Читать книгу Когда смерть – копейка - Александр Вин - Страница 5

Дверь осторожно приоткрылась.

Чёрные внимательные глазки посмотрели на Глеба снизу через цепочку, человек улыбнулся.

– Ну, наконец-то, дождались! Приветик, капитан!

Глеб стал протискиваться в коридор, одновременно пытаясь в тесноте обнять невысокого пузатенького человечка.

Тот суетился, одной рукой закрывал прочную дверь, одновременно стремился сочно целоваться, хватал вошедшего за рукава куртки и радостно при этом тараторил.

– Ну, Глебка, ты как всегда, как с неба к нам сюда свалился! Не звонил тыщу лет, ничего… Дай хоть я подпрыгну, обниму тебя, охламон ты мой дорогой! Ты в этот-то раз надолго или опять проездом? Вон, синие тапочки там, внизу, возьми, они мягкие, проходи, проходи, давай быстрей!

Гость чуть неловко и смущенно расставался со своими ботинками.

– Ладно, Виталик, успокойся, я же с тобой, рядом, вот, можешь ещё раз потрогать. Никуда в ближайшее время от тебя не исчезну. Не суетись, не устраивай в твоей малогабаритной прихожей сеансов бесплатного головокружения.

Обладатель небольшой лысинки радостно хохотнул.

– Долгонько же ты с посёлка-то к нам добирался. Как сегодня утром от мамаши-то мне позвонил, так я уж и готовиться-то начал. Весь день тут тебя, понимаешь, ждал, соскучился, грустил один-то, покушал уже немножко. Пошли, пошли, давай, на кухню!

Виталик бегал от холодильника к плите, ласково посматривая на Глеба.

– Ну, говори, говори – нынче-то надолго?

Отыскав привычно удобное положение, Глеб откинулся на вышитые подушки на угловом диванчике и сча́стливо улыбался.

– Отдохну ото всего здесь пару дней, отосплюсь у матушки… Там посмотрим.

И, не вставая, рукой притормозил хозяина на невеликом кухонном пространстве.

– Виталь, как у тебя с работой в ближайшие дни? Давай на выходные куда-нибудь за пескарями махнем, а? Ну, прошу тебя, поедем, давай, не ленись! Я подремлю хоть на травке, птичек знакомых послушаю, потом ты меня своей ухой угостишь. Правда, хороший ведь план?!

Хозяин не успел ответить, задумчиво пробуя что-то вкусное с кончика ножа.

– Послушай, а чего ты бороду-то завел на склоне лет? На Новый год вроде ни одной пушинки не было на физиономии, а стоило только мне отлучиться ненадолго, как он, видите ли, начал прихорашиваться!

Виталик остановился, засмущался.

– Моя Антонина говорит, что мне так солиднее, ну, типа, сильнее я так выгляжу, мужественнее, с бородой-то. Правда, ведь, Глеб?

Нежно и одновременно торжественно трогая обеими руками небольшую чёрную бородку Виталика, капитан Глеб захохотал.

– Да брось ты, твоя солидность уже давно через брючный ремень переваливается! И никакой растительностью доказывать никому ничего не нужно. Кстати, а где твои домашние, Антонина, дочки?

Опустившись на корточки у открытой духовки, Виталик сосредоточенно сморщился, отворачиваясь от жара.

– Дак как ты утром позвонил, я Антонине и говорю, мол, завтра пятница – попроси на пару дней отгулы, съезди к маме, девчонок отвези на выходные, пусть помогут бабушке на огороде, редиски пощиплют, всё такое. Она у меня дисциплинированная, сегодня прямо с завода забежала, сумки уже приготовила с утра, девчонки-то её ждали. Они сейчас, небось, у самовара в деревне сидят, чаёвничают.

Виталик довольно закряхтел, выпрямился.

– Кстати, о тёще… Дружок, а как ты смотришь на то, чтобы для начала грибков-рыжиков попробовать, мы их с мамашей в Борках совместно и дружественно в этом году собирали? Давай я тебе вот из этой банки положу, они здесь ровненькие, один к одному, как рублики! Специально зимой никому не дал съесть, берёг для тебя, к твоему долгожданному приезду! А я сейчас курочку до конца разогрею, жёнушка перед отъездом её нам потушила, говорит, ну вас, мужиков, вам не сготовишь – вы только огурцами и будете закусывать.

– Ну, давай! У тебя рука твёрже – наливай холодненькую!

Мужчины бережно чокнулись гранёными рюмками.

– С приездом, дружище!

– За встречу!

Ранний летний вечер постепенно приглушал звуки за окном. Большой матерчатый абажур заботливо убирал от стола лишний свет, приятно расслабляя. Капитан Глеб окончательно прилёг на маленькие, вышитые лебедями подушки, слушал и наблюдал милую домашнюю суету Виталика.

Тот, не переставая поглядывать на Глеба радостными глазками, продолжал споро перемещаться по кухне.

– Капустка нынче для тебя с брусничкой приготовлена, не обессудь, простого засола у меня уже не осталось, так что угощайся, не брезгуй. Слушай, а давай ещё по рюмашке – под капустку-то, а?!

– … Ну, а вот ещё блюдо знатное, попробуешь потом, не отказывайся, леща я тебе цельного запек, с чесночком – так это по нашему обычаю, помню же, что речную-то рыбку ты не часто кушаешь.

Красно-белый фартук задорно приподнимался на плотном брюшке Виталика. Размахивая большим кухонным ножом, он продолжал убеждать Глеба.

– А вот печёнкой-то налимьей тебя в твоих заграницах, наверно, ни один капиталист и не угощал! Я тут в календаре вычитал, оказывается, если живого налима высечь ивовыми прутьями, то от огорчения у него печень вроде бы становится в два раза больше и нежнее! Не врут они, Глебка, как ты думаешь?

Виталик кинул умилительный и одновременно пристальный взгляд на друга, вкусно облизнул пальцы.

– Это же твой налимчик-то был, помнишь, крупнягу ты тогда зимой вытащил?! Глеб, ты всегда под Рождество приезжай, ну хоть на пару-тройку деньков прилети, с твоей-то удачей мы всегда с налимами будем.

– Чтобы я опять с твоих саней на лёд свалился, как тогда? Спасибо.

– Да нет, что ты! Я моему «дрынолёту» левую лыжу поменял и полозья на санках расставил, теперь они, милый мой друг, по одной колее катят, не мотаются! Теперь у меня как в лимузине – водку можно сзади в прицепе на ходу разливать!

Он опять внимательно посмотрел на Глеба. Хорошей фигурой друга Виталик гордился всегда. В ожидании каждой встречи он тревожился разочароваться, но Глеб, к счастью, его пока ещё не подводил.

Тёмные джинсы из тонкой ткани, белая рубашка в синюю полоску. Рукава рубашки закатаны, видны сильные загорелые руки. Небольшие морщинки вокруг лучистых глаз, короткая стрижка с проседью, сильная шея… Его Глебка! Не изменился!

– Глаза-то те же, славные! А шрамов, вроде, побольше у тебя стало… Вот справа, на лбу, не было же зимой этой отметины?! Ошибаюсь, или как? А зуб-то чего поприличней не вставишь? Улыбаешься ты так хорошо, зубы все белые, на загляденье, а вот этот передний… На таком видном месте, да со щербиной! Деньги-то, чай, на кармане есть?

Глеб Никитин с улыбкой потянулся на диванчике, широко зевнул.

– Красота моя, действительно, сильно страдает от такой неправильности. Боюсь только, как вставлю себе новый прелестный зуб, так его сразу же и выбьют. Врагов-то у прогрессивного человечества хватает.

– А чего с Нового года не звонил, далеко где-нибудь был?

– Далеко. Настолько, Виталь, далеко, что паровозы в ту сторону так до сих пор и не ходят. Телефоны тоже не звонят, одни верблюды́ там и труба нефтяная посреди местности протянута, дли-инная такая, как макаронина, лежит. Но люди там, на мою удачу, водятся добрые и богатые… Вот такая забавная поездка на эти полгода у меня образовалась, что и позвонить тебе не было никакой возможности. Наши то как здесь живут? Назар? Марек? Даниловы?

– … Ох, ёкарный бабай, ты же ведь и не знаешь!

Виталик отошел от кухонной раковины и, виновато комкая в маленьких плотных ручках посудную тряпку, подсел на краешек дивана к Глебу.

– У Жанки дочку-то убило. На майские. Завтра сорок дней уже будет.

Глеб напрягся, оперся кулаками на стол.

– Ты что, серьезно?! Маришка…, Маришки нет…? Как это?

Опустив глаза и вздыхая, Виталик начал разглаживать пальцами скатерть на краю стола.

– Дак, они все поехали на шашлыки на майские, второго числа. Мы-то с Антониной были в деревне у матушки, там праздновали. А из наших мужиков поехали-то тогда Назар, Данилов Герка, Марек. Они мне всё потом про это и рассказывали, и каждый, да и так, в компаниях не раз вспоминали про это происшествие. Ну вот, и говорю, собрались-то они на то самое, на наше место, где, помнишь, ещё осенью были в позапрошлом году, когда ты на юбилей-то прилетал? Бабы с детьми должны были позже подтянуться, к обеду, они всей кучей ещё в магазин заезжали, за приправами там за всякими, за зеленью. Марек примчался первый, как всегда, костер разжечь, дров приготовить, ну всё такое… Потом, вроде, Вадик Назаров с мясом подъехал, он мариновал тогда дома с вечера баранину для шашлыков, в кефире вроде, не знаю… Как так получилось, что Герка сам с дочкой, с Маришкой-то у костра так рано появился, никто толком-то и не понял. Она ведь должна была быть с матерью, та предупреждала, что попозже на берег ко всем подрулит. Хорошо, что ещё Людмила Назарова тогда не приехала, планировала-то ведь вроде вместе со всеми, да у неё самой дочка неожиданно приболела. Ну вот, когда у костра были Маришка, Назар и Данилов, вот тут этот старый снаряд и грохнул в огне-то.

Хмурый Глеб встал, неспокойно заходил, от окна к двери, по маленькой квадратной кухоньке. Виталик убедился, что пространства вокруг стола для двоих вдруг стало не хватать, и уныло сидел на краешке диванчика.

– Ну, чего ты, Глебка? Чего задумался-то так сильно? Давай выпьем за упокой, что ли…

Виталик страдальчески смотрел на друга. Потом потихоньку привстал, неловко, но настойчиво, подталкивая животиком, отодвинул Глеба от плиты, усадил его ласково на диван, негромко начал снова говорить.

– Марек-то, Азбель, всё продаёт свои спиннинги да грузила, магазин-то рыболовный свой расширяет, пристройку делает из соседней квартиры, с пенсионером за стенкой договорился, другую квартиру деду подыскал, оплатил вроде уже всё ему полностью… Чего-то он ещё с рыбной инспекцией областной затевает по участкам на речке, какое-то выгодное спортивное рыболовство там организовывает…

– А у Марека свояк-то есть, помнишь? – Виталик осторожно наклонился к Глебу. – Ну, помнишь, свояк ещё у него – полицейский, сейчас числится каким-то вроде оперативником. А-а, так себе у мужика службочка… Раньше-то этот свояк работал в приемнике-распределителе для малолеток, дак он там начал книжки писать, детективы для газет! На дежурстве-то соскучает, вызывает к себе в кабинет, будто на допрос, пацана, распиши, говорит, мне свою историю, любезный. Имена, фамилии, если хочешь, измени, ну ещё там названия выдумай какие. Мальчишке надоест до чертиков в камере, или там, канализацию в сортире тюремном вычерпывать, а тут – светло, музыка, дядька сигарету разрешил… Все малолетки у свояка-то писали в охотку, кто как умел. А он потом чуть подкумекает, нужную направленность придаст этим каракулям – и в газету. Держите, мол, страшную правду правоохранительных будней! Свояк-то, Бендриков, доволен – ужас! Хвастался сам, у него, говорит, за время работы с шантрапой таких историй штук сто накопилось…!

Капитан Глеб молчал. Оторвал взгляд от тарелки.

– Слушай, пошли, подышим, а, Виталик?

– Ага, пошли! А я курну заодно немного!

Виталик бросился открывать дверь на застеклённый балкон.

Во дворе, в сумрачном квадрате высоких домов, под окнами шумела разноцветная детвора, только-только привыкая к первым дням каникул. Тёплый вечер во дворе собрал немало людей. У соседнего подъезда на тротуаре стояли в беспорядке пианино, холодильник, разнокалиберные ящики; в доме напротив стучал молоток, над верхними балконами вилась, осваиваясь в наступающем погодном тепле, мелкая мошкара.

Из гаражей какой-то мужик приветливо и громко, через всю детскую площадку, окликнул Виталика. Тот, виновато покосившись на Глеба, ничего соседу не ответил и только слабо махнул в ответ рукой. Его друг решительно оперся на балконные перила и молчал.

С тоской в неуверенном голосе Виталик продолжил рассказывать ему о старых знакомых, изо всех сил стараясь отвлечь Глеба от грустных мыслей.

– Серёга-то Серов с зимы уже живет на даче. Жена его совсем достала, вроде бы как на развод подала, он квартиру ей с тещей оставил, там у него сын больной, а сам в дачном домике так и живет, и ночует, копается понемногу в огороде…

– Давай я тебе ещё компотику вишнёвого подолью, а?

– …Серый-то, он аккуратный, у него на дачке все чистенько, прибрано. Я после снега у него был там, сам видел, как он пожар тушил, трава старая с краю около забора горела, так он чуть не прибил из-за этого соседского мальчишку, всё орал на него, что, мол, птицы там, в траве, птенцы… Перелётные вроде… Он там, на своей фазенде, совсем в одиночку-то одичал. Прошлым летом даже кошку в клетке цеплял на яблоню.

Глеб с удивлением повернулся к приятелю.

– Зачем?

– Говорит, чтобы скворцов от урожая отваживать…

Виталик осторожно, стараясь не спугнуть возвращающееся к другу настроение, тронул Глеба за плечи.

– Давай ещё по одной? Чего мы тут, как в театре, в воздух-то уставились?! Пошли, пошли, давай, за стол.

Отчаявшись отвлечь Глеба нейтральными разговорами, толстячок деловито вздохнул, сел попрочнее рядом с ним на диван и отважно вернулся к главному.

– Жанка-то после взрыва совсем каменная тогда стала, на себя непохожая. Антонина моя часто заходит к ней, говорит, что та сидит дома молча, даже и не плачет. В магазине-то ихнем девки-продавщицы вроде сами со всеми делами сейчас справляются, да как там они без неё полностью-то разберутся, она же ведь такая умница… Сейчас в их магазине Гера всё больше бывает, если не в отъезде он где по бизнесу.

Аккуратно разливая водку по рюмкам, Виталик рассудительно продолжал пояснять.

– Назар всё на своём мотоцикле носится, от баб оторваться никак не может. Санька Косачев «сундучить» пошел, в армию, там всё как-никак у прапорщика паёк, на контракте деньги сейчас вовремя платят…

Внезапно он замолчал, сильно, в сердцах, бросил вилку на стол.

– Всё, Глебка, я больше не так могу! Ты грустишь, а я всё треплюсь и треплюсь. Не могу я так больше, говори чего-нибудь и ты. Понимаю, что ты к Жанке чувствуешь, но не молчи же так долго, пожалуйста, а?!

Глеб тряхнул головой, внимательно посмотрел на Виталика.

– Ладно, ты прав. Чего-то я не к столу задумался. Плесни-ка нам для начала ещё по рюмашке холодненькой, выпьем, а потом… После того, как мы закусим твоей волшебной капусткой, ты, гражданин Панасенко, честно ответишь мне на несколько каверзных вопросов. Пойдет?

Виталик просиял.

– …Свояк азбелевский, он при том деле с самого начала был, все сведения Мареку потихоньку о следствии рассказывал.

Раскопали полицейские в костре остатки снаряда, или мины, не знаю точно, ну, такая железная штуковина, с рёбрышками… Старый снаряд, военный, не очень большой – недалеко от костра нашли хвост от него и корпус разорванный, проржавевший. Потом ещё следователь говорил, что хорошо, что так удачно снаряд грохнул, не всех наших накрыл, да и мужики были не у самого костра, вроде как всем повезло, ну, конечно, кроме Маришки… Никакого дела уголовного, вроде, тогда особенного-то и не было, признали, что несчастный случай, ну, типа, как эхо войны…

Покачивая в руке рюмку и глядя на её блестящий ободок, Виталик добросовестно добавил.

– Вадик-то Назаров потом бегал по нам, трясся весь. Это он, сам говорил, высыпал в костер всякое барахло вначале, бумажки с работы притащил туда, на берег, в пакете, мусор из конторы собрал, ну и привёз в выходные в костре сжечь. И полицейские его сколько раз по этому поводу спрашивали…

Не заходя на кухню с балкона, Глеб спросил.

– Чего это он сам пакет с мусором собирал? У него в конторе секретарши нет, некому прибраться, что ли?

– Не заработал он ещё на секретарш-то. Да они ему и без надобности. Для него, ты ж помнишь, любая баба поприличней – уже секретарша.

Хлебосольный и радушный хозяин вовсю пользовался возможностью потчевать друга в полное своё удовольствие. Незаметно как-то, под милый их разговор, исчез со стола запечённый лещик, закончилась картошечка и грибки, затем, облизывая поминутно пухлые пальчики, Виталик поставил на скатерть, ближе к другу, полное блюдо маленьких бутербродов с жирной налимьей печёнкой.

– Ого, магазинный-то напиток мы уже с тобой весь и израсходовали!

Загадочно просмотрев на свет пустую водочную бутылку и, очень хитро при этом хихикнув, Виталик рысцой сбегал в спальню, притащил из расположенного там приватного холодильника литровую пластиковую ёмкость.

– А у нас на этот случай вот что имеется! Самодельная, деревенская!

После очередного тоста Глебу пришлось уступить хозяину и, как это обычно бывало при их редких застольных встречах, подробно, с комментариями, просмотреть знакомые два альбома его семейных фотографий.

…Виталик обнял капитана Глеба за плечи, посмотрел снизу вверх.

– Давай-ка, дружок, завтра приходи к нам пораньше. Антонина моя часов в восемь уже из деревни подъедет, ждать будет обязательно, любит она тебя, бродягу! Перекусим у нас немного и поедем к Жанке на сороковины. Жалко бабу, девчонку тоже … Несчастье-то ведь какое! У Жанки сердце после того каждый день, считай, прихватывает… А потом ко мне в гараж смотаемся с мужиками! Я тебе вещь покажу! Снегоход посмотришь мой отремонтированный и нож охотничий мне подарили знакомые омоновцы… Ладно, завтра помянем Маришку как следует, такая вот гадость получилась, фиговинка маленькая в висок девчонке… Ра-аз! И нету пацанки! Монетка перегнутая вся такая, ну, копейка новенькая, ра-аз – и прямо в голову…!

Глеб вздрогнул.

Он рывком освободился из дружеских объятий, схватил Виталика за мягкую руку, резко тряхнул и, глядя ему прямо в лицо, медленно произнес:

– Что? Какие ещё, к черту, монеты?!! Подробнее можешь? Чего с девчонкой сделали? Её из-за денег убили?!

Виталик от боли ойкнул, ещё больше округлил глаза.

– Да нет, что ты, бог с тобой, Глебка, какое ж тут, у нас, убийство-то, брось… Говорю же – несчастный случай, военное эхо, ну знаешь сам, не в первый же раз у нас в городе такое, до сих пор в земле всякого дерьма военного много находят… Следователь нам сказал, что по весне железяки сами из земли наверх по каким-то физическим законам вылазят, а вы, мол, не поглядели, развели над ней огонь – вот и получилось… Когда там, в костре-то, грохнуло, мужиков наших посекло, конечно, тоже, камни разные, мусор, стекло разбитое, а ей, вот, видишь, копейка из костра какая-то случайная, старая, вылетела – раз и в голову! Прямо на месте, там, около машины назаровской, девчонка и упала… Крови-то не было, только такая небольшая царапина на виске – и всё.

Подвыпив, Виталик с усилием старался строго и убедительно сводить брови на круглом лице.

– Брось ты это, ну не рви сейчас сердце ни себе, ни мне… Ну чего ты так разгорячился, разговорился тут ещё…. Когда ты спокойный – всё хорошо, или вот когда ты улыбаешься – это же ведь тоже замечательно! Слушай, Глебка, давай ещё немножко выпьем – я курочку тебе сейчас подогрею… Хочешь же ведь курочку-то? А вот про политику, ну про современную президентскую линию, ты можешь мне всё грамотно ответить?

– Послушай, мой кулинарный друг, не задавай дурацких вопросов под горячее. У тебя вон капуста в бороденке запуталась, зрелище со стороны не очень солидное, особенно когда ты про политику утомленного человека начинаешь расспрашивать.

– Брат, ты говоришь хорошо! – Виталик попытался гордо выпрямиться на стуле…

«Да-а, мой верный Панса, даже самые лучшие в мире и очень верные оруженосцы должны иногда отдыхать от своих забот».

Капитан Глеб Никитин заботливо положил Виталика на кухонный диванчик и поправил у него под головой подушку с красиво вышитым Микки-Маусом.

«А пескари наши пускай ещё немного поживут, поплавают. Другие забавы, кажется, в здешней приятной тишине для меня нечаянно наметились…. ».