Читать книгу Наброски пером – 3 - Александр Яковлевич Штрайхер - Страница 13
НАБРОСКИ ПЕРОМ 3
ХУДЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА С ОСТРЫМИ ЛОКОТКАМИ
ОглавлениеОни сидели в парке. На скамейке.
Точнее, на скамейке сидел он, а она уютно пристроилась на его коленях.
Идти было особенно некуда, да, наверно, и незачем – секса она явно не хотела.
Так он думал.
Так ему было хорошо думать.
Обычно Яков страдал от запахов. От его закадычного друга, Шуры, всегда дурно пахло. Частое мытье ног и сме-на носков почти не помогали. И что самое смешное – Шу-ра пользовался отменным успехом у женского пола.
Какой-то мазохизм!
Больше всего Яков не терпел запах молодых блондинок.
Резкий, дикий.
Старых блондинок он еще не нюхал.
В его родной Одессе повсюду дурно пахло.
Почти везде.
Иногда просто жутко воняло.
В этом смысле замечательным местом впоследствие, оказался Нью-Йорк; ну никаких тебе запахов! Правда, цветы и фрукты тоже не пахли, но что ж тут поделаешь.
Зато входишь в метро, полный вагон черных, испанцев и китайцев и прочего добра – и ни от кого не воняет!
Разве что повезет нарваться на взмыленного русского ту-риста.
Иногда, правда, в вагон заносило местного бомжа и тог-да вагончик быстро освобождается…
Но все это было у Якова в далеком будущем, а в настоя-щем был неспешно догнивающий Союз, командировка в Харьков и девичья грудь, легко и доверчиво, как птичка, лежащая в его в правой руке.
Мягкая и упругая.
И сладкий запах ребенка.
Якову хотелось продлить эти мгновения на годы.
Ему даже в голову не могло прийти, что это волшебное существо, этот ангел, способен хотеть еще чего-нибудь…
А начиналось все так обыкновенно – командировка в Харьков.
Дыра.
Большая дыра.
Якову двадцать семь.
Инженер.
Холост.
Еврей.
Полдень в чужом городе.
Яков идет вниз по Сумской, в билетную кассу.
За билетом в Одессу.
По ходу вальяжной ходьбы – так ходили только одесси-ты – он пытается думать о своей жизни.
Получается плохо.
Все достало.
Серые улицы, блеклые витрины, спитые рабоче-кре-стьянские физиономии. Весь этот нормальный ландшафт брежневского «реального коммунизма».
Союзу было быть еще лет двадцать, но Яков об этом не знал.
Даже не догадывался.
Даже и не мечтал.
Союз возвышался гранитной скалой!
Очередь за билетами была небольшая, человек на двад-цать.
Перед Яковом стояла довольно высокая худенькая де-вочка с острыми локотками, беззащитно торчащими из ко-ротких рукавов откровенно отечественного платья.
Толстая темная коса не скрывала нежный девичий заты-лок.
«Из молодых да ранних!» – с неожиданной злостью поду-мал Яков.
Должен отметить, что хотя некоторые мужчины таки помнят какие-то свои достижения, ну там, решенную зада-чу, написанную книгу, доказанную теорему, построенный телескоп, – нормальные мужчины помнят баб.
Иногда даже не своих.
Оказалось, что они взяли билеты на тот же поезд, в тот же вагон.
Как потом оказалось, в то же купе.
Яков догнал ее на Сумской.
– Так мы едем в Одессу вместе?
Он никогда не боялся начать разговор с любой глупости.
Важен был тембр.
И текст.
И улыбка.
– Нет, билеты для мамы и сестры. Проведывали студент-ку.
То есть, уже не совсем девочка.
– И где вы учитесь?
– В университете. На мехмате.
То есть, совсем не девочка.
Они зашли в первый по дороге сквер.
Сели.
Закурили.
Яков, по-привычке, пытался быть интересным. Он зада-вал вопросы из своего любимого теста на идиотизм.
Яков сам, в свое время, пролетел в пяти ответах из двад-цати пяти, что было не так уж плохо. Зато он лично знал хлопца, который пролетел все двадцать пять вопросов!
Некоторые вопросы были внешне сложные, типа: рассто-яние между пунктами А и Б такое-то, из пункта А в пункт Б вышла машина с такой-то скоростью, одновременно на-встречу ей из пункиа Б вышла машина с другой какой-то скоростью; в момент выезда от первой машины ко второй полетела муха с такой-то скоростью и, долетев, повернула обратно, и опять, и так летала до тех пор, пока машины не встретились. Какое расстояние пролетела муха?
Были вопросы и совсем простые, типа: ночной сторож умер днем дома, будут ли ему платить пенсию? Или: мо-жет ли мужчина жениться на сестре своей вдовы?
Девочка быстро и правильно ответила на все вопросы.
– Вы, наверно, это уже все слышали?
– Нет, а зачем?
Яков курил на углу Сумской, лениво рассматривая про-ходящих мимо девушек. Он абсолютно не понимал зачем ему это свидание с молдавской, как оказалось, девочкой с острыми локотками из маленького молдавского местечка с трудно запоминаемым названием, заканчивающимся на «ы».
А место было отличное. За какие-то пятнадцать минут мимо Якова прошло не менее десяти дам, вызывающих массу добрых чувств. Наверное где-то совсем близко были студенческие общежития. Очередная дама была просто звездой, глаз не оторвать, и только тогда, когда эта звезда оказалась в шаге от Якова, он понял, что это к нему.
В кафе, автоматически поедая мороженное, Яков поймал себя на том, что уже минут сорок не может оторвать взгляд от ее лица, от ее губ в бесцветной помаде. От ее сияющих серых глаз. При этом он продолжал чего-то ум-ное нести, наслаждаясь ее мгновенной адекватной реакци-ей. Казалось, что она заранее знала, что он скажет в каж-дый данный момент и при этом ухитрялась получать удо-вольствие от услышанного.
Вначале у Якова еще были мысли о ее шмутках и укра-шениях, наверняка собранных со всего общежития, о ее пальцах, невероятного благородства и изящества. О фено-мене неожиданного наполнения декольте, но потом все это пропало и Яков взлетел. Такого чувства полета, такой лег-кости бытия у него никогда еще не было. Якова перепол-нял восторг и покой, щемящее ощушение прибытия в пункт назначения.
Без сомнения с ней происходило нечто подобное ибо, ко-гда в сквере он поднял ее со скамейки, чтобы пересадить себе на колени, она ничего не весила. Он мог бы ее под-нять одним пальцем.
Вечер был наверняка прохладным, но он ничего не чув-ствовал, кроме тепла ее кожи и нежного детского запаха.
На следующий день, с букетом наперевес он больше часа простоял на том же углу. Все проходящие девицы каза-лись удивительно грубыми и несимпатичными. Вчерашнее чувство полета потихоньку улетучивалось. Как оказалось, навсегда
Она так и не пришла.
А еще на следующий день Яков обнаружил себя в одном купе с ее мамой и сестрой. Мамаша была обыкновенной гойкой, типа сельской учительницы, сестричка, когда вы-растит, будет явно круче своей старшей сестры.
Мамаша оказалась разноворчивой и беседа в купе легко перешла на предмет старшенькой, студентки. Младшень-кая при этом нагло смотрела ему прямо в глаза.
В те годы Яков абсолютно не замечал двенадцатилетних девочек и из последних сил стараясь себя не выдать сочув-ственно слушал подробный мамашин расклад о легкомыс-лии дочки, не одевшей, идя на свидание позавчера вече-ром ничего теплого ни сверху, ни снизу и слегшую в ре-зультате такого легкомыслия с тяжелой простудой.
Тщетно пытаясь вздохнуть, Яков выскочил из купе и вернулся уже поздно ночью когда соседки уже спали. Ни-когда до того он не совершал такой тяжелый выбор. По-взрослев за ночь, он осознал, что навсегда понесет на себе вес этого выбора.
И принял это как данность.
С годами Яков забыл ее лицо, помнил только огромные блестящие глаза и покрытые бесцветной помадой губы. Но ощущение ее кожи навсегда осталось на кончиках его пальцев.
И детский запах.
В старости он обожал гладить детей.
1984