама жизнь.

X. К. Андерсен

Ваня Петров, якут по материнской линии, к охоте пристрастился лет с двенадцати, как и многие его сверстники. Он рос сиротой и знал только, что когда-то его родители, оба геологи, погибли в авиакатастрофе. Чем же еще заняться подросткам в якутских стойбищах, как не охотой? К восемнадцати годам ему выделили постоянный охотничий участок, богатый соболем и белкой, где молодой охотник выполнял за сезон не один отпущенный план. Как-то в охотничьих похождениях он решил навестить стойбище Булчута, своего дяди, участок которого располагался по соседству. Когда они днями раньше встретились на стыке охотничьих угодий, у ручья, дядя жаловался на сильные боли в области живота, вот и надумал племянник справиться о его здоровье.

Только вот понятие соседства в Якутии – целой стране, по площади сопоставимой с Индией, – было относительным. В этом нетронутом краю, где численность населения не добирала и миллиона человек, царствовали горные хребты, плоскогорья и нескончаемая тайга, привольно раскинувшая хвойные покровы по горам и по долам. Якутия – это полюс холода в Оймяконе. Могучая сибирская красавица Лена-река, этакое текущее море воды, – тоже Якутия, примкнувшая к Северному Ледовитому океану. Здесь все грандиозно, все настоящее и серьезное: природа, люди и их отношения. Путь был не ближний; солнце уже опускалось к вершине пологой горы, когда показалась юрта, дверь которой была распахнута настежь. Что-то неладное! Ускорив шаг, Иван подошел к юрте, но его встретил не хозяин, а крупный волк серой масти! Он стоял в пяти шагах от двери. На фоне чистого белого снега волчья шерсть отливала серебристым инеем.

Сорвав с плеча винтовку, Иван навел ствол на зверя, готовый спустить курок, но что-то помешало ему послать пулю в неподвижную мишень. Почему он застыл на месте? Ни малейшей попытки сорваться с места, уйти от верной смерти – напротив, стоявший вполоборота волк подчеркнуто спокойно, без тени страха или злобы смотрел на него, прямо в глаза. В этом взгляде читались смирение, понимание чего-то более важного, чем встреча извечных врагов, какая-то глубокая мудрость, исходящая из высшей истины: «Да, я под прицелом, и твоя пуля быстрее моих ног. Я ждал тебя и готов принять смерть, но ты должен понять, почему я здесь». Почему же он не ушел, хотя чует человека за версту? Мозг охотника работал лихорадочно. Он что-то знает! Знает такое, что выше его жизни… Наваждение какое-то…

Когда человек встретился взглядом с волком, он отчетливо понял: стрелять нельзя. Нельзя тревожить Дух Великого Севера, будь он Злой или Добрый, вселившийся в этого волка, который застыл в неподвижной позе. Если Дух окажется Добрым, то никогда уже не будет помогать святотатцу, но если – Злой, то не простит стрелка и накажет его. Во взгляде волка, уловившего внутреннюю борьбу охотника, прежняя настороженность сменилась добром. Подчинившись действию неведомой силы, человек опустил оружие. Зверь принял отпущенный ему знак примирения и исчез в кустах. Только тогда пришелец ощутил холод на спине, который, впрочем, запоздало сменился жаром, охватившим его от волнения и непонимания случившегося.

* * *

Неожиданно раздался слабый детский голосок. Плач ребенка! Что за наваждения, одно за другим, преследуют его в брошенном стойбище? Снова мороз по спине, снова человек бросает по сторонам испуганные взгляды, а руки крепче сжимают ружье. Что-то темное виднелось в небольшом сугробе, где только что стоял волк; оттуда и доносился детский зовущий плач. Этого еще не хватало!

Медленно переставляя ставшие ватными ноги, юноша, уже набравшийся опыта в суровых северных условиях, подошел ближе и увидел ребенка, укутанного в меховое одеяние. Оно было совсем маленьким, личико ангелочка, оказавшегося в безмолвной снежной пустыне по чьей-то воле, доброй или недоброй. И только одинокий волк в холодном пустынном пространстве был ему хранителем. Так вот в чем причина необъяснимого поведения волка! Он стоял под защитой ребенка, чада человеческого! Иван знал, что в волчьих семьях забота родителей о детенышах беспредельна, но то, что произошло на глазах, не укладывалось в сознании. Волк перенес родительскую любовь на человеческого младенца! Смятение охватило молодого охотника. Первым неосознанным порывом было стремление бежать от этой магии, которая, по всему видать, горазда преподнести еще не одно колдовство, только ноги не слушались хозяина, смотревшего на маленькое личико, пока рассудительность не вернулась к нему.

Иван нагнулся над находкой. Сколько ребенку было от роду? Каких-то несколько дней. Как он здесь оказался? Почему не в юрте? Снег был примят, вокруг волчьи следы, вот и лежанка зверя, который пристраивался к ребенку вплотную, согревая его своим телом. Сколько времени они находились вместе, волк и ребенок? Следы убежавшего волка вели только в сторону леса, значит, с последнего снегопада волк не покидал дитя, охранял его как мог. Но ведь снег шел два дня назад, не позже…

Теперь вопрос: что делать с ребенком? И как с ним обращаться, если подобных навыков у Ивана не имелось ничуть? Солнце уже коснулось лучами линии горизонта, скоро наступит полная темнота, как это бывает на бескрайней ровной местности, и медлить было нельзя. Иван взял на руки ребенка, который сразу перестал плакать и смотрел ему в глаза, изучая нового попечителя, явившегося взамен мохнатому зверю. Кто-то завернул его в теплую меховую одежду.

Конечно, это были родители, которых почему-то нет рядом. Надо идти в юрту и как-то заняться маленьким беспомощным человечком.

Новоявленный воспитатель с живой поклажей на руках повернулся к двери жилища и только сделал пару шагов к нему, как новое ужасное зрелище предстало ему. Иван едва не выронил ребенка из ослабевших рук. Чуть правее от юрты, привалившись спиной к стволу ветвистого кедра, сидел Булчут. Тело было под снегом, и только непокрытая голова, возвышаясь над белым покровом, строго смотрела побелевшим лицом в сторону чада, оставшегося без помощи и заботы. Остекленевшие глаза были открыты и следили в беспокойстве за оставленным ребенком, подчеркивая трагичность страшной картины. Около дядиных ног под продолговатым сугробом угадывалось тело его жены, родительницы крохотульки, находившейся на Ивановых руках. Что же с ними случилось: отравление, убийство?!

А крохотулька требовала заботы и внимания. Надо все-таки идти в юрту, развести огонь, хотя страх сковывал охотника. Что там, за дверью? Какие напасти его еще ждут? Внимательно огляделся вокруг. Ровный ковер снега повсюду и никаких следов борьбы. Где же собаки Булчута и куда запропастился его собственный пес, сопровождавший хозяина еще недавно? Это еще одна загадка дня. Только белая пустыня вокруг и двое покойных под снегом. Навалившиеся проблемы сходились одна к другой. Осторожно вошел в юрту. В ней ничего подозрительного, только холод казался сильнее, чем снаружи. В котелке замерзшая вода, у выхода к стене приставлено охотничье ружье.

Уже разведен огонь, зажжена свечка, в жилище стало теплее. За слюдяным оконцем темнота, ребенок молчал, словно понимая, что сейчас не время капризничать, и лишь временами напоминал о себе легкими шевелениями. Чем кормить грудного младенца, оставшегося без материнского молока? Но вот он начал издавать жалобные звуки, причмокивать в ожидании питания и заплакал.

* * *

Иван готов был впасть в отчаяние, когда в дверь снаружи кто-то начал скрести. Ребенок умолк. Иван прислушался, взял ружье и подошел к двери. Снова раздалось поскребывание, уже требовательное. Что за духи явились из темноты? Не мертвецы же пришли наводить порядок в доме? Иван зажег еще одну свечу. Скребки не утихали.

С оружием наизготове охотник подошел к двери, толкнул ее ногой и отскочил назад. Дверь распахнулась, и в метре от порога Иван увидел того же волка, что и раньше. В лунном свете он был хорошо виден, но снова, как и при первой встрече, неземные силы не позволили охотнику нажать на спусковой крючок. Волк не шевелился, стоял как изваяние, как добрый призрак, явившийся с визитом дружбы и приязни. Человек тоже стоял в оцепенении. Что ему еще надо? Однажды он был отпущен восвояси, так зачем рваться в человеческое жилище?

Снова зверь стоял под прицелом, рискуя жизнью и добиваясь своей потаенной цели. Какой? Если он пришел с добром, то чем мог быть полезен? Но если со злом, тогда только пуля могла разрешить конфликт. Они стояли неопределенно долго, пока не заплакал потерявший терпение ребенок. Волк бросил взгляд в его сторону и опять неотрывно смотрел на вооруженного человека, склонив голову. Он просился к плачущему ребенку, о котором заботился до прихода человека. Возможно, он знал, что делать. Иван опустил оружие и сделал два шага в сторону, пропуская настойчивого гостя. Ему почудилась в ответ легкая волчья улыбка. День мистики и чудес! Охотник знал манеры и повадки волков, знал, насколько они умны, хитры и осторожны, но чтобы волк улыбался – это уже чересчур! Или в мире что-то нарушилось, или у него, Ивана, исказилось восприятие этого мира?

Волк осторожно перешагнул через порог, мягкой поступью подошел к лежанке и, вскочив на нее, лизнул лицо малыша. Тот мгновенно затих. Иван находился в неимоверном напряжении, готовый выпустить в зверя огневой заряд, но не видел в его действиях ничего угрожающего для ребенка. Вот он аккуратно переступил передними лапами через дитя и припал животом к его лицу. Раздалось энергичное причмокивание.

Волк оказался волчицей, кормящей человеческого детеныша! Иван, получивший на стойбище столько впечатлений, что их хватило бы не на один год, отказывался верить своим глазам. Уж не пятый ли сон он досматривает, где события мелькают, одно невероятнее другого? Тем временем волчица, то ли во сне, то ли наяву, слегка приподнялась и, сместившись немного в сторону, припала к детенышу другим соском.

Закончив кормление, она спрыгнула с лежанки, мельком взглянула на охранника и покинула помещение.

Только тогда Иван закрыл дверь и подбросил в огонь дрова. Ребенок безмятежно спал, вызывая прилив нежности и умиления. Иван прилег рядом в тревожных раздумьях о предстоящем дне. Как одолеть путь до поселка, до которого более тридцати километров по тайге? Ведь нести придется поклажу, ружье и живую ношу в придачу. Чем кормить ребенка в пути? И что произошло с погибшими хозяевами? Но вскоре путника, утомленного затяжным переходом, переживаниями и впечатлениями от невероятных событий, одолел глубокий сон.

Его разбудили плач ребенка и тихий шорох за дверью. Через невзрачное оконце в юрту пробивался утренний свет. Петров встал, взял ружье и открыл дверь. Как он и ожидал, за дверью стояла вчерашняя кормилица. Иван сразу же отошел вглубь помещения, пропуская волчицу, но на этот раз закрыл за ней дверь, сохраняя тепло в юрте, к чему волчица отнеслась спокойно. И снова охотнику померещилась едва заметная волчья улыбка. Процедура кормления повторилась, как это было накануне, после чего волчица подошла к двери, толкнула ее лапой и покинула жилище.

* * *

Иван приступил к подготовке похода. Нагрел в котле воду и развернул беспокойно ворочавшегося ребенка. Это была девочка, значит, двоюродная сестренка. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы протереть ее влажными тряпками, перепеленать в чистые и завернуть, после чего девочка уснула. Для походной экипировки сестренки из рысьей шкуры изготовил что-то наподобие котомки, подвешиваемой с помощью ружейного ремня через плечо. Заглянул в хозяйский лабаз, где, к своей радости, обнаружил запас кедрового ореха. Вот что подойдет для детского питания, если растолочь и приготовить кедровое молоко! Этим и занялся молодой и неопытный нянь. Затем собрал необходимое снаряжение в заплечный мешок. К полудню приготовления были завершены. Оставалось затащить в юрту окоченевшие тела покойных родителей осиротевшей сестренки, оставить на снегу, где волчица выкармливала девочку, продуктовые запасы, закрыть плотнее дверь и – в поход.

Иван Петров шел к поселку, где можно было пристроить сироту и сообщить о странной гибели ее родителей. Скорость передвижения была невелика, пришлось устроить несколько привалов и провести наступившую ночь у костра. Питание для ребенка оказалось вполне сносным. Иван обмакивал тряпочку в подогретую кедровую жижицу и давал ее обсосать девочке. Орех и для него был хорошим подспорьем. Наступило время ночевки. Под ровным подсветом луны, зависшей над лесом круглым желтым фонарем, путнику надо было быть настороже, охраняя одному, без собаки, покой ребенка, но и растраченные силы требовали восстановления. Путник сидел, откинувшись на ворох веток, с ребенком на коленях и перебирал в полудреме картины минувшего дня. Причину смерти Булчута с женой будут устанавливать следователи, но почему девочка оказалась вынесенной из юрты? Кому бы это понадобилось?

И снова он видел перед собой волчицу, неподвижно стоявшую над темным свертком. Да-да! Это она, волчица, движимая вековым материнским инстинктом, вынесла маленькое беспомощное существо на снежную полянку. Для чего? Но как представить себе дикого зверя, разместившегося в людском жилище? Ведь в тесной юрте лишенная обзора волчица находилась бы в постоянной опасности. Достаточно было захлопнуть снаружи дверь – и она в ловушке! Да и людское жилище само по себе для дикого зверя – строгое табу. Леса и просторы – вот ее родной дом. Что-то еще мерещилось Ивану, пока тяжелые веки с характерным якутским разрезом не сомкнулись в беспокойном сне.

Он очнулся под утро, когда стало подмораживать. Выпил кружку теплой талой воды и бодро двинулся в путь. День, за который было сделано несколько привалов, прошел без приключений. Девочка вела себя на удивление спокойно, и ко второй ночи, когда мгла уже опускалась на землю, Ваня вошел в поселок.

* * *

На следующий день в отделении милиции следственная группа приступила к изучению невероятного происшествия на стойбище Булчута. Присутствовали участковый милиционер и председатель коопзверопромхоза Степан Захарович. Иван видел, что в ходе допроса недоверие к нему лишь возрастало, следователи ощупывали его недоверчивыми взглядами и смотрели как на привидение, явившееся из потустороннего мира. Степан Захарович, знавший Ивана с малолетства, пытался его защищать, но без особого успеха. Иван никак не ожидал, что окажется подозреваемым в убийстве с целью ограбления своего дяди и его жены. Следователи с чего-то решили, что у Булчута было припрятано золотишко, о котором прознал племянник и завладел им, а после принялся «заметать следы» небывалыми россказнями, которые невозможно проверить. Добровольное прибытие Петрова в поселок оформили явкой с повинной и на время расследования дела его поместили в камеру предварительного заключения. В стойбище направили группу следователей, проводником к которым вызвался Степан Захарович.

Через две недели, убедившись в невиновности Петрова, следователи освободили его из заключения. Степан Захарович, принявший близко к сердцу судьбу рано осиротевшего Ивана, советовал ему уехать из здешних мест, где пошла худая слава о человеке, который завел дружбу с волком, а тот по ночам приводит к нему целую стаю, и они вместе воют на круглую луну, утверждая торжество Злых Духов. Поползли слухи о том, что и сам Петров был когда-то волком, потому, дескать, хищники и принимают его за своего.

– Подумай, Ваня, да уезжай подобру-поздорову, а то и на пулю можешь ненароком нарваться, – увещевал Степан Захарович.

– Куда же податься, дядя Степан? Я ведь, кроме наших мест, ничего не видел и не знаю, – недоумевал Ваня.

Впрочем, вопрос решился сам собой. По повестке воинского призыва Иван Петров был мобилизован и распределен для прохождения службы на Дальний Восток. Установить обстоятельства гибели Булчута и его жены следствию не удалось. Сохранялась версия, что их отравили, чтобы завладеть припрятанным золотом и камешками, но и она не была доказана. Осиротевшую девочку определили в детский дом, каких во множестве было разбросано по стране в послевоенные годы. До мобилизации Иван при каждой возможности навещал сестричку, названную Вероникой, и она, чуть подросшая, каждый раз просила забрать ее из детдома, считая брата своим отцом. Ведь она слышала от детей и воспитателей едва ли не сказочные истории о родителях, о матерях и об отцах, которые имеют семьи и живут в них дружно и весело со своими, такими же малыми, детишками. Малышка еще не знала, что глубинные устои, определяющие прочность семьи, слишком призрачны и ненадежны. Она не знала, что люди нередко предают забвению данные друг другу клятвы верности, что любвеобильный человек едва ли не по природе своей склонен к непостоянству. Вот и собирали органы попечительства детишек из распавшихся семей наравне с осиротевшими.

Больше ее никто из родственников не навещал. Может быть, она была не нужна, а может быть, их и не было. Но Иван, тоже выросший в детском доме, не имел возможности хоть как-то разместить и воспитывать сестренку. Не в охотничьем же чуме, да еще без присмотра, жить девочке. А вскоре он был призван в армию.

* * *

Четыре года Вероника росла детдомовкой. Воспитательница Марфа Вениаминовна, приветливая и заботливая, старалась делать все для того, чтобы ее детки не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Вероника помнила, что самым близким ей человеком был дядя Ваня, который приходился ей не иначе как отцом. Но он уже два года не приходил к ней, не раскачивал на ноге, когда садился на лавку и складывал одну ногу на другую; не подбрасывал высоко под потолок, а потом ловил ее над самым полом. Как же было радостно и весело ощущать себя легкой пушинкой в его больших и сильных руках! Давно уже не было рядом дяди Вани, который служил далеко в какой-то армии.

А в четыре годика с ней произошел случай необычайный, который ни в то время, ни позже, до самого совершеннолетия, ей никто не мог хоть как-то объяснить. Тем днем детишки, по обыкновению, играли на площадке, отгороженной от прилегающей поселковой территории довольно высоким забором. Вдруг откуда ни возьмись на площадке появился крупный волк, который вел себя мирно и даже благопристойно. Никто не видел, как он перепрыгнул через ограждение детдома, тихо и незаметно объявившись среди играющих детей. Испугавшись, дети с криками бросились к Марфе Вениаминовне, находившейся там же, на лавке под грибком, и на площадке осталась только Вероничка, одна наедине с волком.

Удивительно то, вспоминала Вероника Ивановна, что страха у нее совсем не было. Она и через много лет отчетливо помнила те короткие удивительные мгновения, словно все было вчера. Волк стоял прямо перед девочкой, но не подходил вплотную, лишь в его взгляде чудилось что-то родное, близкое и сокровенное, такое, что ей не приходилось видеть ни у кого за всю ее короткую жизнь. От этого проникновенного взгляда Веронике было тепло и хорошо. А еще ей показалось, что волк улыбается!

И девочка непроизвольно пошла навстречу приветливому взгляду и доброжелательной улыбке. Пошла, несмотря на отчаянные призывы Марфы Вениаминовны спасаться и немедленно бежать от волка. Собственно, Вероника даже не принимала такое смелое решение, просто ноги сами повели ее к этому громадному и мощному, но одновременно и доброму зверю. Они стояли совсем рядом, голова к голове, только волчья была выше, и девочке надо было потянуться рукой, чтобы погладить эту большую голову. Волк опустил ее, и Вероничка в каком-то необыкновенном воодушевлении гладила это сильное и смирное животное, ощущая тонкой кожей ладошки прямые жесткие волчьи волосы, а сама не отрываясь смотрела в бездонные черные глаза, поглощенная их необъяснимой лаской, той лаской, которой была лишена с первых дней жизни.

А на площадке поднялась паника, и крики детей и воспитательницы нарушали единение сблизившихся душ волчицы – а это была, конечно, она – и вскормленной ею девочки. На шум поспешил завхоз с собакой на поводке, рвавшейся в безудержном лае и стремлении навести должный порядок на вверенной территории. Завхоз, несущий ответственность за безопасность детской колонии, спустил с поводка сторожевого пса Серко. Тот ринулся в схватку, но волчица спокойно повернулась к собаке, встретив ее взглядом, и та неожиданно завиляла хвостом, дружелюбно закрутившись в эпицентре горячих событий. Не иначе как пес осознал во взгляде гостя превосходящую моральную силу, а то и общую их принадлежность к собачьему роду. Глядя на предательское примирение сторон, завхоз плюнул с досады и высказал что-то не для детского восприятия.

Волчица не стала ждать дополнительных действий по ее выдворению с запретной территории. Неожиданно для девочки, она лизнула ее в щеку, затем, набрав короткое ускорение, легко взмыла над забором и скрылась из вида. Серко кинулся следом, но, оказавшись перед непреодолимой преградой, облаял нарушителя заведенного порядка: то ли от досады расставания с гостьей, то ли для показного исполнения своего служебного долга. Завхоз тоже проявил прыть в спасательной операции от нападения дикого зверя. Он подбежал к освобожденной воспитаннице, осмотрел ее, озабоченно выспрашивая о каких-то волчьих укусах. Подбежала и Марфа Вениаминовна с теми же вопросами и потащила «пострадавшую» за руку к медсестре.

День ото дня масштаб начавшегося в детском доме переполоха нарастал. Газеты писали о волчьем визите дружбы на детскую площадку. Привлекаемые к расследованию «дикого происшествия» официальные лица отказывались признавать правдивыми «бредни о дружбе волка и ребенка». Один из охотников факт отказа сторожевого пса от нападения на волка объяснял тем, что волк, скорее всего, был не волком, а волчицей, но ему тоже не верили. Позже Вероника Ивановна сама задумывалась о той магической силе, что была заложена природой в волчицу-спасительницу. Откуда эта способность безошибочно оценивать обстановку, входить в безмолвный контакт с человеком, устанавливая с ним доверие и понимание? Эту способность она могла объяснить только тем, что волчица относилась к их волчьим колдуньям. Бывают же такие у людей.

* * *

Не успела взбудораженная общественность обсудить животрепещущие новости о пребывании волка в детском коллективе, как волчица провела в том же детдоме новую блестящую операцию. На этот раз она осуществила ночную вылазку с выходом на давнюю подопечную, с которой намедни прилюдно и среди бела дня восстановила доверительные отношения. Время операции было рассчитано исключительно точно. Дети уже засыпали, когда Вероника услышала за окном еле слышимое поскуливание. Каким-то чутьем девочка уловила, что этот сигнал посылается ей.

Вероника подошла к окну и открыла его. Под окном увидела двух волков: одного большого, в котором признала недавнего гостя, и рядом с ним – совсем маленького и очень славного волчонка. Волчица тут же подошла к открытому окну, встала передними лапами на подоконник и лизнула девочку в щеку. И опять Вероничка всей душой и властным подсознанием потянулась к зверю, словно к старому и надежному другу. А волчица уже отошла от окна и стояла поодаль, не сводя с девочки выжидательного взгляда. Она приглашала ребенка к себе.

Девочка не могла помнить волчицу-мать: слишком мала была она в те роковые дни, когда оказалась одна на стойбище, одна в Большом Белом Безмолвии. Но другие, еще более сильные, ощущения владели ею. Тогда, едва явившись на свет, она еще не могла оценивать происходящее вокруг, но уже жадно впитывала в себя обрушившийся на нее новый мир, где главным был тот исток жизни, к которому она припадала в минуты кормления. И то тепло, тот запах, что создавали уют при долгих лежаниях волчицы рядом, тоже навсегда вошли в чувствительные органы дитятка.

Недолго думая, Вероника подставила к окну табурет и, спустившись во двор, без капельки страха подошла к волчице, которая села перед ней на землю, а волчонок крутился возле детских ног. И снова девочка в радостном волнении гладила жесткую волчью шерсть, перебирая ее тонкими пальчиками и сознавая в происходящем что-то большое и важное, такое, что останется с ней, малолеткой, надолго, а может быть, на всю жизнь.

Но волчице надо было исполнить свою задумку, ведь она пришла не ради визита дружбы, вернее, не только ради него. После отведенного времени на излияние взаимных нежных чувств она встала, опять лизнула девочку, затем подошла к волчонку и несколько раз ткнулась носом ему в мордашку. Было что-то такое в том загадочном прощальном волчьем ритуале, что когда она, не оглядываясь, быстрыми скачками кинулась прочь от дорогих маленьких несмышленышей, один другого меньше, то волчонок, усевшись на землю, лишь провожал тоскливым взглядом убегавшую мать, но не сделал даже попытки последовать за ней. Ведь волчицы славятся не только нежным и заботливым воспитанием детенышей, но и умением держать их в строгом подчинении. Они, волчьи матери и дети, и без слов понимали друг друга лучше, чем многословные и падкие на лукавство люди.

Волчата – те лесные детеныши, которых природа одарила самыми заботливыми и преданными родителями, такими, которые до самозабвения охраняют, нежат и воспитывают малышей. Отец семейства всегда дождется, когда волчата утолят голод, и лишь тогда доест остатки принесенной пищи. Счастливое щенячье детство сочетается с самым строгим воспитанием, с подготовкой молодняка к жизни в условиях жестокой конкуренции видов и того великого закона естественного отбора, когда выживает сильнейший. Потому-то за малую провинность волчат неминуемо ждет суровая трепка.

Так вот для чего несколькими днями раньше волчица приходила к ней, подросшей девочке, которую она когда-то спасла от холода и голода! Это была разведка, чтобы показать приверженность и дружелюбие к давней подопечной, убедиться в ее благонадежности, а убедившись, оставить ей щенка! Не было у волчицы ни одной близкой души из людского сословия, кроме этой малышки, кому можно было доверить собственное дитя. Не было в окрестности и того охотника, которому она когда-то «из рук в руки» передала обнаруженного в стойбище младенца. С ним, взрослым и надежным человеком, она скорее и проще могла бы «договориться» о вручении щенка, но пусть тогда живут вместе девочка и щенок, пусть живут в радости и согласии, ведь они вскормлены одним молоком. Нет, не случайно в эпосе северных народов присутствует тема дружбы человека и волка. Эти откровения, приоткрывшие тайны прошлого, прояснились в сознании Вероники много позже, при взрослении, но не будем забегать вперед.

* * *

Проводив убегавшую в темноту волчицу-мать, Вероника обратила всю свою детскую ласку на оставленного ей на попечение волчонка. Тепленький пушистый карапуз терся о ноги, смешно барахтался, опрокидывался на спину, подавая девочке все знаки любви и преданности. Так наказала ему мать, да он и сам сознавал, что отныне его дальнейшая судьба зависит от нее, маленькой и славной хозяйки. Их возню прервал подошедший бдительный сторож, дядя Федя, которому понадобилось узнать, как воспитанница в полночь оказалась на улице и откуда у нее объявился щенок.

– Это мой щенок, – последовал уверенный ответ, окончательно сбивший сторожа с толку. – Меня позвала волчица и подарила мне своего ребенка.

– Да это же волчонок! – воскликнул сторож, присмотревшись к щенку.

Что за волчица завелась у девчушки, подарившая ей посреди ночи щенка, сторож не мог уразуметь, но, наслышанный о «волчьих связях» Вероники, задавал ей на разный лад одни и те же вопросы, на которые получал одинаково чистосердечные ответы. По его понятиям, волчонка девчонке мог бы передать кто-то из «нормальных людей», а не какая-то мифическая волчица. Не добившись на месте происшествия из показаний ответчицы никакой ясности, сторож взял для пущей надежности «странную девочку» за руку и привел в сторожку. Волчонок, подчиняясь материнскому наказу, неотступно следовал за девочкой.

В освещенной комнатушке, где не должно было быть места разного рода нечистым силам, дядя Федя усадил полуночницу напротив себя и приступил к расспросам, «обо всем по порядку». Полученные сведения его опять не устроили, и он решил оставить расследование до утра, у директора, а волчонка в качестве вещественного доказательства поместить в сторожку. Дядя Федя достал из покосившегося шкафа старую безрукавку, бросил ее у входа, затем, похлопывая по подстилке рукой, подал ночному приобретению команду: «Лежать!» Волчонок подошел к постели, обнюхал ее затхлые запахи, но выполнять поступившую команду отказался, вернувшись к девочке и пристроившись у ее ног.

«Ну что ты будешь делать?» – самому себе задал вопрос дядя Федя и, почесав затылок, принял новое решение – оставить до утра волчонка спать с ребенком, а наутро вывести его на прогулку и оставить в сторожке до прихода начальства. Полуночная троица двинулась в спальню, где девочки, семь безмятежных голов по своим подушкам, мирно спали, просматривая каждая свой детский сон. Едва сторож положил прихваченную подстилку у кровати Вероники, как щенок в полной готовности к исполнению поданной в сторожке команды разместился на лежанке, уютно свернувшись калачиком, и затих. Сторож покачал головой и тихо вышел. Вероника опустила руку с кровати и поглаживала нового маленького дружка. Вырастут ли они вместе до большой и взрослой жизни, где все по-другому, не как в детском доме, где они, взрослые люди, сами для себя решают, как им жить, вернется ли снова волчица, чтобы забрать своего ребенка, – думала девочка, погружаясь в мягкий сон.

* * *

Утренняя разборка у директора детского заведения с участием «волчьей пособницы», а также сторожа, завхоза и Марфы Вениаминовны новый свет на ночное чрезвычайное происшествие не пролила. После очередного пересказа малышкой несуразной истории, теперь уже с двумя волками, наступила гнетущая тишина. Маленький серый симпатяшка, «подаренный волчицей» малолетней девчушке, дружелюбным и добродушным нравом располагал к себе серьезных взрослых людей. Да и памятная встреча девочки с волчицей, прошедшая при многочисленных свидетелях, «в теплой и трогательной обстановке», невольно заставляла их хоть отчасти верить в необъяснимые чудеса. Вероника и пристроившийся к ней волчонок ждали приговора. Он оказался самым благоприятным. Директор распорядился провести необходимые процедуры с животным в ветеринарке и пристроить его на территории детдома. «Пусть одним подброшенным воспитанником будет больше», – сказал директор.

Волчонка, оказавшегося при осмотре самкой, поместили в отдельной конуре, рядом со сторожкой, и после всеобщего коллективного обсуждения назвали Найдой. Попутно к Веронике приклеилось прозвище Волчица, на что она нисколько не обижалась и даже втайне гордилась признанием своей принадлежности к волчьему роду, с которым у нее установились вполне добрые и даже близкие отношения. Характер у Найды оказался спокойным и уравновешенным. Она позволяла гладить себя всем детям, но при появлении Волчицы находилась только при ней. Пес Серко тоже принял Найду на удивление спокойно, хотя особой дружбы между ними не водилось.

В следующем году вернувшийся с дальневосточной службы Иван Петров не замедлил навестить Веронику, воспоминания о которой никогда не покидали его и согревали на чужой стороне чуткое солдатское сердце. Он и сам с малых лет воспитывался в том же детском доме, что позже приютил его двоюродную сестренку, единственную на свете родную кровинушку. Ему ли, до тонкостей испытавшему строгую детдомовскую жизнь, не понять состояния Веронички, не знавшей мягкой материнской ласки и сильной отцовской поддержки? Надо ли объяснять, что радость встречи брата с сестренкой была безмерной. Они не могли насмотреться друг на друга и насладиться наступившим общением. Их бурные восторги охотно разделяла подросшая Найда, сразу признавшая в Иване своего нового хозяина.

Выслушав рассказ сестренки о приходах волчицы, передавшей на попечение девочки своего детеныша, Иван испытал сильнейшее потрясение. В его памяти живо, во всех подробностях встали дикие и жуткие картины прошлого: лесной волк со взглядом в упор, сверток одежды на снегу и припорошенные тела Булчута с женой… Но делиться воспоминаниями с Вероникой он не стал, отложив трудный разговор до поры до времени. В правдивости рассказа сестренки он, знающий натуру волчицы, ничуть не сомневался и понимал, почему она оставила детеныша именно ей, девочке, вскормленной собственным молоком. Другой вопрос: зачем она это сделала? От какой безысходной нужды? Но эту тайну знала только сама мудрая волчица, и она унесла ее с собой.

* * *

На этот раз Вероника даже не успела попросить Ивана забрать ее к себе, как он сам объявил ей долгожданную радостную весть:

– Готовься, Вероника, скоро я заберу тебя из детского дома. Ты не возражаешь?

– Нет-нет! Я не возражаю! – торопливо ответила девочка, прижавшись к дорогому человеку. – А Найду мы возьмем?

– Конечно, возьмем! Как же она без нас?

Иван поделился с Вероникой ближайшими планами на переезд в облюбованные места армейской службы, где и природа богата, и погода хороша, а пока он оформит документы на ее опекунство или удочерение. К переезду его подталкивал и недавний разговор со Степаном Захаровичем, сообщившим, что в округе не стихли пересуды о человеке-волке. Иван стал чужим для родной с детства местности.

Горячей новостью об «оформлении документов» Вероника при первой же возможности поделилась с воспитательницей, у которой всегда находила заботливую поддержку и теплоту. От такого известия Марфа Вениаминовна пригорюнилась. Она и не заметила, как сама в повседневных хлопотах о детях прикипела сердцем к Волчице, деликатной и самоуглубленной девочке. Да и Иван – парень приглядный и надежный, с ним Вероника будет как за каменной стеной. А вот у нее, Марфы, молодой и добродетельной девушки, так и не объявился суженый. Заметив нахлынувшую на любимую воспитательницу печаль, Вероника спросила, чем она так озабочена.

– Жаль мне отпускать тебя, Вероничка, хорошая ты девочка.

Хорошая девочка тут же нашла выход из положения:

– Так давайте поедем с нами! Я папу попрошу.

– Что ты, Вероничка, – засмущалась Марфа Вениаминовна.

Но Вероничка провела с папой должную «дипломатическую работу», и вскоре молодая семья в составе

трех человек, навсегда связавших свои судьбы взаимной дружбой и любовью, а с ними и подросшая волчица перебрались с холодного Севера, ставшего для них школой выживания и возмужания, в теплый Приморский край. Это случилось в 1968 году. Если Иваново отцовство у Вероники никогда не вызывало сомнений, то поначалу она не могла понять, почему тетя Марфа, которую она всегда воспринимала очень хорошо и даже обожала, так долго не была ей мамой. Не была и не была, а потом вдруг стала. Со временем девочка поняла, что так бывает в детских домах, где у детей неожиданно появляются, а то вдруг исчезают мамы и папы, и успокоилась. Хорошо, что она хоть и не сразу, но все-таки нашлась у своих родителей.

Новоселы быстро прижились и нашли себя в новой обстановке. Иван получил высшее образование в политехническом институте Владивостока и работал по специальности. Марфа занималась воспитанием ребятишек в ближайшем детском саду, в который пристроили и Веронику. Вскоре в поселке Суходол, размещавшемся в бухте с одноименным названием, семье выделили квартиру. Найда, нашедшая в человеческой семье долгий и добрый приют, была спокойной и ласковой со всеми, с каждым годом набирая силу и стать. Для Ивана Прокопьевича уже не казалась призрачной волчья улыбчивость. Он замечал за Найдой улыбки, вызванные разными чувствами и настроениями: нежные и веселые, хитрые и даже застенчивые. Его поражала широкая гамма чувств у зверей, считающихся самыми злобными и коварными хищниками. Обратившись к книжным источникам, Иван Прокопьевич выяснил, что только эти свирепые звери обладают способностью улыбаться. То же замечено и за собаками. У Вероники тоже открылись глаза на неожиданные волчьи способности. Оказалось, Найда «разговаривает»! Перед тем как «заговорить», она пристально смотрела в глаза «собеседнику» и, завладев вниманием, начинала невнятное бормотание. Временами «говорящая волчица» тявкала, ворчала и даже недовольно рычала. Могла и похныкать, жалуясь на что-то.

* * *

Волчица прожила с людьми пятнадцать лет, если не считать, что за это время трижды исчезала из дома на полтора-два года, обращаясь из прирученного домашнего зверя в свободную охотницу, такую же, какой была ее мать. Вернувшись из очередных странствий, вела себя так, как будто и не покидала отчего крова. Осматривая лапы странницы, Иван Прокопьевич говорил, что она одолевала большой и нелегкий путь. Не на дальнюю ли северную родину отлучалась сирота, отданная матерью на проживание в чужеродную человеческую среду?

Повинуясь зову продолжения рода, она уходила в родную стихию, к лесным собратьям, где жила установленными природой законами, заводила и ставила на ноги потомство, а потом оставляла его в волчьем семействе. Ведь волки чтят принадлежность к стае, берегут и укрепляют ее, сообща пестуют и поддерживают молодняк. Для этого в волчьих стаях введена ответственная должность «дядек» – волков-самцов, воспитывающих молодое поколение.

Волчьи семьи могут служить примером для мира млекопитающих, включая людское сословие, изменчивое и лукавое. Волчья супружеская пара сходится на всю жизнь, если только кто-то из верных партнеров не погибнет преждевременно на опасных звериных тропах. Если медведица, вырастив потомство, через один-два сезона прогоняет его от себя, то волки создают родовую стаю для совместного проживания и борьбы за жизнь. Волчица-мать неотлучно находится с малыми детьми, кормит их, а родственники носят ей пищу. Отец тоже всегда рядом с потомством, если не занят охотой. Супруги трогательны в выражении преданности и ласки, облизывают друг друга, нежно трутся головами и боками.

Матерая пара сохраняет при себе молодые семейные союзы, образуя большую стаю. Вожаки стаи наставляют молодых, направляют их энергию и азарт на удачную охоту. Волки передают друг другу сигналы об охоте или опасности на расстоянии до восьми километров. Они имеют свой язык, с множеством смысловых оттенков. Обладая развитыми умственными способностями, их отдельные особи входят в контакт с человеком. Из всех лесных хищников волки единственные, кто живет сплоченной семьей. С них взял пример величайший из хищников на земле – всеядный человек, создающий семейные кланы. Волчьи стаи – самая грозная и беспощадная сила русских лесов, но все же волки пользуются благосклонностью человека, который понимает их предназначение в природе. Они выполняют миссию санитаров леса, поддерживают баланс мира животных, уничтожая слабых обитателей и вынуждая их совершенствовать средства защиты и безопасности. Серые убийцы, питающиеся мясом и только мясом живых тварей, не могут позволить себе проявление жалости к добыче. Исполнив свой родовой долг, волчица возвращалась в людское жилище, окруженная любовью и откликавшаяся на ласковое имя Найда. Так и жила она, двумя жизнями и двумя семьями: людской и волчьей – только вот, находясь в одной семье, тосковала по другой.

* * *

Когда Вероника достигла совершеннолетия, Иван Прокопьевич рассказал ей историю гибели настоящих родителей и ее чудесного спасения благодаря той волчице, которая потом приходила в детский дом и оставила на воспитание «своей девочке» Найду. Узнав о своем происхождении и о том, что волчица-мать оказалась ее молочной кормилицей, Вероника долго не могла прийти в себя, замкнулась, стала нервной и неразговорчивой. В тонкой материи чувств она возвращалась в прошлое, видела себя брошенной на снегу и переживала заново те дни обречения на гибель.

И своих бедных родителей неподалеку, под кедром, видела она, когда омертвелый отец охранял ее, развернув побелевшее на морозе лицо с открытыми глазами в сторону обреченной доченьки. И матушку родимую, схоронившуюся от горя под снежным сугробом. Вероника снова ощутила себя сиротой, еще и дважды потерявшей родителей: тогда, в младенчестве, – настоящих, а потом, с наступлением совершеннолетия, – тех, которых считала настоящими. Вот как бывает в детских домах с потерей родителей и их шатким обретением.

Самой близкой из всех на свете ей стала Найда, молочная сестра. Нет, не зря мать-кормилица привела ей в подарок Найду, оторвав от материнского сердца. Отец Иван говорил, что волчица заботилась о сохранении детеныша, но нет, никак нет – мудрая волчица заботилась о вскормленной девочке, одарив ее сестрой. Маленькая Вероничка поняла это открывшимся высшим разумом, твердо заявив всем взрослым людям, что волчица принесла щенка в подарок. Дети чаще имеют доступ к истинам космического происхождения. Не зря же детдомовцы дали ей имя «Волчица», угадав предназначение сверстницы, отличавшейся странными манерами и связанной с иными мирами. Так и содержат их, приемных сестер-волчиц, сердобольные люди, дядя Ваня и тетя Марфа, размышляла Вероника и несколько горестных месяцев не могла отринуть навязчивые наваждения.

В такие минуты опечаленная Вероника шла за утешением к Найде, в верности которой не сомневалась никогда. Их взаимное чувство привязанности с годами не слабело, а только крепло. Кто знает, возможно, Найда из далеких походов возвращалась именно к ней, Веронике, чтобы пристроиться к ее ногам, потереться о них, как тогда, при первой встрече под окном детского дома. Или она не могла ослушаться материнского наказа: не оставлять никогда эту девочку, охранять и находиться при ней всю жизнь? Многое нам не дано знать в нашей жизни и тем паче в мире животных.

Вероника подходила к Найде и заводила с ней грустный разговор. Ласкала и гладила, перебирала пальцами ее густую шерсть, обнимала за шею, прижимая к себе верную и послушную подругу. А то они подолгу смотрели глаза в глаза, отыскивая игру чувств и настроений, оттенки любви и почитания. Найда видела и понимала состояние девушки, ощущала угнетенную ауру и разделяла душевную боль, выражая сочувствие тихим ворчанием и поскуливанием. В такие дни четвероногая подруга нередко слизывала с девичьих щек солоноватую грусть, скатывавшуюся капельками из глаз.

Родители были напуганы удрученным состоянием Вероники, не зная, как помочь любимице. Иван Прокопьевич корил себя за преждевременность проведенного разговора, но через два месяца, переболев нежданной новостью, Вероника наконец-то приняла ее как должное и успокоилась. Ее любовь и признательность родителям за все, что они ей дали и сделали, даже усилились. Родительская чета в дочериных глазах вновь заняла подобающее место. К тому же у Вероники появился еще и брат, в одном лице с отцом.

А Найда однажды ушла из дома и не вернулась ни через год, ни через два, и никогда. Напрасно ждали, надеялись, что она вот-вот поскребется в дверь и войдет в квартиру. Благополучию сытой жизни, которую устроила волчица-мать, Найда предпочла полную опасностей и лишений жизнь на свободе. Волки должны жить и умирать в волчьей стае.

Жизнь рядом с нами

Подняться наверх