Читать книгу Легенды Этриуса: Стойкость Александра - Александр Викторович Крылов - Страница 12

В лечебнице тянулись долгие дни. Александр скучал по Яне и мысленно готовился к дальнейшей жизни за пределами этого угнетающего забора, в периметре которого он должен был разобраться в своих внутренних проблемах и научиться контролировать себя, не смотря на всяческие попытки мерзкого Червя выбить юношу из состояния равновесия.

Больше падать лицом в грязь Александр не желал. Ему не терпелось доказать всему Этриусу, что он действительно талантливый и умный ларг, что он понимал всегда, просто нуждался в большей поддержке и любви со стороны окружающих. Внезапно появившаяся в его жизни Яна дала ему все то, чего ему так не хватало ранее. Теперь ее любовь окрылила не верившего в себя поэта и художника, воспарила духом и вдохнула силы для новых свершений. Этой очаровательной девушке удалось сделать то, что не под силу было бы никому другому. Она его судьба, и юноша проникся к ней искренней любовью, не сомневаясь в том, что она испытывает к нему точно такие же чувства. Александр и Яна созданы друг для друга и в этом нет сомнения.

В свободное от лечебных процедур время влюбленный юноша занимался творчеством настолько, насколько это являлось возможным, ведь мерзкий Червь не давал ему покоя не только ночью, но и днем. Александр попросил разрешение у своего лечащего врача позволить ему писать картины на улице, на что получил решительное согласие. Пациенту сделали деревянный мольберт, дали в пользование несколько стареньких кистей и масляные краски. Теперь все попытки приставучего Червя выбить его из состояния душевного подъема и вернуть обратно в уныние представлялись бессмысленными, но он не унимался.

– Для кого ты рисуешь свою мазню, щенок? Кому она нужна? – докучал мерзкий голос в голове Александра.

– Не твое дело, – ответил юноша, продолжая ваять картину, которая располагалась на мольберте, поставленном неподалеку от скамейки, на которой обычно он предпочитал коротать свое время на прогулке за написанием стихотворений. Однако после того, как у Александра появился мольберт рациональнее было бы отложить свой блокнот на более позднее время, а день посвятить написанию картин, пользуясь случаем. Находиться в таком живописном месте и не создать ни одной работы было бы не уважительно к очевидной красоте природы, которая каждодневно придавала ему силы и оптимизм еще до появления в его жизни очаровательной Яны. В солнечном сиянии снег искрился вокруг так изящно и притягательно, что художник не мог не увековечить такую невероятную красоту на холсте, которую следует ценить всегда, а не только когда захочется. Александр писал не просто какую-то обычную картину, он выплескивал на него красками свою любовь и признательность к природе.

– Кому ты собрался показывать свою мазню? Тебя засмеют! – приставал Червь.

– Про предыдущие работы врачи отозвались хорошо, – не выдержал и сказал вслух Александр.

– Эй, ты что? Так ты утратишь доверие к себе, когда врачи увидят, что ты говоришь сам с собой, и тогда останешься здесь до конца своей никчемной жизни. Врачи и так пошли тебе на уступки, стараются тебя не расстраивать и похвалили твою мазню, – сказал Червь.

– Я стою спиной к окнам, а на улице только я. Врачи похвалили сдержанно, чтобы я наоборот не расчувствовался, – спокойно мысленно ответил Александр, – Но отчасти ты рассуждаешь верно. Мне нужно быть как можно сдержаннее и приучать себя быть терпимее к твоему яду, что в скором времени должно выработать во мне иммунитет к нему, как я предполагаю.

– Ты подохнешь, не сомневайся, – засмеялся Червь.

– Да и ты не вечен. Судя по твоему голосу, я предполагаю, что с тебя уже песок сыпется и что злоба отравляется тебя еще сильнее, чем ты способен выдавливать ее из себя, – парировал Александр.

– Разве ты не понимаешь, что я бессмертен. Я Сатир!

– Ну конечно! То ты Куззола, то Сатир, то мой отец. Уж определись и ври в одном русле, а то сам тут окажешься, в лечебнице.

– А я тут и работаю. Только ты никогда не узнаешь, кто издевается над тобой. Так и умрешь, ничего не поняв.

– Мне все равно кто ты. Я не собираюсь гадать. Сам рано или поздно разоблачишь себя, в чем я не сомневаюсь, и как бы мне не хотелось придушить тебя собственными руками, я даже не стану разыскивать тебя.

– Щенок, я могу попросту придушить тебя за твои глупые угрозы, – злобно прошипел Червь и Александр ощутил тошноту и спертость в дыхании.

– У тебя силенок не хватит, – прокашлялся юноша, продолжая ваять.

– Ах ты, наглец! Я буду убивать тебя медленно. Я тебя уничтожу.

– Можешь, как угодно пытаться осуществить это. Ты жалок, тебя хватает только на то, чтобы пакостить мне и отравлять мою жизнь. Не спорю, что ты принес мне много страданий и намерен продолжать делать это, пока не подохнешь, но ты глуп и мне просто смешно, осознавать это.

– Так чего же ты не смеешься, хвастун?

– Не вижу в этом смысла. Ты вызываешь во мне истерический смех, который я просто вынужден сдерживать. Ты безумец, а я хотел бы остаться здравомыслящим ларгом.

– Это не я делал все эти глупости, щенок, а ты! Ты пациент этой лечебницы, а не я!

– Заткнись. Мне надоели эти пререкания с тобой. Я был мальчишкой и многого не понимал, а ты воспользовался этим. Ты совершал не просто глупости, а уничтожал себя. Из разумного существа, ты превратил себя в бешенную мерзкую паразитическую тварь. Не могу понять, что ты намерен доказать мне? Ты так же смертен, как и я, сколько не ври. Твое жалкое существование бессмысленно и сосредоточено на мне, а не на каких-то более значительных стремлениях, какими движимы жители Этриуса. Пакостничество и самообман ведут тебя в пустоту, где ты в итоге останешься один, как изгой. Даже в животных и насекомых заложены более важные задачи. Все живое служит одной цели – саморазвитию, созиданию жизни, а ты просто ничто, – размышлял Александр, объясняясь по большей части для себя, а не для внутреннего раздражителя, изливающегося злобой.

– Ты скоро пожалеешь о своих словах. Я замучаю тебя до смерти, – пригрозил Червь, словно совершенно не понимая умозаключений юноши.

После утверждения, сказанного этим безумным мучителем, Александру только оставалось начать размышлять о чем-то другом, чтобы не блуждать в однообразных мыслях по кругу, словно арестант в своей голове. К счастью, перед ним стоял мольберт с незаконченной картиной, вдалеке виднелись величественные горы, упирающиеся в небеса Этриуса, что дальнейшая цель жизнедеятельности для пациента лечебницы была предопределена. Сейчас он развивался и созидал жизнь на холсте подобно тому, как ее созидал Сатир вокруг него, хотя юношу переполняло не только очарование природой, но и омерзение от деятельности приставучего Червя.