Читать книгу Новые люди. Том 2 - Александр Воропаев - Страница 2

Баррион

За свою жизнь Барриону несколько раз приходилось проезжать Щавелевую Гать. Он хорошо запомнил путешествие через это урочище. Первый раз он пересекал его совсем мальчишкой, когда вместе с отцом направлялся на свадьбу одного из Бернов.

Еще тогда Гать представлялась молчаливому мальчику как большое загадочное существо, распростершееся на их пути. Казалось, что оно пристально наблюдает за маленьким Фюргартом и его спутниками. Древнее, неизведанное и чуждое рассматривает быстротечное и суетливое.

Сердце Щавелевой Гати составляло обширное верховое болото. Осиновые и ольховые стволы, фашины хвороста наваливались на болото веками. Веками ненасытная трясина проглатывала их. Вдруг проваливались целые поляны. Участки дороги, которые люди привыкли считать надежными, исчезали навсегда. Новую гать делали в обход, по краю болота и ближе к деревьям. Так появлялись пути, которые вели в никуда. Таких ответвлений становилось все больше, и постепенно они слились в настоящий лабиринт. Теперь он простирался на несколько дней пути.

Объехать Щавелевые болота можно было через владения лорда Дрохича, и это украло бы у путешественника не меньше двух лун и обязательную дорожную пеню. Конрад Дрохич был в своем праве. Грех было не воспользоваться случаем и не сшибить звонкую монету. Вдали от королевской дороги добыть ее было так нелегко. Беспошлинно пропускали только служивых людей Фюргарта и короля. Только львов и вепрей.

Издавна купцы, направляющиеся через Гать, останавливались возле камня короля Луитпольда Прекрасноволосого и ждали, когда накопится несколько подвод. Преодолевать самый сложный участок трясины лучше было засветло и в большой компании. Виной был не только сам лабиринт. Здесь иногда появлялись лихие люди, которые были не прочь поживиться за счет одинокой или заблудившейся подводы. Хотя таким было обычное свойство королевского тракта. Потому торговый люд всегда со страхом всматривался в угрюмые заросли на обочинах: не следят ли за путниками хищные глаза в ожидании поживы.

С тех пор как на Овечьих Холмах появился удивительный город новых людей, движение по тракту значительно оживилось. Сначала потянулись купцы, а за ними разнообразные искатели удачи и приключений со всего Восточного Предела, даже из южных земель, лежащих далеко за Гнилыми Зубами.

На Щавелевой Гати случилось несколько отчаянных налетов на караваны среди белого дня. Купцы стали осторожнее и больше не рисковали проходить опасное место без охраны.

Баррион хорошо знал все это и ожидал обнаружить на подходе к Гати лагерь. И все же он был немало удивлен, когда выехал со своим отрядом из сумрака леса и увидел, сколько скопилось подвод у камня Луитпольда. Все пространство луга занимали костры и бивуаки.

– Никак не меньше сотни повозок, – сказал Утес, присвистнув. Он сделал то, от чего удержался Баррион. – Интересно, что заставило их скопиться в таком количестве?

– Наверняка разбойники пустили кишки какому-нибудь бедолаге, не готовому расстаться с мошной, – сказал весело однодворец Уго Стерн. – Что еще могло заставить овец сбиться в блеющее стадо.

Он пошевелил широкими плечами, поправляя за спиной выдающийся двуручный меч.

– Кишки? – проговорил, бледнея лицом, Текс.

Он переводил взгляд своих водянистых голубых глазенок с одного рыцаря на другого. Свою лютню он бережно прижимал к боку пухлой рукой.

– Хм. Их еще, бывает, для забавы развешивают на ветвях, – добавил с удовольствием Стерн, увидев ужас в глазах музыканта.

Баррион нахмурился. Как Фюргарт, он видел проблему в том, что дорога на Капертаум и Пархим становилась слишком опасной. Слухи распространяются быстро.

– Как бы здесь найти главного пастуха этого стада, – сказал он.

– Ну, это как раз несложно. – Утес пришпорил коня и направился в гущу бивуаков, к самому большому шатру.

Остальные путешественники направились за ним. Мусс за спиной у всех отпустил оторопевшему Тексу подзатыльник, приводя того в чувство.

Рыцарь на большом коне двигался впереди отряда как безжалостный таран. Одним из таких, которым с одного удара крушат ворота в старых твердынях. Воздействие, которое он оказывал на стоянку, было таким же впечатляющим.

С телег и фургонов соскакивали сонные возницы, из всех палаток выглядывали и выскакивали встревоженные люди. Купцы и их слуги, приказчики, менялы. Кто-то из молодцов, увидев людей в доспехах, хватался за оружие. В основном это были колья, но блестело и железо.

Детина в красной рубахе с широким воротом угрюмо встал на пути рыцаря. В ладони он сжимал грубый клинок в руку длиной.

– Меч однорукий кузнец делал, – сказал Утес, равнодушно посмотрев на парня. – Ну-ка убери, а то вместе с рукой отстригу.

Рыцарь толкнул знамя вверх и в сторону, позволив ему развернуться пошире. Красно-оранжевое полотнище зашелестело над головами у торгового люда.

– Флаг наших благодетелей! – воскликнул невысокий купец в богатом кафтане. Он вышел вперед и снял перед всадниками соболиную шапку. – Да продлятся дни славного ярла Дерика. Я вижу перед собой благородного рыцаря Барриона Фюргарта. Какое счастье. Нельзя и придумать большей удачи. Теперь можно перевести дух, рыка красного льва боятся все враги правды.

– Что случилось здесь, почему вы не идете через гать? – спросил Баррион.

– Я Еремей Вохальд, негоциант из Калле-Орта. По сердечному доверию торгового люда избран старшиной этого каравана. Не соизволит ли благородный сэр Фюргарт посетить мой скромный шатер. Вы сможете смахнуть дорожную пыль, подкрепиться и утолить жажду. А я с радостью поведаю господину об оказии, которая приключилась с нами.

У Барриона и его спутников приняли лошадей и провели к одному из лучших шатров становища.

Старшина купцов усадил Фюргарта на мягкие подушки и лично распоряжался угощением знатного гостя. Баррион безразлично относился к пиршествам и угощался весьма сдержанно. От вина и настоек, к большому огорчению негоцианта, отказался вовсе.

Но спутники Барриона не стали упускать случая хорошо подкрепиться. Пока Риард Хонг с любопытством рассматривал убранство каллендийского шатра с зависшим в руке куском сыра, Утес и Стерн быстро разделались с курицей на блюде и уже ломали лепешку, чтобы макать ее в птичий сок, перемешанный с жиром.

– Так что задержало караван возле камня Прекрасноволосого? – спросил Баррион. Он видел, что купец с нетерпением ждет, когда можно будет излить Фюргарту свою досаду.

– Если ваша милость позволит. – Еремей Вохальд сделал знак рукой.

Из-за занавесей появились еще два купца. Один сильно в летах, почти старик. Другой в самой своей лучшей поре: черноволосый и чернобородый, с крепкой головой, как у бычка.

– Это торговые господа Зиновий Лурия из Чедера и Уно Кутасов из Эдинси-Орта.

Купцы поклонились. Баррион посмотрел в сторону своего оруженосца. Утес бросил недогрызенную птичью ножку в миску. Вытер руки о бедра и занял место возле Фюргарта на подушках.

– Если позволительно мне будет заметить, милорд, – сказал старшина купцов, – война – злейший враг торгового человека.

Баррион поднял брови.

– О какой войне вы говорите?

– О всякой, мой господин. Всякая война есть зло. Если какие-то купцы и наживаются порой на этом, то через непомерно высокий риск. В случае же, если война происходит того рода, когда все воюют против всех, а к тому же со стороны на это смотрит сильный и хитрый враг, который только и ждет, когда ему вступить в дело, то торговля совсем умирает.

Баррион был удивлен этим вступлением. Речи купца из Каллендии были очень тревожными. Рыцарь сразу же подумал, что Еремей Вохальд ведет речь о каком-то замысле Сонетров. Это первое, что пришло ему на ум. Он сам тронулся в путь, чтобы предупредить яростный ответ лорда Стевариуса на гибель его сына и эрла – капитана королевской гвардии сэра Ишти.

– Вы можете указать, о каком враге вы говорите? – спросил Фюргарт.

– Господин Вохальд говорит о том, что в каждом благородном доме, в великом и малом, достают из арсеналов все оружие и доспехи, – сказал старик-купец, которого старшина назвал Зиновием. – Гарнизоны в городах увеличены вдвое против прежнего. На дорогах стало намного беспокойнее, хотя нельзя не проехать по королевской дороге и двух дней, чтобы не встретить людей с развернутым флагом и оружием. Вот и здесь раньше обоз в пять или семь повозок смело проходил через Щавелевую Гать. Теперь приходится собираться в двадцать и тридцать подвод – и этого мало. Надо нанимать за монету воинов или других охотников. А теперь знаете, что произошло?

– Чьих воинов вы нанимаете? – спросил с интересом Утес.

– Все больше из Кревских. Сквайры лорда Кейсута предлагают свои услуги, заправляет там сэр Гектор, – сказал чернобородый купец Уно Кутасов.

– Так что произошло? – спросил Баррион. Он видел, что Риард Хонг навострил уши при упоминании малых домов, ходящих под Хонгами.

– Они запросили две десятины товаром из Пархима, – воскликнул старик. – Это же просто… Раньше красной ценой было два серция с подводы, и то, если недавно случилась какая нехорошая история с разбойничками.

– Вы отказались?

– Мы же не в диких землях! Мы на землях славного Элендорта, пусть королевства давно и нет, под десницей Фюргартов!

Баррион видел желание купца умаслить его красивым словом.

– Мы отказались, – подтвердил и старшина Вохальд.

– Чего же вы еще ждете? – спросил Баррион.

– Сквайр Гектор встал со своими воинами на окраине лагеря. Вон там, со стороны болот, торчит копье с его дикобразом.

– Здесь со всех сторон болото…

– Они больше не торгуются и не уходят. Так и сидят на месте, – сказал Уно Кутасов.

Баррион внимательно посмотрел на молчавшего до сих пор купца. Где-то он уже видел этого круглоголового мужчину.

– Вы боитесь, что они возьмут свое без торга, – понял Фюргарт.

– Что же – умно, – добавил Утес. – Вы войдете на гать, и они запрут вас, как полный бочонок. Тогда они возьмут все.

– У них оружие… – Обозный старшина искательно заглядывал рыцарям в глаза. – А мы только негоцианты. Вы же не допустите свершиться преступлению на землях Фюргартов?

– Сегодня… выходить поздно?

– Поздно, ваша милость, – с готовностью подтвердили купцы.

– Значит, выходим утром. Пусть все будут готовы. Ждать не будем, – сказал Фюргарт.

Он смотрел в сторону. Ему была неприятна угодливость, с которой негоцианты смотрели ему в лицо. Никакого преклонения перед его домом в этом не было. Только коммерческий расчет – сберечь монету на охране и на дороге. Но купцу свое, а льву свое…

– …А пока пусть мой флаг разместят поближе к этому дикобразу. И к вечеру поставьте нам там палатку, – сказал Баррион.

Еще не закончился обед у Еремея Вохальда, как прибежал быстроногий слуга в черном тюрбане. На поясе у него висел кривой реиндольский нож.

– Уходят, – зашептал он, склонившись к голове старшины. Зашептал громко, с сильным акцентом народов моря, так, что всем было слышно без всякого усилия, несмотря на то что танцовщица в газовых шароварах отбивала в звонкий бубен ритм в центре шатра.

– Да говори вслух, – поморщился Вохальд. – Уважаемые гости подумают неизвестно что. Кто уходит?

– Кревонцы уходят. Как флаг со львом увидели, собрались в палатке Дикобраза, а потом стали сворачиваться. Все-все уходят на восток. Путь свободен!

Вышли все же утром, как и планировалось. Опасный участок гати нужно было пройти одним рывком засветло. Угроза со стороны Кревских, судя по всему, миновала, и отряд Фюргарта занял свое место во главе обоза возле проводника. Еще в гати могла ждать разбойничья засада. Конечно, такая жирная добыча была лихим людишкам не по зубам, но они могли этого и не знать.

Вохальд подъехал к Барриону и попросил, чтобы перед обозом развернули красно-оранжевый флаг Фюргарта.

Сотни повозок растянулись на добрую лигу пути. День был ясный, тихий, но неровность дороги не позволяла возницам клевать носом. Слышно было со всех сторон только стук колес по стволам гати и понукание лошадей и волов.

Солнце уже перевалило за середину дня и неуклонно катилось на запад, куда сложными зигзагами двигался караван.

Из-за спины к Барриону тихо приплывали отдельные звуки лютни, без рисунка и мелодии, Текс ехал позади и нервной рукой дергал струны своего инструмента. Глаза распахнуты, на губах кривится улыбка. Купец на соседней подводе неспешно рассказывал сказку здешних краев, и лицо музыканта живо отзывалось на ее сюжет.

Фюргарт привычно не показывал своего интереса, но сам придерживал свою лошадь и вслушивался в нехитрую историю. Мужичок с круглой и лысой, как речной валун, головой вдруг оказался прирожденным рассказчиком. Он играл интонациями, менял голоса, привставал на коленях, отбрасывая в сторону вожжи, и даже хохотал утробным голосом, изображая лесную ведьму.

– Сейчас солнце еще не коснулось деревьев, – вещал торговец. – И потому можно без страха говорить об этом. Но когда тени покроют гать, лучше не припоминать эту историю. Иначе болото вернет свои жертвы… Детей увели в лес и оставили их одних на большой земляничной поляне. Несчастный отец дождался, когда мальчик и девочка забудутся, собирая ягоды в голодные рты, и по кочкам ушел через болота…

Баррион слышал эту историю в разных вариантах. Нового здесь было только живое всепоглощающее болото, в остальном все то же: голод, новая жена и избавление от лишних ртов. Но рассказчик был хорош, мороз продирал по коже, даже его собственная лошадь косила карим глазом на своего хозяина и мотала головой.

Конец сказки все же был необычен. Ведьма и злая мачеха каким-то образом оказались одним и тем же лицом, а детям не удалось избежать гибели. После смерти они превратились в болотных мавок, подстерегающих одиноких путников.

– Риард, прокатись по каравану, – сказал Баррион своему новому оруженосцу. – Если где отставшие, подстегни их. Скоро вечер упадет, нужно будет останавливаться.

Мальчишка Хонг ехал сзади за подводой рассказчика и тоже с удовольствием слушал старую сказку, но с готовностью крутанул свою каурую лошадку. Баррион улыбнулся его рвению уголками рта.

– Ну-ка, Тевон, – приказал Утес своему слуге, – и ты разомнись. Должна же быть и от тебя польза, негоже юному эрлу в одиночку мешочников поспешать.

Слуга грозного рыцаря немедля отправился за Хонгом. На его лице даже появилась и исчезла быстрая гримаса облегчения.

Темнота упала на болота даже скорее, чем этого можно было ожидать. Когда оруженосец и Тевон вернулись к голове каравана, солнце уже зацепилось за деревья, и проводник выбрал дорожку, ведущую к темной стене леса. Здесь, возле скучных осин, было достаточно места, чтобы разместиться головным повозкам обоза. Остальным придется ночевать прямо на гати посреди трясины.

Подводы подтягивались в урочище еще долгий час. За это время был разбит лагерь. Повозки ставили вдоль деревьев. Накрывали джутом от вечерней росы. Разжигали костры.

Чернявый Мусс принес Барриону кубок травяного чая. Фюргарт отстегнул короткий оранжевый плащ. В надвигающейся темноте это было слишком яркое пятно. Звуки лютни, извлекаемые искусной рукой Текса, мягко покрывали людей, готовящих себе ужин и ночлег. Где-то далеко позади на дороге ржала лошадь.

– А ведь это здесь было, – сказал негромко купчик с голой головой.

Сказал как будто сам себе, но все спутники Барриона услышали. Уго Стерн ухмыльнулся и подмигнул замершему Тексу.

– Королевской дороги тогда еще не было. – Рассказчик увидел, что его опять слушают. – По Щавелевому болоту на подводах не ездили. Только пешком или на лошади, если бывалый человек… Жил тогда здесь такой народ – палещуки. Жили тем, что давали им лес и болото. Потом они ушли туда – на север. Ближе к Эльде, подальше от короля Луитпольда. – Он указал в сторону леса. – Дикие места. Болота, пролески, старые каприцы[1], первые твердыни.

Все невольно посмотрели вслед за рукой. Там угрюмой спиной к костру и товарищам стоял Утес. Он что-то высматривал на небольшой просеке, уходящей от урочища на север. Его мохнатый черный конь объедал молодую ольховую поросль у деревьев.

Просека была проложена очень давно. Березки и осинки густо проросли через уложенные стволы. Над старой дорогой стояла мертвая тишина.

– Извольте отведать ужин, господин, – позвал Тевон.

Над лагерем Фюргарта плыл запах перловой каши с изловленным по случаю зайцем. Совсем недурной запах для проведших целый день в седле путников. Рыцарь даже не пошевелился.

– Господин, – почти жалобно повторил слуга.

Голос его пресекся. Баррион остановил ложку с горячей кашей у рта.

– Что это там… бродит, – сказал негромко Утес. – Эй ты, знаток баек, иди-ка сюда ко мне… Что это там?

Купец на осторожных ногах двинулся к рыцарю. Округа лежала в сумраке. Наступал тот неуловимый краткий миг, когда сизые неясные сумерки превращаются в ночь. Где-то далеко на болотах кричала выпь. Огоньки костров горели у леса и на гати, делая темноту еще гуще.

Баррион встал и посмотрел сбоку от костра на просеку. Что-то там было… Он переступил через седло и пошел к Утесу и купцу. Спина купца была изогнута в боязливую дугу.

– Я вижу, – сказал Баррион. – Что это? Полурослики?

– Это дети, – прошептал мужичок. – Я говорил… Не надо было мне тревожить их…

– Ну-ка, ну-ка. – Баррион прищурился и боком пошел вперед по старым бревнам, поросшим мягким мхом.

Страшно ему почему-то не было. Места были глухие, низкие, совсем не похожие на родные и торжественные леса Капертаума. Но мысли о том, что за спиной у него на болоте – добрая сотня людей и что вся его команда сейчас поднималась и бралась за оружие, не оставляли места для испуга перед нечестью. А вдруг и впрямь – полурослики… Сзади он услышал знакомые широкие шаги Утеса. Тот его быстро нагнал.

Баррион остановился. Впереди совершенно определенно стояли две детские фигурки. Они были достаточно близко, чтобы увидеть: это были мальчик и девочка… Они были одинакового роста. Головки у них были беленькие. Глаза смотрели на него… Страх все-таки проскользнул липкой рукой у Фюргарта между лопаток. Почему они молчат?

Утес выскочил у него из-за спины и быстрыми шагами покрыл расстояние, отделяющее рыцарей от детских фигур… или кем они были. Поросль на мгновение скрыла от Барриона Утеса, и он не видел, что там происходило. Кажется, дети пытались нырнуть в лес…

Утес возвращался. В руках он нес двух детей, шести-семи лет. Мальчик в сером зипунчике, девочка в сарафанчике. Оба в лапоточках. Глаза их были расширены от ужаса, синие губы сжаты.

Детей усадили к костру. Тевон сунул им в руки плошки с кашей, ложки, но дети словно не знали, что с ними делать. Они огромными глазами смотрели вокруг себя. На лица взрослых, по которым бегали оранжевые всполохи огня. На лагерь.

К костру подошел чернобородый купец Уно Кутасов. Он внимательно присмотрелся к детям.

– Вы чьи? – спросил он, присев перед ними на корточки.

Дети уставились на его густую растительность.

– Не бойтесь меня, я добрый дядька. Вы здешние?

– Ага, тутошние мы, – ответил наконец мальчик. – Тутэйшие. А живем на хуторе в Абалденке.

– Это – палещуки, – сказал купец, поворачивая лицо к Фюргарту.

– А здесь вы как оказались? Почему одни? – спросил Баррион и тоже присел на корточки. Так дети были посмелее.

– С отведок ехали, – сказал мальчик. – У сеструхи перво́й родился. В Рыгалях были на отведках. Телку отвели в подарок.

При упоминании подарка оживилась девочка:

– Зорку отвели в подарок Аринке. А утром до дому поехали.

– Хорошо, а родители где ваши?

У девочки по щекам сразу побежали слезы.

– Охота налетела – загнала в болото, в дрыгву… тятю и мамку потопила. Лошадь увели, Янку сестру, а мы спрятались, – ответил ее брат. Глаза у него тоже стали мокрые.

– Какая охота? – Баррион встал. – Когда это было? Давно? Сегодня?

– Сегодня… недавно. Лыцари черные на конях. Туда, к Рыгалям поскакали. – Мальчик показал на старую просеку, уходящую на север.

Баррион посмотрел на просеку. Темнота окутала лес по сторонам. Тени выползли на старые бревна. На небе слабо блестели первые гво́здики звезд.

– Не догоним по темноте, – сказал негромко Утес. – И проводника нет.

– Не догоним, если будем мешкать, – произнес Хонг.

Он стоял рядом и вопросительно смотрел на Фюргарта. Баррион нахмурился.

– Дети там сегодня были. Может, помнят дорогу… – несмело начал Тевон и осекся под грозным взглядом своего хозяина.

– Да вы что! – воскликнул Уно Кутасов. – Разве можно ночью. Мы завтра в полдень выйдем с болот, а вы полезете в самую глушь. На этих болотах могут жить одни палещуки.

Баррион угрюмо смотрел на север. На заросшую просеку. Он знал, что отец не одобрил бы. Из-за убийства Ишти Сонетра могла развязаться настоящая война. Ему нужно было направляться к медведям в Первый Уступ. У него самого было неотложное дело на западе. В Эдинси-Орте пропали Марта и его сын.

– Я знаю дорогу на Рыгали, милорд, – сказал свободный всадник Уго Стерн. – Оруженосцем доводилось бывать там. Должен был об этом сказать, хотя и не вижу достойной причины, чтобы снова ехать в эти дикие места. Мой меч принадлежит Фюргартам – вам и решать. Или пусть решает небо, как говорил мой старик.

Фюргарт не повернулся. Он знал, что опытные рыцари правы, а в мальчишке Хонге говорит юность, которая всегда болезненно ищет справедливости и возмездия. Может, он и сам еще мальчишка, но что будет с ним, если он начнет равнодушно отворачиваться от сиротских слез?

– Если мы мужчины и рыцари… – проговорил Баррион.

Небо перед его лицом вспыхнуло и распалось надвое. Дыхание у него перехватило, и слова застряли в горле. Над лесом, в точности над старой просекой торжественно поднимался бело-голубой столб. Прозрачное ночное небо свернулось белесым сиянием, как яичный белок. Вдруг из-за горизонта стали подниматься черные тугие тучи. На их фоне горящий столб сиял еще ярче. Зрелище было грандиозное и невероятное…

– Если это не ответ неба, – сказал Баррион, поворачиваясь к ошеломленным спутникам, – то я не знаю, что еще нас вернет на путь рыцарства.

…Собирались скоро. Уно Кутасов больше ничего не говорил, только молча смотрел темными глазами и чесал пятерней в черной бороде, пока слуги сворачивали бивуак. Подъехали старшина обоза Еремей Вохальд и старик Зиновий Лурия. Кутасов начал им шептать что-то, показывая на столб и на детей.

Баррион взобрался на коня и ждал, когда можно будет тронуться в путь. Он не знал, сколько времени будет продолжаться это небесное знамение. И, положа руку на сердце, вовсе не было уверенности, что оно относилось к ним, но старая просека была освещена, как днем. Этим нужно было воспользоваться. Как знать, может быть, им будет сопутствовать удача и к утру они вернутся на прежнюю дорогу на запад.

К нему подошел старик-купец Лурия. Руки он прятал в ночной плащ.

– Значит, дальше вы с нами не пойдете, благородный рыцарь? – спросил он.

– Мы прошли самый трудный участок. Завтра вы выйдете на открытую дорогу. Вас много, и никто не решится напасть на обоз.

– Так-то оно так, – мелко покивал старик. – Я, милорд, не о том… много я на своем веку видел людей с разными зверями и чудными созданиями на одежде и доспехах. Все они называли себя рыцарями. Ради славы и чести они готовы были рисковать своей шеей на шумных ристалищах. Могли сложить голову за один цветок дамы сердца. Меч поверженного врага для них был самой желанной наградой. Только не видел я еще, чтобы из-за сермяжных ребятишек они сворачивали со своего блестящего пути и лезли в трясину.

– Ну, значит, тебе, старик, не повезло, – холодно ответил Фюргарт.

Он помнил еще, что, если бы не удивительное событие на небе, он мог и сам миновать старую просеку. Детей, конечно, они бы не бросили. Пристроили куда-нибудь…

Баррион кивнул свободному всаднику Уго и дернул узду своего коня. Нагонят. Нужно было ехать… из-под острого взгляда старческих слезящихся глаз.

Как объяснил Уго Стерн, до Рыгалей было несколько часов пути. И дорога здесь была только одна. Если, конечно, всадники охоты не были бесплотными духами, способными передвигаться подобно туману над трясиной.

Детей посадили к себе на седла толстый Тевон и слуга Барриона Текс.

Мальчик, который ехал у Текса, тихо рассказывал ему о дикой охоте. Бард с интересом слушал крестьянского ребенка. Наклонялся к его светлой головке и задавал вопросы. Наверное, сделает потом из этого еще одну песню…

До Барриона долетали отдельные фразы.

– Мы хотели идти по дрыгве, мы легкие и не провалимся. Но ночью на болоте сидят рапухи. Если попадешься – высосут кровь. Всю до капельки, и будешь белый, как брюхо ужа, а то и помрешь…

– Рапухи?

– Страшные такие. Пучеглазые и рты большие. Ночью в деревню могут заползти, потому детям с вечерней зорькой нужно на полати идти, а на трясине рапух полно. Там их дом родной.

– А что про охоту… ты сказал, это были черные рыцари? У них были рисунки на одежде?

– Это Дикая Охота короля Витовда, – отвечал мальчик шепотом. – С ними ежели повстречаешься, то совсем пропал. Спасу от них нет, потому как они сами уже мертвые…

– Это старая легенда Северо-Западного края, – сказал Барриону Уго Стерн. – Королем Витовдом палещуки называют Барриона Окаянного.

– Далеко еще до Рыгалей? – спросил его Фюргарт.

Впереди черной стеной выплывал очередной поворот просеки. Сияние на небе становилось как будто слабее. Далеко на востоке за Одиноким Малышом была окрашены фиолетовой кляксой обширная область неба. Это было очень странное начало рассвета, и совсем не по времени.

– К утру будем. Я знал, что мы не сможем нагнать банду. Даже если у них был только час в запасе…

– А ты думаешь, это были разбойники?

– Кто-нибудь из местных сквайров шалит, милорд. Бедность, скука… Девчонку украли и лошадь увели. Не призраки же.

На рассвете фиолетовые кляксы на востоке и светящийся столб впереди угасли вместе со звездами. Дорогу и болото вокруг нее укутал густой, как кисель, ползущий туман.

К деревне они подъехали все еще погруженные в этот туман. Лошадь Барриона тонула в нем по брюхо. Впереди выплыли темная полоса тына, стог сена и хата с камышовой крышей. Перед тыном горел на палке пучок соломы, не в силах оранжевым пятном отодвинуть стену тумана.

Их встречала толпа крестьян. В руках у них были колья и вилы.

– Едут! Едут! – раздался возглас. – Крепче, други. Вместе. Покончим с охотой!

Утес поспешил вперед. Толпа крестьян отшатнулась назад, попятилась босыми ногами по пыльной улице. Очень страшен был этот огромный рыцарь на черном мохнатом коне.

– А-а-а, затопчет, ребята. Пропали мы!

– Заберет душу. Утащит в дрыгву!

– Не трусь! Сам пришел, айдук проклятый. Когда еще так свезет. Сейчас мы его подымем за ребра. Крепче держи вилы.

Утес выше поднял знамя с красным львом. Но и меч у него уже был в другой руке. Страшный и блестящий даже в этом неверном утреннем свете.

Уго Стерн с двуручным длинным мечом за спиной ехал следом.

– Дядя! Дядя! – закричал мальчишка с седла слуги Текса. – Это я – Вацусь! И Алелька здесь! Это добрые лыцари!

Толпа ахнула и изрыгнула из себя высокого тощего парня с соломенными волосами.

– Ты? Вацусь? – Крестьянин с сомнением всматривался в силуэт всадника.

Мальчишка извернулся ужом и соскользнул с лошади Текса. Тевон спустил на дорогу в пыль его позевывающую сестру. Со сна она ничего не понимала и пустыми глазами смотрела на мужиков с кольями. Брат дернул ее за руку и потащил к худому парню.

– Лыцари! – облегченно загудели крестьяне.

– Это Фюргарты! Это красный лев Фюргартов. Дурни, смотрите, на кого вы вилы подняли. Это лыцари Фюргартов.

Толпа расступилась. Вздохнула облегченно, хотя некоторые крестьяне и смотрели еще с прищуром на заезжих воинов. Ну, Фюргарты, и что?.. К чему они пожаловали? Вилы, правда, опустили зубьями долу.

Баррион в блестящей кирасе, поручах и поножах ехал сквозь толпу. Крестьяне смотрели на него, снимали с голов серые мягкие треухи.

– Вишь, конь хвост поднял. Роняет яблоки. Где ты, дура, видел, чтоб призраки оправлялись…

– Да это принц! Принц лыцарь, защити нас от Дикой Охоты. Мочи нашей терпеть дале нет!

Утес увидел, что крестьяне успокаиваются, и положил лезвие меча себе на колено. Окруженные крестьянами путники проехали на погост. Здесь стояла изба сельского старосты и висела на дереве рында. Согнутая лошадиной дугой пластина рыжего металла на веревке.

К рынде вышел смурной мужик в льняной куртке и овечьей шапке. В руке у него была толстая витая плетка. Он протянул к железке руку с плеткой, но бить в нее не стал. Крестьяне примолкли сами. По высокой шапке мужика можно было понять, что это был староста или другой начальственный человек.

– Я Баррион Фюргарт, – сказал рыцарь. – Это мои люди. Мы нашли ваших детей на старой вырубке возле Щавелевой Гати. Разбойники убили и ограбили их родителей…

– Дикая Охота, – выдохнула толпа при этих словах.

– Похоже, они направились сюда, – продолжил Баррион. – Вы видели их?