Читать книгу Под новый год - Александр Вендеров - Страница 2

Деревня Загуме́нье. 31 декабря 2021 года. 16 часов 09 минут.

Короткий и пасмурный зимний день, последний день уходящего года, потихоньку начал переходить в вечер. Была небольшая оттепель, и стрелка градусника с логотипом московской олимпиады 1980 года, что висит на улице при входе в сени, вот уже который час показывала плюс один. И белый снег, и светло-серое небо постепенно стали окрашиваться лиловым. Скоро станет совсем темно. Где-то далеко отсюда, в городах и крупных сёлах, горит праздничная иллюминация, а на улице нет-нет да и увидишь идущих куда-то своим делам Деда Мороза со Снегурочкой. Но только не здесь, в этом, казалось бы, Богом забытом захолустье, в вымирающей деревне на российско-белорусской границе, где на семьдесят хат осталось всего шестеро жителей. Да и те уже давно не молоды.

Наталья Михайловна Морозова, старушка восьмидесяти шести лет, живущая в крайней хате на северной околице деревни, посмотрела в окно, в сторону дремучего леса и давно заросших молодыми берёзками и осинами совхозных полей.

– Женя, ты видел, какая туча идёт? – позвала она сына. – Снеговая! Заметёт нас сейчас.

– Да ладно, мам! – отозвался Женя. – Чай, не впервой. Откопаюсь с утра. А когда откопаюсь, поеду к Лене в Лебедево поздравить её с новым годом.

– Смотри, чтобы только до шоссе дойти эти шесть километров. А то нашу грунтовку кто приедет завтра чистить? Эх, был бы дед Коля жив! Запряжёт, бывало, лошадку, и поехали в санях.

– Это да, дед Коля хороший был старик, и конь у него тоже был неплохой. Царство им небесное! Но я и своими ногами до трассы доберусь. Короче, не парься.

– Сынок, хорошо, что у тебя теперь Лена есть. А твоя бывшая жена, не к ночи будь помянута, Ирина так с тобой обошлась, что я помирать буду – не прощу её.

– Мам, оставь Иру в покое. Разошлись – значит, кончено. Обиды на неё у меня нет. Я ведь тоже часто бывал неправ. А ты у меня самая красивая.

– Да уж, красавица писаная, – горько усмехнулась баба Наташа. – Старая да горбатая.

– Ну и что? Ты моя мама, поэтому я так и говорю. Эти Иры и Лены приходят в нашу жизнь и уходят из неё, а мать одна. – С этими словами Женя обнял мать и поцеловал её в седые жидкие волосы.

Этот разговор, однако, был всего лишь плодом воображения бабы Наташи. На самом деле её единственный ребёнок погиб полтора года назад в возрасте пятидесяти двух лет, а она только и спасается этими иллюзорными беседами от невыносимой душевной пустоты. Чаще всего говорит с сыном, но, случается, и с другими людьми, которые когда-то были рядом. Большинства из них теперь уж нет на этом свете. Иные живы до сих пор, что, впрочем, большого значения для бабы Наташи не имеет. Она знает, что никогда в нынешней жизни их не увидит. Забросила её судьба в такую глухомань, что и добраться сюда – задача не из лёгких.

Женю похоронили совсем недалеко отсюда – на старом кладбище за деревней, от которого до хаты бабы Наташи не больше двух километров. Для молодого и здорового человека это расстояние маленькое, но попробуйте-ка его пройти, когда вам далеко за восемьдесят. А баба Наташа ходит туда каждый день, пока не ляжет снег. Придёт на могилку и долго-долго сидит, разговаривает с сыном, вспоминает. А сейчас, в канун нового года, снега выпало столько, что туда не пролезть.

Как погиб Женя, никому в точности не известно. В один из майских дней прошлого года поехал он в Лебедево в гости к Лене, с которой познакомился тремя месяцами ранее. Эта женщина до сих пор в Лебедево на станции кассиршей работает. И так удачно сложилось их знакомство, что в мае месяце дело уже шло к свадьбе. Так вот, пришёл он к подруге домой (она в тот день выходная была), посидел с ней несколько времени, а вечером отправился на рыбалку на речку, что протекает сразу за селом. И пропал. Его тело нашли полицейские через два дня в той самой речке. У Жени была разбита голова и сломана рука. Люди говорили тогда, что это похоже на убийство, однако в правоохранительных органах не возбудили уголовное дело. Стражи порядка решили, что это несчастный случай. Дескать, споткнулся и при падении с берега в воду получил эти травмы, а после утонул. Ну и что же, что глубина там всего метр? В крови нашли следы алкоголя.

Так это было или нет, а только сына бабе Наташе никто не вернёт. Вот и коротает она дни своей глубокой старости одна почти в такой же старенькой хате, как и она сама. В восьмидесяти километрах отсюда, в Смоленске, живёт её родная внучка Аня – дочь Жени и Иры. И правнук у бабы Наташи есть – маленький Саша, которому нынешней осенью исполнилось три года. Звонит внучка редко, а приезжает обычно тогда, когда ей нужны деньги. Бабе Наташе, у которой большая по здешним меркам пенсия – около тридцати тысяч, – не жалко денег для Ани, только бы почаще она вспоминала про свою бабушку. Да куда там! Бывает, позвонит она внучке, а та: «Ой, бабушка, я не могу сейчас разговаривать. Позвони мне завтра». А назавтра она то недоступна, то трубку не берёт. Должно быть, опять у Ани с кем-то любовь, но хоть десять минут можно бабушке уделить! Видно, по причине молодости не понять Ане её, древнюю старуху.

***

– Ох, не могу! Спина болит так, что караул, – проговорила баба Наташа, придерживая рукой поясницу. – Надо к Зине идти.

Спина у неё болит давно, а в последние годы всё чаще и сильнее. Зинаида Васильевна Курбанова, что живёт в центре деревни, делает бабе Наташе уколы противовоспалительного препарата, отчего хотя бы на некоторое время становится легче. Сама-то баба Наташа делать уколы не умеет. К тому же, пойти к Зине значит хоть с кем-то поговорить, а то ведь она порой по два-три дня не слышит живого человеческого голоса. Люди, что говорят по телевизору и по радио, где-то далеко и разговаривают не с ней, так что это всё не то.

Баба Наташа оделась, взяла в правую руку кавынку1, а в левую – пакетик со шприцом и упаковку ампул.

– Люся, Анфиса, будьте дома, а я скоро приду, – сказала она двум кошкам, развалившимся на диванчике возле печки, но тем, похоже, было всё равно, что хозяйка куда-то собирается. – Так… Корма я вам насыпала, воды налила. Ну ладно, пошла.

На улице уже порядком стемнело и начал сыпать снег. Опираясь на кавынку и сильно сутулясь, баба Наташа осторожно шла по узкой дорожке, расчищенной местным пьяницей Серёгой Адмиралом, племянником Зины, до дома тётки. Не за спасибо, конечно, Адмирал, получивший это прозвище из-за привычки носить летом морскую фуражку, чистит тропинку. Каждый раз баба Наташа платит ему за эту работу тысячу рублей, да ещё пятьсот рублей за то, что раз в неделю сходит для неё в автолавку за продуктами и наносит воды из колодца. «Ну и пусть, – думает старушка. – Помаши-ка совковой лопатой! От меня до Зины не меньше четырёхсот метров. А без Адмирала я тут совсем пропала бы».

Тем временем она дошла до ямы напротив дома Акулины Макаровны. Тут надо аккуратнее, а то Адмирал проложил дорожку по самой кромке ямы. Сколько же лет уже нет на свете Акулины Макаровны? Верно, лет восемь, если не больше. А двадцать два года назад, когда баба Наташа впервые приехала в Загуменье, это была живая деревня. То и дело можно было увидеть, как кто-то пошёл по улице, к кому-то машина приехала, а в оградах было слышно пение петухов. Старожилы рассказывали ей, что в шестидесятые годы прошлого века в деревне было что-то около двухсот пятидесяти человек населения. Но как раз с того времени молодые начали уезжать в города – кто в райцентр, кто в Смоленск, а кто и в Москву. Потом закрыли школу: в Загуменье стало слишком мало детей. Теперь школьное здание даже не сохранилось. Однако пока работал совхоз, люди тут всё же оставались – в основном уже не молодёжь, а среднего возраста. Четверть века назад совхоз в силу экономических проблем в стране приказал долго жить, и те, кто ещё мог и хотел работать, разъехались. Иные приспособились добывать деньги и в ряде случаев – спиртное случайными заработками, как тот же Адмирал. А дома, хозяева которых умерли и которые оказались не нужны наследникам, десятками стоят и медленно разрушаются. И эта деревня здесь не одна такая – много в округе таких деревень. Как, собственно, и по всему российскому Нечерноземью.

Когда немногочисленные дачники, что приезжают на лето из Смоленска, возвращаются домой, в Загуменье становится совсем пустынно. И ещё невыносимая, угнетающая тишина. Баба Наташа часто вспоминает центральные улицы, площади, метрополитены городов, в которых она жила или бывала. Шумно там и многолюдно, и ей в былые годы казалось, что слишком шумно и многолюдно. А сейчас бы прогуляться по Невскому проспекту или по Елисейским полям! Да ещё чтобы сын вёл её за руку. Но не будет этого больше никогда, всё в прошлом.

Так думала баба Наташа, а ноги делали своё дело. Занятая мыслями, она даже и не сразу заметила, как подошла к дому Зины Курбановой. Снег повалил ещё гуще.

***

У Зины собралось всё население Загуменья кроме самой старшей жительницы деревни – девяностооднолетней Татьяны Матвеевны. Четверо людей, среди которых двое мужчин и двое женщин, пили самогонку, закусывая нехитрой снедью.

– О, Михалаўна пришла! Тебе-то нам и не хватало2, – приветствовала хозяйка бабу Наташу.

– Ох, здравствуй, Зина, и всем здравствуйте! Сделай мне укол, пожалуйста, а то нет мочи больше терпеть, – говорила гостья, снимая верхнюю одежду у двери.

– По́йдем, по́йдем! Ето нядолго – ў сраку кой-чаво ўколоть, – с этими словами Зина проводила бабу Наташу в соседнюю комнату.

Выполнив медицинскую процедуру, Зина предложила:

– С нами-то посидишь? У мене нонче ўсе собрамшись – сидять гуляють.

– Посижу, отчего же нет. Только пить после укола не стану. Если можно, чаю мне сделай.

– Ето, Михалаўна, как скажешь. Щас чайник постаўлю. Ну, ходи ў горницу.

Когда баба Наташа села за стол, Адмирал, глядя в окно, заметил:

– Евон снег какой идёть! Тебе, Михалаўна, наверно, заўтрева дорожку надо буить чистить.

– Серёжа, мне бы сегодня домой дойти. Занесёт, боюсь, совсем, – отвечала ему баба Наташа.

– Ну, занесёть – зови мене, сёдни откидаю. Я покуль ня шибко синий-то. Наливай, штоль, Андрюха!

Напротив Адмирала сидел другой местный житель – Андрюха Бревно. Разливающим был сегодня он. Бревно по-хозяйски взял графин с прозрачной янтарного цвета жидкостью и налил сначала Адмиралу, а потом себе по целой стопке.

– Мене полстопки, – предупредила Зина, – а то ещё курей кормить надо иттить. А Михалаўна не пьёть.

– И мене половину, – сказала Нина Степановна, ровесница Зины, живущая в крайнем доме на южной околице Загуменья. К слову, так здесь распределены жители: баба Наташа крайняя на севере, Нина Степановна крайняя на юге, посередине – Зина, напротив Зины – её племянник Адмирал, а на другом берегу маленькой речки – Андрюха Бревно вместе с Татьяной Матвеевной. Теперь они одни остались на той улице за речкой, где когда-то было три десятка дворов.