Читать книгу Девять историй юности - Александр Вячеславович Полубинский - Страница 1
I
ОглавлениеНервная тишина, повисшая в комнате – пока Виктор с важным видом минут пятнадцать водил взглядом по строкам – наконец была прервана недовольным выдохом.
– Что-то не так? – осторожно спросил молодой человек, сидевший напротив. За время ожидания он успел вынуть запонки новой рубашки и свернуть рукава.
– Все в порядке, Мартин. Для нашего канала это, конечно, станет бомбой. Да, что для канала – для всей страны! Тем более все прекрасно соответствует новой политике – освещение со всех сторон, забота о личности. Жаль только, что начинаем с такой темы. Как сейчас все перед глазами… И вот именно поэтому надо быть осторожнее и избежать неприятных неожиданностей! – Виктор нервно поморщил лоб. – Так, давай еще раз. Кто из его родственников и друзей согласился прийти?
– Точно придут мать с отцом, его друг и подруга. Правда, с ней, вроде, он расстался за несколько месяцев до всего этого.
– Так, правда или расстался?
– По нашим данным они расстались, но у женщин… Вы сами понимаете, – улыбнулся Мартин.
– Понимаю…
– Еще его профессор, из университета, – суетливо произнесла вошедшая в комнату молодая женщина. – Он буквально на голову нам свалился! Приехал самым утром и до сих пор здесь.
На ней изящно сидел черный, обтягивающий костюм, длинные волосы были мягко подобраны и уложены, а цвет губ и ногтей аккомпанировал красному матине, которое она беспокойно перебирала пальцами.
– Привет, Полина, – улыбнулся Виктор, первым делом бросив взгляд на ее бюст, – так, значит всего пять, верно?
– Да, пять, – согласился Мартин, проведя рукой по своей бородке.
Виктор подошел к высокому окну, за которым раскинулся просторный городской бульвар, пронизанный десятком карих тропок. Под протяжно нарастающим подземным гулом, здание чуть задрожало. Казалось, что именно обвязь песчаных линий снизу и смиряет, сдерживает нечто, готовое вырваться из-под аллеи наружу, однако сейчас способное лишь на глухую злобу, чтобы, вдоволь изведясь гневным морозным паром, извергнуть из придорожных впадин темную россыпь пешеходов.
– Так вот все и меняется… – еле слышно заключил Виктор, после чего рассудительно добавил. – Друзья, по вашим оценкам, все понимают, чего мы от них хотим?
– За всех не скажу, но дело явно в желании как-то скрасить впечатление о нем, – уверенно начал Мартин, – и так столько шума с будущим приговором, а по сути…
– Никто ничего не понимает, – завершил фразу Виктор.
Мартин с пониманием покачал головой.
– Хорошо… Пусть тогда эти родственники и друзья расскажут о его детстве, увлечениях. Ну, может, что вспомнят интересного. Он же… как бы, тоже человек.
– Это и есть наша цель, – осторожно встряла Полина.
Виктор отошел от окна и сел на стол.
– Так-с, хорошо, а вопросы?
– Конечно, – Мартин протянул несколько, скрепленных между собой листов.
– Угу, – заерзал взглядом Виктор, – что у нас по коллегам?
– В компании очень просили не упоминать их имя в программе, – Полина чуть привстала. – Они звонили сегодня утром.
– Да все в стране уже и так знают, где он работал! – едва не вскрикнул Мартин.
– Ладно, я сам с ними поговорю, – заключил Виктор. – Не хочется выглядеть полными идиотами – все знают, а мы, видите ли, не можем это сказать! Да, и еще, кто из вас будет беседовать с родителями?
– Ну, Мартин, конечно, – неуверенно ответила Полина.
– Полина, милая, не только обижайся. Все понимают, что ты займешь место этого прохвоста уже со следующей программы. Пока же пускай делает свою работу. Не дай Боже, чтоб вы сейчас начали спорить между собой! Мне и так хватает ваших интрижек!
– Они так заметны? – с иронией спросил Мартин, однако Полина слегка толкнула его локтем под столом.
– Так, друзья, серьезнее. По поводу родителей и вообще всех гостей… Моя отдельная просьба – полегче с ними. Скажу честно, я не знаю, что было в голове у этого психа, и кем он был в реальной жизни, но мне хочется одного – чтобы сюжет вышел в эфир. А мы вошли в новейшую историю! Я не шучу. Поэтому, Мартин, прошу, будь аккуратнее с гостями – уже хорошо, что они просто пришли. Не надо на них давить и доставать то, что они сами не хотят нам дать. Хотят защищать его – пускай защищают, все лишнее мы вырежем. Хотят плакать и просить милости – покажем, нет проблем. Сейчас все возможно, и мы не должны упускать этот шанс! Сами подумайте, еще с год назад это было немыслимо, а теперь мы берем интервью с родными убийцы под следствием.
– Я все понимаю, – утвердительно покачал головой Мартин.
– У тебя и нет другого выбора! Когда вы начинаете?
– Через полчаса, – Полина посмотрела на экран телефона. – Его родители уже должны подъехать.
– Ну, что, тогда за работу, – хлопнул в ладоши Виктор. – И еще, у нас во всех переговорных такие ужасные стулья?
– Вроде да, – неуверенным тоном ответил Мартин.
– Кошмар!
Поднявшись со своего места, Виктор покровительственно пожал всем руки и спешно вышел в коридор.
– Прошу, будь сегодня внимательнее.
– Я сегодня особо внимательный, – Мартин прихватил ее чуть ниже талии.
– Прости, ты пытаешься использовать служебное положение? – прошептала Полина.
– Нет, что ты, – тихо ответил Мартин, касаясь щекой ее волос, – я лишь говорю своей деловой и серьезной женщине, что ей не о чем беспокоиться.
– Не вздумай завалить сюжет! – она поцеловала его в лоб. – Мне еще тут работать.
За стеклянным проемом двери виднелась огромная редакционная комната, множившая разноцветные перегородки между столами, что упирались в прямую прозрачную стену. В коридоре показался охранник, за которым шла немолодая пара. Мужчина был высок и крепок, шел уверенно и спокойно, в то время как она, полноватая и добродушная на вид женщина с рыжеватой челкой, смотрела лишь себе под ноги, обессилено обхватив рукав пальто мужа. Мартин, предварительно заглянув в маленький блокнот, вышел им на встречу.
– Здравствуйте, Павел Вячеславович, меня зовут Мартин. Я веду этот сюжет.
– Можно просто Павел, – мужчина крепко пожал его руку.
Женщина слегка наклонила голову в знак приветствия.
– Это Тамара, – представил ее муж.
– Да, добрый день, Тамара Владимировна. Спасибо вам большое, что вы пришли. Я все понимаю, и словами тут ничего не выразишь… В любом случае, важно, чтобы вы были сейчас здесь, – разглядев красноту под глазами Тамары, Мартин добавил. – Быть может, я могу предложить вам кофе или воды? Или, например…
– Куда нам идти? – оборвал его Павел и суетливо провел взглядом по череде комнат, тонкий ряд которых тянулся вдоль редакции и на жаргоне сотрудников назывался «поездом». Когда все здание немного пошатывало в унисон подземному гулу, то «поезд» весьма натурально дрожал и, казалось, готов был рвануть с места.
– Нам в «Студию А», – указал Мартин на табличку при входе в узковатую комнатушку с темными стенами. – Только давайте сперва оставим вашу одежду в этом шкафу. Если что, кухня находится здесь – за ближайшим выступом, а туалет – в конце коридора, направо.
Заметив, к ним подошла Полина, Мартин мягко прихватил ее за локоть:
– Извините, забыл представить – это Полина. Она вам звонила сегодня.
– Очень приятно, – выдавила из себя Тамара.
Павел долго и внимательно помогал жене снять пальто. Окна в студии были широко распахнуты, и Тамара интуитивно свела ладони, чтобы сжать пальцы в замок.
– Простите, мы тут немного освежили воздух, – засуетился Мартин. – Присаживайтесь, а я сейчас все сделаю.
Закрыв окна, он бросил взгляд в блокнот, после чего сел напротив гостей:
– Итак… Я просто буду задавать вопросы о вашем сыне. Вы не обязаны отвечать на то, о чем не хотите говорить. Более того, вы сами можете рассказать, что пожелаете.
– Когда уже начинаем? – недовольно спросил Павел.
– Если готовы, то можем прямо сейчас.
– Давайте уже поскорее, – усталым голосом произнесла Тамара.
– Да и еще, сразу скажу, это не прямой эфир – мы будем монтировать сюжет потом. Так что чувствуйте себя свободно и уверенно. Все лишнее мы вырежем. Начинаем, да?
– Да-да, – согласилась она.
– Запись, ребята, – громко скомандовал Мартин, глядя в маленькое окно комнаты звукорежиссера, а после обратился к гостям мягким тоном. – Здравствуйте. Прежде всего, позвольте еще раз поблагодарить вас за визит. Это требует большого мужества. Не стану преувеличивать, что все они – вне зависимости от отношения людей к случившемуся –непременно вам сочувствуют. По крайней мере, я смею искренне на это надеяться.
Он сделал небольшую паузу. Полина переступила порог звуковой комнаты и переглянулась с Виктором, стоявшим рядом.
– Итак, Павел Вячеславович, первый вопрос вам. Про это нелегко спрашивать, но вы были удивлены, узнав о том, что совершил ваш сын?
– Здравствуйте, – тише обычного, но все так же уверенно начал он. – Вы знаете, я даже сейчас в это не верю. Вот смотрю то видео, которое уже, наверное, везде показали, где можно… Вроде он. Но, как вам объяснить…
– Да что тут объяснять? – заплаканным, глухим голосом встряла его жена. – Это не наш сын, мы так и сказали на следствии!
– Да, погоди…
– Что погоди? Быстро передумал, гляжу?! Хочешь, как и они? Чтоб все белыми нитками было!
– Да, погоди, говорю! – громко прервал ее Павел. – Сама же видела все это!
– Что?! Я сейчас уйду и с тобой не стану говорить, – ее голос дрожал, и на глазах заблестели слезы. – Ну, зачем ты меня доводишь опять?
– Так, друзья, – мягко произнес Мартин. – Пожалуйста, давайте не будем между собой ссориться. Мы хотим только одного – разобраться, что могло толкнуть человека на такой поступок. А для это надо понять, кем же является ваш сын.
– Но это сделал не мой сын! – пролепетала она, едва не сорвавшись на крик. – Не снимайте меня, пожалуйста.
– Ребята, перерыв, – объявил Мартин, и наклонился к Тамаре. – Пожалуйста, успокойтесь. Давайте выпьем воды.
Виктор злобно стукнул по стеклу звуковой, метнув взгляд на Полину:
– Твою мать, сорвет нам весь сюжет! Пожалуйста, успокой ее! Пусть дальше будет один отец.
Полина забежала на кухню, и все сотрудники, сидевшие там, будто по команде замолчали. Она щелкнула клапаном бойлера и вода непривычно громко, с каким-то нервным надрывом, заполнила собой высокий стакан. Робко оглянувшись, Полина вышла в коридор и открыла дверь студии.
– Я принесла вам воды, – наклонилась она к Тамаре. – Если хотите, пойдемте со мной. Посидим в коридоре или на балконе. Вы курите?
Тамара, устало вздохнув, отрицательно покачала головой.
– Тома, успокойся, пожалуйста, – Павел осторожно обнял жену.
– Да-да, я в порядке, – сделав пару глотков воды, она выдавила из себя подобие улыбки. – Извините.
– Это вы меня извините, пожалуйста, за вопрос, – отозвался Мартин, пристально посмотрев на нее. – Если хотите, дальше мы можем поговорить только с вашим мужем.
– Нет, я в силах, – она повелительно подняла на него свои глаза, подточенные множеством красных трещин. – Я помолчу, но хочу сидеть рядом.
– Как скажете, – привычным мягким тоном согласился Мартин. – Но если вдруг вам что-то не понравится, что-то будет мешать – все что угодно. Пожалуйста, сразу говорите об этом мне.
Дождавшись ее молчаливого согласия, Мартин сделал глубокий вдох и, посмотрев на оператора, тихо скомандовал:
– Поехали дальше.
– Боже, если они не начнут рассказывать про его детство – мы пропали, – ехидно прошептал Виктор.
Полина выдавила из себя улыбку.
– Итак, Павел Вячеславович, – на мониторе режиссера снова появилось проницательное лицо Мартина, – мы не меньше остальных, и, поверьте, не меньше вашего удивлены этим ужасным новостям. И, повторюсь, хотим только одного – понять, кто именно мог заставить человека пойти на такой шаг. Для этого важно понять характер вашего сына.
– Знаете, мне как-то мне даже сказать нечего… То, что сделал человек с того видео – никак не вяжется с тем, как мы воспитывали сына. Он бы никогда не пошел на такое! Понимаете, он был таким… чересчур мягким, тихим, – отец отвел взгляд в сторону, стараясь подобрать нужные слова. – Ему всегда не хватало какой-то твердости, решимости.
Павел замолчал, виновато почесав голову.
– Да, я понял вас, – Мартин быстро среагировал на возникшую заминку.
– Даже хотел стать священником, – всхлипнула Тамара.
– Ну, такого я уже не помню, – отец сконфуженно улыбнулся.
– В детстве его часто расстраивали какие-то мелочи. Он мог начать переживать из-за какой-нибудь незначительной вещи, – продолжила Тамара. – Так переживать, как будто пришел конец света.
– А как он учился в школе? – освежил диалог Мартин.
– Учился хорошо, – начал было отвечать отец. – Любил иностранный язык, литературу, по-моему, тоже…
– Да, – кивнула мать, – точные науки ему плоховато давались: физика, математика, химия. Не очень. Историю любил еще очень сильно.
– А, может, помните, чем он увлекался в школьные годы?
– Да, ничего необычного. – Павел снова заговорил первым. – Как и все мальчишки бегал в футбол, с друзьями встречались.
– Еще любил своими руками что-то делать, – добавила мать. – Ходил на всякие кружки: плел из лозы, вытачивал, выпиливал.
Мартин с пониманием качал головой, пока не дождался возможности для следующего вопроса:
– В старшей школе он учился, насколько нам известно, в классе с математическим профилем, да?
– Угу, – ответила Тамара. – Тогда уже он хотел заниматься экономикой. Говорил, что это что-то среднее между математикой и творчеством. Хотя потом разочаровался почему-то. Вначале было много энтузиазма: университет, новые друзья… Ну, вы понимаете. Потом как-то все это… Но закончил он успешно, начал работать.
– В банке, – вставил отец.
– А что он рассказывал о своей работе? – камера поймала острый взгляд ведущего.
– Ну, мы как-то уже не встревали, – Тамара немного сконфузилась. – Взрослый парень все же. Мы с мужем просто радовались его успехам. Он, например, еще учился на юриста, и мы знали, что у него не так много времени.
– Говоря иными словами, он о работе особо не рассказывал? – повторил вопрос Мартин.
– Он мало говорил о себе, – Тамара нервно смяла носовой платок. – Может мы не так часто общались… но нам он всегда помогал. Всегда! Поймите вы это! Звонил, спрашивал, что нам нужно, чем нам помочь. Очень заботился. Вы даже не представляете, через что мы прошли за эти недели! Как мы во все это можем поверить? Мы же знаем, какой он на самом деле! Он на это не способен!
Внимательно выслушав ответ, Мартин с сочувствием произнес:
– Наша утомительная беседа подходит к концу, но прежде чем ее закончить, я бы хотел задать вам, пожалуй, главный вопрос. Быть может, вы вспомните какой-нибудь поступок из детства, который, как вам кажется, в большей степени смог бы характеризовать вашего сына?
– Даже не знаю, что сказать, – ответил Павел, стерев выступивший пот со лба. – Мы, не так чтоб готовились.
Ненадолго в студии повисла глубокая пауза. Полина, продолжая наблюдать за сюжетом из звуковой, рассержено прошипела:
– Ну, же! Скажи что-нибудь…
Протерев свои распухшие глаза, Тамара грустно улыбнулась:
– Мне вспомнилось, как он ребенком домой приходил. Знаете, по его виду я сразу могла сказать, придут ли сегодня на него жаловаться, или нет. Хулиганил, конечно, но мне никогда не врал. Никогда! Я и сейчас…
Дыхание Тамары стало прерывистым, будто слезы душили ее. Павел попытался обнять жену, но она, собравшись с силами, отвела его руку и продолжила:
– Хочу одно сказать… Я все это время только и добиваюсь того, чтоб меня к нему пустили. К кому мы только не обращались! Вы ж пойме, как только я увижу его, то все сразу пойму – он это сделал или нет! Как они не понимают?! Тут я разберусь лучше них, ведь мне он врать не станет… Почему вот нам в этом никто не может помочь? Я уже устала об этом говорить! Вот, так и запишите, – она не смогла сдержать чувств и гулко расплакалась.
– Хорошо, стоп, – Мартин сделал знак оператору, после чего наклонился к гостям и прошептал. – Спасибо вам лично от меня, что пришли. Честно, я не знаю, поможет ли это в вашей просьбе… Но, по крайней мере, и вы, и я – не будем винить себя за то, что ничего не сделали.
– Мы пойдем, – ответил Павел, поддерживая жену, которая продолжала тихо всхлипывать на его плече.
– Полина вас проведет.
– Спасибо, не надо. Скажите только, где у вас туалет?
– Направо от выхода. Чуть вперед пройдите и увидите его.
Павел помог жене выйти в коридор, где они в спешке накинули одежду и скрылись из вида сотрудников за стеклянными перегородками редакции.
– Ребята, – громко обратился Мартин, – пять минут перерыв, и следующий герой.
Он открыл окно и облокотился на подоконник. Холодный воздух начал понемногу заполнять комнату, в то время как сказанные и с большой заботой записанные здесь слова, казалось, выплывали на улицу, чтобы безвозвратно слиться с океаном городского шума. Услышав за спиной шаги Полины, Мартин оглянулся.
– Ну, как? – он опередил ее вопросом.
– Пока все видится так: умный, добрый, слабый, заботливый мальчик.
– Это плохо?
– Не знаю, – ответила Полина, после рассудительно добавив. – Думаю, пока нет.
– Хорошо, кто у нас дальше?
– Должна быть его подруга, но она позвонила и сказала, что опоздает. Так что будет – Денис. Это и друг, и коллега. Они учились вместе, а после – работали.
– Так, надо собраться, – Мартин наряжено закрыл рукой лицо. – Еще один вопрос касаемо подруги: они были вместе на момент случившегося, или уже расстались?
– Уже расстались, но были вместе три года. Даже больше.
– Да, любовь живет три года, – улыбнулся Мартин. – Так, а после коллеги и подруги у нас будет еще преподаватель?
– Да, и потом этот странный тип.
– Он профессор, да? Какая у него степень?
– Знаю только, что он его научный руководитель. Ученую степень уточню, – Полина сделала пометку в блокноте.
Поглядывая через плечо Полины в открытую дверь, из которой хорошо был виден коридор редакции, Мартин медленно произнес:
– А вот, кажется, и Денис. – После он добавил, уже более громким тоном. – Денис, доброе утро! Меня зовут Мартин, и я веду этот сюжет.
В комнату вошел невысокий, бледноватый парень в синем костюме, его короткие волосы были аккуратно уложены на бок и казались вылепленными из гипса. Бросив растерянны взгляд, он протянул Мартин руку.
– Денис, это Полина, она будет помогать нам.
– Очень приятно, – Денис аккуратно пожал и ее руку.
– Денис, – учтиво начал Мартин, – прежде всего, хочу выразить благодарность за то, что пришли сегодня. Если возникнут какие-то замечания, какой-то дискомфорт – сразу же мне говорите. Программа будет показана в записи, так что… лишний раз не беспокойтесь.
Денис сдержанно улыбнулся в ответ.
– Наша задача, – продолжил Мартин, – понять, каким человеком был ваш друг. У меня, конечно, заготовлены вопросы, но если вы не захотите отвечать, или напротив – собираетесь рассказать, что считаете нужным – без проблем. Не сомневайтесь, мы очень признательны за то, что вы нашли силы прийти.
– Я понял, – утвердительно кивнул Денис.
– Что ж, начинаем.
Мартин сел напротив и, заметив, что Денис сутулится, мягко коснулся его плеча:
– Вот так, чуть прямее.
Денис сел ровнее и напряженно вздохнул.
– Все будет хорошо, не переживайте. Ребята, – крикнул Мартин, обратившись к режиссеру и оператору, – начинаем потихоньку!
Денис медленно откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы рук в замок.
– Денис, у нас только недавно были родители вашего друга, и мы пытались понять каким он был в детстве. Насколько знаю, вы не только коллеги, но и близкие приятели, верно?
– Да, все верно – стесненно начал Денис. – Фактически, наше общение началось давно, хотя… именно в университете, насколько помню, мы особо не общались… Но потом вместе попали в один банк на стажировку – место будущей работы, как оказалось – и там уже познакомились лучше. Даже подружились со временем.
– Хорошо, Денис, а если не секрет, то чем вы непосредственно занимаетесь?
– Не секрет, конечно, – уверенно, будто заранее подготовившись к вопросу, ответил Денис. – Несмотря на нашу дружбу, мы постепенно выбрали разные направления. Он больше занимался, скажем так, представительской работой, а я ушел в сторону бизнес проектирования. Сейчас руковожу одной из аналитических групп в нашем IT-отделе.
– А что значит представительством?
– Ну, главным образом, данная работа предполагает много деловых поездок, и, скажем так, прочих коммуникационных функций в работе с клиентами, – Денис дополнил свои слова легкой улыбкой, – и потенциальными клиентами.
– Значит, он был общительным человеком?
– Разумеется, это часть его работы. В общении он человек приятный и тактичный, в этом нет сомнений. Причем это не только мое мнение, но и мнение большинства людей, с кем он работал.
– А вот все же, – Мартин сделал небольшую паузу, – что вы почувствовали, узнав о случившемся?
Денис, уже несколько освоившись в кадре, мягко переложил одну ногу на другую.
– Конечно, я очень, очень сильно удивился. И, знаете, это было не столько удивление или страх… сколько какая-то опустошенность. Когда я смотрю то видео, мне просто не верится, что это он. И, поймите, дело не в том, пришел ли я его оправдывать и рассказывать какой он отличный парень, а в том, что… как бы вам так объяснить…
– Честно, – мягко перебил его Мартин.
– Если честно… то, что я там увидел – делал уже не он. Конечно, я его узнал там, но – повторяю – то, что там происходит – делал уже не он.
– Спасибо за откровенный ответ, Денис… Следующий мой вопрос вам явно задавали, но все же: быть может, его поведение, в последнее время, вызывало у вас какие-нибудь подозрения или неудобства?
– Я думаю, когда давно знаешь человека, то ко многому привыкаешь. Это касается всех… Конечно, при этом у каждого свои особенности. Он был, если так можно сказать, внутренне сильным и очень дисциплинированным человеком. В хорошем смысле этого слова. Он, например, мог совладать с собой в таких ситуациях, когда я, например, выходил из себя. Какой-то внутренний стержень, что ли…
Денис глубоко задумался и отвел взгляд в сторону. Быстро преодолев заминку, он продолжил рассказ чуть менее уверенным тоном.
– Правда, мне казалось, что он не всегда верно использует этот свой жизненный стержень. Последний год… Да, где-то год, больше-меньше… Наши отношения… немного разладились. Так вышло, что я довольно быстро продвинулся, получил новую должность, а он, напротив, как мне показалось, в чем-то разочаровался. И после этого разочарования… я даже не знаю, как его еще назвать – это чувство опустошенности.... Он выглядел именно таким… Так вот, после этого наши отношения изменились, – Денис несколько раз молча кивнул головой, соглашаясь с собой. – Я до сих пор не могу понять, причиной ли этому была зависть – хотя, скорее она, конечно… Однако, возможно и что-то другое. Просто, поймите меня правильно, я сперва не очень хотел сюда идти… Но когда я услышал, что о нем пишут люди, которые его не знают! Это, конечно, просто невыносимо! Возмутительно! Он очень неглупый человек, но именно – человек. Человек, которому свойственна и зависть, и какая-то такая обида мещанская, но он никакой не фанатик, не монстр, каким его пытаются выставить. Это точно! И, я не знаю… Не мне советовать нашим органам… Но надо искать тех, кто влиял на него! Может – угрожал?! Но это все уже работа профессионалов…
– Да, – деликатно согласился Мартин. – Это, конечно, работа соответствующих органов.
– Честно сказать, я сегодня и потому пришел, – в эту минуту Денис посмотрел прямо в камеру, – пришел, чтобы сказать, что он такой же, как и все. Я очень прошу мои слова не извращать трактованием, а просто понять. Понять, что надо найти того или, быть может, тех, кто подтолкнул его к этому!
– Я совершенно с вами согласен, Денис. Вы только позвольте мне одно уточнение, – осторожным тоном произнес Мартин. – Вы сказали про некую разочарованность в его жизни, которая появилась относительно недавно…
– Да, но это, разумеется, лишь мое мнение. Я думаю, что в жизни практически все, так или иначе, способно на нас повлиять. Например, какие-либо изменения в характере наших друзей могут повлиять и на наше мнение о них, и, возможно, на само… Я даже не знаю, как лучше сказать… На само наше отношение к жизни в целом. Понимаете?
– Да, – кивнул Мартин.
– И, конечно, нельзя отрицать и того, что он, быть может, просто сам разочаровался во мне. Несмотря на то, что я сегодня спокойно выгляжу – я много очень много думал. Как сразу после случившегося, так и даже по дороге на эфир. И, знаете, я очень жалею… что не сумел найти с ним общий язык в той ситуации. Это было как такое дружеское соперничество между нами… Карьерное соревнование! Ну, вы понимаете?! Так что мне очень жаль, – не сумев подобрать нужного слова, он развел руками, – что так вышло…
– Денис, спасибо вам за искренние слова и за то, что пришли. – Мартин грустно улыбнулся, признательно поглядев на визави, после чего привычно крикнул оператору. – Все, стоп!
Денис слегка наклонился вперед, поправляя часы.
– Мартин, можно кое-что у вас спросить?
– Да, конечно.
– Только давайте не здесь.
Они вышли в коридор и свернули к двум креслам в углу, недалеко от высокого светлого окна. Между ними стоял журнальный столик, а сверху нависал большой телеэкран. Взяв пульт, Мартин сделал звук тише.
– Можем поговорить здесь, но, боюсь, у меня всего минут пять до следующего гостя.
– Это будет Ира?
Мартин кинул взгляд в свой блокнот:
– Да… Вы хотите с ней встретиться?
– Нет, – усмехнулся Денис, – мы не очень хорошо ладили и когда они были вместе, не то, что сейчас.
Мартин понимающе кивнул в ответ.
– Уже и «Euronews» передают, – вздохнул Денис, глядя в телеэкран. – Я только хотел спросить, что вы сами-то об этом думаете?
– Да пока ничего, если честно, – спокойно ответил Мартин. – Очевидно, ваш друг производит впечатление нормального человека.
– Нормального?! – Денис указал пальцем на монитор. – Посмотри! Нормальный человек мог сделать такое?!
Мартин промолчал, а его собеседник поднялся с места и принялся нервно ходить из стороны в сторону.
– Ты пойми, что я хочу ему помочь! То же скажу и на суде. Но здесь, – он понизил голос, постучав пальцами по монитору. – Здесь кто-то другой… Понимаешь? Кто-то другой! Люди так не меняются. Он был обычным – смеялся, завидовал, злился, жалел кого-то… изменял своей бабе, как и все! Да, рано или поздно мы становимся другими, но не так… Не настолько!
Мартин продолжал молчать, внимательно поглядывая на Дениса.
– Да, изменял, если поэтому ты так смотришь. Они расстались из-за этого. Точнее он прекратил отношения… Изменил ей с какой-то университетской подружкой и потом долго мучился из-за этого. Я не очень хорошо знал детали, но он сильно переживал. Это я знаю! Не удивляйся, что я тебе это все говорю, просто… больше некому. Компания, сам понимаешь, хочет отмазаться поскорее. Всем дела нет до того, кем он был. А я знаю, что он ничем таким – что на него очень скоро повесят – не отличался. Ничем! Так же ошибался, так же мучился, так же любил и ненавидел себя, как и ты или я. Не знаю, что вы хотите сказать своей программой и кому есть дело до того, кем он был… Поэтому и говорю тебе лично – здесь что-то не то.
Недалеко от них раздался стук каблуков, и из-за угла показалась Полина:
– Простите, что прерываю ваш разговор. Там пришла…
– Да, извините, что задержал вас, Мартин, – резко сменил тон Денис. – Я, пожалуй, пойду.
Пожав руку, Денис сдержанно улыбнулся Полине и ушел.
– О чем говорили?
– О том, что люди не меняются.
– Ясно. Там уже Ирина сидит. Я ей все рассказала, как и что будет проходить, так что не беспокойся.
Войдя в студию, Мартин увидел девушку в скромном синем платье, над которым вились пышные кучерявые волосы. Было заметно, что она держится из последних сил.
– Здравствуйте, Ирина. Меня зовут Мартин. Я буду вести программу, и беседовать с вами.
– Добрый день.
– Насколько знаю, Полина вам все объясни, да?
Ирина утвердительно качнула головой.
– Ребята, – скомандовал Мартин оператору и режиссерам, – давайте, поехали.
Он сел удобнее и начал разговор звонким, уверенным голосом:
– Ирина, спасибо вам большое, что смогли прийти сегодня. Мы и наши телезрители очень признательны за это. Надеюсь, то, что вы скажете, поможет разобраться, – Мартин неожиданно запнулся, но закончил фразу, – что же произошло… Теперь позвольте задать вам первый вопрос, чтобы всем было понятно, в каком качестве вы пришли на сегодняшнюю программу. Вы ведь были парой, верно?
– Да, мы встречались почти четыре года.
– Каким он был человеком?
– Ну, он еще есть, – тихо, но твердо она.
– Простите меня… Конечно, я имел ввиду – был в вашей жизни – поскольку сейчас он не может быть ни с вами, ни с нами. Простите, пожалуйста!
– Все в порядке. Он…
Она сделала небольшую паузу.
– Я не могу поверить, что это происходит на самом деле… И с ним, и со мной. Последние дни просто страшно открывать новости. Кажется, этот кошмар будет длиться долго. Мне сложно в это все поверить, порой я даже боюсь, что сходу с ума.
Она снова замолчала.
– Мы вас понимаем, как только можно понять, не испытав этого ужаса, – мягко произнес Мартин.
– То, какой он человек, никак не вяжется с произошедшим. Вы даже не представляете насколько! Не представляете… Мы расстались почти год назад. Ну, и многие подумают, что я тут всякого сейчас наговорю со зла…
Скрестив пальцы рук, она отвела взгляд в сторону, но затем снова посмотрела на Мартина.
– Мне сложно собраться с мыслями, простите… Скажу сразу о самом главном! Вы поймите, но чтоб все это сделать… Вот все, что случилось! Надо, я не знаю… Иметь какой-то четкий план, все учесть, рассчитать! Вы поймите, он такой… Он абсолютно беспомощный человек! В реальной жизни, в каких-то бытовых вопросах… Как он что-то может спланировать?! Он по дому-то сделать ничего не мог, а тут… Вы просто не понимаете, насколько это все ложь и неправда! Ну, вот например, я на права сдала, – с надрывом произнесла она, – а он нет. Даже не стал учиться! И в остальном… Куча таких очевидных мелочей. Просто не хочу это все рассказывать, ведь и так нередко наши ссоры возникали именно поэтому… Поймите, я не какая-то там взбалмошная женщина! Просто для меня тут все так понятно, что хочется кричать об этом… Но на это, почему-то, никто не обращает внимания. Кому я только ни говорила! А они на меня смотрят, как на мелочную идиотку.
– А могу я спросить, – осторожно начал Мартин, – если это, конечно, уместно. Почему вы расстались?
– Я знала, что вы это спросите, – нервно улыбнулась она. – Тут нет секрета. Я даже уверена, что многие меня поймут. Мы, бывало, как и все, ссорились по мелочам. Иногда мы могли неделю не разговаривать, но знали, конечно, что все это так… Ну, знаете, не по-настоящему… Просто однажды, после такой вот ссоры – мы не помирились. Не стали этого делать, как обычно. Вот, собственно, и все. Мы оба понимали, что повод и яйца выеденного не стоит, но… Я почувствовала… почувствовала какую-то ложь в необходимости сойтись снова. Наверное, то же испытал и он. Не хотелось превращать в привычку само примирение.
Мартин понимающе кивнул, дослушав ее слова.
– Ирина, у меня еще есть один вопрос, на который, как мне кажется, важно ответить именно вам… Что он любил по жизни? Мы много уже слышали сегодня о том, каким его видели близкие, но вот…
– Что он любил? – переспросила она.
– Да, ну или, что ему нравилось? В смысле, по жизни. Пристрастия, предпочтения… Может страхи?
– Мне вспоминается много мелочей, – она напряженно поглядывала на Мартина, – но так ли они важны?
– Простите, я не…
– Ну, понимаете, – перебила она его, – у него было множество смешных фобий. Он ничего не публиковал в сетях, потому что, как он часто говорил, работодатели могут это отслеживать. А любил… Ну, я не знаю… Любил делать перестановку мебели, думая, что теперь станет удобнее. И вообще любил… думать. Особенно думать, что думает. Меня всякий раз раздражало его молчание после чего-то, что мы смотрели вместе – кино, театр. Меня просто убивало, что после спектакля, например, мы ничего не можем обсудить, обговорить. Когда это происходило – мы начинали ссориться. Наши мнения редко совпадали, – она нервически улыбнулась. – Много таких мелочей…. Из него сейчас делают монстра, что-то ищут из прошлого, что-то пытаются связать из этого… Тех, кто его знал, постоянно вызывают на допросы. Вы не понимаете, что он был совершенно обычным человеком! Любил поумничать, приукрасить… Но именно в этой напускной исключительности он и был таким простым и понятным. И он никогда бы не решился на такую глупость, – она глубоко вздохнула, чтобы не расплакаться.
– Друзья, давайте закончим, – привычно громко повторил Мартин, посмотрев в сторону звуковой, а после мягко обратился к Ирине. – Спасибо вам. В самом деле, спасибо вам большое. Это очень храбро с вашей стороны прийти сюда и все так честно рассказать.
– Вы думаете, это что-то изменит? – печально спросила она.
– Не знаю, но лично вы сделали все, что могли. Надеюсь, то же скажут и обо мне…
Не сумев сдержать слез, она закрыла лицо руками:
– Извините, я, пожалуй, пойду… До свидания.
– Подождите, я провожу вас!
– Не стоит, все в порядке, – она твердо остановила его, и, спешно покинув студию, едва не столкнулась с Полиной.
– Ребята, – обратился Мартин к людям в кабинке звукорежиссера, – перекур.
Полина села напротив него – в кресло гостя.
– Всегда было интересно почувствовать себя на их месте, – тихо произнесла она.
– Ну, твои соображения?
– Знаешь, почему она плачет? – кокетливо спросила Полина, перебирая бусы.
– Нет, я вообще ничего не понимаю в женщинах, – усмехнулся Мартин. – С каждым годом все больше.
– Очень смешно.
– Я серьезно… Так почему она плачет?
– Расстроена тем, что ничего не понимает. А должна!
– Разве?
– Конечно. Представь себя на ее месте! Вот ты знаешь человека лучше, чем остальные, а он сумел тебя удивить. Не важно, по чьей воле, но сделал то, чего ты от него не ждал. Даже не мог представить, что он вообще на такое способен! Это называется предательство.
– Буду знать, – иронично согласился Мартин. – Ладно, у нас последний гость?
– Да, этот профессор.
– Как его зовут?
– Петр Иванович. Я говорила тебе, что он ждет с самого утра, – подойдя к двери, Полина указала на полноватого человека в очках, напряженного сидящего за журнальным столиком в углу редакции. Всем своим видом он демонстрировал стеснение и неловкость: суетливо ерзал по дивану, протирал платком выступающий на лбу пот и смущенно почесывал лысину, время от времени, поглядывая на часы.
– Ты предлагала ему кофе?
– Да, он отказался… Так и сидел два часа, даже пальто не снял.
– Давай знакомиться, – устало заключил Мартин, после добавив уже громким тоном. – Эй, звуковая! Ну, что, последний бой!
Покинув студию, он уверенно зашагал по коридору и, дойдя до дивана в углу, учтиво представился:
– Добрый день, Петр Иванович. Рад вас видеть. Меня зовут Мартин, я веду этот сюжет.
– Здравствуйте.
– Спасибо вам большое, что пришли и дождались своей очереди. Сами понимаете, что родителей и близких людей нам надо было записать в первую очередь.
– Да, я все понимаю.
– Пройдемте, пожалуйста, – Мартин жестом указал на дверь студии. – Верхнюю одежду можете оставить здесь, с ней будет все в порядке.
Гость неловко снял пальто и, аккуратно свернув, положил на спинку дивана.
– Простите, а можно рюкзак возьму с собой?
– Господи, что у вас там? – усмехнулся Мартин, заметив раздутую сумку на полу, больше похожую на детский ранец, чем на профессорский рюкзак.
– Вы будете смеяться, но там книги, – смущенно улыбнулся Петр Иванович. – При всем доверии к вашим коллегам, я все же хочу взять его с собой.
– Конечно, можете. Признаюсь честно, в наше время такая любовь к книгам – большая редкость. Даже…
– Даже архаизм, – еще шире улыбнулся гость.
– Ну, что вы, – оправдательно произнес Мартин, – я совсем не это имел ввиду.
– Дорогой мой, не переживайте. Я привык к шуткам в свой адрес, – иронично продолжал профессор. – Поверьте, мои студенты еще не то могут сказать! Я и сам все прекрасно понимаю, но привычка и воспитание сильнее меня. Стараюсь, обычно, не приносить книги на лекции, но сегодня берем большую тему и, так сказать, решил показать студентам, что лучше читать!
Мартин вежливо кивнул в ответ.
– Идемте за мной, Петр Иванович. Смотрите, беседу мы построим по следующему принципу: я задам какие-нибудь вводные вопросы и, при необходимости, буду поддерживать вас, скажем так, наводящими репликами. Наша основная цель, как вы понимаете, показать с разных сторон образ вашего бывшего ученика… И, возможно, понять, что или кто подтолкнул его на такой шаг. Сюжет будет монтироваться, поэтому все лишнее мы вырежем. Так что прямого эфира бояться не стоит.
– Я понял, – ответил профессор, – но все равно очень волнуюсь, когда меня снимают. По мне, я думаю, это хорошо заметно.
– Ну, что вы, – любезно произнес Мартин. – Волноваться нет причин, поверьте мне. Ну, конечно, тема обсуждения не самая простая и приятная.
– Да-да… Поэтому я очень долго решался сюда прийти, но решив – уже не стал сомневаться и отступать. Даже пришел пораньше!
– Отлично, давайте присядем. – Мартин указал гостю его студийное кресло, а после поднял взор на маленькое окошко звуковой. – Ну, что, ребята, поехали?
Оператор жестом показал, что съемка началась.
– Итак, здравствуйте, Петр Иванович.
– Здравствуйте.
– Петр Иванович, спасибо вам, что нашли силы прийти сегодня. Прежде всего, давайте сразу уточним один вопрос. Вы были его преподавателем, верно? По какой дисциплине?
– Да, мы познакомились именно так. Я был его преподавателем и после стал научным руководителем. Обычно, я читаю только право, но у его группы я читал еще и философию. Я доктор философии… Так что, да… У меня была возможность хорошо его узнать.
– Петр Иванович, расскажите нам, пожалуйста, каким он был студентом?
– Вы знаете, Мартин, он, конечно, отличался от других. Не только потому, что у него уже было одно образование, но тем, как думал. В какой-то степени, для него эта была не просто область получения знаний, но каким-то жизненным инструментом, – профессор задумался, стараясь подобрать более точные слова. – Он пропускал через себя то, о чем мы говорили и спорили. Не просто слушал, а именно что – проверял на себе, примерял на себя. Многим его товарищам по группе это все было банально не интересно, а он наоборот пытался разобраться. Честно сказать, меня это очень подкупило в нем с самого начала нашего знакомства.
– А каких именно взглядов он придерживался? Ну, или, может, у него было какое-то определенное научное направление, научные интересы… Мне просто очень интересно, какие вообще идеи влияли на него?
– Это хороший вопрос, но я не могу на него как-то однозначно ответить. Формально он заменился классическим направлением – изучением соотношения формы и содержания права. Сводится ли, например, право к закону, а точнее – к реальности, или же нет. Грубо говоря, мужчина с паспортом женщины – это женщина или мужчина? Ну, и тому подобные вопросы. Однако повторюсь, – Мартин, внимательно слушая собеседника, заметил, как профессор нервно подергивает ногой, – он хотел разобраться в очень разных вопросах, прежде всего, для самого себя. По крайней мере, так мне казалось… Поэтому нет какой-то жесткой идеи, какой-то жесткой системы, которой бы он придерживался.
– Петр Иванович, но рано или поздно все мы приходим к какой-то идее, какой-то модели жизни. У него же она явно была?
– С таким же успехом я могу сказать, что рано или поздно мы приходим к пониманию собственной оставленности и покинутости. Под таким прессом проходит жизнь, но чаще всего это лишь единичные… Проблески отчаяния, повторюсь, характерные для всех. Это ощущение, конечно, может сподвигнуть нас перейти к какому-нибудь глобальному видению, но это вовсе не обязательно. Большая часть людей, вообще, живет без какой-либо модели.
Он замолчал, но заметив, как Мартин переглянулся с Полиной, продолжил:
– Молодой человек, понимаете, рано или поздно, как вы выразились, мы все приходим к вопросу о том, что вообще в нашей жизни от нас зависит? Именно от нас, от каждого… Все, что окружает и меня, и вас, конечно, в большинстве своем – удобно и разумно. Но что здесь по-настоящему зависит от меня, от вас?
Петр Иванович сделал небольшую паузу, внимательно вглядываясь в напряженное лицо Мартина.
– Тот же ваш канал, очевидно, способен на что-то влиять… и, скорее всего, делает это так, как не сделает ни один из людей. Вы можете создать видимость чего-то, и она будет столь убедительна, что никто не сможет повлиять на это. Знаете, мы толком не можем повлиять даже на то, как проходит наша жизнь. Понимаете? По сути, нам остается только момент переключения между жизнью и смертью. Нашей жизнью или чужой – грань тонка… Но это все, над чем мы сейчас властны по-настоящему.
– Петр Иванович, – обостренным тоном начал Мартин, – спасибо, конечно, за ваше философское введение. Но позвольте добавить немного конкретики… Ведь мы же тут не просто собрались пофилософствовать, а понять, кем был знакомый вам человек. Одно дело, если бы он просто тихо покончил с собой – как вы абсолютно верно, на мой взгляд, сказали о переключении между жизнью и смертью… Но ведь речь-то идет о невинных жертвах! О девяти людях, которые погибли, если верить тому, что вы говорите – из-за его ощущения покинутости?!
– Вы все верно сказали, молодой человек. Но смотрите…
Петр Иванович быстрее прежнего задергал ногой.
– Вы вот сказали, что цель программы – понять, что он был за человек, да? Я виню себя, я чувствую, будто сам совершил ужасное преступление, потому что не понял его.
– Хорошо, Петр Иванович, но…
– Подождите, молодой человек, – нервно продолжил профессор, – дайте мне закончить мысль! Вот из того, что говорите, следует, что жизнь людей дороже всего. Я с этим абсолютно согласен – более того, мы живем во время, когда на каждом углу нам говорят об этом. О том, как важна жизнь и как важно ее прожить, уж извините за каламбур, более полно, насыщенно. Все правильно, все верно… Но как теперь, грубо говоря, мне привлечь ваше внимание? Я не лично о вас а, например, о вашем канале… Чем?! Словом? Вряд ли. Чем еще? Забастовкой? Тоже, согласитесь, вряд ли. Да, разумеется, я могу сделать что-то с собой… Да, внимание, может, и привлеку, но люди вроде вас возьмут и скажут потом на всю страну, мол, профессор-то сумасшедшим был. И я не смогу на это повлиять… Заметьте, мы, в самом деле, очень долго шли к пониманию того, насколько важна каждая жизнь. Шли через страшные заблуждения и мучения! Вроде даже это поняли, но чему при этом открыли путь? Тому, что эта самая жизнь стала единственным незащищенным местом. Единственным, что зацепит и вас, и ваших зрителей…
На мгновение прервавшись профессор быстро стер выступивший пот со лба. Все его лицо сейчас выдавало небывалый, страстный напряг мысли, который наконец-то был освобожден, но еще грозился ударить по своему хозяину, небывалой силы оттиском.
– Поймите, вот понятие ценностей, про которое так много говорят сегодня… Ценность, по сути, и есть то, за что можно заплатить жизнью. У нас же главная ценность – это сама жизнь. Жизнь отдельного человека. Получается, противоречие?
– Черт подери, но как это объясняет его поступок?! – вскрикнул Мартин.
– Я не знаю, – растерянно ответил профессор. – Поэтому я и пришел сюда. Поймите, мы должны разобраться, должны понять смысл этого высказывания…
– Как вообще можно называть преступление высказыванием?! – вскипел ведущий. – Как это увидят родные жертв?! Тоже высказыванием?!
– Они этого не поймут, – колени профессора нервно дрожали. – Но поймете вы и, возможно, поймут другие....
– Что вы несете?!
– У всякого, кто теперь захочет хоть что-то сказать – только одна дорога! Потому что уже мы равнодушны ко всему остальному, кроме чертовой жизни!
– Хватит! – Мартин удивленно посмотрел на собеседника. – Ваши штаны…
По брюкам профессора медленно растеклось большое пятно, и в комнате резко запахло мочой.
– Извините, – смущенно промямлил тот. – Извините, пожалуйста…
– Господи, это вы простите. Давайте я помогу, – Мартин поднялся с места, но профессор жестко одернул руку.
– Я сам!
– Туалет налево от двери, и там по коридору, – суетливо воскликнула вбежавшая в студию Полина.
Петр Иванович, поддерживая штаны, мешковато заковылял по коридору, пока сотрудники редакции, давились улыбками, выглядывая из-за перегородок
– Ну, что за день. – Мартин растерянно посмотрел на Полину.
– Неплохое шоу, – показавшись на пороге студии, сердито произнес Виктор. Однако в следующее мгновения реакция на его лице резко поменялась, и во весь голос расхохотался, едва не начав плакать. – Ну, вы, конечно даете!
– С вами все в порядке? – осторожно спросила Полина.
– Аристотель назвал бы это катарсисом. Вот это, я понимаю, новая политика! – он вытер платком влажные от смеха губы и продолжил уже серьезным тоном. – Господи, давайте перейдем ко мне, а то этой мочой тут все провонялось.
Выходя из комнаты, он кинул взгляд на оператора и поднял вверх большой палец, проговорив губами:
– Су-пер!
Впустив в кабинет Мартина с Полиной, Виктор сел на угол стола, нервно сбросив лежавшие там журналы.
– Ребята, вы потрясно справились. Сюжет, что надо! Показали героя со всех сторон, – чуть успокоившись, он добавил. – Поверить не могу, что все получилось. Мы первые, кто после такого собрал всех близких обвиняемого. Да еще и во время следствия!
Скрестив руки на груди, Виктор лукаво улыбнулся:
– Так, что не благодарите. Ну, и Мартин – ты просто прекрасен! Тонкая, вдумчивая беседа. Полина, само собой, без тебя бы всего этого не было – ты всех собрала. Знай, я очень ценю твою работу.
Полина смущенно улыбнулась в ответ.
– Итак, теперь наш оперативный план на оставшееся время, – Виктор победоносно потер руками. – За полчаса сделаем монтаж, и ставим сюжет сразу после вечерних новостей. Там как раз будет интервью с адвокатом. Надо только подумать, что мы вставим вместо этого… юриста, в конце. Попроси Федю добавить какой-нибудь хроники или фотографий.
– Прости, что? – глухим тоном спросил Мартин. – Его не будет в сюжете?
– Конечно, нет, – иронично парировал Виктор. – Я думал для тебя это очевидно.
– Почему?
– Как почему?! Очевидно, что он нездоров! Ты же не будешь выставлять на посмешище больного человека? – Виктор бросил взгляд на Полину. – Я же не критикую тебя за то, что ты не проверила – нормальный он или нет. Напротив, я понимаю, что никто от этого не застрахован. Мы вызвали всех, кого нужно. Кто-то смог нам помочь, кто-то нет. Это рабочий процесс. Думаю, вы это прекрасно понимаете.
Мартин пристально посмотрел Виктору в глаза, и едва заметная улыбка мелькнула на его лице.
– Неужели слова еще хоть что-то значат?
– Господи, Мартин, – процедил Виктор. – Ты знаешь, я люблю тебя. Люблю тебя за то, что ты – за те годы, что мы работаем вместе – не задал ни одного глупого вопроса.
– Ни одного? – переспросил Мартин.
– Ни одного, – еще более спокойно повторил Виктор.
– А как же «новая политика» и «освещение проблем со всех сторон»?
– Да-да, со всех сторон, – плавно повторил его слова Виктор.
– Объективность и полнота образа?
– Образа, Мартин, образа…
– Но он же знал его! Знал так, как не знали другие гости! Неужели этого мало? – сделав паузу, Мартин пренебрежительно добавил. – Или, быть может, дело в другом?!
– Послушай, щенок, – Виктор посмотрел ему в глаза. – Нежели ты не понял? Все твое лебезение «он знал» ничего не стоит!
– Но он знал его!
– Его никто не знал! И не знает!
Мартин ожесточенно стиснул скулы.
– Сказать, что из этого следует? – спокойно заключил Виктор. – Или ты наконец-то все понял?
Мартин утвердительно кивнул головой, напоминая себе недавних собеседников, и вышел из комнаты, оставив дверь открытой. Миновав несколько пролетов, не замечая мелькающих по дороге лиц – случайных свидетелей недавнего разговора – он резко остановился и свернул в туалет. Защелкнув входную дверь, он подошел к единственной кабинке.
– Петр Иванович?
Из кабинки не донеслось ни звука.
– Петр Иванович, пожалуйста, простите меня. Пожалуйста… Я хочу, чтобы все сказанное вами было услышано! Но они не хотят пускать в эфир…
Не дождавшись ответа, Мартин злобно ударил ногой по писсуару.
– Ну, что я сделал не так?!
Вслед за шорохом, из кабинки раздался сдавленный голос профессора:
– Я вас очень прошу, оставьте меня.
– Да, извините, – промямли Мартин.
Уже взявшись за ручку входной двери, он услышал голос профессора и обернулся.
– Мартин, – повторил тот.
– Да, Петр Иванович.
– Моя сумка…
– Простите?
– Пожалуйста, принесите мою сумку.
Мартин быстро дошагал до студии. Внутри никого не было и только раскрытые настежь окна напоминали о долгом и сложном эфире. Рядом с креслом гостя стоял полноватый рюкзак. Удивившись весу, Мартин накинул его на плечо.
– Ты здесь? – раздался голос Полины. – Что ты делаешь?
– Поля, нам надо серьезно поговорить. Буквально через минуту! – кинул Мартин и выбежал прочь.
Оказавшись в туалете, Мартин осторожно подал профессору рюкзак через стенку кабинки.
– Петр Иванович, я как-то могу еще вам помочь?
– Пожалуйста, уходите!
Мартин молча вышел. Полина ждала его в коридоре.
– Послушай, – он схватил ее за руку. – У меня план! Я попрошу Федю сделать два варианта сюжета. Он стажер, на него можно надавить.
– Мартин, – тихо произнесла Полина.
– Скажу, мол, второй вариант для меня, на память. Короче, что-нибудь придумаю!
– Мартин…
– Федя сделает монтаж, и мы просто заменим файл в линейке эфира. Мы же всех там знаем! Скажем, что…
– Хватит! – едва ли не на всю редакцию крикнула Полина, заставив оглянуться курьера, стоявшего неподалеку.
– Но почему? – прошептал Мартин, стараясь не привлекать внимания.
– Объясни мне, зачем? Ты, думаешь, кто-то поверит, что обычный человек совершает такое, чтоб высказаться?! Додумался, знаете ли, и решил поговорить с миром, да?! – она рассержено нахумарилась. – А ты уверен, что он один? Все, кроме этого ненормального говорили, что это невозможно! Слишком сложно для одного человека! Для обычного человека! Его могли заставить, могли угрожать, да он просто мог быть кем-то использован, понимаешь? А ты хочешь на всю страну показать фантазии больного человека! Мало ли что он думает! Всем наплевать на это – важно лишь то, что он знает. А он ничего не знает!
Мартин утомленно закрыл лицо руками.
– Черт, ты права, – он отвел взгляд в сторону. – Я веду себя глупо…
– Послушай, я понимаю, тебе нелегко. Из-за этого сюжета, в самом деле, можно сойти с ума! Мартин, прошу, посмотри на меня – мы все сделали правильно, – она мягко обхватила его лицо. – Мой хороший, посмотри на меня и повтори: мы все сделали верно.
– Мы все сделали верно, – тихо произнес Мартин.
– Умница.
Она продолжала гладить его волосы, и во всем выражении: в теплоте рук, согревавших лицо Мартина, в уступчивости взгляда, выдававшем нежное влечение, в кротости движений, что тушила звуки кругом, – была такой знакомой и родной, что щемящая тревога болезненно засквозила внутри. Он жадно всматривался в ее лицо, дивясь узнаванию того, что должен был видеть всегда, но впервые заметил только сейчас… Что происходит с нами? Что они делают с тобой? Почему ты так яростно защищаешься – ярким цветом губ и ногтей, остротой улыбки и блеском кожи, который делает тебя похожей на зеркало? Зачем ты сдавливаешь себя и усилием проносишь изо дня в день с таким упрямством и хладнокровием, будто знаешь, к чему все это ведет? Даже животным дарована возможность поделиться затаенной болью, выскулив эту скрипучую маету, но не нам… Сегодня многое открылось. Я вижу, что силы твои на исходе. Ты еще не ведаешь этого и отчаянно карабкаешься вверх, но я знаю как тебе нелегко. Я все понимаю…
По лицу Полины пробежала нервная дрожь. Из комнаты за его спиной раздались встревоженные возгласы, предварив панический рой суеты и криков, который, за считанные мгновения, заполнил всю редакцию. Мартин испуганно обернулся.