Читать книгу Хромые боги - Александр Воропаев - Страница 2

Кто может сказать, не кривя душой, и не интересничая перед публикой, что с ним случались чудесные вещи? Нет, определенно, настоящего волшебства, которого многие из нас все же подспудно ожидают, в нашей жизни не встретишь. Так, пожалуй, и проведешь весь отведенный тебе путь от отрочества (младенчество и детство с их неясными воспоминаниями оставим в покое) до места последнего упокоения, зевая на утреннем богослужении в местной церкви, склонившись над скучными колонками цифр финансового отчета в пыльной конторе, или совершая другие столь же необходимые, сколь и бесполезные для нашей души деяния.

Но иногда, на мгновение, нам бывает суждено увидеть краем глаза, или почувствовать, как что-то странное, неподдающееся точному определению и не имеющее право на существование, происходит чуть в стороне от нашего непреклонного движения по жизни. Это действо, призрачное и едва уловимое, тут же прекращается, как только мы уделяем ему наше внимание. Под пристальным взглядом здравого, солидного человека оно испаряется или превращается в логическую обыденность. Фью! И все…

А ведь мы были готовы к чуду. Ждали его. Ждали нарушения непреложных законов естества. Окончательно подтвержденного нашими собственными глазами и бесповоротно меняющего всю нашу жизнь. Вот уже и волоски на руке поднялись и мурашки по спине… Показалось.

Или, все же, что-то было?

История эта начинается в конце девятнадцатого века.

***

Пансионат с вычурным названием «Belle Montpensier» находился на первой линии модного курорта в небольшом прибрежном городке на юге Суссекса. Из столовой, располагающейся на втором этаже, через огромный эркер, по французской моде застекленный от пола до потолка, открывался прекрасный вид на пляж, на прогуливающиеся по берегу фигурки людей, сверкающее нежным серебром море и снующих над ним чаек.

По случаю завтрака в помещении присутствовало довольно много людей. В зале царила непринужденная обстановка; у всех постояльцев было приподнятое настроение, слышны оживленные разговоры – день, несомненно, обещал быть чудесным.

За одним из столиков сидела мужская компания. Это были два джентльмена средних лет. Они были схоже одеты – их костюмы определенно указывали, что мужчины принадлежат к счастливому сословию, необременённому постоянными заботами о хлебе насущном. А значит, вполне имеют возможность интересоваться вещами отвлеченными, удовлетворяющими эстетические потребности…

Насколько были схожи их пиджаки мериносовой шерсти, настолько же отличались компаньоны внешне. Один из них был человек высокий, с продолговатым мужественным лицом, с прямой спиной, большими кистями рук и крепкими пальцами. Весь сдержанный облик его и твердая осанка указывали, что в прошлом он был человек военный и, скорее всего, проходил службу в королевской кавалерии.

Второй – был ростом чуть ниже среднего, был склонен к полноте и сидел за столом непринужденно, положив ногу на ногу. Человек он был веселый и энергичный. Когда он говорил, на его круглом лице двумя черными дужками двигались брови. Глаза искрились удовольствием. Их хозяин наслаждался предложенным завтраком, общением с сотрапезником и солнечным утром за окном.

– Нет, мой милый Ганнинг, – говорил весельчак. – Что ни говори, а вы были совершенно правы, когда настояли на своем и вытащили меня из нашего сумрачного Лондона. Без сомнения, человеку иногда необходимо провести несколько деньков в праздности. В наше стремительное время, когда событий так много, что это мешает сосредоточиться, нужно дать нашему трудяге-мозгу возможность отдохнуть. И конечно лучше всего безделью предаваться на лоне природы.

– Я рад, дорогой Кельвин, что угодил вам, – отвечал высокий джентльмен. – Несмотря на ваш острый ум, мой друг, о котором все так наслышаны, на ваше еще более удивительное чутье, порою у меня создается впечатление, что вы отстаете от бега времени и в некоторых вопросах живете старыми представлениями. Все из-за того, что вы неисправимый мистик… А между тем, все блага чудесной британской цивилизации в нашем распоряжении. Всего несколько часов по железной дороге и мы здесь – в этой милой, сельской глуши. А сколько было разговоров…

– Да, но на станции вы предпочли нанять двуколку, – живо заметил его собеседник, намазывая масло на очередную булочку бриошь. – А от услуг авто настойчиво уклонились.

– Увы, Кельвин, наши сельские дороги пока плохо приспособлены для самодвижущихся экипажей. Пыль. Я беспокоился за сохранность нашего платья. А потом: теперь нам некуда спешить. Прогулка в коляске от станции по холмам и старым деревушкам вышла чудесной.

– Не могу с вами не согласиться… Кстати, должен заметить, что за нами уже с четверть часа наблюдает вот тот молодой человек за дальним столиком, – лицо весельчака вдруг накрыла тень тревоги. Как будто предчувствие смутной беды отразилось в нем… Но это продолжалось лишь мгновение. – Как вы думаете, Джон, кто он и почему мы вызываем его любопытство?

– Ваш мозг категорически не может находиться в бездействии, мой друг. В этом состоит ваша натура, – улыбнулся высокий джентльмен. – Вы опять желаете сыграть в эту вашу излюбленную игру. Извольте: я и уже и сам заприметил его плохо замаскированные взгляды и составил о молодом человеке свое представление.

– Замечательно! И так, кто же он?

– Ну что ж… Без всякого сомнения, молодой человек не располагает надежной рентой и не может рассчитывать на сколь либо значительное наследство в ближайшем будущем. Посему он вынужден сам зарабатывать на свой хлеб. Об этом говорит и его скромное платье и эти определенно недорогие запонки на манжетах. Я не могу отсюда разглядеть насколько заношена его сорочка, не вызвав его беспокойства, но думаю что отдых в этом пансионате ему явно не по средствам. Смею предположить, что он принадлежит к многочисленной армии младших клерков. Вы же не будете требовать от меня, чтобы я указал его точную профессию. Он может работать, как помощником маклера, так и портить глаза, переписывая документы в нотариальной конторе.

– Замечательно… А почему же он интересуется нами?

– Это значительно проще, мой друг. И интересуется он не нами, а лишь исключительно вашей персоной. Вы забыли, что после того громкого дела в Мерилибон, где вы разоблачили дочь лорда N, виртуозно доказав, что именно она выкрала секретные материалы военно-морского министерства и отравила свою мачеху, как нежелательную свидетельницу, коей она, к слову сказать, вовсе не была… Так вот, после этого расследования, вы стали известной особой. Вашу фотографию тогда поместило Таймс, хотя вы и противились этому. Несомненно, молодой человек скрашивает свои скучные вечера чтением детективов и уголовной хроники. Как и многие в наше время, смею заметить. Это становится повальным увлечением. Просто бедствием…

Отставной офицер вернул на стол опустевшую кофейную чашку.

– Я вижу, мой дорогой Ганнинг, что вы изрядно преуспели в этом вашем методе, как вы называете его… дедукции, – сказал одобрительно Кельвин. – Могу только сообщить вам, чтобы не потерять былого авторитета в ваших глазах, что не далее, как сегодня у нас состоится разговор с этим юношей и определенно по его инициативе. – Он живо наклонился вперед, поставил руки на полные колени и заглянул снизу вверх в глаза товарища. – А еще я могу сообщить вам, о чем вы сейчас думаете!

– Вот как? Это… слишком.

– Вы, мой друг, страстно желаете приложиться к вашей бельгийской трубочке. И попускать в этот замечательный сельский воздух клубы дыма. Иначе, зачем же вы уже в который раз неосознанно трогаете рукой правый карман вашего пиджака, где, я знаю, она и обитает.

Его приятель попытался сдержаться, но это ему не удалось – он весело рассмеялся:

– Ага, все-таки наблюдение, модусы и умозаключения! А я-то думал, что вы опять исполняете некий потусторонний обряд.

***

Променад вдоль берега был устроен очень удобно. Там, где плотный песок сменялся крупной галькой или стояли лужи соленой воды, были положены деревянные настилы. Посему, можно было дышать морским воздухом, не боясь испортить обуви. Ганнинг наслаждался уже второй трубкой. Хотя его приятель Уолтер Кельвин и не был подвержен этой привычке – пусканию дыма изо рта, он с удовольствием принюхивался к аромату табака своего приятеля. Он вообще отличался особенным жизнелюбием и все проявления земных благ поддерживали в нем это свойство характера. Это только сегодня какое-то беспокойство время от времени набегало на его глаза.

На берегу было уже довольно многолюдно. Два ослика, удрученные своей судьбой, катали розовощеких детей, в то время как их няньки бегали за ними вдогонку. Дамы с зонтиками о чем-то переговаривались у входа в домик женской купальни. Пожилой джентльмен, сидя в брюках прямо на песке, развернув в руках газету, исподтишка рассматривал их. Бегали неугомонные мальчишки. Где-то играла шарманка. Люди шумно толпились у балаганчика, где шло кукольное представление.

Впереди, на пути компаньонов лежал пирс, выкрашенный в белую и синюю краску, с той стороны бухты виднелись мачты прогулочных яхт. На них шевелились флажки веселых цветов. От пристани отчаливал рейсовый пароход, направляющийся в Брайтон.

Но не это интересовало Уолтера Кельвина. Его манили зонтики летней кофейни. Она находилась здесь же, у пирса и казалось такой доступной. Разве не стоило заскочить туда и прогнать, наконец, это неясное томление в груди? Вопрос заключался лишь в том, как изобрести достойную причину, чтобы посетить это чудное заведение. После завтрака прошло не более часа, и Уолтер боялся увидеть на лице своего товарища осуждающее выражение.

– Хорошо, дедукция, цепочка причинно-следственных связей, улики, – сказал Кельвин, отводя взгляд от вожделенных зонтиков, манящих неизведанными еще десертами. – А как же вы будете…

– Еще, мой друг, химические реактивы, судебно-медицинская экспертиза и дактилоскопия – сиречь, научный подход, – добавил Ганнинг. Им навстречу двигалась молодая гувернантка, держащая за руку краснощекого сорванца в матроске; отставной офицер с удовольствием рассматривал хорошенькое личико боны: ее милый вздернутый носик, смешливые глазки и ямочки на щеках.

– Научный подход, – охотно согласился Уолтер. – А как вы установите с помощью вашей дедукции, хороший человек перед вами или дурной? Если произошло преступление (а я уверяю вас, оно уже произошло), кем является тот скромный юноша – бездушным соблазнителем или жертвой интриги? Искателем правды или рабом тайных страстей? Разве дактилоскопия позволит установить вам это?

– Нет.

– То-то!

– Но в этом и нет необходимости! – воскликнул Ганнинг.

Красотка прошла, и он не смог противиться своему желанию, чтобы не посмотреть ей в след. Ему доставило большое удовольствие, когда девушка, отойдя на несколько шагов, как бы невзначай обернулась и под восхищенным взглядом офицера на ее губах расцвела застенчивая улыбка. Отставному капитану пришлось приложить изрядное усилие, чтобы вновь поймать нить своих рассуждений и вернуться к разговору:

– Никакой необходимости… Научный подход позволяет слуге правопорядка добыть доказательства участия или неучастия подозреваемой персоны в интересующем нас деянии. Отпечатки пальцев на орудии преступления, пятна крови, установление времени произошедшей трагедии, отметают, как ненужные прочие малозначащие сантименты. Сбор фактов – методичный, согласно научно выверенному протоколу, опрос свидетелей, составление списка всех причастных к делу, – и вам нет нужды входить в такие излишне тонкие материи.

– Так вы, пожалуй, отправите на виселицу ни один десяток невинных жертв, случайно оказавшихся поблизости от места преступления, – проворчал его товарищ.

– Хм… а что же вы предлагаете?

– Использование интуиции! Знание человека, пристальный интерес к его словам, интонациям. Внимание к малейшим движениям его души, непреложно отражающимся на лице.

– Хм… так и знал. Физиогномика!

– Дело не только в этом, неуклонная приверженность добру и истине…

– Мой друг, – с жаром воскликнул Джон Ганнинг. – Но не все служители закона являются такими безупречными приверженцами добродетели, как вы, не все они рыцари!

– А должны быть… – Кельвин был смущен лестной оценкой своей персоны и несколько стушевался. Теперь и вовсе было невозможно признаться, что последнюю четверть часа он обдумывает, как же достичь желаемой цели – отведать этих маленьких хрустящих корзиночек, так щедро начиненных сладким взбитым кремом.

– Где же мы найдем такое количество безупречных рыцарей, – мягко сказал капитан. – На это нельзя полагаться. Рассчитывать можно только на систему. Безупречную полицейскую машину установления истины. Воспользоваться которой сможет вполне заурядный, но добросовестный человек. Вот за это я и ратую.

Тем временем они уже подошли к пирсу. До них доносился соблазнительный запах свежесваренного кофе и мелодичный звон ложечек о фарфор. Кельвин отвел взгляд на совершенные формы яхты у причала. Он почти страдал.

– Мой друг, прошу вас, давайте зайдем в кафе, – вдруг сам предложил капитан Ганнинг. – Я знаю, что завтрак был совсем недавно, и мы приехали сюда специально для того, чтобы совершать длительные прогулки, но в этом заведении я вижу господина, с которым мне очень хотелось бы познакомиться.

– Кто же это? – заинтересовался Кельвин. Он был счастлив, что ему во исполнение дружеского долга придется вкусить запретные плоды.

– Сэр Герберт Уэллс. Писатель. Автор удивительного романа «Машина времени».

– Что-то такое я краем уха слышал. Если вам угодно… – конечно, ради дружбы он должен был согласиться.

Но, увы, скромной мечте не суждено было исполниться. Когда друзья поднимались по ступенькам на пирс, и улыбка предвкушения уже тронула полные губы Кельвина, упомянутый господин – сэр модный писатель и двое джентльменов, составляющие ему компанию, уже покидали кафе через выход, выполненный в виде ажурной деревянной арки. Цель, бывшая так близко, ускользала из рук… Как истинный англичанин, как верный товарищ, Кельвин должен был пожертвовать своим счастьем.

– Сэр Уэллс?! – воскликнул он, поднимая котелок над крупной головой.

– С кем имею честь… – господин писатель остановился и взглянул на улыбающуюся физиономию Кельвина, его дружелюбно поднявшиеся брови, и на хранящего молчание Ганнинга. Не будучи представленным, капитан не мог переступить через неписаные законы викторианского общества.

– Уолтер Кельвин, к вашим услугам… – несмотря на преимущество своей профессии, предполагающей значительную коммуникабельность, сыщик (а наш герой, конечно же, был именно им) тоже немного замешкался, подыскивая необходимые слова для начала разговора. Хорошо, что ему на помощь пришел один из спутников писателя.

– О! Какая честь, мистер Кельвин! – воскликнул молодой джентльмен в безупречном костюме. У него были очень правильные, приятные черты лица, умные карие глаза. Твердые губы смягчались аккуратными усиками. Его прическа была абсолютно (волосок к волоску) идеальной и в меру напомаженной. – Мы удосужились повстречать, господа, самого известного в Лондоне частного сыщика, грозу преступного мира, который славится тем, что по совершенно неявным признакам способен установить злоумышленника, зачастую за личной ягненка. Помните, я вам рассказывал, мистер Ллойд, – обратился он к другому спутнику сэра Герберта Уэллса – джентльмену с несколько рассеянным взглядом, облаченного в прогулочный парусиновый костюм. Он был значительнее старше всех присутствующих, его голова была полна седых волос.

– Благодарю вас за столь лестную оценку… – сказал Кельвин, вглядываясь в лицо молодого человека. – …А это, позвольте представить, мой друг и компаньон мистер Джон Ганнинг. – Он положил руку товарищу на плечо. Отчего-то это ему сейчас потребовалось. – Капитан кавалерии Ее Величества, теперь уже в отставке. Почитатель вашего литературного таланта, мистер Уэллс.

– Очень признателен. Рад познакомиться, господа, – сказал модный писатель. – Меня давно интересовала ваша необычная профессия мистер Кельвин. В последнее время вокруг этой сферы нашей жизни столько сплетен, слухов, всяких небылиц. Она вызывает в обществе небывалый интерес. И, конечно, сотни амбициозных людей, способных изложить связное повествование, в попытке поправить свое финансовое положение, обратились к этой щедрой литературной ниве. Наконец, я смогу из первых рук получить желаемый материал и составить на сей счет свое собственное мнение. А ваше имя, уважаемый мистер Ганнинг мне знакомо.

– Вот как? – приятно удивился капитан.

– Вы проходили в службу в Трансваале, не так ли? И участвовали в Бурской войне. Я слежу за новостями из этой колонии нашей короны и встречал ваше имя в прессе. Вы проливали кровь за правое дело, капитан Ганнинг. За правое дело! Рабство отвратительно. В коей-то веки наши красные мундиры сражаются на стороне добра. Это вдохновляет. Я верю, что очень скоро негры в Трансваале и Оранжевой республике станут свободными. А уитлендеры* получат все причитающиеся им права…

– А британская корона – золотые шахты упрямых буров*, – негромко добавил молодой человек с безупречной головой. (Уитлендер* – чужеземец (африк.) Белое население южноафриканских республик, лишенное избирательных прав и обложенное высокими налогами. Главным образом – англичане и американцы. Их бедственное положение послужило поводом для оправдания рейда британских войск)(буры* – африканеры, потомки голландских, французских и немецких переселенцев)

– Милостивые господа, мы направлялись сейчас на яхту «Леди Альда» – продолжил мистер Уэллс, несколько смущенный последней ремаркой. – Которую любезно предоставил почитатель моего скромной таланта, господин Ллойд (джентльмен с рассеянным взглядом коротко поклонился). Не пожертвуете ли вы своим временем и не составите ли вы нам компанию? Мы собираемся на морскую прогулку, и было бы славно провести ее в таком приятном обществе.

– Охотно, – кивнул головой Ганнинг. – Мы здесь на отдыхе, всего лишь второй день, и полностью располагаем своим временем. Мы с удовольствием воспользуемся вашим щедрым предложением.

– Отлично!

Компания из пятерых мужчин прошла по пирсу к сходням, где покачивалась на волнах грациозная двухмачтовая бригантина. Настроение у друзей было чудесное. Кельвин даже почти не сожалел о том, что оставляет за спиной зонтики кафе. Это было не сложно: он пообещал себе (и им), что доберется сюда в следующий раз.

У сходней, выкрашенных в белую краску, стояли двое усатых матросов в светлой полотняной форме. Свежий ветер поднимал полосатые зюйдвестки на их широких плечах. Гостей пригласили вперед. Матрос с бакенбардами протянул Кельвину крепкую руку, помогая подняться по качающемуся трапу.

– Милостивый господин! Господин Уолтер Кельвин! – к яхте спешил давешний молодой человек, который, не зная того, являлся в столовой пансионата объектом умственных упражнений двух лондонцев. Лицо его выражало отчаяние. Было очевидно, что он находится в крайне затруднительном положении: воспитание не позволяло ему беспардонно пробраться сквозь группу незнакомых джентльменов, но и упустить господина сыщика он тоже себе позволить не мог.

– Что вам угодно, молодой человек, от моего друга? – спросил Ганнинг, положив руку на его предплечье. Чрезвычайно встревоженный вид юноши позволил ему это сделать.

Молодой человек посмотрел на Кельвина, который был уже на палубе, – детектив, придерживая шляпу, с любопытством рассматривал мачты и паруса над своей головой, – затем юноша перевел взгляд на Ганнинга и на его спутников. Все с немалым интересом ждали от него ответа.

– Простите меня, господа! – в отчаянии сказал визитер. – Не хочу выглядеть в ваших глазах дикарем. Я не имел чести быть представленным ни вам, ни мистеру Кельвину, но у меня к нему безотлагательное дело. Только он с его удивительной интуицией сможет помочь мне.

– У вас что-то случилось, мистер…? – участливо спросил господин Уэллс.

– Меня зовут Ричард Уошек. Это касается жизни и благополучия дорого для меня человека. Одной чудесной девушки, с которой я был обручен. Произошло несчастье, целая череда странных событий и только уникальный гений мистера Кельвина может разрешить это запутанное дело.

– Дела сердечные… – произнес господин, представленный, как владелец яхты.

– Почему бы вам, дорогой мистер Ллойд, – сказал его спутник, блестящий джентльмен, позволивший давеча то неприятное замечание о золоте буров, – не пригласить и этого джентльмена на свою бригантину. Мне кажется, он в крайне затруднительном положении и ему следует помочь. Прогулка по морю ему точно не повредит – посмотрите, какой у него нездоровый цвет лица. Несмотря на его очевидную молодость. Кажется, он плохо спал прошлой ночью…

– Совсем не спал, милостивый государь.

– Ну, что ж… – легко согласился мистер Ллойд. – Меня не следует уговаривать. Мы цивилизованные люди и должны помогать друг другу. Прошу вас, мистер Уошек.

Яхта шла вдоль линии берега, на расстоянии морской мили. Свежий ветер позволил наполнить все ее паруса, и пассажиры «Леди Альды» могли насладиться морской прогулкой сполна. Бригантина врезалась носом в пенные барашки волн, поднимая в воздух сонмы искрящихся на солнце капель.

Через четверть часа стюард пригласил пассажиров на корму, освежиться напитками. Мужчины удобно разместились в плетеных креслах за овальным столом, им подали испанский херес и мороженое. Над головами гостей, при смене галса, негромко хлопал косой парус. Лишь спутник хозяина яхты, который представился просто по имени – как мистер Оскар, предпочел расположиться у широкого фальшборта. Ричард Уошек немного успокоился и приободрился, но лакомство в его розетке оставалось почти нетронутым. По всей видимости, он дожидался, когда ему будет позволено говорить. Но джентльмены вели беседу о другом.

Темой разговора было творчество господина Уэллса, в частности – его роман «Машина времени», недавно напечатанный и уже имевший большой успех. Хотя Уолтер Кельвин никогда не читал трудов Герберта Уэллса, и вообще мало интересовался беллетристикой, по блеску в глазах, по движениям черных бровей, было очевидно, что и ему интересно следить за беседой. Что касается его товарища Джона Ганнинга – здесь говорить не приходится: он, казалось, знал о творчестве мистера Уэллса ничуть не меньше самого господина писателя.

– Я хотел узнать, как вам в голову пришла такая замечательная идея, господин Уэллс, описать устройство способное перемещать человека во времени, говорил Джон с жаром. – Ведь это крайне необычная мысль. Конечно, я знаю, что она посетила вас не теперь. Несколько лет назад вы описали такую машину в своем рассказе «Аргонавты времени»…

– Да, изрядно времени прошло… – с удовольствием сказал господин писатель. – Тогда я только пробовал свое перо. Был, пожалуй, вашего возраста. – Обратился он к Уошеку.

– Смею предположить, что наш друг не верит в возможность создания такой машины, – сказал седовласый хозяин яхты. – Полагаю, он использовал этот прием, чтобы позабавить нас и подспудно выразить свои социалистические взгляды на будущее. Вы ведь состоите, дорогой Герберт, в фабианском обществе…

– Еще нет. Но, по совести говоря, почел бы за честь.

– Теперь, когда вас посетила слава, думаю, они вас с удовольствием пригласят. Ну, вот… Да, наш век – это век механизмов. Мы стоим на пороге удивительных изобретений. Все теперь верят в прогресс, в машины. Верят в то, что они перевернут мир, исправят кровожадную человеческую натуру, просветят его и облагородят. Искоренят предрассудки и невежество. Хочется на это надеяться… Но думаю, что создать такой механизм, – способный перемещать человека по стреле времени, – невозможно. Но я лишь замшелый образчик человека уходящей эпохи. Давайте спросим нашего гостя из Северо-Американских Штатов. Мистера Оскара. Он человек весьма образованный, несмотря на свой молодой вид, и необычайно прямодушный. Вот за это я его и ценю: он всегда говорит без обиняков, не взирая на лица и обстоятельства, видимо так принято за океаном. Нам стоит перенять эту полезную манеру. Так что вы думаете, дорогой Оскар, на этот счет, вы согласны с тем, что машина времени – это лишь игра разума?

– Устройство такое создать, возможно. Определенно. Без всякого сомнения, – произнес американец.

– Вот как?! – воскликнули одновременно Ганнинг, Кельвин и хозяин яхты мистер Ллойд.

– Уверяю вас… – мистер Оскар сложил руки на груди и утвердительно кивнул головой. Его открытое и благожелательное лицо как бы говорило: «Мне не очень хотелось посвящать вас в это, но раз уж вы спросили, извольте – вот вам вся правда, как она есть».

На несколько минут на корме воцарилась полная тишина. Все пытались осознать, что могут означать эти слова. Первым заговорил мистер Ллойд.

– Это поразительно… Но я не могу не верить, в математический ум моего молодого друга, как не могу не верить в его глубокую честность. Судите сами: я познакомился с мистером Оскаром всего полгода назад и за это время благодаря его прозорливости смог утроить свое состояние. А оно и раньше было изрядным…

Писатель, представленный почти что социалистом, негромко крякнул в ладонь. Его лучистые глаза выражали неловкость за говорившего. Но хозяин яхты этого не замечал.

– У него инженерное и финансовое чутье! – продолжал миллионер. – И вера в науку. Оскар безошибочно находит проекты, которые оборачиваются успехом и приносят баснословные барыши. По своей доброте указывает на них мне. Он выискивает людей (порою весьма странных личностей) в которых щедро вкладывает средства. И все, что мне остается, это верить в его чутье. – Мистер Ллойд поднял в воздух бокал с янтарным напитком, приветствуя своего друга. Все присутствующие, не исключая и нетерпеливо ожидающего своей очереди Ричарда Уошека, присоединились к хозяину яхты.

– Вот так, господа. Так незаслуженно я преумножил свое состояние. Признаюсь. Честно и искренне. Следуя советам моего американского друга. Хочется верить, что вас мне послали небеса. Осгар – божье копье! За вас, дорогой друг!

Все выпили за предложенный тост.

– … Хотя, должен признаться, я все жду, когда моего друга подведет его чутье. Не может же везенье длиться вечно. Возьмем, например, этого странного эмигранта – серба из Австро-Венгерской империи, как его… Никола Тесло. Думаю здесь мои вложения прогорят… Но как бы там ни было, до сих пор вы не разу не ошиблись.

– Удобный талант. Вы пользуетесь какими-то расчетами или подсказками потусторонних сил. Может быть, разговариваете с призраками? – в шутку предположил Джон Ганнинг.

– Привидений не существует, – с вежливой серьезностью сообщил американец.

– Вы меня вдохновляете, мистер Оскар! – заявил мистер Герберт Уэллс.

– Возвращаясь к пресловутой машине времени: …а как же быть с парадоксами? – спросил Кельвин. Он уже разделался с предложенным ему мороженым и рассеяно постукивал ложечкой о пустую розетку. На его переносице образовались две задумчивые складочки.

– Вы правы, – американский друг мистера Ллойда внимательно посмотрел на детектива. – Вы удивительно правы. Хотя я и не понимаю, как вы можете это знать.

– Так… ощущение, м-м… не складывающейся картинки, – Кельвин помахал ложечкой в воздухе. – Несоответствие, нарушение… внутренняя противоречивость. Трудноуловимое чувство, но очень определенное.

– Этим славится мой товарищ, – с гордостью сказал Джон Ганнинг.

– Поэтому я здесь… – вставил слово Ричард Уошек.

– Да, теперь я вижу, – непонятно сказал мистер Оскар. – Вижу, что я попал в верное место.

– Так что там с парадоксами? – спросил владелец яхты мистер Ллойд.

– Механизм создать можно, – повторил американец, – но человек не сможет им воспользоваться. И причиной тому являются упомянутые парадоксы. Самый очевидный пример: если путешественник во времени отправится в прошлое и убьет своего родного дедушку, то он сам не сможет родиться.

Все задумались. На лицах всех присутствующих, за исключением мистера Уолтера Кельвина, отразилась мучительная работа мозга.

– Хм..

– Это..

– А значит, не сможет убить своего дедушку, – произнес сыщик.

– Вот именно… – сказал мистер Оскар.

– Что-то я… а как же тогда…

– Здесь парадокс – это причинно-следственная петля, состоящая из последовательных событий, являющихся взаимной причиной существования друг друга и отменяющих предыдущее действие. Таким образом, исключающие сам факт своего существования.

– Вот поэтому по стреле времени не могут путешествовать люди, – уверенно сказал сыщик. Американец согласно наклонил голову.

– Как насчет марсиан? – спросил Герберт Уэллс.

– Марсиан не существует, – сообщил очень уверенным тоном Оскар.

– Мистер Оскар! – воскликнул писатель, рассмеявшись и воздевая в воздух обе руки. – Да, оставьте нам хоть что-то! Вы компрометируете главную фабулу моего нового романа о войне двух миров.

– Не имеет значения, – безжалостно продолжил друг мистера Ллойда. – Марсиане, ураниане, сатуряне, жители далеких звезд – все они находятся в этом пространственно-временном континууме и не могут двигаться быстрее или медленнее одного из его измерений – времени. Для этого нужно не принадлежать этой вариации. Находиться в стороне. Вот вы, господин писатель, предпочитаете писать о людях: о людях будущего, о людях, восстающих на марсиан, но почему бы не написать о тех, кто не зависит от времени – тех, кто устанавливает для локальных существ вечные нарративы – условно говоря, о богах?

– Это очень просто, мистер Оскар, – без раздумий отвечал Герберт Уэллс. – Если бы мне пришла в голову такая идея, то это вновь вышла бы история о людях.

– Почему же?

– Потому, что боги пошлы в своем статичном совершенстве. Смертельная скука выдумывать, какие мысли шевелятся в их чугунных головах. Описать их деяния для меня, возможно было бы только глазами человека. Комплексующего, шарахающегося от крайности к крайности… ну вы сами знаете, каковы мы. Только и исключительно, через личную историю человека. Что, собственно, и делали все древние.

– А историю о полубогах? – спросил Оскар, твердым ртом.

– … Тем более, – отмахнулся писатель.

Господин детектив очень внимательно следил за этим диалогом – практически перебранкой. Пару раз он чуть не вскочил с места от остроты соучастия. На последних словах господина Уэллса он сожалением взглянул на американца.

– Как он вас, дорогой друг Оскар, – сказал мистер Ллойд. – Что скажите?

– Думаю, что мы жестокосердные люди, – сказал американец, покойно сложив руки. – Мы ведем отвлеченный разговор на философские, безжизненные темы, а рядом с нами человек, который пришел с настоящим делом. С душевной драмой. А что может быть важнее этого?

– Вы, несомненно, правы, Оскар! – воскликнул мистер Ллойд. – Ну, мистер Уошек, полагаю, вам не терпится завладеть вниманием господина Кельвина. Думаю, что вы желали бы сделать это в приватной обстановке, tete-a-tete* (ссылка – с глазу на глас (фр.)) Мы, конечно, оставим вам наедине.

– Спасибо, господа, – сказал юноша. – Но теперь я узнал, что здесь также находится друг господина Кельвина – мистер Джон Ганнинг. Я наслышан о вас, как о прекрасном логике и приверженце научного метода в криминалистике. Я бы был вам благодарен, если бы и вы уделили мне свое время. И вас, господа, я также попрошу остаться. Я вам так признателен… Вы все так высокообразованны и мудры… – мистер Уошек говорил взволновано и от того несколько путанно. – Я право ошеломлен вашими учеными разговорами, может быть, вы с легкостью смогли бы разрешить мои сомнения… и потом: мне нечего скрывать, и это было бы напрасным трудом, скоро во всех газетах будет это дело. Только вот с чего начать…

– Начните с себя, – посоветовал Джон Ганнинг. – Кто вы и чем занимаетесь… – Они со своим другом обменялись только им понятными взглядами. Кельвин едва заметно улыбнулся.

– Спасибо, мистер Ганнинг. Вы конечно правы. Что ж… Я родился и вырос в Троубридже в семье школьного учителя. Вы знаете, господа, мы никогда не чувствовали достатка. В нашей семье еще есть дети: две моих младших сестры и брат. И я всегда за ними присматривал, а уже с десяти лет я должен был помогать в лавке зеленщика. Тем не менее, я прилежно учился и отлично закончил школу. Отец совершил невозможное: он сумел найти мне хорошую протекцию. Для этого он специально ездил в Лондон, к своему старому приятелю. Мистер Гросс выхлопотал мне место в банке. Конечно, я начал с самых низов – с младших клерков, но уже через год мне доверили вести учет клиентских счетов.

– Поздравляю вас, – очень серьезным голосом сказал американский спутник владельца яхты. Он смотрел на юношу очень благожелательно, поощряя его взглядом, быть смелее.

– Спасибо… Это действительно был успех. Очень скоро я стал получать денежное вознаграждение, значительно превосходящее жалование моего отца. Конечно, я не забыл о моей семье в Троубридже, наконец-то у меня появилась возможность помочь им. И, несмотря на это, у меня образовались некоторые свободные деньги: нечего и говорить, что я стал обращать внимание на свое платье и позволять себе некоторые излишества. Я говорю о театре, господа. Там я и познакомился с моей Бетси. Это был чудесный случай, настоящий знак судьбы. Она случайно обронила бинокль мне на колени…

– Смею предположить, – сказал капитан Ганнинг, посмотрев на своего друга, – вы не упустили шанса и познакомились с очаровательной незнакомкой. Завязалась дружба, которая скоро переросла в нечто большее. Не удивляйтесь: моя профессия делает меня в некоторой степени прорицателем. Ваша история очаровательна, но несколько, избита. Как и должно быть в жизни. Дедукция подразумевает…

– Простите меня, господа. Не совсем так… Но это моя вина, я волнуюсь и рассказываю не по порядку. Дело в том, что Элизабет Монтгомери работала со мной в одном учреждении. Она была стенографисткой и личным помощником господина Бооша. Как вы понимаете, девушке требуются недюжинные способности, чтобы добиться такого положения… А девушке прехорошенькой, это втройне сложнее. Мужчины не ожидают найти в красивой барышне достойного ума. Простите, господа.

– Ну, отчего же… – вы правы, – заметил господин писатель.

– Я всегда мечтал познакомиться с ней, – продолжил юноша. – С первой минуты, когда я увидел ее в приемной мистера Бооша, мое сердце принадлежало только мисс Монтгомери. Но кто я был? Я не смел даже приблизиться к ней, и вот чудесный случай свел нас. Мы стали встречаться. Это были лучшие дни моей жизни, господа, голова кружилась от счастья. Бетси была умна, нежна и красива, и при этих достоинствах она выбрала меня! А два месяца спустя, господа, мы обручились. Я хотел просить отпуска у мистера Бооша, чтобы посетить Троубридж и представить мою невесту родителям. Я уже известил их письмом. И вдруг происходит эта невероятная катастрофа – моя невеста исчезает, а в банке обнаруживается огромное хищение!

– Какое несчастье! – воскликнул мистер Ллойд.

– Весьма неожиданно, – согласился господин писатель.

– Вы уверены? – спросил мистер Кельвин. Произнес он это таким недоверчивым тоном, что это заставило Джона Ганнинга очень пристально посмотреть на своего друга. Он не мог припомнить, чтобы его старый товарищ выглядел таким обескураженным. У Кельвина словно выбили опору из под ног.

– Несомненно, – с горечью сказал молодой человек. – Из клиентских ячеек пропало несколько тысяч фунтов золотом и облигациями. Помимо того, что банку придется возместить этот урон, по его репутации был нанесен огромный удар. Можете не сомневаться, мистер Кельвин, меня вызывали в полицию. Ведь второй ключ от сейфовой двери был у меня. Я добровольно позволил обыскать мою квартиру.

– Я не об этом. Вы уверены, что ваша невеста пропала?

Теперь настала очередь удивляться Уошека. Он молча воззрился на знаменитого сыщика, не зная, что может означать его вопрос. Так же пристально на него посмотрел и мистер Оскар, у него был такой пронзительный взгляд, словно он изучал сыщика под микроскопом.

На помощь Уошеку пришел Ганнинг.

– Дорогой Ричард, прошу вас подробно, ничего не упуская, рассказать суть дела. Только так мы сможем помочь вам. Итак: вы познакомились с хорошенькой мисс Монтгомери. Стали вместе проводить время и вскоре обручились. Расскажите все о вашей невесте. Где она проживала, с кем, и при каких обстоятельствах вы узнали, что она пропала.

Мистер Уошек начал рассказывать. Вначале он спотыкался, перескакивал с одного на другое, но затем он словно позабыл о своих невзгодах и погрузился в недалекое прошлое. Юноша откинулся в кресле, сложив пальцы домиком, речь его потекла свободнее.

Элизабет Монтгомери снимала квартиру значительно ближе к работе, чем это удалось ее жениху мистеру Уошеку. Дом находился в престижном квартале, рента была значительной, для скромных доходов девушки, и потому она проживала там с близкой подругой.

В квартире у барышень были отдельные комнаты, а на двоих они делили прихожую и гостиную, которая служила для них и столовой. Звали подругу Клара Симпсон. Об этой подруге Уошек был наслышан, пожалуй, даже в большей степени, чем о прошлой жизни своей невесты. Бетси беспрестанно рассказывала о Кларе: о ее многочисленных достоинствах, о ее суждениях и взглядах на жизнь, о планах на будущее, и прочее и прочее. Порою Ричарду казалось, что их при встречах трое. Образ Клары Симпсон всегда незримо присутствовал. А говорят, что женской дружбы не существует.

Однажды Бетси пригласила мистера Уошека на чашечку чая. Конечно, молодой человек давно ждал этого вечера. Раньше он никогда не бывал в квартире своей невесты. Это событие знаменовало новый этап их отношений.

Когда Ричард в назначенный час появился на пороге квартиры, он обнаружил, что мисс Монтгомери отсутствует. Это было совершенно неожиданное происшествие. Как же Бетси могла забыть о назначенной встрече? Это нисколько на нее не было похоже. Мистер Уошек стал настойчиво расспрашивать горничную.

– Может быть, это вы что-то напутали? – довольно смело предположила служанка. – Мисс Монтгомери не такая особа, чтобы не держать своего слова. Она очень и очень пунктуальная и строгая барышня, сейчас видно, что из благородного дома. Никогда не грубит, всегда такая сдержанная и вежливая – даже и с обслугой. И очень собранная… в отличие от ее подруги – мисс Симпсон, которая никогда не встает во время к завтраку, приходит и уходит, не поймешь когда, и вообще не отличается организованностью. Зато с ней можно запросто обсудить все новости. А мисс Элизабет очень уж строго себя держит и не допускает, чтобы в ее присутствии перетирали кому-либо косточки…

Мистер Уошек не понимал, почему он должен все это выслушивать, да еще от квартирной служанки с ярким ирландским выговором.

На шум явилась мисс Симпсон. Действительно: соседка Бетси была заспанная, кое-как причесанная и в домашнем халате. Это было первое знакомство с подругой его невесты, и оно произвело на Уошека неприятное впечатление. Ему мисс Симпсон показалась довольно развязной особой. Придерживая халат на груди одной рукой, что представилось Ричарду намеренным жестом, она без обиняков сообщила, что Бетси неожиданно отлучилась по какому-то срочному делу.

– А вы, должно быть, мистер Ричард Уошек. Теперь я понимаю свою подругу. Почему она в таком восторге от своего жениха и предстоящей свадьбы.

Ричард почувствовал себя неловко. В словах девушки слышалось неприкрытое кокетство. Это было неприятно. Он не знал как себя вести в этой неловкой ситуации.

– Следует полагать, что вы мисс Симпсон. Я очень много слышал о вас от мисс Монтгомери. Очень приятно.

– Наверное, Бетси чесала на мой счет язычок.

– Совсем напротив. Я слышал от нее о вас только хорошее.

– Вот что значит настоящая подруга. Но иначе и быть не может Бетси такая лапочка, она бы не позволила себе. Вы должны непременно дождаться ее. Она очень огорчится, что я позволила вам уйти, и я ее так понимаю… Еще бы такой блестящий молодой человек, – тут мисс Симпсон посмотрела на Ричарда почти восторженным взглядом. Мистер Уошек даже покраснел. – Задержитесь… А я вам торжественно обещаю, что как только Элизабет придет, я покину вас. Таких голубков… – мисс Симпсон томно вздохнула.

Мистер Уошек наотрез отказался. Ему совершенно не хотелось оставаться наедине в квартире с этой особой. А еще он почувствовал, что сердит на Бетси.

В расстроенных чувствах Ричард медленно шел по аллее в сторону Соултер-роуд, чтобы там сесть на омнибус. Молодой человек сумрачно глядел себе под ноги, не замечая щебета городских птах, набухших почек на деревьях и других признаков приближающейся весны. Выходной день был безнадежно испорчен. Уошек даже стал сомневаться в чувствах своей невесты. Как часто бывает среди влюбленных, в памяти вдруг всплыли все недомолвки, неудачно сказанные слова. Теперь ему стало казаться, что мисс Монтгомери никогда не испытывала к нему глубоких чувств и, соответственно, сегодняшнее происшествие совершенно неслучайно. Вдруг он услышал за спиной легкие, знакомые шаги. Это была Бетси, она почти бежала.

– Слава Богу, я не разминулась с тобой. Я так этого боялась!

– Бетси! – увидев возлюбленную, Ричард немедленно забыл все свои сомнения. Элизабет была так очаровательна и свежа, так элегантна в своем изящном коричневом платье. Движения ее были грациозны и естественны. Особенно на фоне вульгарной манерности ее подруги.

– Почему же ты не дождался меня?

– С этой мисс Симпсон! – Ричард заключил свою невесту в объятия.

– Что это значит?

– Я не мог там оставаться. Она так мне не понравилась! Я не могу этого объяснить. В ней есть что-то отталкивающее.

– Но почему, милый. Она чудесная девушка, уверяю тебя. И преданная подруга. Когда ты познакомишься с ней поближе, ты сможешь убедиться в этом. Обещай, что сможешь подружиться с ней. Она моя подруга и это очень важно.

Мисс Монтгомери оглянулась – вокруг не было никого, и подставила для поцелуя свои алые приоткрытые губки. Это был первый настоящий поцелуй, который она ему подарила, и конечно Ричард позабыл обо всех неприятностях этого дня.

Прошло некоторое время, не очень значительное, и грянуло несчастье.

Тревогу подняла подруга Бетси – мисс Симпсон. Утром она обнаружила, что мисс Монтгомери не ночевала дома. Она вызвала горничную.

– Разве это впервые? – спросила служанка зевая.

– Конечно! Сколь мы ни разные с мисс Элизабет, но в одном мы с ней всегда сходимся – ночевать только дома. Да и где бы она могла остаться?! Ее родственники живут в Манчестере, а лондонские знакомые уехали на континент.

– Может она ушла пораньше на работу?

Позвали за квартирной хозяйкой – она жила на первом этаже и всегда знала, кто и когда из ее жильцов покидает дом. Но и хозяйка не видела мисс Монтгомери. Это было неслыханно.

– Может быть, возвращаясь вечером в этом ужасном тумане, мисс Элизабет упала в Темзу? – сделала она ужасное предположение.

Мисс Симпсон предпочла думать, что ничего непоправимого не случилось. Отправили мальчишку в банк.

Вскоре выяснилось, что мисс Монтгомери определенно исчезла, а в банке произошла кража. Без всякой грубой силы были вскрыты ячейки и пропали большие деньги. Полиция, несомненно, связала два этих факта. Был произведен обыск в комнате пропавшей сотрудницы, и служители закона задавали вопросы мистеру Уошеку. Как он уже говорил: Ричард был вынужден сам предложить обыскать его квартиру. От него потребовали предъявить ключ от сейфовой двери. К счастью он был на месте, но при детальном изучении было установлено, что на бороздках имеются следы воска. С него явно брали отпечаток! Та же история повторилась и со вторым ключом, который хранился в кабинете управляющего – мистера Бооша. Мисс Монтгомери могла иметь к нему доступ. Конечно, для всех произошедшее было полной неожиданностью, но для мистера Уошека это было настоящим потрясением.

Нечего и говорить, что он впал в настоящую меланхолию. Гулкими весенними вечерами он бродил по самым малолюдным улочкам, по туманным набережным, и нигде не находил себе умиротворения.

Однажды в своих длинных прогулках Ричард повстречался с мисс Симпсон. Девушка была одета в неброское платье и накидку от дождя. Волосы ее были аккуратно собраны под элегантной шляпкой. Лицо строго и печально. Уошек остановился, чтобы поприветствовать ее и перекинуться несколькими обязательными фразами. Совершенно естественно, что они пошли рядом.

Мисс Симпсон сказала, как ей не хватает ее подруги, поведала, как трудно и невозможно ей было поверить в виновность Бетси. Даже под тяжестью представленных улик. (В комнате мисс Монтгомери полицией было найдено расписание кораблей в Новый Свет с многочисленными отметками и расчетами).

– Ах! Какое же это несчастье так разочаровываться в людях, служивших тебе идеалом, – голос девушки дрогнул.

Мистер Уошек вдруг увидел, как хороша мисс Клара, и как она в своей печали схожа с его пропавшей невестой. Только цвет лица мисс Симпсон был светел до чрезвычайности, как это бывает у людей рыжих от природы. Может быть, здесь шла речь об ирландской крови. Но в остальном… они были, как родные сестры. Теперь Ричард понял, что они были подругами не случайно… Он стал утешать мисс Симпсон. Вышло так, что Ричард и Клара провели весь вечер вместе.

Вскоре их совместная прогулка повторилась. Затем еще раз и затем они стали регулярными. Кто их них искал этих встреч – неизвестно. Скорее всего, оба. Двух осиротевших людей тянуло друг к другу общее несчастье.

Неожиданно для себя Уошек обнаружил, что не может прожить без Клары и дня. Когда мисс Симпсон с грустью сообщила, что намерена покинуть Лондон, Ричард пришел в ужас и неожиданно для себя сделал предложение. И Клара его не отвергла…

– Я понимаю, господа… после этой истории я должен выглядеть в ваших глазах странным субъектом. И вы должны спрашивать себя сейчас, чего же он в таком случае ждет от нас? – сказал Ричард Уошек, глядя в пол. Бокал с хересом в его руке по-прежнему оставался не тронутым.

– Напротив, – сказал капитан Ганнинг. – Это так понятно. Вы молоды. Живые тянуться к живым. Ваша бывшая невеста затмевала свою подругу. Часто бывает, что преступники люди яркие, неординарные. Теперь, когда пелена спала с ваших глаз, вы поняли, кто чего на самом деле стоит…

– Нет причин, мистер Уошек, записываться в отшельники и отказываться от удовольствий, которые дарит этот несовершенный мир, – сочувственно сказал господин писатель. – Вы имеете право искать счастья.

– Это еще не все, – сказал мистер Кельвин, чувствуя на себе взгляд молодого американского ученого. – Вы пришли не с тем, чтобы мы благословили вас. Ваше сердце чувствует, что у этой истории отсутствует внутренняя правда.

– Что же, вы правы, – с горечью сказал юноша, собираясь с силами. – Потерпите еще немного и не призирайте меня за то, что я сообщу вам. Я настоящий сын Англии и глубокий мистицизм нашей земли, ее древние предрассудки глубоко проникли в мою кровь… Дело шло к свадьбе. Уже были сделаны все необходимые приготовления. Но все чаще я стал погружаться в тревожное состояние, ожидание неясной беды. Передо мной вставал облик Бетси, ее грациозная фигура, строгий взгляд. И вот однажды на пороге бодрствования и сна мне явилась моя бывшая невеста и стала упрекать меня, что я позабыл ее и предпочел ее подруге.

– Но ты сама оставила меня, – сказал я. – Ты совершила неоправданный поступок и покинула город, а может быть и страну.

– Я не покидала тебя, – печально сказала призрачная Бетси. – Как не покидала Лондона. Мое тело покоится на дне Темзы. Меня коварно погубили.

– В этом виновата Клара? – с трепетом спросил я.

– Да. Та, которую я так любила и которой я доверяла. Она завидовала мне. Моему счастью. Теперь она получит и тебя. Я вижу, что ты любишь ее. Все мужчины лживы и неверны.

– Не может быть! – воскликнул я и проснулся.

Мистер Ллойд в замешательстве посмотрел на мистера Уэллса. Господин писатель пожал плечами.

– Что ж, – продолжил свой рассказ Уошек. – На следующий день я явился в полицию и высказал свои подозрения. В комнате Клары произвели обыск. Нашли вещи Бетси. Даже самые интимные. И большие деньги. По всей видимости, мисс Симпсон не устояла при виде целого состояния, оказавшегося в руках компаньонки. Под давлением неопровержимых фактов она призналась во всем и указала место, где столкнула несчастную Бетси в воду.

После долгих поисков с водолазами ниже по течению обнаружили тело. Оно совсем разложилось, но одежда была женская и в Скотланд-Ярде решили, что это останки несчастной, запутавшейся Элизабет Монтгомери. Мисс Клару Симпсон арестовали, а на днях судья вынес ожидаемый приговор: смерть через повешенье.

Установилась тишина. Только парусный такелаж яхты издавал печальные звуки. Даже слуги, меняя угощение на столе, старались двигаться бесшумно.

– Разве это не конец истории? – спросил Джон Ганнинг.

– Как верно сказал мистер Кельвин, мое сердце чувствует, что здесь что-то не так. Я пришел к известному сыщику, чтобы разрешить мои сомнения.

– Но здесь решительно ничего нельзя найти нового! – воскликнул хозяин яхты. – Может какие-то мелочи, но они ничего не изменят в общей картине. Я припоминаю, что мне рассказывали об этом происшествии, и я сам читал… только я не мог предположить, что это относится к сердечной драме нашего гостя. Полиция провела тщательное исследование всех фактов – все стало на свои места… И как наш уважаемый сыщик сможет установить новые обстоятельства этого дела, опираясь лишь на один ваш рассказ! Не покидая даже яхты.

Молодой человек смотрел на мистера Кельвина с надеждой.

– Ну что же, дорогой мистер Уошек, – размеренно произнес детектив. – Вижу, вам это необходимо. Ваше сердце искренне жаждет правды. В таком случае, я скажу вам, что мисс Симпсон не убивала мисс Монтгомери.

– Как!

– В каком-то смысле она приложила руку к тому, чтобы ее соседка исчезла, но об убийстве не может идти и речи. Вы сами обратили внимание, что мисс Симпсон и мисс Монтгомери были похожи, как родные сестры. Скажу больше, они – один и тот же человек.

Все остолбенели на миг, а затем разом заговорили. Кто-то засмеялся, кто-то два раза хлопнул в ладони. Мистер Кельвин ждал. Когда миновала первая реакция и все успокоились, сыщик продолжил.

– Этому есть немедленное доказательство. Мы все одновременно услышали эту историю, я разговариваю с мистером Уошеком первый раз в жизни и ничего сверх того, в отличие от мистера Ллойда, об этом деле не знаю. Заметьте это для себя. А теперь скажите нам всем, дорогой Ричард, видели ли вы когда-нибудь этих девушек одновременно!

– Нет… но однажды я пил чай с Бетси в гостиной, когда ее подруга спала в своей комнате…

– Но это со слов мисс Монтгомери, не так ли?!

– Да, но я же не мог убедиться в этом сам…

– Так и обстоят дела, – сказал сыщик. – Никто никогда не видел их вместе. Ни квартирная хозяйка, ни горничная, ни другие слуги. Это легко проверить. Когда яхта вернется к причалу, вы можете отбить срочную телеграмму. В ответе я не сомневаюсь.

– Но для чего все это, – спросил друга капитан Ганнинг. – Тратиться и снимать целую квартиру, переодеваться, использовать косметику… м-м, по-видимому, парик?

– Чтобы совершить идеальное преступление и выставить преступником никогда не существовавшего человека.

– Что же теперь делать? – спросил мистер Ллойд.

– Я бы совсем ничего не делал.

– Но как же это?! Девушку обвинили в убийстве, которое она не совершала. Ведь ее в скором времени казнят! А вместе с тем, жертвы, по вашему убеждению, никогда и не существовало…

– Вы забываете, господа, – отвечал сыщик, – что она все-таки совершила преступление, пусть и не то за которое получит расплату – дерзкое ограбление банка. А затем вспомните, что в Темзе было найдено тело. Наверняка, какая-нибудь юная бродяжка, предлагавшая услуги определенного рода. Еще одно преступление. И хотя к ее смерти мисс Симпсон, скорее всего, не имеет никакого отношения, преступник благодаря ее лжи останется без возмездия. Так или иначе, ее криминальная карьера завершена. Она бы никогда не остановилась. И конец был бы один. Разве вы хотели бы, чтобы она успела погубить еще людей. Разбить еще не одно сердце. И это ее выбор умереть, но не признаться в содеянном. Ей достаточно было сказать на суде: «Ваша честь, вы – осел! Я и есть Бетти Монтгомери и это я ограбила банк». Но преступница совершенно осознанно предпочла разом покончить со всеми счетами, чем гнить на мучительной каторге. Хотя в своем изощренном сердце она все еще может лелеять надежду как-то вывернуться из грядущей петли…

– Ну, нам остается только поаплодировать тому, как виртуозно вы решили эту невероятную головоломку! – воскликнул мистер Уэллс. – И сделали это, буквально не сходя с места. Вы кудесник, дорогой Кельвин. Волшебник Мерлин!

Все искренне поздравляли сыщика, провозглашали тосты за его тонкое мастерство и поднимали в воздух бокалы. Только мистер Оскар – божественное копье, как лестно охарактеризовал своего американского приятеля хозяин яхты Джеймс Ллойд, – внимательно смотрел на мистера Кельвина. В его карих глазах была непонятная грусть.

***

Зачастую мы слишком много ожидаем от поездок на курорт. Эти дни – запланированного отдохновения от трудов земных, которые обычно так долго ожидаются, – обязаны приносить нам лишь прекрасную погоду, гастрономические изыски и замечательные встречи. Именно таким получился первый день пребывания друзей в пансионате, и это сулило лондонцам, что и вся оставшаяся неделя пробежит в таком же счастливом аллюре. Но уже следующее утро доставило капитану Джону Ганнингу много огорчений. Впоследствии в своей памяти он часто возвращался к обстоятельствам этого весьма примечательного вторника, так изменившего его устоявшуюся жизнь.

Его приятель любил утренний сон и Джон привык, что Уолтер довольно поздно выползал из своей комнаты и окончательно просыпался только после чашечки крепкого кофе. Но в это утро, он обнаружил, что Кельвин встал раньше его самого и занимался в своей комнате делами. Через приоткрытую дверь можно было увидеть, что сыщик, сидя у бюро, с озабоченным видом составляет на гербовой бумаге какой-то весьма пространный документ.

На завтрак Уолтер не пошел. Не вдаваясь в детали, он объяснил это необходимостью разобрать обильную корреспонденцию и подготовить несколько деловых бумаг. Что ж, Ганнинг, вооружившись книгой и ножом для разрезания страниц, удалился в сад. В конце концов, у него тоже имеются дела, требующие внимания. Он уже давно обещал себе, что будет следить за современной литературой. Роман этого русского, как его… Достоевского (раздосадованный капитан справился с обложкой) сам себя не прочтет, а дамы предпочитают, чтобы джентльмены могли поддержать разговор о прекрасном, и бесед о политике и делах избегают.

Они сошлись вновь только за обедом. Но и здесь в столовой, в царстве накрахмаленных скатертей и звонкого фаянса, задумчивое выражение не покинуло лицо прославленного сыщика. Привыкший к жизнерадостности своего товарища, Ганнинг встревожился и несколько раз справился о его здоровье. Но друг, рассеянно поводив в воздухе столовым ножом, уверял, что чувствует себя хорошо.

В довершение всего, после немногословной трапезы Кельвин вдруг сообщил, что намерен прогуляться по берегу. Он упросил своего удивленного товарища, чтобы он позволил сделать ему это в одиночестве. Конечно, верный Ганнинг был обеспокоен этой просьбой и даже удручен. В голову ему пришла неприятная мысль, что может быть они не так близки с Кельвином, как он это себе раньше представлял, или, может быть, он как-то, ненароком обидел его, привыкнув к постоянной жизнерадостности, юмору и легкости характера компаньона.

Джон начал копаться в событиях этого утра и предыдущего дня, что, в общем-то, было ему несвойственно, и что вызвало в его душе саднящее чувство неясного беспокойства.

Но затем ему пришла в голову спасительная мысль, что может быть Кельвин просто решил посетить кафе на пристани, чтобы предаться своей слабости к сладкому. И сейчас он наслаждается каким-нибудь десертом. Понятно, что товарищ желает сделать это без свидетелей. Что ж в данном случае, хотя это и не пойдет на пользу талии и сердцу дорого Уолтера, но может быть поможет вернуть его в прежнее расположение духа.

Однако когда прошел час, а затем еще один, и когда с холмов на море начали наползать сумерки, а вдоль променада и на пристани зажглись теплые огоньки электрических лампочек, Ганнинг обеспокоился не на шутку, отбросил в сторону модную книжку и отправился на поиски товарища.

Пока капитан в отставке драгунского полка Ее Величества разыскивал мистера Кельвина, спеша и всматриваясь в каждый одинокий силуэт, за гостевым домом – в самой глубине пансионатского сада, происходил очень примечательный и необычайный разговор.

Возле раскидистого дерева, подле калитки, выходящей к холмам и к строящемуся особняку, стояли детектив Уолтер Кельвин и американский друг мистера Ллойда.

– Вы верно поняли, Кельвин: я здесь в Англии, в Суссексе исключительно ради встречи с вами.

– Значит, вы, мистер Оскар, и в самом деле необычайно честны и говорите только правду, правду, и ничего кроме правды. Как перед судом присяжных.

– Об этом упоминал мистер Ллойд, это – мое свойство. Таким я создан. Но несомненно, вы и сами, благодаря вашей особенности, знаете это. Мы не могли разминуться. Когда я пошел за вами от телеграфа по проселочной дороге, я полагал, что найду вас возле этого дуба. Я заметил, что вы любите общество старых деревьев.

– А я знал, что вы ищите меня. С самого утра, как проснулся, я был готов к тому, что сегодня произойдет что-то важное.

– Что вы чувствуете, когда прикасаетесь к ним? – спросил блестящий молодой человек.

Кельвин положил руку на шероховатую кору. В движении его плеч, рук, угадывалось желание обнять гиганта.

– Не знаю, поверите ли вы. Я вижу то, что видело это дерево. В разное время. Даже тогда, когда оно было высотой чуть больше двух футов. Правда, эти самые первые, далекие видения очень смутные. Но определенно чувствуются два соверена, зарытые в корнях перед поездкой к констеблю одним пройдохой. Они так и остались там до сих пор. Теперь, чтобы извлечь их, потребовалось бы полдюжины землекопов… Вижу продрогшего воина, проезжающего мимо, мечтающего о кружке грога и теплом ночлеге… Вижу как, неясная фигура в ночи вытирает под деревом кровь со своего кинжала… Вижу тайные свидания любовников.

– Интересно…

– Деревья хранят следы былого. Их неторопливые мысли смешиваются с далекими событиями, происходящими вокруг, переплетаются, становятся самой их сутью: корнями, морщинистой корой, ветвями. Помнят былое не только деревья. Память есть у мшистого камня, положенного в основание дома, у поворота проселочной дороги, у этого строящегося дома, смотрящего сейчас на нас пустыми оконными проемами.

– Вот как? – американец повернул голову к холмам.

– Но это ничто, по сравнению с тем, как фонтанируют вокруг себя воспоминаниями и мыслями люди. Хотя большая часть этих образов является выдумкой, иллюзией, мечтой. Не тем, что было на самом деле, а тем чего человек ждал, на что надеялся или чего опасался… Должен сказать, что я не сразу узнал о своем таланте. Вернее о том, что он является чем-то уникальным. В детстве я думал, что все люди таковы. Все чувствуют глубокие движения чужой души, ее подлинные намерения. Я только не понимал, отчего же тогда в мире так много конфликтов, неверного толкования чужих слов, недоверия.

– Но затем вы поняли и стали пользоваться своим свойством.

– Да.

– Вы представляете опасность, мистер Кельвин.

– Но я принес свой дар на служение людям. Практически даром. Я не ищу богатства, славы. Все что мне нужно: это уют небольшой квартиры, омлет с беконом на завтрак, кресло у камина холодными вечерами, дружеское общество мистера Ганнинга (я с опасением жду когда он покончит со своей холостяцкой жизнью, мистер Оскар, а это, несомненно, скоро произойдет – он не равнодушен к прелестям хорошеньких женщин) и еще… – детектив замялся. – Еще бокал хереса и немного хрустящих сладких корзиночек, начиненных кремом из взбитых сливок. Это все что мне нужно.

– Вы меняете мир, дорогой Уолтер, – печально сказал гость. – Сами этого не желая, не ведая, заставляете идти его по другому пути. В этом мире не должно быть волшебства.

– Волшебства?

– Магии. Вы не в своем мире. Здесь не место таким, как вы. Мне очень жаль.

Американец достал из внутреннего кармана прямоугольный футляр и со щелчком открыл его. В бархатном фиолетовом ложе лежал продолговатый предмет, тускло отсвечивающий металлом.

– Что это?

– Это… будет лучше, если вы прикроете глаза…

***

– Вы видели мистера Кельвина? Представляете, я уже битый час его ищу: и на набережной, и в кафе, – даже в свете поздних сумерек было видно, как сильно взволнован капитан Джон Ганнинг, как бледно его вытянутое лицо. – Его везде встречали, но никто…

– Его больше нет. Слишком поздно…

– Что! Что вы говорите!? Помилуйте, мистер Оскар. Что произошло!

Заграничный гость молча поднял руку, указывая куда-то за гостевой дом.

Не помня себя, забыв о военной выправке, капитан Ганнинг поспешил по садовой тропинке. Уже через два шага он побежал сломя голову, самозабвенно, как умеют бегать только мальчишки. Американец печально посмотрел ему вслед, открыл калитку и вышел на улицу.

Ганнинг бежал по едва виднеющимся светлым плитам, всем сердцем предчувствуя непоправимую беду. За жасминовым, невероятно разросшимся кустом, он повернул и увидел, своего товарища тяжело опирающегося рукой на ствол дуба.

– Мой дорогой Уолтер! – воскликнул капитан, подбегая и хватая своего друга за плечо. Ему было трудно говорить, он задыхался после быстрого бега. – Вы живы! Что с вами?

– Моя рука на этом дереве и я больше ничего не чувствую, – горько произнес Уолтер Кельвин и повернул лицо к Ганнингу. – Только шероховатость коры. И ваше дружеское тепло, вашу добрую волну тоже не чувствую…

– О чем вы? Что с вами сделал этот человек?!

– Он – не человек. Это последнее, что я успел понять, прежде чем он вынул из меня мое свойство. Он – божье копье! И я теперь совсем ничего не чувствую.